Из коллекции шелковых платков лорда Голдена. (джен)

Все дамы в замке — и юные, и вполне зрелые, замужние — интересовались новым гостем королевы Кетриккен.

Лорд Голден был молод, красив, богат и имел прекрасный вкус. А еще этот милый джамелийский акцент! Дамы всегда могли рассчитывать на комплимент из его уст, впрочем, как и мужчины, но те и другие признавали в нем превосходного рассказчика. Его истории были порой столь удивительны и невероятны, что некоторые самые недоверчивые или, может быть, ревнивые обитатели замка считали лорда первостепенным вруном, но все так же искали его общества и стремились заполучить его в качестве гостя.

Очень скоро стало понятно, что разговорчивость и красноречие гостя лишь маскировали его скрытность, а личную жизнь окутывал густой, плотный туман, сквозь который еще никому не удалось пробраться.

Однажды поздним душным вечером после энергичного танца лорд Голден достал из кармана камзола платок и промокнул лоб. Присутствовавшие леди затаили дыхание: в уголке шелковой ткани красовалась золотая вышивка. Витееватая буква"А" не могла быть случайностью, а, несомненно, вела к сердцу завидного кавалера. Заинтересованные, а также завистливые взгляды устремились на двух дам, чьи имена начинались с этой буквы — леди Альмерию и леди Анникк. Те были польщены и полны надежды на благосклонность знатного чужестранца. Но лорд Голден, как и прежде, не выказывал особого внимания никому, а был одинаково любезен со всеми. Более решительная леди Альмерия спросила спустя некоторое время об этом платке его владельца. Тот мило улыбнулся и потеребил янтарную брошь, державшую складки шейного платка. "Это — напоминание о моем недавнем прошлом,— любезно пояснил лорд.

Интереса и домыслов стало еще больше.

Чазити, молодая проворная горничная, закончила свою работу и вышла из покоев лорда Голдена. В коридоре она заметила благородного юношу, недавно появившегося в замке. Симпатичный лорд Сивил был другом самого принца. Чазити повернула на лестницу, остановилась и прислонилась к стене, наблюдая и прислушиваясь. Лорд Сивил нервно прохаживался, явно ожидая кого-то.

Горничная услышала, как дверь покоев леди Анникк открылась, и лорд Голден, весело попрощавшись с хозяйкой до вечера, зашагал в сторону своих апартаментов.

— А вы все никак не усмирите свою мерзкую похоть! — Лорд Сивил решительно двигался навстречу лорду Голдену.

— А вы поджидали меня, чтобы устроить сцену ревности? — все так же весело спросил лорд Голден разъяренного юношу. — Лорд Сивил, я извинился за то, что сделал, и предлагал вам раскрыть мотив моего поступка. Вы отказались меня выслушать. Весьма нелюбезно отказались — голос звучал серьезно. — Я понимаю ваши чувства, но они — следствие ложного вывода. Чтобы картина изменилась, я должен с вами объясниться, — примирительно сказал он и предложил, показывая на дверь: — Пойдемте ко мне.

— К вам? Что вы можете мне объяснить? Ваши мотивы известны любому, вы даже не скрываете их. Я ненавижу вас! Вы приехали, разрушили ей жизнь и двинулись дальше, все забыв, а она...— лорд Сивил задыхался от гнева, — она для вас делала это. — Он достал из кармана камзола и швырнул в лицо ненавистному собеседнику кусок голубой ткани, резко повернулся и почти побежал прочь.

Шелковая ткань плавно опустилась под ноги лорду Голдену. Он взглянул на нее, потом на удаляющегося юношу и поднял платок. Бережно и аккуратно сложил его и зашел в свои покои.

Чазити показалось, что лорд Голден расстроился. Впрочем, она знает, с кем поделится своими сомнениями: покои леди Старлинг нуждаются в уборке, а хозяйка еще, наверное, не закончила поздний завтрак.

Крохотная, но живучая сплетня вылупилась из яйца, отряхнулась и покрутила головой, расправила едва наметившиеся крылья и заковыляла тонкими ножками по длинному темному коридору. Чтобы расти, нужна пища, но ей не о чем беспокоиться: в замке любят подкармливать маленькие домыслы и сплетни.

Лорд Голден погулял по баккипскому рынку, выпил горячего пряного вина и зашел к портному Скрендону, чтобы забрать свой заказ: новый камзол, брюки к нему и пару шелковых рубашек. В мастерской было пусто, но из открытой двери, которая вела в дом портного, доносились гневные крики обычно сдержанного Скрендона.

— Довольно! Отправляйся помогать матери! Ты извела дорогую ткань и нитки! И уже не в первый раз!

— Ничего я не извела. Из этих обрезков ты все равно ничего уже не сошьешь, опять сложишь в сундук и забудешь про них. В прошлый раз ты тоже злился, но ведь те мои платки ты выгодно продал.

— Да. Тогда мне просто повезло, что сюда заглянул богатый и ученый иностранец. Только такой человек и мог купить то, что ты вышила. Но в прошлый раз это было что-то, похожее на древние руны. А сейчас? Что это?

— Но ведь это красиво! — не сдавалась дочь портного.

— Красиво?! Куда ты пришила свой ум? Кто захочет купить себе или в подарок кому-то почти черный платок с головой кролика и надкусанным яблоком?

Воспользовавшись наступившим затишьем, лорд Голден громко постучал тростью по деревянному полу, привлекая к себе внимание. Портной тут же появился в дверях мастерской.

— Простите, лорд Голден, что вам пришлось ждать и что вы стали свидетелем нашего... разговора. Ваш заказ готов. Одну минуту, сейчас принесу. Дочь там отпаривала вышивку, — непривычно тараторил портной, показывая рукой на жилую часть дома. Ему было неловко, что знатный заказчик услышал препирательства дочери. Он уже почти скрылся за дверью, но внезапно остановился и попросил:

— Может, вы нас рассудите?

— Так покажите мне предмет вашего недовольства! Мне очень любопытно.

Портной позвал дочь, та вынесла и положила на стол перед посетителем платок. Лорд Голден внимательно осмотрел вышивку, сомкнул веки, и на его лице появилась мечтательная улыбка.

— Восхитительная работа! Как знать, мастер Скрендон, возможно, придет время, и многие люди будут мечтать иметь у себя то, что вышила ваша дочь. — открыв глаза, сказал лорд Голден изумленному портному. Он провел пальцами, обтянутыми тонкой перчаткой, по вышивке, достал серебряную монету и положил рядом с платком.

— Я, несомненно, куплю его у вас, коллега! — подмигнул он довольной девушке.

Лорд Голден изредка доставал этот платок и каждый раз дивился необычному даже для него таланту юной вышивальщицы. Но он предпочел, чтобы никто больше его не видел: пожалуй, он не смог бы доходчиво объяснить, что значат эти вышитые символы. Он ведь и сам до конца не понимал этого.