Позывной "Яга" (джен)

Усталый вороной конь понуро брёл по сумрачному еловому лесу, то одной, то другой ногой увязая в раскисшей от тёплых летних дождей почве. Закованный в рыцарские латы наездник изнывал от полуденной духоты. Его облачение хоть и неплохо защищало от разящих ударов меча или копья, но совсем не было рассчитано на долгие путешествия по жаре. Снять же его в одиночку было задачей почти невыполнимой, поскольку латы сильно стесняли движения. Да что уж там, просто слезть с лошади без посторонней помощи было той еще задачей.

Его верный спутник Жан погиб, увлечённый на дно безымянной речушки зазывными песнями русалок. Истосковавшийся за время долгого путешествия по женской ласке оруженосец кинулся в холодные объятия речных дев, едва только услыхал чудесное пение и разглядел в водной глади их обнажённые тела. Благо хоть посмотреть действительно было на что. Не снимая походного костюма, оруженосец с разбегу нырнул в воду и пропал. Поминай, как звали.

Рыцарь откинул тяжёлое забрало. Утончённые черты бледного худого лица выдавали в нем благородную французскую кровь, что подчёркивалось тонкими завитыми усиками, бодро вздёрнутыми вверх, чёрными, как смоль. Всадник разогнал налетевшую мошкару нервным взмахом руки и вытер струящийся со лба пот.

“И как эти русичи живут в таких болотах?” — устало подумал он. — “И ведь живут же мирно, с волками да медведями братаются. Никаких тебе благородных дворян, классового расслоения, эксплуатации угнетённых и прочих плодов цивилизации! Варвары, одним словом!”

Впереди, среди частокола еловых стволов, забрезжил просвет.

Рыцарь не спеша выехал на опушку леса. Чуть вдалеке, на пригорке, покрытом сочной зелёной травой, он разглядел небольшую избушку, сложенную из тёсаных брёвен и окружённую невысоким деревянным забором. Из печной трубы вился лёгкий дымок.

Подъехав к калитке, украшенной причудливой извилистой резьбой, рыцарь оторопел. На него уставились сверкающие мертвенным гнилушным светом глазницы двух посаженных на колья человеческих черепов.

— Кто. Таков. Будешь? — защелкали те челюстями, поочерёдно произнося слова.

— Тьфу, нехристь! — сплюнул рыцарь, набожно перекрестившись.

— Сам ты нехристь, — обиделся левый череп, сверкнув глазницами.

— Нечисть мы, — согласился с товарищем правый, клацнув зубами. — А ты кто таков?

— Кловис Дэ Бономме, — сглотнул рыцарь, не переставая осенять себя крестным знамением.

— Егоровна! — заорали черепа в голос. — Тут гость пожаловал!

Дверь избушки медленно отворилась, издав протяжный леденящий душу скрип, и на крыльцо, прихрамывая, вышла сухонькая, согбенная грузом прожитых лет, старушка в цветастом сарафане до пола и повязанном на голову платке.

— Ишь, ироды, разорались! — беззлобно проворчала она скрипучим голосом.

— Рыцарь! Французский! В гости пожаловать изволили! — затараторили черепа.

Старушка шумно втянула длинным крючковатым носом воздух, чихнула и, подслеповато щурясь, пробубнила:

— Уж и сама чую, что дух-то не русский, парфюмированный.

Кловис Дэ Бономме смущённо принюхался, стараясь уловить носом тот самый дух, о котором говорила бабушка.

— Мадам, — начал он, так ничего и почувствовав.

— Мадемуазель, — кокетливо протянула старушка, стрельнув в рыцаря яркими зелёными глазами, и, поправив платок, завязанный под острым подбородком аккуратным узелком, добавила:

— Не замужняя я.

— Мне б дорогу спросить, — решил не спорить Кловис.

Из-за приоткрытой двери выглянула растрёпанная лохматая голова крохотного мужичка, ростом не больше домашнего кота.

— Совсем бабка на старости рехнулась, — всплеснув покрытыми густой шерстью ручками, произнес он и от души сплюнул. — Тьфу, срамота!

— Сгинь, — шикнула на него бабка. Тот немедленно скрылся, хлопнув напоследок дверью.

— Эх, милок, — старушка сокрушённо вздохнула. — Тебе что, сказок никто в детстве не сказывал? Слезай, давай, со своего скакуна. Я тебя накормлю-напою, а после путь укажу да присоветую, может, чего путного.

— Excusez-moi, — смутился рыцарь, у которого от упоминания еды требовательно заурчало в животе. — Самому не слезть, а Жак, оруженосец мой верный, в реке утонул.

— Яга Егоровна я, соколик, — старушка ласково заулыбалась. — Русалки его утянули?

Кловис кивнул, опасливо косясь на сверкающие глазницами черепа, которые не сводили с него подозрительных взглядов.

— Вот жеж озорницы! — сочувственно вздохнула Яга.

По-стариковски кряхтя и шаркая лаптями, Егоровна спустилась с крыльца.

— Давай, благородный рыцарь, я тебе подсоблю, — сказала она и засеменила к калитке.

В конце концов, приложив немалые усилия, старушке все-таки удалось стянуть рыцаря с его лошади на землю.

— Пойдем, милок, — отдышавшись, сказала она и скрылась в избушке. Кловис Дэ Бономме привязал к забору скакуна и, сняв шлем, последовал за ней, громыхая доспехами.

Войдя внутрь, он оказался в просторном помещении. Пахло лесными травами, сухие пучки которых были развешены на бревенчатых стенах, покрывая их душистым ковром. На окнах красовались ослепительно белые кружевные занавесочки. Подоконники уставлены кадками и горшками с распустившимися цветами. Деревянная мебель сверкала новизной, как будто только вышла из-под рубанка умелого столяра. Вокруг ни пылинки. Чисто и уютно.

— Садись, соколик, — Егоровна кивнула в сторону стоящего у открытого окна стола. — Потчевать будем. Расскажешь, какая нужда тебя в наши леса да болота привела.

— Чаю заморского, индийского, будешь? — спросила она, доставая из-за угла печки пузатый самовар, блеснувший медным боком, и ставя его на стол.

— Бабушка, коньячку бы, — робко попросил Кловис. — Найдётся?

— А как же! — кивнула Яга. — Из самих княжеских погребов утянула.

— Срамота! — сплюнул появившийся из-за стоящей в дальнем углу ступы давешний растрёпанный мужичок. Ловко увернувшись от кинутого Егоровной веника, он тут же спрятался за печкой.

— Это домовой мой, Гришкой звать, — пояснила старушка. — По хозяйству помогает. Я ж здесь на вроде лесничего, за зверями да растениями приглядываю. А он по дому хозяйничает, пока меня нет.

Рыцарь с любопытством наблюдал за деловито суетящейся старушкой. Когда закипел самовар, Егоровна, жизнерадостно улыбаясь, водрузила на уставленный снедью стол початую бутылку коньяка.

— Уж не обессудь, рыцарь, рюмок не держим, — извинилась она и протянула Кловису глиняную кружку.

Рыцарь плеснул на донышко золотистого напитка, залпом выпил и закусил соленым огурцом, забрызгав стол рассолом.

— О, месье знает толк в извращениях, — хитро прищурилась бабушка, присаживаясь напротив. — Ну милок, сказывай, давай. Кем будешь?

— Кловис Дэ Бономме, младший сын маркиза Дэ Бономме, — приосанился рыцарь, откусывая исходящийся соком мясной пирог. — Состою на службе его величества короля Фурибона Второго Лучезарного.

— А сюда-то тебя каким лихим ветром занесло? — спросила Егоровна, наливая в фарфоровую чашку терпкий чай из самовара. — И где ты так складно по-нашему говорить-то выучился?

— Мой папа дипломатом в ваших краях был, — отозвался рыцарь, выуживая руками из стоящего рядом горшка мочёный груздь. — Вот я с ним по посольствам у вас всё детство и промотался. По-вашему лучше говорил, чем на родном. А теперь у меня цель благородная. Полюбил я дочь короля, прекрасную Шери. Да, вот, папа ее, против был. Сказал, коль руки его дочери хочу, то надлежит мне принести ко двору голову дракона. Но в наших землях славные рыцари уже всех ящеров порубили. А у вас, говорят, Горынычи трёхголовые водятся. Вот может, решил я, с Божьей помощью и смогу такого Горыныча победить.

Он залихватски взмахнул рукой, изображая могучий удар мечом.

— Ой, соколик ты мой ненаглядный, — сокрушенно покачала головой Яга. — Горынычей-то у нас совсем ничего и осталось, в Красную Княжескую Книгу занесён. Змей диковинный. Исчезающий вид.

Она наставительно подняла вверх крючковатый палец и продолжила, отхлебнув из чашки:

— Мы хоть и Сорбонн ваших Парыжских и не заканчивали, да кое-какой грамоте тоже обучены. Горынычи, милок, важную экологическую и политическую функцию выполняют. Численность богатырей на Руси-матушке регулируют. Расплодилось их, богатырей, стало быть, в последнее время видимо-невидимо, от безделья маются, того и гляди бунтовать супротив князя начнут. А князь-то у нас заботливый, о народе думает. Вот выйдет поутру на крыльцо, бутерброд с икоркой да маслицем откусит, да о народе как начнёт думать... Покумекал он с боярами да решил, что Горынычей трёхголовых охранять надобно. Численность, стало быть, восстановить. Чтобы молодцы добрым делом занимались, а не смуты устраивали.

Яга ласково посмотрела на загрустившего от её слов рыцаря, подливая тому коньяк.

— Ну чего приуныл, молодец? Авось придумаем чего, как с твоей бедой сладить. Ты, милок, пей да закусывай, не стесняйся.

Кловис одним могучим глотком осушил заполненную почти на треть кружку. В голове рыцаря разом закружилось, тело онемело, отказываясь подчиняться, и он, тяжело опустив голову на стол, захрапел.

Яга по-матерински взъерошила ему волосы, встала, наполовину высунулась из открытого окна, молодецки свистнула и, вернувшись на место, принялась ждать чего-то, дуя на остывающий чай.

На двор, тяжело вздымая кожистые перепончатые крылья и поднимая тучи пыли, приземлился трёхголовый ящер, размером с добрую ладью.

— Звала, Егоровна? — с трудом протиснув одну из массивных чешуйчатых голов в окно, спросил он, выпуская клубы дыма из зубастой пасти.

— Горыныч, ты, когда речи молвишь, не копти хоть, — заворчала Яга, разгоняя руками дым. — Потом избу проветривай после тебя.

— Не серчай, — ящер, смущённо задержал дыхание, но заметив спящего рыцаря, выдохнул в сторону и спросил:

— Кто это у тебя?

— Рыцарь это, из Франции, — пояснила старушка, пытаясь вытолкать голову ящера через окно.

— Вкусный? — поинтересовался Горыныч и осторожно попробовал на вкус закованную в железные латы безвольную руку Кловиса.

— А мне почем знать-то? — старушка щёлкнула пальцами по зубастой пасти.

— Ну и гадость, эти ваши французские консервы, — отплевываясь, зарычал змей. — Все зубы о них переломаешь.

— Дело у меня к тебе, есть, трёхголовый, — деловито начала Егоровна. — Хватай этого рыцаря да неси его на княжеский двор. Пусть князь его домой с конвоем отправит. А то, не ровен час, беда с этим Дэ Бономме у нас приключится. Сложит где-нибудь голову буйную, так сраму потом да скандалов международных не оберёшься.

Горыныч понятливо кивнул, вытащил голову наружу, чуть не снеся раму и свернув пару цветочных горшков. Под гневные взгляды Егоровны, он потоптался во дворе, приноравливаясь, просунул в окно лапу и, подцепив изогнутым когтем храпящего рыцаря за броню, вытащил того наружу.

— А ежели проснется, что с ним делать? Можно съесть? — ящер плотоядно облизнулся всеми тремя головами разом. — Как говорится, нет человека — нет проблем.

— Я тебе что сказала? — нахмурилась Яга, погрозив Горынычу кулаком. — Не проснется, до самой Франции, я ему в коньяк сон-травы добавила. Лично рыцаря в руки князю отдашь. И смотри у меня — проверю!

Зажав Кловиса под мышкой, ящер замахал крыльями, грузно оторвался от земли и медленно начал набирать высоту.

— Коня-то, коня забери! — крикнула вдогонку Егоровна, пригибаясь под потоками поднятого змеем воздуха.

Трёхголовый ящер заложил широкий вираж, разворачиваясь, и, спикировав вниз, завис над обезумевшей от страха лошадью, рвущейся с привязи.

— Ну, коня-то можно съесть? — прорычал он.

Яга вновь погрозила ему кулаком.

Перехватив задними лапами брыкающегося скакуна поперек спины и перекусив одной из голов привязанные поводья, Горыныч взмыл вверх, изрыгая из всех трех пастей разом языки пламени.

Яга вернулась в избу, как только выписывающий в воздухе замысловатые пируэты трёхголовый змей скрылся вдали.

— Ишь чего, басурмане удумали, — проворчала она, приводя в порядок разгромленный Горынычем подоконник. — Такую полезную скотину извести хотят. Своих-то всех угробили, за наших принялись.

-Тьфу, срамота! — согласился робко выглянувший из-за печи Гришка.

Сизокрылый голубь спланировал в открытое окно и, усевшись на подоконник, требовательно застучал клювом по раме, привлекая внимание.

— Кого там нелёгкая принесла? — спросила сидящая в кресле-качалке старушка, не поднимая головы и продолжая набирать спицами хитрые петли.

— Курлык, — голубь нетерпеливо взмахнул крыльями.

— Опять князь депеши бесполезные строчит, — устало вздохнула Яга, откладывая в сторону вязание.

Из-за печи вышел крохотный лохматый мужичок, волоча за собой громыхающую и позвякивающую котомку чуть ли не с него ростом.

— Далече собрался, Гришка? — спросила приметившая домового бабушка.

— В отпуск я, Егоровна, — гордо вздернув подбородок, ответил тот. — Работнику полагается две седмицы в год. Указ княжеский!

— И откуда ты такой умный на мою голову взялся? — вскинула брови Яга.

— Читаю много, — огрызнулся домовой.

— Опять Волка Серого в княжескую библиотеку гонял? — старушка погрозила Гришке пальцем.

— Да ежели и так? — пожал плечами мужичок. — У нас с ним честный бартер — он мне бересту какую, я ему косточку сахарную.

— Смотри, Гришка, доиграешься, — покачала головой Егоровна. — Князь прознает — осерчает.

— Тебе письмо, промеж прочим, — решил сменить тему домовой, кивая нечёсаной головой в сторону нахохлившейся на подоконнике птицы.

— Ну, ежели ты у меня теперича грамотный такой, прочти — старая я, вижу плохо, — скрывая улыбку, попросила Яга.

— А вот и прочту! — бросил через плечо Гришка, карабкаясь на подоконник.

Зажав под мышкой клюющегося голубя, он снял с его лапки перевязанную тонкой красной нитью бересту.

— Азм есмь Князь Великий, — старательно прочитал он по слогам, усиленно морща лоб.

— Опять серчает? — не выдержала Яга.

— Нет, — ответил, чуть погодя, Гришка, водя нестриженным ногтем по бересте. — Тебя, Егоровна, в стольный град требует. Пишет, дело государственное, безотлагательное.

— Дай-ка сюда, — подошедшая Яга выхватила из рук домового депешу и углубилась в чтение.

— Будет тебе, Гришка, отпуск, — задумчиво произнесла она, дочитав.

Домовой растерянно посмотрел на нее, непонятливо хлопая глазками.

— Ступу готовь, — коротко бросила Егоровна, отворачиваясь.

* * *

Князь был уже не молод, но ещё не стар. Был он как раз того возраста, какой полагается иметь любому уважающему себя правителю. Не низок, не высок, аккурат среднего роста, чуть полноват. Одет, по издревле заведённому обычаю, в богатый отороченный соболиным мехом кафтан, длинные подолы которого лежали на острых носах красных сапог. Широкие отвороты являли все ещё могучую грудь, скрытую под вышитой золотой да серебряной нитью рубахой. Лысоватую голову венчала украшенная камнями-самоцветами шапка, из-под которой выбивались клочки тронутых сединой волос. Безбородое округлое лицо покрывал легкий румянец, подчеркнутый утонченной бледностью.

Князь вышел на крыльцо, сосредоточенно пережёвывая бутерброд с маслом, и окинул свои владения пристальным взглядом. В пронзительно-голубых глазах затаилась безмерная тревога о судьбе Руси-матушки.

Надрывно свистящая ступа приземлилась прямо перед ним. Князь от неожиданности выронил бутерброд, сопроводив его падение долгим разочарованным взглядом.

— Егоровна, ты бы хоть выбирала что ли менее экстравагантные способы передвижения? — пожурил он вылезающую из ступы Ягу. — В прошлый раз, когда рыцаря с Горынычем отправила, распугала мне всех гостей иностранных. Всем миром потом их из окрестных лесов да оврагов выманивали. Они ж, поди, люди цивилизованные, к нашим чудесам диковинным не привычные.

— И тебе не хворать, Княже, — ответила старушка, поправив повязанный на голове платок.

Заметив лежащий у ног князя надкушенный бутерброд, Егоровна хитро заулыбалась.

— А ты, гляжу, все о народе печёшься? — спросила она, разглаживая руками сарафан. — Вон какую ряху уже надумал. Ни в одно зеркальце волшебное скоро не влезет.

— Не дерзи! — грозно воскликнул Князь и постарался незаметно отодвинуть бутерброд носком сапога.

— Срамота! — брякнулся на землю Гришка.

Рядом, подозрительно звякнув, упала котомка.

Домовой поднялся и, отряхнувшись, забубнил:

— Да ни в жисть больше в эту телегу небесную не полезу. Братья углядят, стыда не оберёшься. Приличный домовой по воздуху аки птица летать не должён.

Гришка, волоча звенящую котомку по земле, двинулся прочь.

— Ну все, Егоровна, я пошёл, — бросил он через плечо.

— Далече? — спросила Яга с прищуром, вставая у него на пути.

— К Баюну, — нехотя сознался домовой.

— Ах ты ж, ирод мохнатый! — всплеснула руками старушка. — Я-то думаю, куда моя настойка на валерьяне запропастилась? А вот оно что оказывается-то!

Егоровна выхватила из ступы метлу и пригрозила ей домовому. Гришка мужественно попытался заслонить хилой спиной свою драгоценную ношу.

— Так Кот-Баюн-то в темнице, — добродушно заметил князь, довольный тем, что внимание Яги переключилось на провинившегося домового.

— Как? По что? — удивились разом и Яга, и Гришка, мигом позабыв о своей перепалке.

Князь поправил съехавшую на бок шапку и важно пояснил:

— У боярина Кукишева колбасу элитную, им лично из конины накрученную, повадился воровать. Две палки, окаянный, утянул пока изловили. Вот, пущай, теперь в темнице седмицу-другую посидит да подумает о своем поведении, чтоб впредь не повадно было.

— Ох, и суров же ты! — заметила Яга, бросив на Князя лукавый взгляд. — Потому-то народ тебя и любит, что спуску никому не даешь: ни своему, ни чужому. А Кукишев этот у тебя, случаем, не по конюшням ли старшой?

— Не за тем я тебя, Егоровна, зазывал, — отмахнулся Князь, поморщившись. — Не боярам косточки перемывать! Они знаешь, где у меня все?

Он потряс в воздухе крепко зажатым кулаком и продолжил, озабоченно нахмурив лоб:

— Тут, Егоровна, завелось у нас чудище диковинное. Под мостом через ров окопалось и ни пешего, ни конного не пропускает. Дорогу перегородит, сядет и канючит — лапу тянет да что-то там бормочет не по-нашенски.

Яга с удивлением вскинула бровь.

— А чего хочет-то?

— Да пёс его знает! — воскликнул самодержец, пожав плечами.

— А откуда, Княже, напасть-то такая взялась? — поинтересовалась старушка, подозрительно прищурившись. — Небось, супостаты заслали?

— Так и есть, Егоровна! — согласно закивал головой Князь. — Кругом враги!

— Враги, говоришь? — вздохнула Яга, убирая метлу в ступу. — Опять с Кощеем об заклад бился?

— Азм есмь Князь! — вскричал самодержец, сердито топнув ногой. — Что хочу, то и делаю. И не об заклад, а в карты играли!

— Проигрался? — уточнила Егоровна.

— Да, — нехотя признал князь, насупившись. — Сто золотых.

— И отдавать не хочешь? — Яга осуждающе покачала головой, хватая за шиворот попытавшегося улизнуть домового. — Ох, и азартен ты, батюшка! Смотри, царство проиграешь!

— Егоровна, — Князь обиженно сложил руки на груди. — Я тебя звал помочь, а не уму разуму учить. Сам учёный. Отдавать не хотел — да пришлось. Кощей под мост страхолюдину эту посадил и сказал, что, пока я долг не отдам, не уберёт. Долг-то я отдал, а вот чудище это под мостом как сидело, так и сидит.

-А сам-то Кощеюшка где? — спросила Яга.

— Кабы знать! — вздохнул князь. — Золото получил и поминай, как звали!

— Эх, — старушка обречённо махнула рукой. — Показывай, давай, своё чудо-юдо.

Делегация в составе надувшегося князя, молчаливой Яги, на левом плече которой сидел обиженный Гришка, и десятка дружинников тронулась в путь. Едва они приблизились к мосту через ров, опоясывающий стольный град, как дорогу им перегородило уродливое существо.

Было чудище в три раза выше самого рослого богатыря, а на его могучих плечах легко уместилась бы целая телега. Тело походило на груду разномастных камней, на вершине которой расположилась маленькая необычайно лохматая голова. На безобразном лице с огромным крючковатым носом алчно поблескивали два маленьких чёрных глаза.

— Jag vill äta! — пробасило чудовище, протягивая руку.

— Батюшки, свет-свет! — запричитал домовой, спрыгнул на землю и спрятался за ногой Яги. — Тролль!

— Jag vill äta! — жалобно повторило существо, требовательно потрясая раскрытой ладонью.

— Что делать-то будем Егоровна? — растерянно спросил Князь.

— Денег еще давали? — откликнулась Яга после непродолжительного раздумья.

— А как же, — подтвердил самодержец, придерживая рукой съезжающую на лоб шапку. — Пуд золотом ссыпали. А оно на зуб попробовало, скривилось да расшвыряло кругом...

— А богатыри чего? — перебила его Егоровна.

— А что богатыри? — пожал плечами Князь. — Пробовали мечами порубить — только затупили, как о камень.

— Так тролль же! — вставил Гришка.

— Ну-ка, ирод лохматый, — ласково погладила его по голове старушка. — Сказывай что знаешь.

— Да, немного, Егоровна, — смутился домовой от неожиданной ласки. — В этих ваших енциклопедиях о них немного читывал.

— Ой, не томи, — попросила Яга.

— Из камня они, тролли эти, — продолжил Гришка. — Живут в Норвегиях. Всё.

— Эх, а ещё бересту читает, — с укором произнесла старушка. — Толку от тебя…

Яга, нахмурившись, задумалась.

— Мы страхолюдину эту травить пытались, — вспомнил вдруг Князь. — Набили лошадь дохлую ядами да отравами, троллю этому кинули. Так, он лошадь под мост утащил. И затихарился. Думали, помер уже. А нет, окаянный, с рассветом опять вылез и давай по новой канючить — йовиллета, да йовиллета.

— Jag vill äta! — радостно согласился тролль, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Тьфу! — в сердцах сплюнул самодержец.

— Княже, — начала Яга задумчиво. — Ежели тролль из Норвегии, то лопочет-то он, небось, по-норвежски. Толмача бы.

— Где ж я его тебе возьму! — отмахнулся Князь. — Норвеги, как о чудище прознали, так и подались разом к своим берегам.

— Баюн-то! Кот учёный! — встрепенулся вдруг Гришка. — Может, он подсобит?

— А ведь и верно, княже, — согласилась Яга, потрепав домового по лохматой голове. — Он в библиотеке у тебя жил, покуда ты его не заневолил. Может, и знает чего путного.

Вскоре один из дружинников, повинуясь княжескому приказу, принёс большого чёрного кота, недовольно сверкающего огромными жёлтыми глазами и раздражённо помахивающего пушистым хвостом.

Вывернувшись из рук дружинника, Баюн спрыгнул на землю и, зевнув, провозгласил:

— Мяу!

— Так, колбасный похититель, — заговорил Князь. — Признавайся, норвежский знаешь?

Кот не обратил на него никакого внимания и принялся вылизывать лоснящуюся шерсть.

— Я тебя! — замахнулся князь.

Баюн безразлично посмотрел на злящегося самодержца и с достоинством подошёл к домовому, протянув тому лапу для приветствия.

— Не так ты, батюшка, начал, — покачала головой Яга, наклонилась и погладила кота.

Тот благосклонно заурчал и потёрся о ноги старушки.

— Баюн, яхонтовый ты мой, норвежский понимаешь?

— Понимряу, — отозвался пушистый, усевшись рядом и обвив хвостом передние лапы.

— А чего Князю не отвечаешь? — взъярился самодержец пуще прежнего. — Я тебя не то, что в темницах сгною…

— Княже! — Яга чуть повысила голос.

Князь смутился и проворчал под нос:

— Ни во что власть не ставят, бунтовщики окаянные.

— Колбасы ему жалко, — зевнул Баюн. — У него из конюшен вороных скакунов табунами тягают, да фарш из них крутят, а он меня в темницах держит.

Князь обиженно отвернулся, вскинув голову.

— Так чего чудище заморское хочет? — перебила кота Егоровна.

— Jag vill äta! — напомнил о себе тролль.

— А вот не скажу, — проурчал Баюн. — Пусть сначала извинится.

Кот кивнул головой в сторону обиженно сопящего Князя.

— Да что б я, князь, у блохастого воришки прощения просил! — закричал тот, грозно размахивая руками. — Да ни в жисть!

— Ну, как знаешь, — безразлично пожала плечами Егоровна. — Мне тогда здесь делать нечего. Отправляй в Норвегию посла, пусть толмача засылают.

— Ага, а тролль пока пусть здесь сидит? Он же мне весь честной люд распугает! — возмутился Князь, а потом, немного подумав, нехотя добавил:

— Ладно уж. Извини.

— И крынку смяута-а-аны! — протянул, облизываясь, Баюн.

— Будет тебе сметана, — процедил сквозь зубы Князь.

— И колбасы, — мечтательно повёл усами кот. Его хвост нетерпеливо задрожал, покачиваясь из стороны в сторону.

— Ты меру-то знай! — недовольно буркнул самодержец.

Кот равнодушно посмотрел на него.

— Ну, хорошо, и колбасы, — вздохнув, согласился тот.

— Так чего тролль-то хочет? — нетерпеливо спросила Яга.

— Жрать просит, — коротко ответил Баюн.

— Jag vill äta! — тролль яростно замотал лохматой головой.

— И всего-то, — в голос удивились Князь с Ягой.

Кот с достоинством кивнул, сверкнув жёлтыми глазами.

— Вот что, князь-батюшка, — протянула Егоровна, о чём-то размышляя. — А ежели тролля на службу взять? Пусть ворота охраняет да с путников и купцов плату берёт — для казны польза будет. А ты его за это кормить будешь?

— Ну и голова ты, Яга! — радостно откликнулся Князь. — Баюн, переведи-ка интуристу.

— Jag vill äta! — довольно затряс лохматой башкой тролль, едва только дослушав мяуканья кота.

* * *

— Ты, Княже, тролля-то кормить не забывай, — сказала Яга, залезая в ступу.

— Уж не забуду, — согласился Князь. — Хорошо ты, старая, придумала. Надо бы тебе медаль какую выдать. Тролль у нас теперича за достопримечательность сойдет, окромя прочего. Жрёт вот только окаянный много. Ну, да ничего, авось, с купцов дохода поболе будет.

— А Гришка где? — всполошилась Яга, оглядываясь.

— С Баюном небось валерьянку уже глушит, — улыбнулся Князь.

— Пришли мне тогда потом этого ирода, — попросила старушка, тяжело вздохнув. — Две седмицы выйдут, сразу домой отправляй.

Ступа, надрывно свистя, медленно поднялась в воздух и быстро скрылась в дали, перечеркнув небо полосой белого дыма.

— Гришка, поганец ты этакий, чего опять удумал? — грозно спросила Яга, входя в избу. — Куда черепа с ворот дел?

Маленький домовой продолжал сосредоточенно полировать тряпкой и без того блестящую макушку черепа.

— Парко-хозяйственный день у меня, — нахмурился он. — Совсем ты без меня грязью заросла, Егоровна, пока я с Баюном княжескую библиотеку изучал.

— Ой, знаю я твою библиотеку, — вздохнула старушка, махнув на домового рукой. — Все запасы настоя валерьяны, небось, в округе истребили.

— Зря ты, Егоровна, напраслину на меня наводишь, — обиделся Гришка. — Мы с Котом, промеж прочего, Ваньку уму разуму обучали.

— Какого такого Ваньку? — удивилась Яга, вскидывая брови.

— Ну, тролля Ингварром зовут, — пояснил домовой, довольно улыбаясь. — Вот мы с Баюном Иваном его для простоты и прозвали. Так мы Ваньку еще и по-нашенски лопотать научили. Теперича, он, как купца какого углядит, так радостно издалеча кричит: “Деньгу давай!”.

Во дворе послышался дробный перестук копыт и лошадиное ржание.

— Кого там нелёгкая несёт? — проворчала Яга сварливо.

В избу ввалился растрёпанный, покрытый болотной тиной и грязью стрелец, на ходу снимая шапку с меховым околышем.

— Беда, бабушка, — запричитал гость, падая в ноги к замершей в недоумении старушке.

— Ты б, служивый, хоть бы ноги вытирал, — фыркнул домовой, заметив оставленные стрельцом грязные следы, и брезгливо наморщил нос. — Вот так убираешь-убираешь, а потом приходят всякие.

Он отложил в сторону блестящий начищенной макушкой череп.

— А за ухом-то! За ухом-то забыл! — клацнул тот челюстями и требовательно засверкал гнилушным светом пустых глазниц.

— Молчал бы уж, — отмахнулся домовой и деловито полез за угол печки.

Яга проводила Гришку строгим взглядом и спросила у стрельца:

— Ты сказывай, милок, давай! Как звать? По что пожаловал?

Стрелец поднялся на ноги и попытался отряхнуть красный кафтан, от чего на сукне остались длинные грязные разводы.

— Федотом звать, — представился он, сокрушённо вздохнув, и медленно поклонился Яге. — С племянником Князя из посольства возвращались...

Из-за печки, уперевшись спиной в большую кадку с водой и толкая её перед собой, вылез Гришка, зажав в мохнатых ручонках швабру, с черенка которой на манер полкового знамени свисала цветастая тряпка.

Опешивший стрелец во все глаза вытаращился на бубнившего что-то себе под нос домового, принявшегося с деловым видом натирать испачканный пол.

— Ну, чего встал, как осина на поляне? — забрюзжал Гришка, несколько раз ткнув шваброй в ноги стрельца. — Сапожищи-то грязнющие! Срамота какая!

Яга обречённо вздохнула.

— Пойдем, Федот, на крыльцо, там и потолкуем, — обронила она, выходя из избы. — Никакого сладу с этим иродом нет.

Стрелец на цыпочках, стараясь не наследить, последовал за ней, украдкой поглядывая на орудующего шваброй домового.

— Ну, значит, возвращались мы из посольства, — начал Федот, выходя на крыльцо и вдыхая полной грудью наполненные летними ароматами воздух. — Да заплутали и в болото угодили. Телега наша с дарами для Князя в трясине увязла. Уж как только ни старались вытянуть, всё без толку. А там русалки нагрянули. Наготой прелестной пару наших на дно заманили, наобещав всякого…

Лицо стрельца залилось пунцовой краской.

— Срамота! — донесся из-за приоткрытой двери голос Гришки.

— Подслушивать, поганец, будешь, так я твои уши-то лохматые надеру! — строго произнесла Яга, захлопывая дверь и, ласково улыбнувшись, добавила, обращаясь к Федоту:

— Ты сказывай-то, яхонтовый мой, сказывай. Гришку, поганца, не слушай.

— Вот, стало быть, взяли нас в полон русалки, отпускать не хотят. А следом и сам Водяной, повелитель их, пожаловал.

Тихонько скрипнула дверь, и в образовавшуюся щель протиснулась всклокоченная голова Гришки. Маленькие чёрные глазки домового лучились внимательным любопытством.

— Так они теперича все вместе пьють да в карты играють, — сокрушенно продолжил Федот.

— Эка невидаль, — обронила Яга, пожав плечами.

— А ты чего не пьёшь? — заинтересовано спросил Гришка, опасливо покосившись на Ягу.

Та лукаво улыбнулась.

— Животом слаб, — с сожалением ответил стрелец.

Домовой понятливо кивнул.

Федот, нервно перебирая отвороты кафтана, зачастил скороговоркой:

— Казимир, племянник Князя, уже все дары иноземные проиграл, вот-вот шапку княжескую с самим Князем в придачу в прикуп отдаст. Я конягу распряг да мигом сюда. Свезло ещё, что в трясине не утоп. Князь-батюшка прознает — осерчает. Всех без разбору в Тьму-Таракань какую сошлет. Скор он и суров на расправу-то. Одна на тебя надежда, Бабушка.

Ноги стрельца подломились, и он пал ниц перед Ягой.

— Подсоблю тебе, яхонтовый мой, — тяжело вздохнула Егоровна, поправив повязанный на голове платок. — Показывай дорогу, служивый. Пешком пойдем, нечего зазря коня в трясину тянуть. Утопнет ещё. Гришка, идешь?

— Нет, Егоровна, — замотал нечёсаной головой домовой. — Мне ещё крыльцо теперь мыть.

Болото ничем примечательным не выделялось. Как и на любом другом, здесь торжественно и тягуче квакали лягушки, звенела надоедливая мошкара, да застоявшаяся, покрытая ряской вода, звонко булькая, выпускала наружу вонючие пузыри болотного газа.

Лишь душераздирающее, немелодичное пение, доносившееся откуда-то из глубины болота, нарушало первозданные звуки природы.

— На поле гуси гоготали,

И шли стрельцы в последний бой.

Десятника-а-а мла-а-дого

Несли, пробитого стрелой…

Надрывались две лужёные глотки.

Перепрыгивающие с кочки на кочку Яга и Федот встревоженно переглянулись.

— Как будто медведи-подранки ревут, — тихо пробормотал стрелец, балансируя на одной ноге в попытках не соскользнуть в зыбкую топь.

— Змий зеленый это. Медведь — животина благородная, так орать не станет, — сухо заметила Яга, подбирая подолы сарафана. — Далече ещё? И как вы сюда заплутать умудрились, да ещё и с телегой гружёной?

— Недалече, — кивнул Федот, чуть не потеряв шапку. — Волшебство какое вело, видать.

Зловещее пение неожиданно смолкло. Воцарилась тягучая тишина. Смущённо и неуверенно квакнула одинокая лягушка, словно проверяя свои возможности.

Вскоре низкорослые болотные деревья и кустарники расступились, и Яга с сопровождавшим её Федотом вышли к небольшому, покрытому сочной зелёной травой островку, в центре которого возвышался заросший мхом пень, а на берегу, увязнув одной осью в трясине, торчала телега. Вокруг безвольно лежали распростёртые тела четырёх молодецки храпящих стрельцов. На заваленном буреломом стволе, в одном исподнем сидел княжеский племянник. Одной рукой он почесывал тощие волосатые ноги, другой — разгонял зудящую мошкару перед заросшим кустистой бородой лицом. Рядом с ним громоздился отряд пустых бутылок из темного зелёного стекла.

— А Водяной где? — недоуменно спросил Федот.

— За добавкой пошел...ик… поплыл, — заплетающимся языком пробормотал Казимир, позёвывая, и, попробовав сосредоточить разбегающийся взгляд, добавил:

— А я-то мыслю, куда это Федот делся? А он...ик... здесь, да ещё и красну девицу привёл.

— Да какая я тебе красна девица? — беззлобно проворчала Яга. — Совсем разум потерял?

Вода рядом с берегом радостно забулькала, и на сушу, бережно прижимая перепончатыми руками к груди бутыль, в которой плескалась какая-то жидкость, вышел Водяной. Был он высок и плечист. Его бледно-зеленая кожа походила на рыбью чешую. Длинные волосы и борода переплетались с болотной тиной и ряской.

Оценив на взгляд объём сосуда, он грустно посмотрел на Ягу и Федота.

— Маловато будет, — печально заключил водный хозяин.

— Хватит с тебя! — гневно бросила Яга. — Ты, тина болотная, зачем посольство споил?

— А чего не так-то? — искренне удивился Водяной, непонимающе хлопая тёмными, как омуты, глазами. — Промеж прочего, натуральный продукт, на ряске настоянный. Одна польза!

— Я тебе покажу, польза! — уперев руки в бока, угрожающе изрекла Егоровна.

— Скучно мне, Ягушенька! — печально вздохнул Водяной. — Компании никакой. Одни русалки.

Он досадливо взмахнул рукой:

— Толку-то от них! Ни поговорить, ни выпить! Тьфу, рыбы холодные!

— А ещё... ик... мы в карты играли, — неуверенно заявил Казимир. — Он мне рыбку золотую обещал! Волшебную.

— Да вижу, как играли! — вздохнула Яга осуждающе. — В дым проигрался!

— Проигрался! Всё проиграл! — сокрушённо согласился княжеский племянник. — Но ведь рыбка… Золотая! Волшебная!

Водяной поставил на пень свою драгоценную ношу, взял лежащую на нём колоду карт и окинул островок пытливым взором. Его взгляд остановился на завязшей в трясине телеге.

— Не всё! — радостно заключил он и перетасовал карты.

— Угомонись, тина ты болотная, — заворчала Яга, выхватывая у него из рук колоду. — По что тебе богатства-то эти?

— Как по что, Егоровна? — всплеснул руками Водяной. — Жениться буду! Вот, утяну на дно красавицу какую пригожую, так, вот, приданое и сгодиться.

Казимир осоловело поглядывал то на строгую Ягу, то на негодующего Водяного. Его рука потянулась к оставленной на пне бутылке. Сделав из неё большой глоток, он икнул, закачался на бревне и, рухнув на землю, как подкошенный, разудало захрапел, жалобно посвистывая.

— Эх, молодежь, — печально вздохнул Водяной. — Совсем пить не умеют. Раньше, вот, бывало, пьёшь с каким богатырем, так на третий день только и угомонишься.

Он с затаённой грустью посмотрел на серьёзную Ягу, досадливо вздохнул, и, тоскливо шлёпая босыми ногами, направился к воде.

— Ты куды это собрался? — нахмурившись, поинтересовалась старушка.

— Куды-куды, — горько усмехнулся водный хозяин. — Домой. Куды же ещё?

Яга, преградив ему дорогу, строго сказала:

— Покудова награбленное добро не вернёшь, никуда не пойдёшь!

— А то что? — с вызовом усмехнулся Водяной. — Да и не награбленное оно, а честный выигрыш.

— Горыныча позову, разом болото твоё осушит, — возразила старушка, поджав губы.

— Вот, завсегда ты так, Егоровна, — обиженно пробормотал Водяной. — Чуть что не так, сразу расправой грозишь. Говорю же, выигрыш честный.

— Ага, честный, — всплеснула руками Яга. — Послов споил да обдурил. Ты хоть и нечисть, а порядки чтить должён! Тебе-то сколько нужно?

— Много, — не без гордости произнес Водяной и довольно улыбнулся

— То-то же и оно, — старушка кивнула в сторону беззаботно храпящего Казимира. — А этот, как ребёнок малый да не разумный, в сравнении с тобой.

— Ты не смотри, что он щуплый да тощий, — заметил водный хозяин. — Наравне пили. Добро, пусть по-твоему будет. Верну все. Уважу задохлика.

Вскоре все выигранные Водяным сундуки, набитые иностранными дарами да подношениями, вернулись в телегу, ещё глубже осевшую в трясину под тяжестью груза.

— Ну, бывай, Егоровна, — удовлетворённо потирая руки, бросил Водяной. — Не забывай старика, проведывай изредка. Вдруг уже... того.

— Да, я тебя, старика на две сотни лет старше, — добродушно улыбнулась Яга. — Смотри, не чуди более.

Едва Водяной скрылся в трясине, умаявшийся таскать сундуки Федот спросил:

— Бабушка, не серчай, а что со спящими делать будем? Да и как телегу обратно на торный путь из болота тащить будем? Лошадь-то у тебя на дворе осталась.

Яга хитро прищурилась и, напустив загадочный вид, ответила:

— Есть средство верное. Скакун у меня есть ладный.

Заложив пальцы в рот, старушка молодецки засвистела, поводя головой из стороны в сторону. Оторопевший Федот прикрыл уши руками и поморщился.

В ту же секунду поднялся сильный ветер и рядом с Ягой приземлился Горыныч.

— Егоровна, пролетаю я тут, значит, мимо, слышу, ты свистишь, — начал он, выпуская клубы черного дыма.

Окинув внимательным взором островок и заметив распростёртые тела мертвецки пьяных стрельцов с Казимиром, он плотоядно улыбнулся и спросил, преданно заглядывая в глаза старушке всеми тремя головами разом:

— Никак, кушать подано?

— Тебе лишь бы брюхо ненасытное набить, — проворчала Егоровна. — Да и вредно тебе такое есть, сивухой еще потравишься, а мне потом перед Князем ответ нести. Кто, окромя тебя, просторы небесные от супостатов защищать будет? Давай, грузи пьянчуг этих в телегу.

— Нет, чтобы приласкать да приголубить, — забубнил змей, принимаясь за работу. — Так она ещё и работать заставляет. А я, промеж прочего, с обеда маковой росинки во рту не держал. Мне б хоть этим щупленьким перекусить??

Он, склонив одну из голов, заинтересованно потыкал острым когтем в бок храпящего и ни о чём не подозревающего Казимира.

— Тебе от него всё равно никакого проку, — проканючил Горыныч, выпуская тонкие струйки дыма из обиженно раздутых ноздрей. — Одна кожа да кости.

Егоровна вздохнула и осуждающе покачала головой.

— Тебе работать велено, — произнесла она. — Вот сладишь с работой, попрошу князя накормить тебя.

Управившись, Горыныч жалобно спросил:

— Ну теперича всё? Есть хочу.

— Федот, подсоби Горынычу, запряги его в телегу, — попросила Яга.

— Меня в телегу? — непонимающе переспросил змей, хлопая глазами. — Я зверь статный, исчезающий, нельзя мне в телегу.

— Зверь-то ты ладный да пригожий, спору нет,— согласилась Егоровна. — Да окромя тебя помочь старушке-то некому.

Она досадливо развела руками и добавила:

-Уж сделай милость.

Змей печально вздохнул, окатив и Ягу, и растерянного Федота дымом.

— Ну, смотри, Егоровна, с тебя у князя обед, — согласился он, подумав. — Рябчиков там, гусей-лебедей фаршированных.

Он мечтательно облизнулся.

— Будут тебе и рябчики, и гуси-лебеди, — разгоняя руками смог, пообещала старушка.

* * *

Торжественная процессия во главе с гордо шествующим чуть впереди Федотом приблизилась к воротам стольного града.

— Деньгу давай! — встретил их протянутой рукой тролль Иван.

— Смотри-ка, не соврамши, — усмехнулась Яга, вспомнив разговор с Гришкой. — Иванушка, яхонтовый мой, Князя позови.

Старушка выудила из кармана золотую монету и протянула троллю. Тот попробовал монету на зуб, понятливо кивнул и утопал, довольно шлёпая по каменной мостовой.

Вернулся он в сопровождении разгневанного самодержца.

— Опять ты, Егоровна, мне гостей да честной люд пугаешь? — заворчал он, хмуро посмотрев на запряженного в телегу Горыныча.

— Вот, Княже, твоих послов с подарками заморскими на болоте выудила, — пряча лукавую улыбку, ответила старушка, деловито разглаживая складки сарафана. — Заплутали оне.

— А чего это сивухой-то так несёт? — раздражённо поинтересовался князь, брезгливо наморщив нос.

— Так болотных ягод, видать, объелись, — старушка хитро подмигнула потупившемуся Федоту.

— Ох, Егоровна, — досадливо вздохнул правитель и поправил съехавшую на лоб шапку. — Вот, нутром чую, что не так дело обстояло. Но всё равно, эх, благодарствую, я уж думал дружинников с богатырями на поиски посылать. Я тебе давно медаль обещал. Теперича точно дам. За заслуги! Второй! Нет, Первой степени! С золотом да самоцветами.

— Не нужна мне медаль, — коротко бросила Яга. — Лучше Горыныча накорми, за заслуги! Да на довольствие его поставь. А то сгинет животина от голоду-то.

— Вот, пустишь ты меня по миру, — удрученно заметил самодержец. — Ещё одного нахлебника на шею посадить хочешь?

— Не прибеднялся бы ты, Княже. Не к лицу такому мудрому да разумному правителю, — наставительно произнесла Егоровна. — Ивашка, вон, тебе пользу какую приносит. Небось, уже все подвалы от податей дорожных ломятся.

Князь, пожав плечами, обречённо вздохнул.

— Ну, будь по-твоему, — согласился он. — И раньше ты меня не подводила, авось, и сейчас дело говоришь.

Затаивший дыхание Горыныч удовлетворённо выдохнул, окутав присутствующих густым смогом.

Князь проснулся со смутным чувством тревоги. Бледный свет полной луны пробивался сквозь приоткрытое окно, наполняя комнату таинственным полумраком, в котором знакомые предметы приобретали причудливые и гротескные очертания.

Под кроватью что-то настойчиво заскреблось, оглашая опочивальню скрежещущими протяжными звуками.

Государь решительно откинул пуховое одеяло и бесстрашно заглянул в чёрный клубящийся под ложем сумрак. Оттуда на него уставились два огромных немигающих жёлтых глаза с вертикальными зрачками.

Самодержец нервно сглотнул и отшатнулся.

В центр опочивальни вылетел взлохмаченный серый кот и, выгнув спину колесом, угрожающе зашипел, обнажая сверкнувшие в неярком свете ослепительно белые клыки.

-Тьфу ты! — в сердцах сплюнул Князь, пытаясь унять пробиравшую его дрожь, и, повернувшись спиной к коту, с головой укрылся одеялом.

— Развели тут мышеловню, — донеслось его полусонное бормотание.

Кот, раздражённо помахивая хвостом, посмотрел на самозабвенно захрапевшего человека, вскочил на подоконник, протяжно мяукнул на луну, вздернув голову вверх, и выскочил наружу.

* * *

Тихонько скрипнула дверь, и в избу, по-стариковски шаркая ногами, вошла Яга.

— Гришка! — позвала она.

Впрочем, ответом ей была гнетущая тишина.

Недоуменно пожав плечами, старушка положила дорожную котомку на лавку у двери.

— Гришка, поганец, куды запропастился? — вновь требовательно позвала Егоровна.

Всё та же тишина зазвенела в ответ.

Яга, в изумлении вскинув брови, заглянула за печку, где домовой имел обыкновение обитать, скрываясь от назойливых и докучающих просьб старушки. Пусто. Лишь восьминогий паучок угрожающе вскинул передние лапки, защищая от вторжения недавно сотканную паутину.

— Будет тебе, — проворчала Яга и оглянулась.

Только сейчас она заметила лежащий на столе кусок бересты.

— Ушёл защищать Князя, — прочитала старушка в слух оставленное домовым письмо и повертела бересту в руках, надеясь найти объяснения и расшифровки загадочной надписи.

Смутная догадка озарила старческое лицо.

— Вот жеж ирод-то косматый! — всплеснула она руками и кинулась к полкам.

— Опять к Баюну улизнул, презрев обязанности, — бранилась Яга, переставляя банки и склянки со всевозможными отварами и растворами.

— Нет, валериана на месте, — закончив ревизию, констатировала Егоровна и, пожав плечами, в растерянности опустилась на лавку.

— Чай, действительно, беда какая приключилась, — пробормотала Яга, озадаченно разглаживая складки на цветастом сарафане.

* * *

С высоты полёта ступы залитый ласковым солнцем стольный град производил удручающее впечатление. Ни тебе вечной суеты и толкотни, ни вездесущего гомона разных мастей торговцев, зазывавших к своим лавкам незадачливых покупателей. Лишь тролль Иван сиротливо бродил по брошенным улицам, уныло заглядывая в окна и оглашая окрестности тоскливым воем.

— Деньгу давай! — печально и громогласно заявлял он, требовательно стуча в очередную запертую дверь. И только ветер вторил ему жутковатым набатом незакрытых ставен.

Заметив быстро скользящую по небу ступу, тролль прикрыл голову руками и, малодушно заголосив нечто нечленораздельное, поспешил затеряться среди домов, по ходу снеся своим массивным телом пару аккуратных и стройных заборчиков.

Княжеский двор встретил приземлившуюся Ягу таким же запустением и атмосферой страха и отчаяния. Даже стяг, обычно гордо развевающийся на крыше самых высоких хором, словно сник, испуганно и оробело трепыхаясь на ветру безвольным куском цветастой ткани.

Поднявшись по тревожно скрипнувшему крыльцу, старушка требовательно постучала в дверь княжеских палат.

Послышалась неясная возня, звук чего-то упавшего и тихие неразборчивые переругивания.

Яга решительно распахнула оказавшуюся незапертой дверь и в немом изумлении застыла на пороге.

В глубине горницы, прижавшись спиной к стене и укрывшись за неведомо откуда взявшейся здесь банной лоханью, испуганно застыл Князь. В побелевшей от напряжения руке самодержца воинственно подрагивала большая кухонная поварёшка. Из-за ног Князя тревожно выглядывал взлохмаченный Гришка и грозно распушивший хвост Кот-Баюн. Вся троица облегченно выдохнула, разглядев остолбеневшую Ягу.

Отбросив в сторону свое нехитрое оружие, самодержец, радостно улыбаясь, кинулся к старушке и заключил её в свои крепкие объятия, приподняв над полом.

— Ох, Ягушенька, родненькая! Спасительница! — ликующе завопил он, и не думая ослаблять хватку.

— Гришка, дверь закрой, — бросил самодержец, ставя на землю растерянную Ягу.

— Ты ближе, ты и закрывай, — угрюмо ответил домовой, сверкнув угольками глаз, и подобрал брошенную поварёшку.

— Я — Князь, мне и приказы отдавать! — возмутился государь, сердито топнув ногой.

Ничего не понимающая Яга, аккуратно прикрыла за собой дверь. В ту же секунду снаружи кто-то заскрёбся, и раздалось протяжное “мяу”.

Побледневший Князь на пару с Гришкой, чьи густые космы встали дыбом, толкаясь и мешая друг другу кинулись к двери и заперли её на массивный дубовый засов.

— Ты, ирод лохматы, по что хоромы не запер? — рассерженно вопросил Князь, с облегчением сползая вниз по стене. — А если бы это была не Ягушенька родненькая, а котобротень?

— Сам ты — княжья бестолочь, — огрызнулся домовой, предусмотрительно спрятавшись за подолом сарафана Яги.

— Ну, никакого уважения к венценосным особам, — обиженно насупился Князь, поправляя съехавшую на бок шапку, и важно надувшись, добавил. — Да, кабы не тяжелые времена, гнить тебе, поганцу-охальнику, в подвалах темничных. Счастье твоё, что все стрельцы да дружинники разбежались-попрятались.

— С такими охранниками и враги не нужны, — промеж прочим заметил Баюн, ластясь к ногам старушки.

— Стряслось-то что? — не выдержала Егоровна, окинув переругивающуюся братию тяжелым взглядом.

— Бяда, Егоровна! — в три голоса ответили бранящиеся.

— Котобротень! — серьезно добавил Гришка, так и не выпустивший из мохнатых ручонок поварёшку.

— Кто? — непонимающе переспросила Яга.

— Котобротень! — домовой засеменил крохотными ножками по направлению к выходу.

Настороженно приложив ухо к двери, Гришка удовлетворенно выдохнул:

— Кажись, ушёл.

— Кот-оборотень, — счел за лучшее разъяснить Баюн, вальяжно потягиваясь и выставляя на всеобщее обозрение остро заточенные когти.

— Котобротень, — согласно закивали Князь и Гришка, с надеждой уставившись на огорошенную Ягу.

— Да, вы можете складно и по порядку растолковать-то, — возмущенно потребовала Егоровна.

— Бяда, Егоровна, пришла, от кудова не ждали, — досадливо вздохнув, начал Князь, домовой согласно закивал. — Завёлся в наших краях кот такой: кого покусает але оцарапает, тот мигом кошачьими повадками обладать начинает. На четвереньки брык, рыбу, сметану или творог жрёт, да в таких количествах, что ни умом, ни разумом не осознать. Шерсть у него отрастает, как у настоящего кота. Когти, что серпы. Окромя прочего, ещё ластиться да ласкаться к человеку какому зачинает. И так заласкать может, что чуть ли не до самой смерти!

— Вот жеж чепуха! — возмущенно заметила Яга.

— Ох, Егоровна, не ведаешь, так молчи лучше, — замотал головой венценосец. — Был тут боярин один, его котобротень оцарапал, так он, когда обратился, чуть жену свою до смерти не зализал, угощенья требуя.

-Тьфу, срамота! — согласился Гришка, воинственно взмахнув поварёшкой.

— А стрелец один обращённый, чуть ноги сослуживцам своим не переломал, так ластился, — добавил Князь, уворачиваясь от просвистевшего мимо носа оружия домового. — Ещё один, за ухом ногой почесаться хотел, насилу развязали потом. А слышала бы ты, Ягушенька, как они воют по подворотням! Кровь в жилах стынет.

— Оборотень же на полную луну обращается? — удивлённо заметила старушка. — А сейчас день деньской, солнечно да благостно.

— Так, то lupinotuum pectinem, — сверкнул богатыми знаниями Баюн, демонстративно зевнув. — Нормальный кот днём спит, а ночью, мряу, бдит, а оборотень — наоборот. Ночью спит, а днем бдит. А посему, день для него — время охоты. По солнышку ясному ориентируется, поганец.

— Ну, хорошо, пусть по-твоему будет, — обреченно махнув рукой, согласилась с доводами Баюна Егоровна. — А люд столичный куда запропастился? Неужто всех, супостат, обратил?

— Да ты что, Егоровна! — негодующе замахал руками Князь. — Ежели бы все обратились, так и ты с такой армией не сладила бы! Попрятался люд честной, да из града стольного подался в другие места, благоприятные для житья-бытья.

— А ты, Княже, чего в хоромах окопался? — поинтересовалась старушка, буравя самодержца требовательным взглядом.

— Да, на кого ж я Отчизну-то оставлю? — задохнулся от праведного возмущения государь.

— Срамота! — согласно вставил Гришка, с укором поглядывая на Ягу.

— А ты где пропадала, когда отечество в опасности? — добавил Князь сердито.

— Где была, уже нет, — отозвалась Егоровна. — На симпозиум ведьм летала, на Гору Лысую. Пригласили коллеги умом да разумом с подрастающим поколением поделиться. Гришка, поганец, тебе ж не раз молвила!

— Знать — не знаю, ведать — не ведаю, — замотал лохматой головой домовой.

— Сладу с тобой нет, — проворчала Яга с укором.

— Что делать-то будем, Егоровна? — с надеждой спросил Князь.

— Средство, конечно, есть, — задумчиво протянула Яга. — Да вот, сперва, надо бы котобротня вашего изловить.

— И носа наружу не покажу! — критично заметил князь, поморщившись.

— И не надо, — ответила старушка и внимательно посмотрела на Баюна. — Ловушку смастерим.

Заметив взгляд Яги, кот попятился и уставился на нее испуганным немигающим взглядом.

— Тебе-то чего пужаться, яхонтовый? — недоумевающе обронила старушка. — Ты и без того кот. Авось, не преобразишься.

Баюн задумался, подергивая кончиком хвоста.

— А ведь и то верно! — в конце концов, согласился он и, гордо распушив грудь заявил. — Кот ли я, право имеющий, але мышь дрожащая?

— Вот и ладно! — улыбнулась Егоровна, погладив его по загривку. — Дело у меня к тебе такое, яхонтовый мой. Сбегай-ка в погреба да раздобудь рыбки какой.

Баюн приосанился и важно кивнул.

Яга, не обращая никакого внимания на вялые протесты Князя и Гришки, отодвинула тяжёлый засов и приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель мог протиснуться отважный Баюн.

Едва Яга прикрыла за ускользнувшим котом дверь и водрузила засов на место, как тут же обвела суровым взглядом оставшихся и спросила:

— Други мои разлюбезные, котобротня видел из вас кто?

Князь наконец-то нашёл в себе силы подняться с пола и принялся нервно мерять горницу шагами.

— Я видал, Егоровна, — самодержец тревожно ухмыльнулся.

— Сказывай, — отозвалась старушка, провожая его долгим взглядом.

— Ну, стало быть, — начал Князь. — Был этот оборотень у меня в опочивальне, но тады не ведал я ещё, что он есть.

Егоровна терпеливо кивнула.

— Глазищи — во! — самодержец изобразил руками чайные блюдца.

— Хвост, как труба печная! — продолжил он.

— Когтищи — во! — Князь развел руки на расстояние, в котором с легкостью уместилось бы лезвие доброй сабли, чуть подумал и простёр длани ещё шире.

Яга скептически прищурилась.

— Зуб даю! — бросил венценосец, углядев недоверие на лице старушки.

В дверь тихонько заскреблись.

Гришка тут же метнулся под брошенную лохань, укрылся с головой и настороженно выглянул из под неё. Князь затравленно огляделся в поисках укрытия.

— Свои! — донеслось снаружи.

Яга, мрачно и осуждающе покачав головой, слегка приоткрыла дверь.

В горницу на задних лапах протиснулся Баюн, бережно сжимая передними глиняную крынку.

— Вот, Егоровна, — тяжело дыша, произнёс кот. — Рыбы не нашел, только крынка смяута-а-а-ны.

Он с вожделением облизнулся и с облегчением поставил сосуд на пол.

— Насилу удержался, — заметил Баюн.

— Герой! — торжественно заключил Князь и благодарно погладил кота. — Ежели всё добром кончится, выдам тебе пожизненный абонемент на погреба да кухню!

— Так, борцы с нелюдью! — триумфально провозгласила старушка. — В укрытия!

— Есть, Ваше Ягейшество, — исполнительно пропищал домовой из-под лохани.

Князь беспорядочно заметался по горнице, а затем зачем-то полез под стол.

— В сундук, Княже, — предупредительно подсказала Егоровна.

— Дело говоришь, — согласился самодержец.

Князь выбрался из под стола, ударившись головой, и, потирая ушибленный лоб, залез в стоящий у дальней стены горницы ларь.

Яга осторожно открыла крынку и, аккуратно налив её содержимое в небольшое блюдце, взятое со стола, бережно поставила приманку на пол.

Баюн с достоинством запрыгнул на стол, церемонно уселся на нем, и, помпезно обвив лапы хвостом, принялся с интересом наблюдать за происходящим.

Егоровна распахнула дверь.

— Кис-кис-кис, — настойчиво позвала она.

— Мря-я-я-у-у-у! — разнеслось по пустынным улицам.

Выглянувший было из ларя Князь, немедленно хлопнул крышкой.

Затихарившийся домовой неведомо зачем выставил наружу ходящую ходуном поварёшку.

— Мря-я-я-у-у-у! — повторился душераздирающий вой, однако, ничуть не пугавший стоявшую в дверях старушку.

В горницу влетело взлохмаченное серое существо, нелепо скользя всеми четырьмя лапами по деревянному полу. Поведя из стороны в сторону курносой мордочкой и бдительно мотнув ушами, котобротень тут же принялся лизать сметану, удовлетворённо урча.

— Ну и чудовище! — восторженно обронила Яга, всплеснув руками. — Цельную столицу повергло в страх и ужас!

— Я ж говорю, глазищи — во! — дрожащим голосом подтвердил Князь из ларца.

Егоровна взяла на руки котобротня, оказавшегося чуть крупнее обычного кота, и ласково погладила его по спине. Тот довольно заурчал.

— Вылезай уже, Княже, — добродушно засмеялась старушка. — Вот он, ворог ваш лютый.

Самодержец помедлил, оценивая обстановку через приоткрытую щёлочку, откинул крышку сундука и, недоверчиво поглядывая на Егоровну, выбрался наружу.

— Не котобротень это! — заявил он, скорчив недовольную гримасу. — У того, глазищи — во! Когтищи — во!

— Он самый это! — утвердительно кивнула старушка. — Проклятие на нем и в самом деле есть. А в целом, обычный кот.

— Félis silvéstris cátus, — авторитетно уточнил Баюн и, спрыгнул на пол, принялся вылизывать остатки сметаны.

— Эх, вы, простофили! С котом не сладили, — резюмировала Яга, осуждающе поглядывая то на Князя, то на закручинившегося домового. — А всего-то нужно немного хитрости и ласки.

— Срамота! — смущенно пробубнил Гришка, выбираясь из своего укрытия.

— Молчал бы уж! Воитель-защитник! — укоризненно оборвала его Егоровна. — Дома грязища, а он тут от котенка на пару с самодержцем прячется.

Князь протянул было руку, чтобы погладить котобротня, но тот угрожающе зашипел, обнажив острые иглообразные клыки.

— Тьфу ты! Нелюдь! — объявил венценосец и опасливо попятился назад.

— Так поступим, Княже, — изрекла Яга, хмурясь. — Зелье целебное, чтобы всех покусанных в человеческий вид привести, я сотворю.

— А с этим исчадием что? — настороженно поинтересовался государь, пугливо кивая на умиротворенного и свернувшегося калачиком на руках Егоровны котобротня.

— И его вылечим, — ответила мудрая старушка, почесав мурлыку за ухом. — Он тебе, Княже, ещё мышей по подвалам гонять будет.

— А, может, мы его, как оружие массового поражения использовать будем? — мечтательно протянул Князь, удовлетворённо потирая ладошки. — Секретное державное оружие! Закидываешь в стан врага — там паника и воевать не нужно!

— Пожалей животину, — отрезвила его Егоровна, скептически покачав головой.

— Срамота! — поддержал её Гришка, воинственно угрожая поварешкой растерявшемуся от такой наглости и непочтительности Князю.

— Ах ты, ирод! Поганец патлатый! — гневно завопил самодержец. — Кому грозишься? Князю!

— Ну, началось, — сокрушённо вздохнула Яга и вышла на залитое ярким солнцем крыльцо.

Котобротень зевнул и, зарывшись носом в складках сарафана старушки, довольно замурчал.

— Егоровна! Князь пропал! — прорычал Горыныч, просовывая одну из голов в открытое окно и выпуская клубы дыма!

— Ах ты ж, ирод треклятый! — встрепенулась задремавшая было в кресле-качалке старушка, чуть не выронив волшебное веретено.

— Звала, Егоровна? — послышался заспанный голос Гришки. Растрепанный домовой лениво вылез из-за печи, потирая сонные глаза,  недоуменно уставился на Горыныча.

— Кто ирод? Князь? — непонимающе моргнул тремя парами глаз Горыныч.

— Тебе сколько раз сказывалось, коптильня ты летающая, в избе не дымить! — рассердилась Яга, разгоняя клубы черного дыма.

— И то верно, — согласился с ней домовой, грозя крохотным кулачком растерявшемуся ящеру. — Опять после тебя потолок натирай!

— Молчал бы уж! Не переломишься, — буркнула старушка и, требовательно посмотрев на Горыныча, добавила. — А ты, зверь редкий, исчезающий, брысь на двор! Там и поведаешь, что с Князем.

— А что я? Я ничего! — обиженно заворчал ящер, неуклюже вытаскивая из окна голову.

Старушка, нахмурившись и кряхтя, поднялась с кресла и, раздраженно шаркая лаптями по полу, направилась к двери. Взлохмаченный Гришка обреченно вздохнул, окинув закопченный Горынычем потолок, полез было за печку, неуверенно махнул рукой и засеменил за ней следом, на ходу пытаясь пригладить непокорную шевелюру.

— Понаприлетают тут всякие, а мне работай потом, избу в порядок приводи, — раздосадовано бормотал он себе под нос.

Трехголовый ящер нервно топтался во дворе, бросая нетерпеливые взгляды на крыльцо, поминутно взрыкивая и обиженно выпуская из всех трех пастей разом клубы сизого дыма. Кожистые крылья ящера то и дело тревожно вздрагивали.

У ворот, опасливо разглядывая висящие на них черепа, с ноги на ногу переминался маленький круглый человечек, облаченный в богато украшенный самоцветной вышивкой боярский кафтан с широкими меховыми отворотами, свободный покрой которого, впрочем, не мог скрыть выпирающее пузо гостя.

— Кого там нелегкая принесла? — сварливо спросила Яга, выйдя на крыльцо, и, приметив незваного посетителя, подозрительно цокнула языком.

— Кукишев это! — небрежно взрыкнул Горыныч, обиженно выпустив из ноздрей струйку черного дыма, и язвительно добавил. — Я его принес, а не нелегкая какая-то. Всю шею мне, гад, отсидел!

— Боярин Кукишев, — поправил его пришелец, хриплым голосом, похожим на скрип плохо смазанных дверных петель. Он подобострастно оскалился, обнажив ряд мелких зубов, отчего его, и без того покрытое сетью глубоких морщин лицо скукожилось в нечто напоминающее кору древнего дуба, а неприятные водянисто-серые глаза превратились в две узкие щелочки.

Широко раскрыв объятия, Кукишев, часто перебирая коротковатыми ножками в черных сапогах с залихватски вздернутыми носами, засеменил навстречу Егоровне, не забывая по пути отвешивать заискивающие полупоклоны. Подлетев к крыльцу, он оступился на ступеньках и, растянувшись на полу рядом с успевшей отпрянуть в сторону старушкой, нос к носу столкнулся с вышедшим из дома Гришкой.

— Во дела! — удивленно протянул тот, пристально разглядывая лицо боярина, так и не прекратившего глупо скалиться.

— Чаго? — непонимающе захлопал глазами боярин, делая неловкие попытки подняться.

Яга, натужно кряхтя, помогла ему встать на ноги.

— Ну и ряха, говорю, — хихикнул домовой и тут же ловко юркнул за подол сарафана Егоровны.

— Цыц, охальник! — пряча улыбку, одернула его старушка и иронично заметила. — Это сам Кукишев!

— То-то я и чую, колбасный дух витает, — как ни в чем не бывало заметил домовой, настороженно стреляя черными пуговками глаз.

Боярин недоверчиво принюхался, поведя широким крючковатым носом, и, попытавшись скрыть досаду, буркнул:

— По делу я!

— Ну? — требовательно протянула Егоровна.

— Говорил же, Князь пропал! — торопливо вставил Горыныч, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения.

— Ага, Князь пропал, — подтвердил Кукишев, отряхивая кафтан, и досадливо поморщился, заметив на нем дыру, в которую зачем-то просунул толстый, похожий на скрюченную сардельку палец. Разочарованно вздохнув и с обидой посмотрев на ни в чем не повинную Егоровну, он плаксиво добавил, — Кормилец-то наш того… Тю-тю. Исчез, как и не было.

— Супостаты похитили, — важно заметил Горыныч, согласно кивнув всеми тремя головами разом.

Яга шумно выпустила воздух через угрожающе раздувшиеся ноздри и холодно сказала Кукишеву, занятому внимательным изучением дыры на кафтане:

— По делу говори.

Боярин встрепенулся, набрал побольше воздуха в легкие и отрывисто затараторил:

— Беляна Ключница вчера поутру Князю завтрак относила. Постучалась в княжью опочивальню — тишина. Ушла. Мало ли какие важные государевы дела батюшка, свет наш, решает. Обед принесла — тоже тишина. Тут-то и забеспокоилась. Стрельцов подняла, те-то, не долго думая, дверь в опочивальню и вынесли. А там! — Кукишев наигранно схватился за голову, в притворном ужасе округлив глаза. — Все вверх дном перевернуто. Князя нет. Только шапка евоная на сундуке помятая лежит. Цельный день Князя по всему стольному граду искали, а сегодня поутру, чуть свет, я сюда на змее трехголовом отправился за помощью…

— И записка, записка-то, не забудь! — перебил боярина Горыныч, с живым интересом вытянув длинные шеи.

Кинув неприязненный взгляд на трехголового ящера, Кукишев суетливо похлопал себя по бокам и животу и, смущенно пожав плечами, задумался.

— Так и знал, что потеряешь! — хмыкнул змей, негодующе взмахнув крыльями.

— Отродясь ничего не терял! — задумчиво почесал затылок растерявшийся боярин.

— Куда тебе! Все в карман себе тащит! — язвительно заметил Гришка, вскарабкавшись на плечо к хмурившейся Егоровне.

Кукишев сделал вид, что не расслышал. Неожиданно он хлопнул себя ладонью по лбу, расплывшись в довольной улыбке, и торжествующе извлек из-за пазухи кусок бересты.

— Говорил же, что отродясь ничего не терял! — радостно заключил он, помахав перед самым носом Гришки своей добычей. — Вот она, записочка-то!

Яга раздраженно выхватила из его рук бересту и, хмуря лоб, углубилась в чтение. Через секунду брови старушки недоуменно взлетели вверх.

— Что за напасть-то такая? — непонимающе посмотрев на скалящегося боярина, осведомилась она. — Здесь же ничего прочитать нельзя! Каракули одни.

— Погодь, Егоровна, — перебил старушку сидящий на ее плече Гришка, ткнув пальцем в записку. — Кажись, вот здесь написано, пуд золота.

Он сосредоточенно нахмурил лоб и выпучил глаза, силясь прочитать написанное.

— А тут, второго дня вечером… вот тут, у озера под дубом… — озадаченно почесав лоб, он медленно произнес. — А, видать, Князя и в самом деле похитили. Все складывается, как ни крути, Егоровна. Князя-батюшку похитили, а теперь выкуп требуют — пуд золотом, чтоб через два дня под деревом у озера оставили.

— Так я о том и молвил! — ликующе воскликнул Кукишев.

— Тихо ты! Не мешай. Не видишь, профессионалы думу думают! — осадил его домовой, пренебрежительно махнув рукой. — Смотри, Егоровна, здесь еще и отпечаток лапы кошачей. Никак, знак банды! Во как!

— Какой ты у меня умный да разумный! — Яга одобрительно потрепала Гришку по лохматой голове.

— Эй, колбасный ампиратор, — обратился домовой к замершему в растерянности боярину. — Не слышал чего о банде кошачьей лапы? Или, может, банде кошачьего когтя?

Побагровевший от злости Кукишев, которого панибратски-фамильярное обращение Гришки начало выводить из равновесия, отрицательно замотал головой.

— Ты, Гришка, с боярином-то по-почтительнее все-таки разговаривал бы, — наставительно заметила Яга, с трудом сдерживая улыбку. — Как ни как, цельный боярин.

Не почуяв подвоха, Кукишев важно и с достоинством закивал, подтверждая слова старушки.

— Да ну его, — упрямо мотнул головой домовой.

Притихший было Горыныч, бросив на задохнувшегося от праведного гнева Кукишева настороженный взгляд, аккуратно заметил:

— И то правда. Боярин же.

— Пусть терпит, ежели хочет Князя найти, — не унимался Гришка. — Кто он без Князя-то? Без защиты его? Так, мошенник мелкий, из-за которого честный кот пострадал. Помню я, помню, как из-за твоей жадности Баюна-то в темницу посадили!

Домовой с вызовом уставился на разобижено засопевшего боярина, на скулах которого заходили ходуном желваки.

— Ну, попадись ты мне, — тихо, сквозь зубы, процедил Кукишев.

Услышавший его угрозы домовой нахально улыбнулся:

— Да, я Князя лично от котообротня вот этой самой грудью защищал, пока ты по подвалам трусливо прятался, — он мужественно расправил хилую грудь, гордо вздернув заросший растрепанной бороденкой подбородок.

— Ну все! Потешились и будет, — примирительно оборвала грозившую затянуться перебранку Егоровна. — Князя выручать надобно.

Кукишев, вздохнув, тоскливо посмотрел на Горыныча. Тот испуганно попятился и умоляюще уставился на Ягу. Снисходительно усмехнувшись, старушка добродушно кивнула.

— Эй, боярин! — позвала она начавшего было карабкаться на спину поникшего змея Кукишева. — В ступе полетишь. Нечего зазря животинку мучать.

Горыныч выдохнул с облегчением и благодарно подмигнул Егоровне.

Вскоре Яга с домовым на плече и боязливо сжавшийся боярин, потеснившись, разместились в ступе, которую Егоровна не без помощи больше суетившегося, чем помогавшего, домового выкатила на двор.

— Э-э-х! — лихо выдохнула старушка, собираясь взмахнуть метлой.

— Погоди! — завопил вдруг Гришка. — Чуть не забыл!

Ловко спрыгнув на землю, домовой быстро влетел в дом. Секунду спустя, он появился на крыльце в широкополой соломенной шляпе, с перекинутой через плечо торбой, и торчащей изо рта палочкой леденца. Причмокивая лакомством, он быстро вскарабкался обратно на плечо Егоровны, и, придерживая рукой края шляпы, разудало заявил:

— Ну, берегись, банда когтистой лапы! Дендуктивы спешат на помощь!

Горыныч, давясь от смеха дымом и пламенем, взмахнул могучими крыльями и виртуозно взмыл ввысь. Следом взлетела и ступа, оглашая округу басовитым свистом и молодецкими покриками Яги, сопровождавшими широкие взмахи метлы.

* * *

Весь путь до стольного града Кукишев то бледнел, то зеленел, бросая полные ужаса и отчаяния взгляды на разверзшуюся под ним бездонную, как ему казалось, пропасть. Яга, заметив испуг боярина, старалась не забираться слишком высоко в небо, отчего ступа летела опасно низко, чуть ли не задевая днищем верхушки проносившихся мимо сосен и елей. Гришка же, ничуть не стесняясь, вовсю потешался над трусившим спутником, подначивая того незатейливыми шутками и грозя высадить его прямо на полном ходу, что приводило начавшего постепенно сереть боярина в состояние полуобморочной паники.

— Ну, ты чего, в самом-то деле? — сжалился в конце-концов домовой. — Ты ж на Горыныче летал ужо! Чай, ученый да опытный.

— Так там я зажмурился, да за шею обеими руками держался, аж руки сводило, — неуверенно промямлил боярин, не отрывая взгляда от проносившихся внизу деревьев. — А здесь и держаться-то не за что! Того и гляди вывалюсь.

— А вывалишься, так не велика и потеря, — заключил Гришка, довольно улыбаясь.

Кукишева перекосило от его слов так, что он даже набрался смелости оторвать взгляд от пропасти под ногами и разгневанно посмотреть на самозабвенно хохотавшего домового.

— За края держись, дурень! — отсмеявшись, благодушно посоветовал тот.

Боярин счел за лучшее последовать совету и вцепился в борта ступы побелевшими от напряжения пальцами.

Когда ступа наконец-то приземлилась у княжеских палат, Кукишев тут же вывалился из нее и принялся благодарно целовать землю, поминая всех богов, чертей и демонов, в общем, всех мистических существ, которых только смог вспомнить, благодаря их за благополучное окончание кошмарного путешествия. После чего он перевернулся на спину и растянулся, с облегчением раскинув руки и вперив в небесную синь выпирающее пузо.

Рядом, заложив крутой вираж, приземлился Горыныч. С недоумением покосившись на развалившегося на земле боярина, на лице которого застыла блаженная улыбка, трехголовый произнес:

— Там, на торжище, толпа какая-то. Кричат чего-то, спорят.

— Кощей, видать, опять воду мутит, — недовольно заметил Кукишев, торопливо поднимаясь с земли и пытаясь отряхнуться.

— Чего делает-то? — спросила вылезшая из ступы Яга, с кряхтением опираясь на метлу.

— Да, вот, с недавних пор, — начал Кукишев, — Проникся наш Кощеюшка идеями этой самой, как ее там? Р-р-эволюции!

— Хм, вот оно что, — наморщил лоб Гришка, спрыгнув с плеча Егоровны. Покопавшись с перекинутой через плечо котомке, он с достоинством выудил из нее леденец, внимательно осмотрел его со всех сторон и с самым серьезным видом, отправив лакомство в рот, пробубнил. — Вот и первый подозреваемый. Опросить надобно.

— Ну, пойдем поглядим, чего там костлявый удумал, — согласилась с ним Яга.

Когда честная компания, с легкой руки Гришки названная «славными дендуктивами», вышла к торжищу, сухощавый Кощей, сверкая на солнце наполированными латами и начищенной до ослепительно блеска лысиной, скандировал зычным голосом на всю торговую площадь с импровизированного помоста, роль которого исполняла пустая крестьянская телега. Собравшийся люд, внимательно слушая, периодически начинал одобрительно кивать и громко выражать согласие с речью увлеченного оратора.

— Сколько можно терпеть деспотию и узурпацию? — надрывался Кощей Бессмертый, отставив чуть назад левую ногу, и вскинув правую руку с раскрытой ладонью навстречу слушателям. — Пора скинуть опостылевшее нам, свободным людям, ярмо угнетения и наконец-то начать жить свободно, по своему уму.

— Точно! Да! Дело говоришь! — донеслись одобрительные выкрики из толпы, поддержанные редкими, но уверенными, хлопками.

— Хватит это терпеть! — продолжил Кощей, сжав руку в кулак и гневно потрясая им в воздухе. — Мы достойны лучшего! Землю — крестьянам! Каждому богатырю — по красной девице, красным девицам — по богатырю, Горынычам — комфортабельные амбары с условиями и трехразовое питание…

— Чего он там про Горынычей сказал, — полюбопытствовал ящер, две головы которого, не мигая, наблюдали за надрывающимся Кощеем, а третья, извернувшись на длинной шее, расположилась рядом с плечом Яги.

— Ну ты-то куда? — неодобрительно проворчала старушка, щелкнув пальцами по зубастой морде.

— Не-не, я ничего, — смутился Горыныч и пристыжено опустил головы.

Гришка меж тем, достал из своей котомки кусок бересты и, высунув от усердия язык, старательно делал какие-то пометки тростниковым пером, то и дело бросая внимательные взгляды на продолжающего пламенную речь Кощея.

— Мы — не рабы, рабы — не мы! — не унимался тот. — Мы — свободные люди нового времени, до основания разрушим старый мир и, отринув изжившие себя устои, на его обломках, построим новый!

— Ну, все, хватит! — зло процедил Кукишев и торопливо кинулся куда-то назад.

Яга проводила его долгим тяжелым взглядом и негромко ворчливо бросила оставшимся спутникам:

— Пойдем, угомоним что ли революционера костлявого.

Кощей неожиданно замолчал, едва Яга со спутниками, растолкав большую часть слушателей, приблизились к телеге.

— Приметил, видать, — резюмировал Гришка, карабкаясь на импровизированный помост.

— Ну что, гражданин, сами пойдете, али стрельцов позвать? — ласково спросил он, низко надвинув шляпу на лоб.

— Я не боюсь цепных псов режима! — гордо вздернув подбородок, громогласно заявил Кощей, а потом тихо, едва слышно, добавил, так, чтоб его мог услышать только домовой. — Сам пойду.

На торжище со всех прилегающих улиц высыпались стрельцы в полном боевом снаряжении. Простой люд, еще секунду назад, всячески поддерживавший Кощея, мигом испарился, бросив того в гордом одиночестве.

— Взять! — выкрикнул запыхавшийся и красный то ли от злости, то ли от бега, вернувшийся на площадь боярин Кукишев, толстым кривым пальцем указывая стрельцам на обомлевшего на телеге Кощея.

Тот храбро схватился за рукоять висевшего на поясе меча, но, заметив скептически сложившую на груди руки Ягу, разом сник и жалобно законючил:

— Егоровна, ну, ты ж меня знаешь! Ничего такого я не хотел! Честно-честно!

Старушка тяжело вздохнула, всплеснув руками, и ласково произнесла:

— Пойдем, горе-революционер, потолковать надобно.

В сопровождении стрельцов гордого Кощея доставили на княжий двор, где впавший в раж Гришка властно скомандовал:

— В темницу его, опосля потолкуем.

Стрельцы недоуменно переглянулись и уставились на Егоровну. Та, пожав плечами, утвердительно кивнула.

— Егоровна, за что? — завопил Кощей, делая неловкие попытки вырваться из цепкой хватки державших его под руки стрельцов.

Когда орущего почем свет стоит пленника увели, старушка елейно поинтересовалась у Гришки, отрешенно почесывавшего бороду:

— Теперь-то что, дендуктив лохматый?

Домовой, внимательно посмотрев на нее, задумчиво пожал плечами, и перевел взгляд на крыльцо княжеских палат. Улыбка догадки внезапно озарила его лицо.

— Место похищения осмотреть надобно! — самодовольно заявил он.

Нетерпеливо топтавшийся рядом Горыныч, вдруг мечтательно объявил:

— С утра маковой росинки не было. Егоровна, я полетел?

— Лети, милок, все равно от тебя оголодавшего проку нет, — согласилась с ним старушка.

Как и говорил боярин Кукишев, в княжеской опочивальне царил разгром. Прямо посреди спальни сиротливо и печально лежала выломанная стрельцами дверь. Большая часть сундуков и ларцов была открыта, а их содержимое в беспорядке разбросано рядом. Дорогая китайская бумага на рабочем столе Князя оказалась залита содержимым перевернутой чернильницы, а тяжелое дубовое кресло, сидя в котором любил работать самодержец, было повалено на бок.

— Н-да, — протянул вошедший в горницу первым Гришка, окидывая помещение цепким внимательным взглядом. — Видать, без борьбы не обошлось. Князь-батюшка сражался с похитителями аки медведь. Аж прям гордость за него берет!

Гришка неожиданно подскочил на месте и, резко повернувшись вокруг собственной оси, спросил у боярина Кукишева, робко пытавшегося заглянуть через плечо замершей у порога опочивальни Яги.

— А Баюн-то где? Глядишь, он, с его-то умом да разумом, подсобил бы нам в поисках.

— А пес его знает? — пожал плечами боярин, скривившись. — Опять, небось с троллем в поля куда убегли языки учить. Кто ж за ним уследит-то. Он же кот!

— Зачем в полях-то языки учить? — удивленно поинтересовалась Яга.

— А это метода у него такая! — небрежно бросил Гришка и, наставительно подняв перст, заявил. — Свежий воздух способствует обучению.

— Ах, вона оно что! Метода! — понимающе улыбнулась старушка. — Выпестовала я тебя, такого умного, на свою голову. Я то, грешным делом, подумала, что дрыхнут они там на пару, чтобы никто не трогал. А оказывается, вона оно что! Метода!

Боярин за спиной старушки нелепо хихикнул, чем вызвал свирепый взгляд, обиженно засопевшего домового. Кукишев, смутившись, предпочел скрылся из виду, а раздосадовано пыхтящий Гришка суетливо заметался по горнице, поднимая разбросанные кругом вещи и зачем-то внимательно заглядывая в опустошенные ларцы.

— Улики ищу, — пояснил он, заметив недоумевающие взгляды спутников и, приподняв подол лежавшего на полу княжеского кафтана, скрылся под ним.

— Все, ироды, затоптали, — сокрушенно объявил домовой, вылезая наружу.

С этими словами он запустил мохнатую ручонку в котомку. Сосредоточенно пошуровав внутри, домовой извлек на свет очередной леденец, который тут же отправил в рот, и глубоко задумался. Придя к каким-то выводам, Гришка наконец-то прервал воцарившееся молчание.

— На допрос! — возвестил он, сурово насупившись. — С Кощеем потолкуем.

Ловко лавируя между ног растерявшихся Яги и Кукишева, домовой стремительно вышел из княжеской опочивальни. Его спутники, растерянно переглянувшись, неторопливо последовали за ним.

Нетерпеливо мерявший шагами крохотную темницу Кощей чуть ли не подпрыгнул на месте, когда железная дверь его узилища протяжно скрипнула и внутрь влетел домовой в низко надвинутой на самые глаза соломенной шляпе. Следом вошли Яга с боярином Кукишевым.

— Не сильно-то вы и поспешали, — недовольно буркнул пленник. — Пока я тут в княжеских застенках томлюсь.

— Присаживаетесь, уважаемый, — любезно предложил Гришка, кивнув в сторону лежанки в углу темницы.

Смущенный Кощей, получив одобряющий взгляд Егоровны, неуверенно присел. Рядом с ним взгромоздился домовой, достав из котомки кусок бересты, сверился со своими записями и воззрился тяжелым пытливым взглядом на обомлевшего пленника. Отчего-то Кощею стало весьма неуютно и он настороженно отодвинулся, забившись в угол.

— Что Вам, товарищ Бессмертный, известно о похищении Князя, — с притворной вежливостью заговорил Гришка, не спуская с собеседника пристального взгляда.

— Знать не знаю, ведать не ведаю, — робко заявил Кощей и аккуратно поинтересовался. — А что? Князя похитили?

— Да, — сухо подтвердил домовой. — И Вы в числе подозреваемых.

— Да по что оно мне? — искренне удивился Кощей, округлив глаза.

— Вот и у нас возник похожий вопрос, — кивнул Гришка. — Однако, сего дня, Вы, уважаемый, заявляли…

Домовой демонстративно прокашлялся, и медленно водя пальцем по бересте, прочитал:

— …Что не намерены терпеть деспотию и узурпацию, что собираетесь построить новый мир, скинув ярмо угнетения. Так?

— И где ты слов-то таких заумных набрался, нежить костлявая? — всплеснула руками Егоровна.

— От речей своих не отказываюсь, — согласился Кощей, воровато оглядываясь на застывшую у дверей темницы Ягу. — Да вот только, коли я бы Князя похитил, вовек бы вы меня в полон не взяли.

— Отчего же Вы тогда, товарищ Бессмертный, не убегли, когда вас схватили? — с любопытством поинтересовался Гришка. — Вы ворожбой как-никак владеете, могли бы укрыться.

— И укрылся бы, — осторожно подтвердил Кощей. — Кабы не она. — Он кивнул лысой головой в сторону Яги и добавил. — От нее разве сбежишь? Из-под земли-матушки достанет.

Егоровна ласково улыбнулась. Гришка бросил на нее самый суровый взгляд, на который только был способен.

— Однако, исчезновение Князя в Ваших интересах, — заявил он сухо.

— Чего это? — недоуменно пожал плечами Кощей. — Спор у нас с Князем был. Чисто ради интересу спортивного. Послушает меня люд честной али нет.

— Вот сколько раз, костлявый, тебе сказано было, с Князем-батюшкой, об заклад не биться! — воскликнула Егоровна.

— Да не об заклад же, матушка, — проконючил Кощей. — Говорю же, спортивного интересу ради!

— Ох, и не стыдно же вам с дурнем венценосным народ баламутить? — пристыдила его Яга. — А коли люд за тобой пошел бы, чтобы было, а, родимый?

— Знать не знаю, ведать не ведаю, — пожал плечами пленник, потупившись. — Стрельцы бы всех похватали, да в темницы б пересажали. И вся недолга. Неча супротив Князя-батюшки идти.

— Ох, и задам же я его князейшеству, — пробормотала Яга. — Совсем от игр азартных умом тронулся! Где ж это видано, на людей об заклад биться?

— Да ладно тебе, Егоровна, — небрежно махнул рукой Кощей. — Простому люду полезно в темницах посидеть, да подумать…

— Вот ты посиди да подумай, — неодобрительно заметила Яга.

— Мне нельзя! — огрызнулся пленник. — Я, как ни крути, особа венценосная.

— Так и есть, а посему голову с плеч, по примеру просвещенных стран, — кивнула старушка. — Там с вашим братом, венценосным, не особо и церемонятся-то.

— Вы мне тут балаган этот прекращайте, — взъярился вдруг Гришка, в сердцах стукнув мохнатым кулачком по лежанке так, что Кощей вздрогнул от неожиданности.

— Воля ваша, — смущенно буркнул Бессмертный. — А только Князя вашего я не похищал, в полон не брал. Хоть что делайте — не похищал!

Воцарилась неловкая тишина. Кощей, демонстративно сложив костлявые руки на груди, обиженно изучал каменную кладку стены, а Яга и Кукишев выжидательно наблюдали за озадаченным домовым, смущенно почесывавшим затылок.

— Кажется, следствие зашло в тупик, — наконец констатировал Гришка, растерянно оглядываясь на спутников.

Вдруг немелодично скрипнула дверь и в темницу ввалился запыхавшийся стрелец, что-то возбужденно зашептавший на ухо Кукишеву, глаза которого изумленно округлились, придавая сморщенному лицу весьма озадаченный вид.

— Как? — вскричал боярин, — Кто посмел?

— Что опять стряслось-то? — поинтересовалась Яга, обреченно вздыхая.

— Там это, люд бунт затеял! — задыхаясь от гнева, ответил Кукишев, бледнея лицом и сжимая кулаки. — Кощея освободить требуют.

Гришка лохматой молнией кинулся прочь из темницы.

— Так я свободен? — с надеждой крикнул ему вслед пленник.

— Пойдем, — тяжело вздохнула Яга. — Авось и подсобишь.

Площадь перед закрытыми воротами княжеского двора гудела, как растревоженный улей.

— Свободу! Свободу! Свободу! — на разный лад скандировала собравшаяся толпа. — Нет, княжескому произволу!

Особенно выделялись в людской разноголосице два голоса. Первый, зычный и басовитый, принадлежал Горынычу, а второй, перебивая основной мотив, завывал «Деньгу давай!».

— Отворяй ворота, — приказала подошедшая с товарищами Яга напряженно прислушивавшимся к крикам стрельцам.

Те отрицательно замотали головами.

— А ну, отворяй, кому велено! Уморю, и мокрого места не останется, — пригрозила Егоровна.

Стрельцы нехотя принялись исполнять ее распоряжения. Створки ворот медленно разошлись в стороны.

Продолжавший скандировать люд, вооруженный кто во что горазд, некоторые даже зачем-то натянули на головы глиняные горшки, решительно было ринулся вперед, но, увидев сурово подбоченившуюся Ягу, угрожающе застывшую по другую сторону ворот, в растерянности застыл, замолчав и разом растеряв всю свою браваду.

— По что бунтуете, милки? — елейно поинтересовалась старушка, ехидно сощурив левый глаз.

Народ смущенно молчал.

— А ты, коптильня летающая, куда полез? — вопросила Яга, вперив взгляд в попытавшегося ускользнуть Горыныча. Впрочем, провернуть этот фокус из-за внушительных габаритов ему не удалось. Осознав это, змей пригнулся, понуро опустив свои массивные головы на уровень плеч собравшихся бунтовщиков.

— Свободу Кощею! — смущенно рыкнул ящер, обдав дымом стоящих рядом, и неуверенно добавил. — Он амбар с удобствами обещал и кормежку трехразовую!

— То-то тебя, беднягу, Князь не кормит? — ласково поинтересовалась Яга.

— Кормит, — подтвердил ящер.

— Так какого ж рожна ты, зверюга неблагодарная, бунтовать удумал?

Горыныч задумался.

— Ну так… Амбар с удобствами, — неуверенно протянул он.

— А по что он тебе? — полюбопытствовала старушка. — Сам посуди, день-деньской на свежем воздухе небесные просторы вольно рассекаешь, прилетаешь, только на кормежку! Да и пещера у тебя куда просторней будет! Спишь на иголках еловых, для спины и шеи полезно. Кругом одна польза и комфорт! Ну, по что тебе этот амбар в четыре стены деревянные? Ты ж разок только дыхнёшь и спалишь до тла его!

Трехголовый змей отвел взгляд, не найдя что ответить. Яга требовательно уставилась на нерешительно переминавшегося с ноги на ногу рядом со змеем тролля Ивана.

— А ты? Отоспался да явился, — она всплеснула руками. — Ишь чего затеял? Все думают, он уму-разуму с Баюном учится, а он? В бунтовщики заделался?

— Деньгу… — жалобно проканючил тролль.

— Баюн где? — грозно спросила старушка.

Тролль яростно замотал уродливой башкой из стороны в сторону, неуверенно пожимая плечами.

— Свободу Кощею! — донесся из толпы неуверенный возглас.

— Так кто его держит-то? — удивилась Егоровна, и приторно-ласково позвала. — Рэволюционер костлявый, иди-ка сюда, родненький.

Смущенный Кощей встал рядом с Ягой, низко опустив голову и внимательно изучая дорожную пыль под ногами.

— Держит тебя кто? — радушно поинтересовалась Яга, незаметно ткнув локтем Бессмертного в бок.

— Свободен, аки птица, — торопливо буркнул Кощей.

— А говорят Князь-то… — начал было щупленький бородатый мужичок из толпы, но осекся встретившись взглядом с грозно нахмурившей брови Ягой, и нырнул за спины товарищей, откуда робко продолжил. — Князь-то пропал.

Старушка тяжело вздохнула.

— Не пропал Князь, — ответила она хмуро. — Пока вы тут бунт бессмысленный и беспощадный устраиваете, Князь наш надежа, о вас печется, важными государевыми делами занимается. Отбыл в страны басурманские договоры да пакты подписывать.

— А, ну ежели так, — донеслись из толпы неуверенные возгласы.

— Так, граждане, расходимся, не толпимся, расходимся, — смело выскочил прятавшийся до этого за подолом сарафана Егоровны Гришка и, кинувшись в толпу, начал разгонять народ настойчивыми взмахами рук. Площадь перед воротами быстро опустела.

Собравшиеся улизнуть под шумок Горыныч и тролль Иван были тут же остановлены требовательным окриком Яги.

— Куды собрались, родненькие? — поинтересовалась она.

— Ну, по делам-то своим важным, — неуверенно протянул трехголовый змей, старательно избегая сурового взгляда Егоровны. Тролль согласно закивал.

— Здесь быть, — сурово приказала Яга.

— Кушать охота же, — жалобно промямлил Горыныч, преданно заглядывая в глаза старушке.

— Знаю я твое кушать, — непреклонно проворчала Яга. — Совет держать будем.

Незадачливые спасатели венценосца собрались в просторной горнице, выходившей открытыми окнами во двор, чтобы находившиеся там провинившиеся ящер и тролль были под неустанным наблюдением рассерженной Егоровны и тоже могли принять участие в общем обсуждении.

— Так, други, — начала старушка, когда все расселись за большим столом, обведя собравшихся внимательным взглядом, — Что мы имеем?

— Пропавшего Князя, — понуро ответил Гришка, зачем-то внимательно разглядывая свои записи.

— Записку от похитителей, — робко заметил боярин Кукишев, бросая подозрительные взгляды на сидевшего рядом Кощея.

— Егоровна, я тут подумал, — задумчиво протянул тот, рассеянно поглаживая смущенно блестевшую лысину, — У тебя же зеркальце волшебное было. Может, оно подсобит, покажет, где Князь?

— Было, милок, зеркальце, было, — сокрушенно вздохнула старушка и строго посмотрела на смутившегося под ее тяжелым осуждающим взором Гришку. — Да вот, один, не в меру ретивый домовой его разбил, когда уборку очередную затеял, мух с пауками по углам веником гоняя. Пока новое смастеришь, заклятья да ворожбу наводя, седмица другая да пройдет, а времени у нас и не осталось, поди.

— Никак похитителей не вычислить значит? — осторожно спросил, заглянувший в окно Горыныч, предусмотрительно выдохнув дым в сторону. Яга покачала головой.

— Что делать-то будем? — поинтересовался приунывший Кукишев.

— Засаду устроить надобно, — встрепенулся домовой. — Где там записка эта? Место найдем, оставим требуемое, а когда похитители явятся, в полон их и возьмем. Застращаем да вызнаем где они Князя-Батюшку держат.

Бородатое лицо домового, озаренное догадкой, засияло, как начищенный до блеска самовар.

— Дело говоришь, ирод лохматый, — поддержала его Яга, аккуратно расправляя на столе записку, найденную в опочивальне князя.  

— Ничего не разобрать, окромя того, что и так известно, — расстроился Гришка, пытаясь прочитать неразборчивые каракули, — Второго дня вечером… Пуд золота… Дуб… Озеро… И подпись в виде кошачьей лапы.

— Под стольным градом только одно озеро, — заметил Кощей, — И как раз по берегам дубовая роща растет, место там есть, где дуб один особняком стоит.

— Там засаду и устроим, — радостно заключил боярин Кукишев, вскакивая со своего места.

— Стрельцов по кустам рассадим, — подхватил довольный Гришка. — Горыныч пусть воздушную разведку ведет, Иван может камнем каким прикинуться. А только банда явится, так мы тут же, хлоп, и сцапаем их.

— Голова! — одобрительно заключил Кукишев.

Яга добродушно улыбнулась и ласково потрепала Гришку по голове.

— Молодец, яхонтовый мой, — похвалила она засиявшего пуще прежнего домового. — Как раз срок сегодня вечером выходит. Только для убедительности схороним под деревом золото.

— Да где же его взять-то? — уныло заметил Кукишев. — Казначей княжий нам в жисть столько не даст.

— Так ты и одолжишь, — нашелся Гришка. — У тебя-то, после колбасной-то торговли, и поболе будет. Ради спасения Князя же!

— Ну, если только ради Князя, — неуверенно скривился боярин.

* * *

Ласковое солнце медленно клонилось к закату, озаряя красноватыми отблесками чистое безоблачное небо и сверкающую гладь озерной воды. Нежный вечерний бриз тихо шумел вершинами могучих дубов, трепетно перешептывающихся листовой.

Высоко в темнеющем небе, в клубах густого дыма парил неумело прикидывающийся птицей Горыныч. Недалеко от берега среди высоких камышей тролль Иван старательно изображал из себя большой валун, неизвестно как оказавшийся в воде. В кустах, в сопровождении десятка стрельцов, державших наготове мешки, кляпы и крепкие путы, схоронились Яга, Гришка и боярин Кукишев, пожертвовавший скрепя сердце ради благородного дела — спасения Князя — честно заработанный пуд золота, которое было ссыпано в мешок и заботливо уложено у корней одинокого дуба.

— А ежели никто не явится? — тревожно прошептал боярин, не спуская внимательных глаз с мешка с выкупом.

— Тихо ты, — зашипел на него домовой, нетерпеливо ерзая на месте. — Явятся, никуда не денутся.

Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, на прощанье озарив небосвод алой зарницей, а сгустившиеся серые сумерки, властно вступили в свои права, со стороны озера послышались всплески весел и тихое неразборчивое бормотание.

— Пожаловали супостаты, на лодье, — заметил Гришка, старательно тараща глаза в попытках что-нибудь рассмотреть в темноте.

Лодья, пошуршав камышами, ткнулась носом в прибрежный песок, и из нее вылезла сумрачная человеческая фигура, принявшаяся деловито вытаскивать какой-то объемистый брыкающийся куль на берег. Быстро управившись, пришелец наконец-то обратил внимание на сваленный у дуба выкуп и настороженно направился к нему. Едва человек наклонился над оставленным мешком, как не выдержавший Кукишев заорал во всю луженую глотку:

— Вяжи его!

Стрельцы мигом кинулись из кустов. Повалив пришельца на землю, они быстро его скрутили, воткнув в рот кляп и накинув на голову мешок.

— Мряу! — донесся со стороны лодьи душераздирающий вопль и какая-то черная тень, еще секунду назад бывшая бесформенным кулем, угрожающе сверкая в темноте угольями глаз, набросилась на растерявшихся поначалу стрельцов, но быстро была опутана веревками и уложена рядом с первым противником.

— Кот? — удивился Гришка, торопливо подбегая к месту сражения.

— А кто еще? — ответил ему донельзя знакомый голос.

— Баюн, ты? — неуверенно переспросил домовой, приглядываясь. — Ты-то как в банду когтистой лапы попал?

— Какой такой лапы? — раздраженно огрызнулся кот, остервенело махая несвязанным хвостом.

— От знал я, что этот шерстяной комок, тот еще злодей, — торжествующе заявил подлетевший боярин, гневно потрясая указательным пальцем. -Признавайся, куда Князя дел?

— Сам у него и спроси! — ответил Баюн, яростно сверкая глазами и не переставая махать хвостом.

— Да как же я спрошу его, коли ты, злодей, с сотоварищем, его похитили? — зло усмехнулся боярин, пнув лежавшего рядом с котом связанного человека с мешком на голове.

Кукишев наклонился над поверженным человеком и осторожно приподнял края мешковины. Отпрянув назад, он побледнел так, что цвету его лица позавидовала бы сама белоликая Луна.

— Князь, — растерянно заявил боярин и медленно осел на землю.

— Где? — непонимающе захлопал глазами Гришка.

— Там, — Кукишев указал дрожащим пальцем на связанного.

Домовой неуверенно сдернул мешок с головы пленного.

— Князь, — согласился Гришка сокрушенно, аккуратно вытаскивая кляп изо рта связанного венценосца.

— В темницах сгною! — с угрозой прошипел самодержец.

Стрельцы кинулись снимать с Князя и Баюна путы. Стоявшая чуть поодаль Яга лукаво улыбнулась.

— Ну, дело раскрыто! — уверенно заявила она.

— Какое такое дело? — растерялся освобожденный Князь.

— О похищении венценосной особы, — наставительно заметила Яга.

Князь раздраженно поправил задравшуюся рубаху и недовольно буркнул:

— Никто меня не похищал!

— Но записка! — тихо промямлил Кукишев.

— На рыбалке я был! — негодующе ответил самодержец.

— Но записка! — жалобно повторил боярин, настойчиво хватая Князя за штанину.

— Да, какая записка? — возмущенно спросил венценосец, брезгливо отстраняясь от докучливых объятий боярина.

— Что тебя, батюшка похитили, — печально пояснил Гришка, понуро опустив голову. — Чтоб пуд золота, аки выкуп за тебя, под дубом у озера оставили.

— Баюн! — возопил Князь, — Я тебя что просил написать?

— Что просил, то и написал! — ворчливо огрызнулся кот, пытаясь разгладить растрепанную и торчащую во все стороны шерсть, — Мол мы с тобой на рыбалку отлучились, будем на исходе второго дня. Ежели что, то искать нас на озере у дуба.

— А пуд золота-то? — недоумевая, поинтересовался озадаченный домовой.

— Деньгу давай? — неуверенно спросил приблизившийся тролль, с которого капала вода и свисали длинные лохмотья тины.

— Подати это. Убрать надо было в сокровищницу, — мурлыкнул Баюн, поведя ушами, — Так и написал же!

— Написал он! — воскликнул Гришка, осуждающе уставившись на кота. — Твои каракули и не разобрать-то толком!

— Так я этому, — кот кивнул на Князя. — И говорил, что у меня лапки! Лапки!

Он продемонстрировал собравшимся свои лапы, и продолжил:

— Писать не удобно. А чтоб все поняли, что я записку оставил, нацарапал подпись свою, лапу кошачью.

— Вот оно что, оказывается, — смущенно протянул Гришка и, вздохнув, расстроено добавил. — Так, значит, нет никакой банды когтистой лапы. А опочивальня почему в разгроме?

— Так ведомо, снасти искали, — пояснил венценосец, а затем, требовательно воззрившись на Ягу, проворчал. — Ладно эти бестолочи, но ты-то, Егоровна, куда смотрела?

Яга, смущенно пожав плечами и разведя руки в стороны, сконфуженно произнесла:

— И на старуху бывает проруха.

Лукаво подмигнув Князю, старушка ласково добавила:

— Пущай так, зато позабавились.

Она проводила внимательным взглядом закладывающего залихватские виражи Горыныча, пошедшего на снижение, и неспешно, по-стариковски шаркая ногами, побрела прочь, пряча загадочную улыбку.

— Тьфу, срамота! — в два голоса заявили Князь с Баюном, переглянувшись.

Гришка изумленно приподнял брови, а потом, порывшись в сумке и достав леденец, который тут же отправил в рот, обреченно махнул рукой и понуро поплелся следом за удаляющейся Ягой.