Exodus (джен)

Пётр брёл по столичным улицам, совершенно не разбирая дороги и не глядя по сторонам. Да и разве было на чём остановиться взгляду? Неужели на серых стенах домов? Или, может быть, на мостах и каналах, похожих друг на друга больше, чем они с Андреем? Или на соборах и галереях, которым чуждо самое представление о жизни? Нет, конечно, нет. Чем смотреть на всё это мёртвое единообразие, лучше жить в кромешной темноте. Так хотя бы спокойнее…

Он остановился у дома, где они с братом занимали несколько меблированных комнат и тяжело вздохнул. Сюда — домой — не очень-то и хотелось. Конечно, в комнатах всё было обустроено по их с Андреем вкусам, но мысль о том, что и они расположены в этом сером склепе, моментально сводила на нет все их попытки хотя бы немного разнообразить это место. Но всё-таки, как бы преобразился этот дом, похожий на сотни своих собратьев, если бы эта серая, вытертая сотнями ног лестница, располагалась бы не внутри здания, а напротив, обвивала бы его, подобно виноградной лозе!... Увы. Даже в университете — особенно в университете — никто не принимал всерьёз его идей. Все предпочитали следовать друг за другом, но не идти против течения.

— Конечно, такой гармоничности нельзя добиться за один день, — вдруг зазвучал где-то совсем рядом тихий, но глубокий женский голос. — Столицу строили очень долго, и каждый новый район подгоняли под уже существующие так, чтобы он хорошо смотрелся на их фоне. Но здесь можно только находиться, а не жить! Я провела тут двадцать лет, и все двадцать лет я ощущаю себя куклой в домике. На-до-е-ло! — Женщина говорила с такой горячностью, что ей, верно, позавидовал бы любой оратор, и Пётр невольно прислушался.

— Неужели мой город настолько пришёлся тебе по душе? — с мягкой усмешкой возразил ей мужской голос.

— Именно! Он живой, а Столица — нет. Конечно, он неказист, но это вполне поправимо, когда внутри есть душа… Если есть душа, значит, будет и чудо.

Наконец Пётр смог увидеть их — это были девушка лет двадцати, одетая в тёмно-красное дорожное платье, и мужчина, которому явно уже исполнилось тридцать. Девушка прижимала к груди какую-то папку, из которой во все стороны торчали чертежи и рисунки, а мужчина нёс в руке саквояж. Они появились откуда-то из-за угла и столь же быстро свернули в арку. Пётр двинулся за ними, стараясь, впрочем, не привлекать к себе внимания.

​Он дошёл вслед за этой странной парочкой, продолжавшей самозабвенно спорить, прямо до главного вокзала. Там они спешно вскочили в маленький неприметный поезд, который тут же умчался прочь.

« — Вот ведь как, — подумал Пётр. — Всякому городу нужна душа. Только тогда возможно чудо, способное оживить всё вокруг. Жаль только, не все это понимают».

Над Столицей плыли серо-синие сумерки. Бодро стучали колёса отходящего поезда, и архитектор вдруг понял: им с братом тоже пора уезжать отсюда. Что-то засиделись они на одном месте.

— Что это за поезд отошёл сейчас? — спросил он у обходчика путей.

— Так это, — тот повёл рукой, — необычный. Вона, из Города-на-Горхоне регулярный состав. Привозит товар и увозит, да люди иногда приезжают.

— И часто он приходит?

— Почитай, каждую неделю.

Спустя неделю ни Петра, ни Андрея в Столице уже не было.