Лучшие страницы жизни (гет)

Я уже в таком возрасте, что не испытываю прежнего страха перед будущим. Всё кажется достаточно предсказуемым. Мне незачем торопить время и пытаться выйти в лидеры в бешеной гонке. Это удел молодых. Я сам был таким, но теперь я быстро утомляюсь и плоховато хожу, да и память моя становится заметно хуже. Я забываю то, что происходит сейчас, и иногда невольно срываю планы родных. А вот воспоминания о прошлом не тускнеют. Я проношу их сквозь годы и бережно храню. К ним мой интерес не угасает.

Оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, что прожил насыщенную событиями жизнь. Не самую удачную, но яркую. Сейчас, должно быть, я мало добавляю к тому, что уже испытал. Я теперь точно знаю свои потребности. А прежде ведь без устали искал…

Когда мне доводилось встретить нового человека (не важно, кто это был — мужчина ли, женщина, ребенок или взрослый), я невольно начинал наблюдать за ним. Обращал внимание буквально на всё: на поведение, манеру говорить, преподносить себя, держать спину и многие другие мелочи, вроде бы, не особенно важные, но создающие целый образ, небольшую такую картинку в моём альбоме воспоминаний. Иногда я выкидывал эти картинки вместе с другим ненужным, а может, и нужным хламом. Позволял себе забывать. А бездонная урна всё наполнялась, и всё сложнее было отыскать то, что там оказалось раньше, то, что я выбросил в первую очередь. А пока искал, утоплял руку по плечо в осколках, обрывках памяти. Они каждый раз покалывали мою кожу, порой впивались в ладонь, принося боль, липли, словно кусочки намокшей от кофе утренней газеты...

С тобой было не так. Ты до сих пор лежишь в моём альбоме на странице, которую я теперь научился открывать сразу, не листая прочие. Я мог бы положить, правда, закладку, но... К чему она, если я точно знаю, какое место ты занимала в моей жизни? Я не хочу подгибать уголки, сминать желтоватый лист, который состарился так стремительно, будто то был лист клена — усох, потерял краски... Разве что не рассыпается под кончиками пальцев, оставляя лишь сплетение жилок, хрупкий скелетик, больше похожий на паутину. У бумаги нет даже этого — но её не сломать пополам. Погнуть, скомкать, разорвать — но ни в коем случае не сломать.

Такой была и ты. На протяжении лет, которые мы провели вместе. Даже болезнь не смогла переломить твоё существо, хотя и она была последним, что ты ощутила в конце своей жизни. Сейчас, смотря на наших с тобой детей, выросших, самостоятельных, таких занятых — особенно на нашу дочь,— я вспоминаю о тебе.

Молодая, прекрасная, живая, ты смотришь на меня со страниц моей юности. Тебе несколько дней назад исполнилось семнадцать.

Легкомысленная шляпка, примявшая тугие каштановые локоны, лёгкое платье и летняя маета, окружившая твою фигурку ореолом какой-то особой невинности, воздушности, заставляющей меня забывать все слова и смущаться, словно мальчишку, влюбившегося в первый раз. Собственно, так и было. Мальчишка этот живет во мне до сих пор. Он ничуть не изменился за все эти годы, только стал мудрее. Самую малость.

Лёгкий ветер с набережной, склонившиеся к воде ивы, едва различимо шепчущие о великолепии печали, о светлой грусти приближающейся осени… Бегущая по глади белая лодка, разрезающая голубые шелка вод. Лист клёна в руках, пожелтевший только слегка, словно укравший золотой луч полуденного солнца и вобравший в себя, поглотив с жадностью.

Мы в тени раскидистой кроны дерева. Я знаю твоё имя, и его звук для меня — самое прекрасное, что можно себе вообразить. Я знаю эти лучики-морщинки в уголках твоих глаз, которые появляются, когда ты щуришься от солнца и хохочешь над очередной моей глупой выходкой. Многие годы спустя они станут тонкими лучиками счастья, которое дарил мне твой взгляд. С укоризной ли, усталый, сияющий. Но об этом я ещё не хотел думать. Я жил одним моментом... Одним существом. Миниатюрным, вертлявым, по-девичьи очаровательным.

Нельзя было выразить мои ощущения, когда ты была рядом! Моё сердце, казалось, остановилось, когда я впервые придвинулся к тебе, следуя необъяснимому порыву, зарылся носом в твои кудри и ощутил тонкий аромат духов, который источали твои волосы. Ты застыла, не понимая, что происходит. Я слышал только шумный выдох. Через пару мгновений ты окликнула меня по имени, а я только глупо улыбнулся, не зная, что и сказать. Тогда ты коснулась едва ощутимо моей щеки губами. Это было настолько невинно, что сравнить это можно разве что с «чмоками» детишек, игравших во дворе. Только после этого обычно говорили что-то вроде неуклюжего «Ты мне нравишься». А от меня последовало лишь куда более несуразное «У тебя восхитительные духи».

Этого было достаточно для того, чтобы я услышал твой звонкий смех и вновь ощутил твою тёплую ладонь в моей, а затем сорвал с губ поцелуй.

Этого было достаточно, чтобы всё внутри у меня задрожало, словно задетая небрежно пальцами музыканта струна. И пальцы эти принадлежали, несомненно, тебе. Пальцы, которые позже были исколоты иголками, когда ты зашивала очередную мою рубашку, огрубели от ручной стирки и от работы в саду, но мастерски извлекали из моей души ярчайшие звуки-аккорды.

Эти же пальцы спустя два года держали обручальное кольцо, предназначенное твоему будущему мужу. Мне. Твоё уже красовалось на руке. Незамысловатое, меркнущее в сравнении с моей невестой.

Невозможно забыть тот счастливый блеск в твоих глазах, тот восторг, которым ты сияла в эти мгновения; нельзя передать это словами, которыми я располагаю. Я далеко не мастер слова, хотя порой горячо желал им стать, да и поныне желаю. Появилась бы только возможность...

Впрочем, именно в ожидании возможностей мы проводим большую часть нашей жизни, а заполучив шанс, отвергаем его, думая, что потом будет лучше, проще, удобнее. Корю себя за это и благодарю тебя за то, что ты бралась за идеи, которые одно время казались мне почти безумными. Порой — невыполнимыми.

Спасибо и за то, что не боялась со мной поспорить и убеждала порой вздорного мальчишку в своей правоте, утихомирив кроткой, пробирающей нежностью, от которой я, дурак, отмахивался. Тебя это забавляло. А я всякий раз не мог поверить, что это происходит со мной. Что ты действительно моя…

А годы шли. Они обходились с тобой бережно, не обезображивая твоё лицо и не накладывая на него печать усталости и скорби, которую я замечал много раз у других. Твой взгляд оставался открытым и ясным. Улыбка была по-прежнему ласковой. Ни седина, ни морщины не стёрли твоей прелести. Наверное, ничто не смогло бы лишить тебя этого — по крайней мере, для меня.

Ты разделила со мной счастье и горе. Ты стала прекрасной женой и матерью, умелой хозяйкой и незаменимой помощницей, которая так же уверенно чувствовала себя у руля. Ты была всем для меня.

Ты была моей до самого конца. А год назад тихо ушла, словно уснув в моих объятиях.

После этого моё существование превратилось в затянувшийся сон со гаснущими красками и понемногу размываемыми деталями. Лишь дочь и внуки заставляют меня возвращаться из мира грёз в настоящее. Настоящее, где нет тебя. Только это происходит всё реже, а мне все сложнее различать реальность и тот мир, в котором я теперь живу.

За этот год память подводила меня не раз. И с каждой неделей становится только хуже. Это больше не касается мелочей. Страшнее всего то, что иногда я забываю о своей утрате. Прихожу на кухню, а там нет ни знакомого запаха выпечки, ни маленькой фигурки моей старушки. Только цветы, которые ты так любила. В ванной стоят духи, которыми никто больше не пользуется по прямому назначению — я пропитываю ими платки, чтобы хотя бы так ощущать твоё присутствие. В спальне одна сторона кровати всегда аккуратно заправлена, а подушка взбита. На спинке стула осталась твоя шаль. В шкафу ещё висят твои многочисленные платья, а на полке потрёпанная легкомысленная шляпка…

Я вспоминаю то, что тебя больше нет, и подхожу к окну. Всё становится мутным, блёклым. Я глотаю слёзы, мысленно возвращаюсь к лучшим страницам своей жизни и без устали жду, жду тебя…