Ленты (гет)

Старая слива, росшая перед раздвижными дверьми в их дом, была увешана разноцветными лентами. Когда у кого-то из их друзей рождался ребёнок, Луна привязывала к ветке очередную шёлковую полоску. Самая яркая серебристая лента Тедди слабо развевалась на верхушке сливы. Выходя из дома в сад, Луна всегда приветливо махала рукой, смотря на неё. Если честно, то Невилл побаивался спрашивать у своей супруги, почему она это делает. Он бессознательно повторял её жест, когда выходил в сад, чтобы аппарировать на работу. Но никогда не спрашивал, почему ленты Джеймса, Альбуса и Лили разных оттенков зелёного, а многочисленные Уизли получали золотисто-рыжие ленты. И уж тем более Невиллу не хотелось знать, почему Скорпиус Малфой получил нежно-голубую ленточку, так плотно перевившуюся с салатовой.

На самом деле, каждый раз, когда на их сливе появлялась новая лента, он был в Дырявом котле: кричал и улюлюкал со всеми остальными своими друзьями, поощряя новоиспечённого отца выпить ещё одну пинту за новорождённого малыша. Ночью, он с горем пополам аппарировал на пешеходную тропинку в их саду и, глупо хихикая, старался пробраться в дом через раздвижные двери в гостиной, всегда забывая, как эти двери открываются. Невилл замечал слабое свечение магии новой ленты, отражающееся от стеклянных дверей, когда уже был готов сдаться и начать кричать Луне, чтобы она впустила его домой. Невольно замирая от восхищения, он рассматривал переливающиеся магией ленты, обещая себе, что непременно узнает утром, почему Луна выбрала этот цвет. Разумеется, утром он слишком стеснялся об этом спросить.

Когда родились их близнецы, вся честная компания магов, пошатываясь от выпитого спиртного и хохоча, выбирали из многочисленных лент, накупленных Невиллом, какие из них следует привязать к сливе, и на какой именно ветке. Будь с ними хоть одна девушка, то выбор бы не занял полночи, потому что Гарри советовал выбрать зеленоватые ленты, как у его детей, а Рон и Джордж твердили, что нет ничего лучше огненно-рыжих лент, и уж тем более не помогали Дин, Симус и Эрни. В конце концов, Невилл выбрал кремово-жёлтый цвет для Лоркана и лимонно-кремовый для Лисандера. Спор за лучшую ветку отнял бы ещё больше времени, если бы магия их чудной сливы не решила все сама. Лента Лисандера сплелась с бисквитной ленточкой Доминик, а лента Лоркана почти перекрыла сиреневатую ленточку одного из детей Дадли Дурсля. Несколько первых часов их имена сияли на лентах, отчего заиграли магией и все другие. Должно быть, именно поэтому на каждое Рождество они использовали именно это дерево, чтобы прятать подарки. Защищённая магией от холодов, слива красовалась всегда молодыми зелёными листочками и переливалась магией разноцветных лент.

Рассеянно наблюдая за тем, как крупные снежинки кружатся в воздухе, Невилл шумно выдохнул, прислушиваясь к уютному топоту маленьких ножек на втором этаже. Мальчики возбуждённо бегали по дому, надеясь непременно увидеть, как Санта принесёт им подарки. Подарки, которые уже лежали под сливой, укрытые заклятием, чтобы мальчики не увидели их раньше времени.

— Нет! Нет, мамочка, мы хотим увидеть, как Санта принесёт подарки!

Мальчишки визжали наперебой, убегая от Луны. С каждым годом уложить их спать становилось все сложнее. Именно поэтому Невилл полностью доверял в этом вопросе своей супруге. Он был почти уверен в том, что Луна жульничала, заклиная их детей в эту ночь, но у него самого даже не получалось их поймать, так что небольшое жульничество ещё никому не вредило.

На самом деле, несмотря на всю волшебность этой ночи, он не любил Рождество. Всю свою сознательную жизнь Невилл никогда не торопился возвращаться домой на праздники. Для него все большие семейные праздники и каникулы были окутаны паутиной печали. Из года в год на каждый праздник он загадывал одно и то же желание, которое никогда не сбывалось. Это истощило его веру в чудо настолько, что даже неугомонное возбуждение мальчиков и нескончаемая надежда Луны не могли сплести порванные нити воедино.

— Если ты будешь ждать Санту, он никогда не придёт, — нежно шепнула Луна, обнимая Невилла со спины.

— Я уже давно его не жду, — рассеянно потирая прохладные руки Луны, Невилл зачарованно наблюдал за трепещущими лентами. — Ложись спать, милая, а я ещё немного побуду здесь.

— Не торопись, — поцеловав Невилла в щеку, шепнула Луна. — Позволь им рассказать свои истории до конца.

О, Невилл никогда не понимал этих мимоходных фраз супруги. На самом деле, никто кроме Гарри их не понимал. Эти двое могли сидеть в беседке в их саду и рассказывать друг другу истории, которых никогда не существовало. Они понимали друг друга с полуслова, отдыхая душой от мирской суеты, когда наблюдали за игрой разноцветных лент. Отчасти Невилл завидовал такому умиротворению друзей, но он прекрасно понимал, что эти двое были к смерти куда ближе всех остальных. Им были нужны эти странные разговоры.

По скрипу нескольких особенно упрямых половиц, Невилл понял, что Луна проверила сыновей, прежде чем лечь спать. А он так и остался наблюдать за тем, как кружатся снежинки и вспыхивают золотом магии имена: Джеймс, Лили, Фред, Сириус, Альбус, Северус, Нимфадора, Римус, Теодор, Фрэнк, Добби. И если бы не это последнее имя, то Невилл бы так и считал, что на лентах вспыхивают имена их детей. Не решаясь выйти на улицу, чтобы не спугнуть этот особенный магический момент, свидетелем которого он стал, Невилл уткнулся лбом в стеклянную дверь, тут и там замечая на лентах имена многочисленных волшебников и волшебниц, давно покинувших мир живых.

Эти ленты…

Они никогда не были предназначены для живых.

Они были маяками для их семей, там на другом берегу, чтобы они знали о жизни их детей и внуков.

До рези в глазах всматриваясь в золотые вспышки имён, Невилл смог найти даже имя Беллатрисы, должно быть появившееся там из-за ленточки Скорпиуса. Яростный порыв выскочить на улицу и сорвать эту ленту исчез так же быстро, как и появился. Имя Беллатрисы плавно перетекло в имя Сириуса. Сколько бы ненависти Невилл не хранил к Лестрейнджам, он не смог бы лишить их связи с живыми Блэками. К тому же, он никогда бы не смог объяснить Луне, почему сорвал ленту Скорпиуса и лишил всех его предков этой связи с ним. Его ненависть к прошлому была лишь его ненавистью и, в отличие от истощившейся веры, она не иссякала с годами. Луна же давно простила как Малфоев, так и Лестрейнджей.

Не было лишь одного имени.

Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить детей и Луну, Невилл на цыпочках пробрался в свой кабинет. Уже давно он не открывал эту коробку и думал, что уже никогда не придётся. Старая коробка из-под бабушкиной шляпы — в ней хранилось самое большое сокровище его жизни.

Фантики.

Сотни цветных шуршащих обёрток от конфет.

Любовь его матери, хранилась в этой коробке.

Для этой ленты Невиллу нужна была лишь игла и нить. Аккуратно нанизывая очередной яркий фантик, он вспоминал все посещения больницы Святого Мунго, когда мать вручала ему свой подарок. Это были печальные воспоминания, но это все, что у него осталось: горькая память и яркие фантики, навсегда спрятанные от бабушки. Шуршащая лента легко заняло своё место на ветках сливы, переплетаясь с двумя кремовыми. Стремительно вернувшись домой, Невилл боялся оглянуться. Досчитав до десяти и задержав дыхание, он развернулся к дереву, плотно закрыв глаза руками.

— Великий Мерлин, пусть это сработает…

Приветливо махая рукой перед сливой стояла Алиса Лонгботтом. Очаровательная и прекрасная — такая, какой он её запомнил в своих самых сладостных мечтах. Приветственно подняв руку, Невилл заплакал.

Это было лучшее Рождество в его жизни.