Звонарь (джен)

Не так давно мне довелось услышать рассказ об одном таинственном и жутком происшествии. Моя подруга, мисс Стефания N, училась в женской школе ** в Нортумберленде. Там и приключилась эта загадочная история.

Надо заметить, что мисс Стефания с юных лет славилась здравомыслием, и, хоть и обладала живым воображением, однако всегда, сколько я ее помню, умела держать в узде его порывы. Иными словами, трудно заподозрить ее в намеренном преувеличении, либо предположить, что она стала жертвой галлюцинации. Тем более что поразительное явление наблюдала не только она.

Итак, в свои пятнадцать лет Стефания близко сошлась с девушкой по имени Вайолет. Внешне они являли собой две противоположности: высокая, спокойная, рассудительная Стефания и маленькая пухлая мисс Вайолет, легко возбудимая и увлекающаяся натура. Тем не менее, эти, казалось бы, столь разные девушки крепко сдружились.

Пансион располагался в бывшем здании католического аббатства. Мрачноватая ранняя готика, думается, неизбежно должна накладывать отпечаток меланхолии на обитателей подобных мест. В стенах такой школы просто не могли не родиться свои собственные легенды.

Одной из страшных историй, которые воспитанницы шепотом передавали друг другу ненастными вечерами, была легенда об адском монахе. Якобы некто, одетый в монашескую рясу, глубокой ночью поднимается на северную башню и звонит в колокол. И это верная примета, что кому-то пришло время умереть. Одна или две девочки, по их словам, даже видали странное существо, которое спускалось по винтовой лестнице из этой самой башни, к слову, необитаемой и никак не использовавшейся, кроме того, что чулан на первом этаже был набит рухлядью, годами в нем копившейся.

— Он был широкий и приземистый, — рассказывала, тараща глаза при воспоминании о пережитом ужасе, мисс Джейн К. — Ростом с ребенка, но шириной со взрослого мужчину, в длинном одеянии. Слава богу, я не видела его лица — оно пряталось под капюшоном. Я бы, наверное, умерла со страху, взгляни он мне в глаза. От этой фигуры веяло холодом, меня охватило чувство омерзения, какого я не испытывала ни разу в жизни. От ужаса я зажмурилась, а когда открыла глаза — его уже не было, он исчез.

О «чувстве омерзения» упоминала и другая пансионерка, столкнувшаяся с призраком старого аббатства. Но колокол не звонил на памяти нынешнего поколения пансионерок ни разу.

Само собой, наставники старались пресекать подобные разговоры как «нездоровые», но все равно они велись в дортуарах в полутьме, когда в окна стучали дождь и ветер.

Теперь уже трудно сказать, кто первым предложил сходить ночью в северную башню, Стефания или Вайолет. Надо думать, обеим не терпелось пощекотать себе нервы. В одну из ночей в первой половине ноября, где-то после дня Гая Фокса, они осуществили задуманное. Через два часа после того, как все пансионерки отправились на покой, две из них неслышно встали, натянули платья и, крадучись, покинули спальню. Комнатная надзирательница, проверявшая, все ли спят, уже завершила обход дортуаров, и подруги неслышно прошествовали мимо ее апартаментов, не боясь попасться.

Как сказала с улыбкой Стефания, они хорошо подготовились к опасной экспедиции. Взяли свечи и спички, а также карманную Библию. Вайолет, кроме того, взяла маятник, так как, где-то слышала, что с его помощью можно войти в контакт с духом.

Через все спящее здание они прошествовали к зловещей башне.

Трудно сказать, действительно ли они жаждали встретиться с «адским монахом», или, напротив, страстно желали найти в северной башне только пыль и темень, но на первом этаже обе они подпрыгнули, когда резкий грохот чего-то упавшего разорвал тишину. Вайолет с писком вцепилась в руку подруги.

— Это всего лишь какая-нибудь швабра, — улыбнулась Стефания. — Или рассохшийся стул, который грохнулся в чулане. Помнишь, туда еще стаскивают всякое старье.

Девушки начали подниматься по крутым старым ступеням винтовой лестницы. Что-то шуршало под ногой. Стефания, посветив, увидела, что это листья, огромные кучи сухих листьев, которые, очевидно, ветром намело в башню. Ей это показалось странным, но не более. Отступать из-за упавшей швабры и непонятно как оказавшихся в башне листьев она не собиралась.

Вот и верхняя площадка. Пустота, пыль и паутина, осенние листья и ветер, свободно проникавший сквозь окна-бойницы, не забранные решетками.

— Адский холод, — поежилась Стефания.

— О да, адский, как и монах, — со смехом подхватила Вайолет. — Здесь чудесно! Так мрачно и красиво! Просто здорово, что мы сюда пришли.

Стефания промолчала, она не находила ничего красивого в запустении. Стояла тишина, только снаружи слышно было, как налетает порывами ветер, как печально шумят в ночи облетевшие деревья парка.

Тут Вайолет достала свой маятник и, высоко подняв его, произнесла:

— Тук-тук, есть ли тут кто-нибудь? Отзовись!

Стефания едва не вскрикнула, когда маятник в руке Вайолет яростно закачался из стороны в сторону, сам собой. Да и Вайолет выглядела обескураженной, словно игра перестала казаться ей веселой.

— Эта штука качалась и в нашей спальне, — пожала она плечами. — Она всегда качается. Не думаю, что это каждый раз означает присутствие кого-то из мира духов. Наверное, маятник просто не может не качаться, на уроке естествознания нам что-то подобное рассказывали.

Только она произнесла эти слова, как маятник резко остановился, словно его задержала невидимая рука.

— Вайолет, прошу тебя, помолчи, — прошептала Стефания. Обе пансионерки застыли в ожидании.

Маятник, только что висевший безжизненно, вдруг снова начал раскачиваться с удвоенной силой.

— Спроси что-нибудь, — сказала Стефания.

— Ты… живешь тут, о дух? — дрожащим голосом проблеяла Вайолет.

Маятник помедлил и начал вращаться по кругу.

— Кто ты, дух, как тебя зовут?

Нитка маятника, как живая дернулась из рук, так, что Вайолет едва ее удержала.

— Он отвечает нам! — с затаенным восторгом прошептала она. — Только я ничего не понимаю. Эх, сюда бы доску, ну, знаешь, где написаны буквы и цифры.

— И слова «добро» и «зло»… — прошептала Стефания.

— Ты думаешь, тот, кто говорит с нами, — «зло»? — с замиранием сердца спросила ее подруга.

Стефания не ответила. Как потом она говорила, она почувствовала — нет, не зло, что-то, что древнее зла. И равнодушней. И от этого чего-то хотелось бежать прочь немедленно.

— Дух, выражайся яснее, — настаивала Вайолет. — Мы не понимаем тебя.

В эту минуту резкий порыв ветра задул свечу. И во тьме шевельнулось что-то большое, зашуршало по старинным плитам. Тьма стала густой и осязаемой.

Подруги замерли, не в силах даже закричать. А из тьмы, из сухих листьев, пыли, насекомых соткалось нечто, зашуршало крылами, как гигантский нетопырь. Шуршащая тьма выдохнула:

— Ззззвонаррь…

И тут в разговорчивую тьму полетела Библия. Тьма словно подавилась, а в следующий миг две юные искательницы приключений уже летели вниз по лестнице, рискуя сломать шею на неосвещенных ступенях. Стефания потом уверяла, что Библию она швырнула, скорее, повинуясь какому-то инстинкту, нежели осознанно.

Они вернулись в дортуар и, трясясь от ужаса, прямо в платьях забрались под одеяла. А потом — в мертвой тишине над ними, над древним аббатством, разнесся тяжелый звон бронзового колокола.

На следующий день воспитанницы только и говорили, что об ужасном событии. Делая большие глаза, некоторые из них уверяли, что кому-то теперь точно придется умереть. Надо сказать, что Стефания и Вайолет о своем ночном походе умолчали.

— На другой день после нашего приключения, — рассказывала мне Стефания, — Вайолет захотела поговорить со мной наедине. Она сказала, что очень боится за свою жизнь. Так как, она потревожила дух адского монаха. Раз колокол зазвонил, значит, кто-то умрет, и это наверняка будет она. Я спросила — почему тогда не я, не мы обе? Вайолет напомнила, что держала маятник и задавала вопросы именно она, так кто должен понести наказание, как не она?

— И что же, — спросила я, — неужели Вайолет оказалась права?

— Нет, колокол звонил не по ней, — ответила Стефания.

— Значит, кто-то все же умер?

— В тот же день нам объявили, что госпожа директриса должна срочно уехать, так как получила известие о смерти своей матери, дамы, кстати, еще не старой и вполне здоровой.

Мне подумалось, что при желании не сложно найти разумное объяснение этому явлению. Неужели, скажем, колокол не мог качнуть особенно сильный порыв ветра? А смерть этой леди — разве не могла она быть простым совпадением? Эти соображения я изложила своей подруге. Она ответила на это так:

— Если бы колокол висел под крышей северной башни, я бы и сама задумалась об этом. Но, дело в том, что я успела как следует осмотреть верхнюю площадку, пока в моей руке была горящая свеча. Потолок я осветила в первую очередь. Колокола там не было.