Непростые времена (джен)

Над Японией шёл снег вот уже неделю. В маленьком поселении недалеко от Эдо его было пока немного, но он сулил холод, и проблемы. В заброшенном додзё, в котором они разбили походный лагерь, было много щелей, а от того и сквозняков. Многие из них уже чихали и кашляли, зябко ёжась на промозглом ветру, и с тоской вглядывались в дым над поселением, мечтая тоже развести очаг, чтобы огонь весело затрещал на дровах. Но было нельзя. Их заметят, и найдут по дыму. Тогда придётся снова сниматься с места и бежать, бежать не оглядываясь.

Пойти бы в поселение, попросить хотя бы тёплой воды…. Но мирные жители Японии их не любили. За Джоишиши, самураями-предателями Бакуфу, воинами, чьё правительство предало своих подданных, всегда по пятам шла война. Их было мало, но они всё ещё сопротивлялись, всё ещё воевали против аманто и Бакуфу, выступавшими на стороне завоевателей. Их желали уничтожить изо всех сил, потому что они уже успели своими действиями разозлить слишком многих шишек из Аманто. Но кучка повстанцев была почти неуловима, а потому за тех, кого знали в лицо, за лидеров, были давно назначены баснословные награды, за которые их готов был продать каждый. И мирным жителям бесполезно было объяснять, что они сражаются за свободу страны. Да, Аманто грабили их безжалостно, но за связь с Джои — столь же безжалостно уничтожали целыми поселениями.

Потому у них и не было иного выбора, кроме как скрываться ото всех. Их гнали отовсюду. А преследователи брали измором, раз уж не удавалось уничтожить их одной атакой. По одному, но их становилось всё меньше. В их рядах царил голод. Хотя Тацуме каким-то, уже почти мистическим образом удавалось раздобыть еды, ровно столько, чтобы не умереть с голодухи, но…. Её не хватало для того, чтобы получить силы, достаточной для сражений. В их рядах было много раненых, большинство из которых не проживёт и двух недель с началом холодов, от отсутствия стерильных условий лечения, горячего чая, лекарств и времени. Кто-то из них умрёт от ран, а кто-то от болезней. Быть может, им ещё удастся сразиться с Аманто, но из боя они не вернутся. У них просто нет сил для того, чтобы защитить себя. Постоянная простуда от сна на земле гробила и тех, что были покрепче, тех, кто ещё держался. Хотя какого сна? Сна не было. Их преследовали днём и ночью. Спали мало и редко, не достаточно отдыхая, что доводило многих до могилы. Постоянная погоня сказывалась. Они боялись, что станут следующими, как те, кого им уже пришлось оставить на поле боя, клянясь не забывать.

Отчаяние, царило в их рядах. Они давным-давно уже не улыбались. Дурачились только Гинтоки с Шинске, да и то, не так азартно как раньше. Больше для поддержания боевого духа. Знали, что рядовые, глядя на них, думают, что ещё есть надежда, что ещё не всё кончено….

Но надежды не было. Зуре всё труднее было добывать информацию о засадах и ловушках. Вокруг них собиралось всё больше враждебных сил, и всё меньше дружественных. Им не хватало людей и оружия для достойного сопротивления. И Аманто это знали. Знали что ещё немного — и сопротивление окончательно падёт. Но что хуже всего — они перестали доверять друг другу.

Впервые за долгое время они серьёзно рассорились. Конечно, сказалось напряжение окружающей обстановки, но конфликт зрел давно, и подозрения друг к другу только росли. Гинтоки уже несколько месяцев подозревал Такасуги в связях с Аманто, после того как они дважды попадали в засады, в которые тот их и привёл. Может он и поверил бы скомканным объяснениям, что, мол, это задача Зуры, добывать информацию, если бы Коротышка не исчезал из их лагеря перед этим неизвестно куда. И если бы сам Гинтоки не слышал в лесу, когда ходил отлить, как старый друг разговаривал с кем-то…. С существом с противным металлическим голосом, и ужасным шипящим акцентом. Он не слышал, о чём был разговор, но сам его факт как минимум настораживал.

Кацура подозревал Сакамото в том, что он специально достаёт слишком мало провизии. И тому тоже были причины. Для Сакамото святыми были только его люди, его обожаемый Кайентай. А большая их часть не столь давно попала в плен, как раз в одной из засад. Тацума, наивная душа, мог легко предать друзей и общее дело, ради спасения нескольких десятков подчинённых, тех, кто доверил свои жизни ему. Его могли шантажировать, и хоть доказательств этому не было — Кацуре так и не удалось проследить за ним, — но тот в последнее время всё чаще уходил куда-то по ночам. И в борделе, как клялся Гинтоки, он не появлялся.

Самого Котаро можно было упрекнуть лишь в трусости. Тот всё чаще пытался убедить товарищей в том, что им не стоит приближаться к большим городам, вместо этого предлагая затеряться в глубине страны, осесть где-нибудь на время, притворившись мирянами, и дождаться момента, чтобы нанести удар, когда Бакуфу потеряют бдительность. Кажется, и он понимал безнадёжность прямых нападков. И его планы всё больше смахивали на обычный террор, будто он был готов уничтожить Бакуфу любой ценой, в том числе и ценой жизни целой страны.

Их знамя, Белый Демон, тоже был не так чист перед друзьями, как хотелось бы. Гинтоки даже не пытался оспорить свою вину, когда после ночей его дежурства, многие из Джоишиши исчезали. Дезертирство было не в чести, но ныне это был единственный шанс спастись. И в место того, чтобы убить предателей, или хотя бы наказать их, задержать — тот просто отпускал людей, спасая им жизнь.

Широяша всегда выделялся среди них. Он всегда отступал последним, прикрывая. А в бой шёл первым. Он совсем не испытывал страха перед войной, и его товарищи это чувствовали и бесились. Звучали несформированные обвинения в его сторону, всё чаще вспоминались позабытые страхи. Гинтоки действительно был их знаменем, и не только за искусство владения мечом, странноватую, далёкую от высоких идеалов товарищей, житейскую мудрость, но ещё и за то, что он был единственным, кого за всё время, что они возглавляли восстание, ни разу не ранили. Гинтоки даже ни разу не чихнул! Будто сами боги оберегали его. Неуязвимый, весь в белом, покрытый лишь чужой кровью, поистине казался Широяшей. Особенно в пылу яростного сражения. Говорили, что Белого Демона может сразить только сам Белый Демон. И сколько товарищей пало, веря, что это знамя — победоносно? Не счесть.

Друзья, конечно, знали, что никакой он не Демон. Но всё равно косились. Гинтоки, альбиноса, боялись как среди Аманто, так и среди Джоишиши. Они ведь… простые японцы, самураи и фермеры, решившие взять в руки меч, пойти против правительства, чтобы защитить страну. Джои, никогда не встречали альбиносов, не знали о природе таких людей и принимали его самого за Аманто. Тем более что и сам он не знал, кто он и откуда. Родителей не помнил, и всю жизнь воровал, живя где-то бок о бок со смертью, пока не встретил Шоё-сенсея. Его ещё тогда, в детстве, называли демоном, считая отродием Аманто, а потому гнали отовсюду.

Друзья косились, и всё никак не могли забыть о том, что именно Гинтоки убил их драгоценного учителя. Они винили его в этом, винили в непонятных связях и договорах с Тендоушу, благодаря которым их учитель был мёртв, а они сами — живы. Этот кучерявый лентяй всегда был себе на уме, но именно это и напрягало. А вдруг он действительно Аманто? А вдруг он давно их продал, и их отпустили только для того, чтобы он привёл на плаху их всех, и лидеров и рядовых? Они по прежнему сражались спиною к спине, но прежнего доверия больше не испытывали.

Да, они чувствовали, что их пути разошлись, потому что с самого начала они воевали по разным причинам. Шинске — чтобы отомстить правительству, Бакуфу, предавшему своих воинов, и убившего учителя. При мыслях об этом он не забывал коситься на Гинтоки, ведь именно он стал исполнителем приказа о казни Шоё. Кацура — воевал, потому что верил: это его долг. Долг самурая. Не за месть, но против Аманто, вторгшихся на его родину и посмевших навязывать свои законы. Он тоже косился на Гинтоки, потому что тому долг самурая был безразличен. Тацума, как представитель знатного рода отправился на войну, чтобы защитить своих людей. А Гинтоки воевал, чтобы исполнить обещание, данное учителю, и защитить друзей. Правда, кроме него об этом никто не знал. Не знали, что он будет воевать, пока буду воевать они сами.

Они прикрывались одной идеей, которая изжила себя ещё в самом начале войны. Очистить страну от Аманто было невозможно, ведь на место погибших — придут другие, ещё более воинственно настроенные. А сами самураи гибли уже сейчас, и новых было просто некому воспитывать. Так за что они воевали? Теперь уже просто по привычке и из принципа. Каждый из них понимал, насколько бессмысленна эта война, но гнал предательские мысли. Все понимали: на этом их война, их восстание закончено.

Они ещё повоюют, конечно. Но разойдутся, отправляясь каждый в свой жизненный путь при первой подвернувшейся возможности. Война изменила их всех, навсегда оставив свой неизгладимый отпечаток на душах. Они не забудут это время никогда, и пройдут года, может статься, соберутся все вместе, чтобы вновь объединить свои силы против общего врага, или для защиты страны. Они вспомнят о доверии друг к другу. Вспомнят о том, как вместе присоединились к восстанию после чистки Кансай, как после нескольких сражений, благодаря умелому ведению боя, грамотной тактике и стратегии, стали лидерами Джоишиши, и как прикрывали спины друг другу, на протяжении нескольких лет бесконечной войны. Вспомнят о том, как верили друг другу, и друзья этой веры не подводили.

Но сейчас ни о какой вере и речи идти не могло. Быть может, если бы они поговорили, объяснили бы свою точку зрения — поняли бы друг друга. Однако молодость, горячность и гордость сказывались, и они молчали.

Быть может, это было и к лучшему. Быть может, им следовало разойтись, чтобы уцелеть, и пронести свои идеалы сквозь года, чтобы затем собраться вместе вновь.

Но пока они этого не понимали. Пока что шёл снег, угрожая холодом, и новыми болезнями. Он белым покрывалом заметал следы войны, но и их следы на земле — тоже. Это означало, что у них было время на передышку, и им стоило воспользоваться.

За стенами сёдзи, в соседней комнате кто-то закашлялся, и четверо легендарных в будущем лидеров Джои, вздрогнули от этого звука, вырванные из своих мыслей, коротко переглянулись, и смирили гордость. В конце концов, разобраться между собой они ещё успеют, а пока следовало позаботиться о больных и раненых. Изъясняясь как можно более короткими фразами, они договорились о дальнейших планах. И Тацума отправился собирать небольшой отряд, чтобы во главе с ним попытаться прорваться в Эдо, и купить там немного лекарств, возможно даже в обмен на информацию о самих Джоишиши. Зура отрядил ему в помощь несколько своих людей, чтобы проконтролировали, а заодно и разведали обстановку в большом городе. Он подумал о том, что там им, возможно, будет проще затеряться или набрать ещё людей, да и Аманто будут действовать осторожнее, в попытках их уничтожить. Не захотят же они уничтожать такой город как Эдо, ради уничтожения кучки повстанцев, правда? Такасуги взял на себя и свой Кихейтай охрану заброшенного додзё. Кацура, как и всегда — разведку, причём доверив своих людей Гинтоки, чтобы тот не ленился. Сам Зура собирался провести ревизию вооружения и припасов, чтобы прикинуть, сколько они смогут продержаться в этом поселении.

Они разошлись по делам молча, не глядя в глаза, и даже не подозревая, что месяца не пройдёт, как Джоишиши перестанут существовать, как сопротивление, и станут обычными террористами. Тацума улетит в космос, где будет торговать с Аманто, Такасуги, чтобы свергнуть Бакуфу, заключит союз с теми, против кого воевал, Кацура прославится как сумасшедший бомбист, а Широяша и вовсе исчезнет, затерявшись в толпе. И точно такой же снег, как сейчас, быстро заметёт их следы в истории страны, до времени, когда они встретятся снова….