Пока смерть не разлучит нас (гет)

Если бы у Драко спросили, каково это — умирать, то он с легкостью бы ответил — не сложнее, чем засыпать. Правда, никто его не предупреждал, что очнувшись, чувства будут ощущения — как раз наоборот. Складывается впечатление, словно несколько часов к ряду стая разъярённых оборотней буквально рвала его на куски. Плотоядно скалилась, а потом просто оставила подыхать, вдоволь наигравшись. А Драко, как бы ни старался собрать себя по кусочкам, понимал — это невозможно. Он сломлен. И репаро в этом случае — дохлый номер.

Последнее воспоминание, как долбанное клеймо, отпечаталось на подкорке глубокой раной.

И болит. Эта боль ощущается физически даже на кончиках волос. Ломает не только пальцы рук или ног. Чувства такие, будто разламывается душа. Твердеет сердце. Ему искренне хочется всё забыть, но…

Драко уверен: последние двадцать четыре часа он бы ни забыл никогда, даже если бы на него наложили мощнейший обливиэйт. Воспоминания неоформленные, расплывчатые, где-то скомканные, но они есть. Он помнит гостиную Поттера, патронус Уизли, голые стены Святого Мунго и снующие в панике лимонные мантии колдомедиков, свои трясущие руки и сердце, которое пробивало грудную клетку к херам.

Эти кадры сменяются другими: библиотека, в камине слегка потрескивали дрова; Поттер зарывался рукой в свои и без того растрёпанные волосы, пытаясь читать морали — у Грейнджер, видимо, нахватался; Уизли молча втыкал в стену, Луна складывала разбросанные Малфоем книги по местам, а Тео хрипло интересовался: уверен ли Драко в собственном решении.

Следующий кадр — неисправный уличный фонарь то освещает улицу слабым светом, то погружает всё вокруг в кромешную тьму. Ему кажется, что от кафе-мороженного Флориана Фортескью до лавки Оливандера он идёт, по меньшей мере, вечность. Малфой медленно вышагивает по извилистой улочке, только сейчас замечая, как много на маленьком отрезке дороги чёртовых фонарей. И все, мать его, неисправны.

Это стрёмно.

Это ненормально.

От этого становится жутко.

От этого пальцы дрожат, они реально ледяные.

Драко останавливается, когда слышит скрип старой вывески. Видит, как та медленно покачивается из стороны в сторону, хотя в воздухе нет даже слабого намека на ветер.

По телу проносится холодный озноб.

Здесь так же тихо, как в гробу, — думает он и нервно усмехается.

На мгновение ловит себя на мысли: это всё нереально. Он всё ещё спит на кресле в собственной библиотеке, а всё остальное — дурной сон.И стоит проснуться, как Гермиона зайдёт в комнату, как обычно отчитает его за то, что он снова работал допоздна.

Но есть одна проблема: Малфой не в своей библиотеке, он не спал нормально больше суток, а Гермиона — его Гермиона — больше никогда не зайдёт в их комнату.

Это «никогда» дерёт по воспалённому сознанию, как игла дерёт по исцарапанному стеклу.

Малфой делает шаг.

И декорации меняются.

Он в недоумении оглядывается по сторонам — на слишком знакомой улице виднеются слишком знакомые вывески. Хогсмид, как и Косой Переулок, этого мира окутан серо-красной дымкой. Деревня настолько пустынна, что до слуха не доносится ни шороха, а звуки шагов не разносятся по ней эхом, вместо этого тонут в тишине — мир будто застыл. Это напоминает вакуум. А ещё: липкое чувство страха, которым Малфой пропитывается насквозь. И пронизывающее с головы до ног ощущение — он здесь не один.

От паба «Три метлы» до кромки Запретного леса Драко доходит быстро, оглядываясь по сторонам скорее по привычке, чем в надежде встретить хоть кого-то. А зайдя в лес, видит, как в его сторону устремляются сотни — а может и тысячи — пар глаз, которые, Малфой уверен, смотрят на него с укором.

— Чужой, — повторяется снова и снова.

— Убирайся, — отчётливо слышится у самого уха, и Драко резко оборачивается.

Организм сплетается с тихой, истерической паникой. Затылок, будто прутьями стягивает. Дышать становится тяжело.

Сердце, кажется, превратилось в отбивную.

Малфой не может разглядеть очертания окруживших его существ, в лесу слишком темно, но он отчётливо видит, как горят их глаза: то ли от излишнего страха, то ли отчаяния, потому что Малфой здесь…

— Чужой!..

— Убирайся!..

Но он и не подумает!..

Драко слишком далеко зашёл. Слишком много стоит на кону, чтобы вот так взять и отказаться. Сама мысль об этом, заставляет его ускорить шаг. А затем он слышит слабый женский вскрик.

— Гермиона, — подсказывает сердце.

Драко несётся так быстро, как только может, не останавливаясь. Тропа, кажется, с каждым шагом становится всё тусклее, а дорога — всё непрогляднее. Туман сгущается, накрыв тяжелой плотной пеленой. Шипение теней становится всё настойчивей, а крик Гермионы — громче.

— Я уже здесь, родная. Осталось чуть-чуть, — убеждает вслух себя Драко, продолжая сбивать в кровь ноги.

Осталось действительно немного: уже виден край Запретного леса.

Уже почти!

Драко пересекает черту и сбавляет шаг, потому что…

— Это что ещё за чёрт?..

Лесная тропа сменяется ровной дорогой, а деревья — небольшими домами, расположенные вдоль неё.

Драко сразу узнаёт это место — магловская часть Лондона. Хэмпстэд Гарден. Он знает, потому что это то место, где Гермиона выросла в доме под номером девятнадцать — единственный, в котором сейчас горит свет.

Малфой чувствует, как с каждой секундой учащается сердцебиение.

Он не дурак — понимает: то что он ищет находится прямо за закрытой дверью. Только руку протяни, но…

Драко застывает прямо на выстеленной мистером Грейнджер гравийной дорожке, потому твари с красными горящими глазами громко шипят:

— Оста-а-авь...

— Оста-а-авь на-...

— На-адежду...

— Всяк сюда...

— Сюда-а входящ-щий.

А Драко пришёл сюда не просто с надеждой, а с непогрешимой уверенностью, что у него всё получится.

Малфой переводит дыхание и делает шаг. И ещё шаг. И ещё. Протягивает руку и поворачивает ручку двери.

Щёлк!..

Входит в мягкое облако света и ловит себя на мысли, что он не может оставить её.

Ни сегодня.

Ни завтра.

Никогда!..

Жизнь человека иногда кончается чужой смертью.

Станислав Ежи Лец "Непричёсанные мысли"

Двадцатью семью часами ранее

Всё рассыпается.

Драко делает медленные вдохи заледеневшей грудиной, пытается налить огневиски в стакан дрожащими руками, и слышит, как крошится лёд внутри. Под рёбрами привычно ноет и херачит так, что грёбанный стук грёбанного сердца набатом стучит в висках.

Тук, тук, тук!..

Ты всё потерял…

Тук, тук, тук!..

Твой мир рассыпается.

За окном идёт дождь, в камине догорают остатки дров, на столе стоит остывший чай. Сколько Малфой просидел вот так — бездумно пялясь в разгромленный книжный шкаф — хрен знает. Судя по минутной стрелке, перевалившей за полночь — не больше трёх часов, но время, кажется, всё равно стоит на месте. Боль в груди не уменьшается, мыслей меньше не становится. Ещё вчера идеальный мир Драко Малфоя начал превращаться в руины. Рушится, крошится, ломается, а Драко — просто смотрит. Смотрит, как всё обращается в пепел, теряется, исчезает, а он, как во сне — не может ни сдвинуться с места, ни закричать. Только сжимает ледяными пальцами, давно опустевший, стакан из хрусталя и стеклянно таращится куда-то перед собой.

Всё должно было быть по-другому.

— Знаешь, я тут подумала: твоя мама не будет против, если мы используем её сад в Малфой Мэноре, чтобы устроить там свадьбу?

— Думаешь это хорошая идея? Сомневаюсь, что Уизли и Пэнси согласятся играть свою свадьбу в родительском поместье. Учитывая характер Паркинсон, то…

— Я говорю не об их свадьбе, а о… — она переминается с ноги на ногу. — О нашей.

Всё должно было быть не так.

— Гермиона, мы это уже обсуждали и вроде как приняли решение, с которым согласились оба.

— Ты просил дать тебе время — я тебе его дала. Но, Драко, посмотри на нас: мы стоим на месте, никуда не движемся. Мы больше похожи на двух чужих друг другу людей, которые вынуждены жить вместе по стечению каких-то обстоятельств.

— Что ты имеешь в виду?

— Джинни снова беременна, Паркинсон и Рон собираются пожениться, Тео и Луна обвенчались…

— Так дело только в этом? В свадьбе?

— Дело не только в свадьбе. Дело в нас.

Стук дождя за окном оглушает вместе с воспоминаниями. Бьёт прямо по воспаленному сознанию, забивая остатки здравого смысла.

— Мне кажется, ты не видишь будущего со мной.

— О Мерлин, ты серьезно? Мы живем вместе семь лет и ничего с тех пор не изменилось. Я люблю тебя — ты меня тоже. Так почему сейчас мы должны что-то менять, если нам и так хорошо?

Напряжение внутри разрастается в слишком огромный сгусток, чтобы вынести это. Душа, лишённая кислорода, отказывает.

— Драко, посмотри на меня. Чего ты боишься?

— Ничего. Я не могу понять, почему мы вообще это обсуждаем? Почему все от меня что-то требуют? Поттер выносит мозг в Министерстве, потому что расследование, в буквальном смысле, зашло в тупик. Люциус не упускает момента, чтобы ткнуть меня носом, как будто мне до сих пор десять лет. Ты, Гермиона, единственный на свете человек, который меня понимает, и то умудряешься осложнить мне жизнь этими идиотскими разговорами о свадьбе.

— Что ты сказал?

Бах!..

Он не может дышать.

Драко, кажется, что если сейчас он не сделает вдох, не предпримет хоть что-то, то сдохнет прямо здесь и сейчас. Воспоминания вытягивают из него остатки сил. Почему он это сказал? Почему позволил ей уйти? Почему Драко Малфой, эгоистичный сукин сын, не пошел за ней следом?

Почему… почему… почему?

Всё рушится.

И Драко кажется, что никогда в жизни он не боялся так, как сейчас: за крепкими стенами собственного дома, о который разбиваются крупные дождевые капли.

Никогда в жизни он не чувствовал себя таким надколотым, пустым, переполненным страхом.

Он один и абсолютно беспомощен.

И ещё никогда его руки не были настолько холодными.

Простите, мистер Малфой, мы сделали всё, что в наших силах…

Примите наши соболезнования…

… нужно сообщить родным…

Слова звоном отбиваются в ушах, заглушая удары собственного сердца.

Бах!.. Бах!.. Бах!..

Горячая ладонь Тео будто из другого мира — сжимает покрепче плечо, возвращая откуда-то с того света обратно.

Драко поворачивает голову так резко, что в шее хрустит.

— Ты в порядке?

Малфой делает вдох. Второй. На лбу выступает легкая испарина, а в груди тяжелеет, словно вместо сердца у него многотонный камень, который тянет его ко дну.

Гермиона всегда говорила, что Драко немного черств в выражении собственных чувств.

Неужели ошиблась?!..

— Драко?

Малфой слышит и боится поднять голову, потому что понимает — что-то внутри него вдруг начинает сдаваться.

Сейчас.

— Я в порядке, — собственный голос звучит сухим и безжизненным.

Это предел. И Драко, кажется, своего достиг.

Слёзы жгут глаза — непривычно. Малфой, остервенело, стирает их с лица, но они, как назло, не прекращаются.

— Всё нормально, — тихо произносит Тео.

Драко вновь чувствует руку на своём плече. Теплую и живую. И хочется кричать, потому что, сколько бы ему не говорили, что всё нормально, сколько бы он не пытался убедить себя и окружающих, что он в порядке — всё не так.

Он не в порядке.

И то, что происходит сейчас — ненормально.

Ни Поттер со своей рыжей девчонкой, ни Уизли с Паркинсон, ни Тео, ни Блейз не должны находиться здесь. Это неправильно. Они не должны сидеть в малфоевской библиотеке. Не должны смотреть на него с пониманием. Они должны от него отвернуться. Осуждать. Должны ненавидеть. Драко бы точно ненавидел.

Он бы никогда не простил…

Почему он её не выслушал? Не остановил? Не пошёл следом? Почему?

Потому что вновь повёл себя, как трус. Пошёл на поводу у собственного эгоизма, позволив Гермионе уйти, —отвечает внутренний голос.

Ты жалок, Малфой!

Теперь из-за его чёртова малодушия Гермионы больше нет. Из-за его, Драко Малфоя, ошибки сегодня родители потеряли единственную дочь. Поттер с Уизли — лучшего друга. Тео с Блейзом — надёжного товарища, а Драко…

Драко, кажется, потерял всё…

* * *

— Нужно распорядиться насчет похорон, — хрипло произносит Поттер.

— А что известно о родителях Гермионы? — интересуется девчонка Уизли.

— Она говорила, что они собирались в путешествие. Кингсли отдал распоряжение, чтобы найти их, но пока глухо. Они должны узнать о случившемся, как можно скорее, поэтому я попросил дать мне знать, когда что-то станет известно.

— А что потом? — внезапно интересуется Блейз.

Поттер пожимает плечами.

— Скажу, как есть. Они имеют право знать.

— И ты думаешь это хорошая идея — быть тем, кто приносит такие вести?

— А ты предлагаешь известить их по почте? — цедит Поттер, сложившаяся ситуация явно стала накалять.

Эти двое никогда не ладили.

— А что ты скажешь? Уважаемые мистер и миссис Грейнджер, я приехал, чтобы сообщить вам пренеприятнейшую новость — ваша дочь мертва, так что ли?

— Не твоё дело, Забини, как я это вижу. Я знал Гермиону много лет, она была моей подругой…

— Уизли тоже знал Гермиону много лет, Джинни, Луна, да все в этой комнате знали её, включая Драко, который буквально жил с ней, но что-то никто из нас не пытается прыгнуть выше головы. Это должен сделать Кингсли. И прежде, чем ты начнёшь со мной спорить, я скажу — никто из нас не сможет сохранить хладнокровие. Когда родители Гермионы потребуют ответов, что ты им ответишь?

— Блейз прав, Гарри, — едва выговаривает Джинни. — Кингсли лучше нас всех подкован в подобных вопросах.

— А что насчет прессы и общественности? — на этот раз интересуется Рон. — Скиттер рано или поздно всё равно пронюхает о случившемся. Всё-таки нападение произошло в Отделе тайн…

— Я слышал, — перебивает его Нотт, доставая из кармана пиджака сигареты. Тупая магловская привычка, которую Драко никогда не понимал, а Тео так и не смог от нее избавиться, — что Кингсли выступит с официальным заявлением завтра в полдень перед всей прессой. И тогда начнётся настоящий ад для всех нас, поэтому у меня есть одно предложение.

— Какое? — Уизли с Поттером одновременно озвучивают вопрос, однако Тео игнорируя любопытные взгляды, обращается уже к Малфою:

— Драко, я знаю, что ты бы хотел организовать прощание здесь — в вашем доме. Однако когда родителям Гермионы станет известно, они, скорее всего, захотят проститься с дочерью там, где она выросла, и на твоём бы месте я согласился с этим. Подумай, вся эта магическая шушера как Скиттер и ей подобные не знают, где живут родители Гермионы, да и к тому же, я уверен, Кингсли позаботится о том, чтобы эта информация не просочилась. В таком случае будут только близкие и родные.

— А ты не подумал, что родители Гермионы могут позвать родственников, которые не знают о том, что она волшебница? — с упрёком произносит Уизли.

Блейз как-то устало усмехается:

— Уизли, я иногда тебе поражаюсь. Не в обиду, но у вас походу реально был один мозг на троих. На двоих, — быстро исправляется он, бросая насмешливый взгляд в сторону Поттера. — Если ты не будешь размахать своей палочкой направо и налево, то никто ничего не поймет. Для этого Тео и предложил, чтобы всё проходило в доме Грейнджеров. Кингсли устроит всё так, что ни одна собака не подкопается, я уже молчу про магическую прессу.

— Я думаю, с таким же успехом можно было бы устроить прощание на Гриммо или в Норе, — с явным раздражением в голосе говорит Уизли.

— Ага, ты ещё Министерство предложи, — с сарказмом парирует Забини.

— А даже если и так, то что? Очень многие любят Гермиону и захотят проститься с ней, почему вы вдруг решили, что знаете, чего хотела бы она.

— То, что хотела Гермиона мы уже никогда не узнаем, но нужно быть полным идиотом, чтобы раздувать из её похорон целое представление. Ты вообще хоть иногда думаешь, о чём говоришь?

— Именно сейчас я думаю, что стоит раскрасить твою самодовольную рожу, — стиснув кулаки, угрожающим шепотом отвечает Уизли.

— Давай, рискни, — Блейз подаётся вперед. — Это же так в твоём стиле пустить в ход кулаки, когда словесные аргументы заканчиваются.

— Ты…

— Прекратите! — восклицает Джинни. — Устроили тут непонятно что. Ты, — поворачивается она к Блейзу, — прекрати его провоцировать, а ты, — на этот раз к Рону, — прекращай упрямиться. Нам всем тяжело, особенно сейчас, но нужно рассуждать здраво. Я согласна с Ноттом. Думаю, не я одна. Мы все прекрасно знаем, что Гермиона не любила быть в центре внимания, тем более быть объектом обсуждения прессы. Если есть возможность обойтись без этого, то я — за, — она демонстративно подняла руку вверх. — Но последнее слово, думаю, все же останется за Малфоем.

Драко затылком чувствует, как несколько пар глаз буквально сканирует его. А всё, что его волнует: почему, черт побери, они говорят об этом так просто? Похороны, родители, безусловно, это всё важно, но… Почему они обсуждают это словно всё кончено? Почему эти люди вообще здесь? Почему относятся к нему с таким пониманием? Почему до сих пор никто не обвинил его в том, что Гермиона мертва, почему все считают, что за Драко остаётся последнее слово?

Ведь если бы не их ссора, то Гермиона бы не ушла, не решила бы отправиться в Министерство работать посреди ночи, не оказалась бы в Отделе Тайн и тогда…

Тогда…

Малфой мотает головой в попытке вытрясти из головы нестерпимый шум в ушах. Он стучит в висках громким «виноват» на одной ноте в разных октавах и бьет… бьёт в перепонки, игнорируя любые попытки Драко избавиться от него.

Виноват!.. Повторяется снова и снова.

Виноват!.. Будто он сам себя не винит!..

Виноват!..

Ты виноват, ты виноват… Ты…

Его сердце каменеет и крошится, душу сжирает изнутри пустота, заставляет корчиться в нестерпимых муках стыда с мыслью: если бы он только мог всё исправить.

Любым способом. Заплатив любую цену, даже самую высокую, лишь бы Гермиона была жива.

Он не слышит, о чём снова спорят Блейз с Поттером, что девчонка Уизли говорит своему непутёвому братцу, он смотрит, как Луна, сидя на полу, безутешно перелистывает старую книгу сказок Барда Бидля и понимает…

— Я верну её, — говорит он ровным голосом.

Когда тишина начинает становиться слишком громкой, а от взглядов начинают натурально горячеть скулы, Драко поднимается с места, на котором всё это время сидел. Первый разрезает тишину голос Нотта:

— Драко, мы знаем, ты расстроен, но это невозможно…

— Я верну её, — настойчиво повторяет Малфой.

— И как ты намерен это сделать? — интересуется Нотт. — Время назад повернуть невозможно, тем более, что после войны были уничтожены все маховики времени.

— Дары смерти, — шепчет Драко.

Поттер качает головой.

— Исключено. Я выбросил воскрешающий камень где-то в лесу и не думаю…

— Поттер, будь добр, заткнись, — шипит Малфой, — я говорю не о конкретных дарах смерти, а о самом факте их существования. Эта книга, — он указывает на книгу в руках Луны, — написана на основе реальной истории трёх братьев Певерелл.

— Это всего лишь домыслы, — качает головой Поттер.

— Но дары существуют, мы знаем об этом наверняка, — упрямится Драко. — А если существуют они, то значит, существует возможность…

— Договориться с самой смертью, — заканчивает за Малфоем Нотт. — Но как? Не пойдешь же ты, как в сказке, путешествовать.

— Нет. Я должен вернуть Гермиону до того, как Кингсли начнёт что-то предпринимать. Времени мало. Должен быть выход…

— Драко, одумайся, — обеспокоенно произносит Блейз. — Даже если ты прав, сам посуди: первые и единственные люди, которым удалось встретиться со смертью, жили — когда? — Он делает паузу. — Пятьсот? Тысячу лет назад, и к чему всё привело? Даже если тебе и удастся встретиться с ней, какова вероятность, что ты сможешь вернуться? Мерлин, это даже звучит нелепо…

— Я должен попробовать…

— Никогда не подумал, что скажу это, но я согласен с Забини, — встревает Поттер, поправляя очки на переносице. — Малфой, это безумие. К тому же мы понятия не имеем, как вызвать смерть, уже не говоря о том…

— Это же очевидно, — говорит внезапно с улыбкой Луна, протягивая Драко другую книгу — старую записную книжку Снейпа, которую хранила Гермиона.

С улыбкой поясняет:

— Ему нужно просто умереть.

* * *

— Зелье почти готово, — говорит Тео, усаживаясь напротив. — Что это? — следом интересуется он, когда Драко дописывает письмо.

— Неважно, — отмахивается он, стараясь сменить тему: — Так, что там с зельем?

Нотт сверяется с записями профессора и спокойно отвечает:

— Тут сказано, что, как только зелье примет багровый оттенок, ему нужно настояться ещё пятнадцать минут, я всё проверил, поэтому нам остаётся только ждать. А у тебя ещё есть время, чтобы передумать.

— И не подумаю.

Тео встаёт с кресла и разводит руки в стороны:

— Как скажешь. Я лишь надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь, потому что я, честно говоря, — не совсем.

— Если кому-то интересно моё мнение, то я думаю, что мы совершаем ошибку, — снова заводит свою шарманку Гарри, отчего Малфой рефлекторно закатывает глаза.

— Ты слишком много думаешь, — язвительно отзывается Драко. — Расслабься, Поттер, не всё же тебе геройствовать, — добавляет он и чувствует, как экс-герой грубо хватает его за локоть.

— Это не шутки, — говорит тот обеспокоенно. — Слушай, я просто хочу, чтобы ты понимал, на что подписываешься. А что если зелье сработает не так, как мы ожидаем? Или не сработает вообще? Что если ты ошибаешься? Если бы Гермиона была здесь…

— Но её здесь нет, — громко рявкает Малфой, и хватка Поттера заметно ослабевает.

Взгляд въедается в лицо Гарри, и Драко в очередной раз задается вопросом: что не так с этими людьми? Почему они отговаривают? Почему не хотят бороться?

Бороться за Грейнджер. За ту, кто сражался бы до последнего за каждого, кто находится в этой комнате.

Неужели это понимает только он?

У Драко снова в башке коротит. Он чувствует — его трясёт. Словно замыкание хреначит в спинном мозгу и он начинает сплёвывать эмоциями: недоверие, смущение, злость, страх.

— Её здесь нет, — повторяет Малфой. — Если ты не заметил, Поттер, Гермионы больше нет, и если я не использую эту возможность, то буду грызть себя за это до конца жизни. Ты реально не догоняешь? Всё, что у меня сейчас есть — это сраная надежда, которая медленно гаснет с каждой минутой пока я здесь.

— Малфой…

Но Драко несёт:

— А если бы на месте Гермионы были твои родители или Джинни, ты бы поступил по-другому?

Поттер не отвечает. Сжимает губы и молча смотрит на Малфоя в ответ, а потом коротко кивает.

— Зелье готово, Малфой, — нарушает тишину, подошедший Нотт.

— Отлично. Подождите меня в гостиной я… я сейчас спущусь. Поттер, не задержишься? — зовёт он и дожидается, когда в библиотеке останутся только они. Открывает нижний ящик стола и протягивает Гарри маленький пузырёк.

— Что это?

— Просьба, — нарочито спокойно произносит Драко. — Если я не вернусь раньше положенного времени, вылей это.

Поттер морщит лоб. Демонстративно. Несколько секунд прикидывается, будто не понимает. Бросает быстрый взгляд на протянутую Малфоем руку, скрещивает руки на груди, а затем на выдохе отвечает:

— И не подумаю…

— Послушай, — Драко искренне старается не сорваться на крик. У него нет времени на уговоры. — Мы никогда не ладили и если признаться, то ни ты, ни тем более Уизли мне никогда не нравились. Особенно Уизли…

— Малфой, если ты думаешь, что выбрал правильную тактику, чтобы уговорить меня, то ты ошиб…

— Но, Гермиона доверяла вам. Она доверяла тебе. И я, тоже…— голос дрожит и, Драко делает глубокий вдох. — Если я не вернусь, ты выльешь это. Я не знаю, что меня ждёт, но в одном я уверен точно — если что-то пойдёт не так, если у меня не получится вернуть Гермиону, то здесь я не представляю своей жизни без неё. В первом ящике моего стола письмо…

— Малфой…

— Дослушай. Ты отдашь его моим родителям.

— Малфой, — теряется Гарри. — Блейз и Нотт… Они не позволят.

— Поэтому прошу тебя.

Поттер согласно кивает. Драко отступает к двери, когда тот снова хватает его за локоть.

— Что ещё?

Но вместо ответа Гарри протягивает ему свернутую мантию.

— Это то, что я думаю? — хрипло интересуется Малфой.

— Да, — негромко отвечает Поттер. — Всё-таки её дар. Может это как-то поможет, — пожимает плечами он.

— Спасибо, — искренне благодарит Драко и, взяв мантию, направляется к двери.

Они спускаются в гостиную минутой позже.

— Я готов, — уверенно говорит Малфой, подходя к Нотту, который то и дело косится на Блейза, сжимая заветный пузырёк с багоровой жидкостью в руках.

— Прежде, чем мы начнём, я введу всех в курс дела, думаю, будет правильней, если я кое-что поясню. — Тео поднимает флакон. — Это летаргическое зелье. Оно погружает в глубокий сон того, кто его примет, в некое состояние комы. Кажется, что человек, принявший его, всего лишь спит, но на самом деле душа, в данном случае Драко, будет находиться на границе двух миров — жизни и смерти. Зелье действует ровно три часа: ни больше, ни меньше, после чего необходимо выпить антидот. Опоздаем хоть на минуту — считайте Драко труп. Поэтому, Малфой, я спрошу последний раз: ты понимаешь, на что идёшь? Потому что это другой мир, друг мой, и там время может идти иначе.

— Я понимаю, — пожимает плечами Драко и слабо, неуверенно улыбается.

— Раз все готовы, то приступим.

Сжав в руке склянку, Малфой отходит на несколько шагов назад. Внутри всё скручивается, стягивается, когда он снова мысленно обращается к Гермионе: «Я верну тебя, Грейнджер. Даже если мне потребуется заплатить самую высокую цену…»

Он готов…

— Малфой, — говорит Блейз. — Если ты облажаешься, я самолично верну тебя и надеру твою аристократичную задницу, учти это!..

Драко усмехается и, откупорив склянку, залпом выпивает содержимое, и веки моментально тяжелеют. Становится тяжело дышать. Он просто закроет глаза на минуточку, а когда откроет, всё будет, как прежде…

Драко верит в это!

С другой стороны — а что ему ещё остаётся?!..

Исчезнешь ты — исчезну и я.

Марк Леви «Следующий раз»

Настоящее время

Внутри дома настороженно тихо. Не то, чтобы Драко ожидал чего-то другого, но тут всё по-другому: в гостиной не работает телевизор, на кухне не горит свет, а из столовой не доносится ахренительный запах вишнёвого пирога, который миссис Грейнджер готовит каждый, чёртов, раз стоит Драко переступить порог. Старые половицы не скрипят, а настенные часы мистера Грейнджер — которые в нормальной реальности давным давно перестали идти — работают. Размеренно и неспешно.

Тик-так!..

Здесь всё иначе. Этот дом разительно отличается от того, в который приходил Малфой. От него веет пронизывающим холодом, тягостным сомнением и… страхом.

Драко сглатывает. Моргает. Резко вздрагивает, когда слышит шаги на втором этаже. Затем: скрип двери.

— Гермиона?

Мозг не успевает детально проанализировать, — всё получается как-то слишком быстро — но Малфой в два счёта достигает двери, из-под которой льётся приглушенный свет. И лёгкая паника наступает только в тот момент, когда щёлкает замок.

Клац!..

Драко быстро берёт себя в руки, открывает дверь и застывает…

— Гермиона…

У него ломается голос, как будто ему снова тринадцать. Он почти ощущает, как раскалённые прутья стягивают лёгкие. Перед глазами знакомая тёмно-синяя рубашка в клетку, старые потёртые джинсы, каштановые волосы, собранные в небрежный узел.

Так сильно хочется подойти и обнять, почувствовать тепло её кожи под холодными пальцами, прикоснуться губами к любимым губам, вот только взгляд — ледяной и безжизненный — устремлённый на Драко, заставляет стоять и не двигаться с места.

Это что — какая-то шутка? — думает он про себя.

А Гермиона… Его Гермиона медленно поворачивает голову, несколько секунд смотрит куда-то в сторону, кивает чему-то в своей голове, усмехается мёртвой, ломанной усмешкой и говорит:

— Это не шутка.

Драко понимает происходящее быстрее, чем секундная стрелка старых настенных часов делает свой ход.

Тик-так!..

— Ты... — голос ломается до хриплого полушёпота, но Малфой всё равно выдавливает из себя неуверенное: — Ты — не она, ведь так?

В ответ слышится колючий смешок.

— А ты умнее, чем кажешься. Обычно смертные, оказавшись здесь по собственной воле, ведут себя иначе. Сраз же бегут обниматься, стоит меня завидеть. Всем ведь известно, что прикосновение к смерти забирает жизнь. Наивные глупцы, — отзывается она с отвращением.

— Постой, — негромко выговаривает Малфой. — То есть твой образ, всего лишь ловушка?

— Проверка,— одобрительно поправляет она. — И ты её прошёл. Поздравляю.

Драко не верит собственным ушам.

— Я сюда не в твои дурацкие игры играть пришёл, — шипит он. — Если для тебя забрать жизнь — вот так просто, в порядке вещей, то я…

Малфой замолкает, так и не договорив, потому что лже-Гермиона начинает смеяться. Громко и искренне смеяться во весь голос, запрокидывая голову.

— Нужно, наверное, чаще приглашать к себе живых, — произносит она, отсмеявшись. — Давненько я так не смеялась, с ума сойти!

— Я сказал что-то смешное?

— Боже мой, конечно же, мне смешно, Малфой, — заливисто отвечает она, промокая глаза. — Вы — люди -иногда бываете такими самонадеянными. Делаете вид, будто понимаете всё на свете, а на деле… — она демонстративно разводит руками в стороны и с придыханием заканчивает: — не знаете ни-че-го. Одной душой больше, одной меньше — какая разница?

— Какая разница? — с шипением повторяет Малфой. Делает шаг. — Какая разница? Ты забираешь жизни тех, кто пришёл к тебе за помощью. Ты…

— Я — смерть, — резко перебивает она, скептически выгнув бровь. Во взгляде ни капли привычного веселья. — О какой помощи может идти речь?

— Ты не имеешь права это делать так легко, уверен, даже у тебя есть регламент, по которому необходимо следовать.

— Ты прав — он есть. Только действует он в вашем мире, но этот мир — моя территория и правила здесь устанавливаю я. Так что не тебе, глупый мальчишка, учить меня. К тому же, я не понимаю причин твоего беспокойства? Проверку ты прошёл, жив и здоров... пока ещё, — с ухмылкой добавляет она. — Так, чего ты хочешь?

Драко внезапно ловит себя на мысли, что это очередная игра. Уверен: она уже знает, зачем он сюда пришёл, просто ждёт, когда Малфой это озвучит. Но Драко говорит кое-что другое:

— Покажи свой истинный облик. Уверен, он у тебя есть.

Она даже застывает на мгновение. Не успевает проконтролировать собственное выражение лица — слишком отчётливо читается удивление. Смотрит на него несколько долгих секунд с сомнением, а потом, не говоря ни слова, исчезает в чёрном облаке, чтобы появиться вновь…

Только теперь перед ним стоит больше не Гермиона, а настоящая она: ровные черты лица, чётко очерченные скулы, пухлые губы и глубокие карие — практические черные — глаза, длинные каштановые волосы, спадающие до самой спины. Он видит бледный цвет кожи, тонкие запястья, которые слегка выглядывают из-под чёрной скрывающей тело накидки, и внезапно говорит:

— Как тебя зовут?

Она отвечает немного погодя:

— Ада, — голос звучит тихо и неуверенно, будто она только что раскрыла Малфою свою самую страшную тайну.

— Ты очень красивая, — внезапно мягко произносит он.

Слова вырываются, действительно, внезапно, Драко не собирался ничего такого говорить. А она на мгновение теряется: отводит глаза, но быстро берёт себя в руки, возвращая холодность взгляду.

Усмехается:

— Надеюсь, ты не думаешь, что за пару комплиментов я выполню то, зачем ты сюда пришёл?

— Нет, — спокойно пожимает плечами Малфой. — Я так не думаю.

— Так чего ты хочешь?

— Ты знаешь, чего я хочу. Зачем спрашиваешь?

— Чтобы убедиться. Хотя, ты прав. Нет смысла ломать комедию. В конечном итоге, вы все приходите с одной единственной просьбой. И раз уж мы решили говорить открыто, то я скажу тебе тоже самое, что и всем тем, кто был до тебя: я не могу что-либо изменить.

— Я заплачу! — настаивает Малфой.

— И чем же? — её голос сочится сарказмом. — Мантией, которую ты принёс с собой? Я хоть и женщина, но уж точно не дура. Неужели ты думаешь, что я верну тебе твою любимую в обмен на вещь, которая, кстати говоря, в твоём мире тебе не принадлежит. Я была о тебе более высокого мнения.

— Я и не говорил, что эта цена за душу Гермионы. Мантия взамен на человеческую жизнь — плата неравноценная.

Она вновь вскидывает бровь.

— Отрадно, что ты это понимаешь. Тогда зачем ты принёс её сюда?

— Мантия — плата, за моё нахождение здесь.

Она склоняет на бок голову и смотрит на Малфоя с таким искренним интересом, будто только что увидела его впервые.

— Мне нравится твоя самоуверенность, но я — не Харон, а мантия — не обол. Я сама позволила тебе прийти сюда, так что твоя плата не имеет смысла. Отдай её хозяину, когда вернёшься. Если на этом у тебя всё, то свободен. У меня ещё очень много дел…

— Я никуда не уйду без Гермионы.

— Тогда вернёмся к тому, с чего начали, — предлагает она. — К вопросу о цене: что ты можешь мне предложить?

— А что ты хочешь?

— А ты подумай, — с усмешкой отзывается она. — Душа Гермионы попала сюда по всем правилам, я не имею права отдать тебе её просто так — это нарушит баланс.

— Правила, баланс. Неужели нельзя нормально сказать, чего ты хочешь? Зачем нужны эти загадки?

Она закатывает глаза.

— По правилам, я даже разговаривать с тобой не имею права. Гермиона мертва. Всё. Точка. Баланс жизни и смерти, — она изображает из рук покачивающиеся весы, — штука серьёзная. Но ведь правила на то существую, чтобы их нарушать, я права, Малфой?

Драко не успевает ответить. Или просто не пытается, потому что ответить на это, по сути, нечего. Он нарушил правила, заявившись сюда и готов нарушать снова и снова.

— Каждый уходит в отведенное ему время, — продолжает говорить Ада. — Гермиона… — она замолкает на пару секунд, доставая из кармана часы, а затем продолжает: — Не стала исключением, хотя и стоит признать, что её кончина несвоевременна.

Драко чувствует, как у него учащается сердцебиение.

— Что это значит?

— Я уверена, ты и сам понимаешь. Если бы в тот день всё пошло по иному сценарию, то Гермиона, определенно, была бы жива, — ритмично проговаривает она. — Но какой смысл говорить об этом. Сделанного не исправишь.

Малфоя прибивает каждым словом. Каждым, грёбанным, слово, которое отдаётся глухой вспышкой у него в глазах.

— Я тебе не верю.

— А стоило бы. Ты пришёл сюда напрасно. Поэтому, пока ещё у тебя есть время — уходи.

— А я повторю, что я тебе не верю. Я проделал такой путь не для того, чтобы услышать «нет». Ты, кажется, что-то говорила о цене — значит есть способ договориться? Что ты хочешь? Денег? Или мою магию?

— Вы — волшебники, слишком большое значение придаёте своему происхождению, — скучающим тоном говорит она. — Магия могущественна, но не всемогуща. Смерть — есть смерть. Смирись и возвращайся домой.

От ровного голоса льдом сковывает лопатки. Горло, кажется, пересыхает и это странно. Действительно странно, учитывая, что Драко тотально спокоен. Если не брат во внимание застывшую спину и тугое, заряженное током дыхание.

— А что если я тебе предложу взамен на душу Гермионы другую, — прямо спрашивает Малфой, и Ада тут же останавливается.

— Это возможно, теоритически, но неужели ты пойдёшь на это? Лишишь другого человека жизни взамен на несколько лет жалкого существования со своей любимой? Ты хоть представляешь, на что себя обрекаешь, когда попадёшь сюда?

— Я говорю не о чужой душе, а о своей собственной, — быстро говорит он и подходит ближе. — Моя жизнь взамен на её, думаю, это хорошая сделка.

— Хм-м. Интересненько. И ты готов пойти на это? Вот так просто?

Сердце рвано бьётся в горле, и Драко тяжело сглатывает. Как он раньше не догадался? Душа взамен на душу, та цена, которую он должен заплатить. Ведь если это вернёт Гермиону, то ему большего и не надо.

— Да, — твёрдо отвечает он, без малейшего сомнения в голосе.

Отвечает и чувствует, как легко ему становится в следующее мгновение, стоит лишь озвучить правду.

— Однако, — отмахивается она, — это всего лишь слова.

— Я могу доказать, — резко подавшись вперёд, выкрикивает Драко.

— Можешь, — она прикрывает глаза, а в следующее мгновение из черной дымке у неё в руке появляется маленький флакончик с прозрачной жидкостью. — Выпей это.

— Что это? — спокойно интересуется Малфой, медленно принимая из её рук флакончик.

— Твой шанс доказать мне, что ты не врёшь. — поясняет она. — Выпей это, пройди моё испытание, и, если ты мне не соврал, я верну душу твоей возлюбленной, взамен на твою, разумеется.

— Как я пойму, что ты меня не обманешь?

— О, я даже в какой-то мере оскорблена твоим недоверием, но раз тебе будет так спокойней, — она протягивает Малфою руку и рисует на собственном запястье крест, который в то же мгновение светится красным. — Это моя клятва — как только ты, Драко Малфой, пройдёшь моё испытание, я верну душу Гермионы.

— А что будет, если я не справлюсь?

Она отстранённо пожимает плечами.

— Сам выбирай: вернёшься ни с чем в свой мир или останешься здесь. Как пожелаешь…

Но Драко уже давно всё для себя решил.

Он одним быстрым движением выхватывает склянку, залпом выпивая её содержимое, и в следующую секунду чувствует, как нестерпимо кружится голова. Он облокачивается на что-то твёрдое, пытается сконцентрироваться — вот только комната будто рассыпается. Меркнет.

И не существует ни одной связной мысли в голове.

Ничего.

Лишь негромкое постукивание секундной стрелки настенных часов.

Тик-так!.. Тик-так!..

Уважаемые читатели, прежде, чем вы начнёте читать главу, то я хочу вас предупредить: следующие две главы это ретеллинг на одну из серий сериала «Люцифера». Автор с прискорбием понял, что писать детектив совершенно не умеет. Спасибо за внимание.

Испытания и трудности помогают нам понять, кто мы есть на самом деле; они показывают нашу сущность, позволяя увидеть, из чего мы созданы.

Чарльз Сперджен

Лондон встречает его привычным безразличием. Такой же серый и неприветливый — этот город, кажется, застыл во времени. Драко никогда не считал себя сентиментальным. За те три года, что он жил в Нью-Йорке, он ни разу не ловил себя на мысли, что скучает по Лондону. Он никогда не чувствовал какой-либо привязанности — ощущать себя привязанной на цепи собакой — то ещё удовольствие. Драко знает это, как, пожалуй, никто.

В пять утра на улицах никого. Малфой ловит такси и на несколько минут прикрывает глаза.

От аэропорта до квартиры они добираются быстро. По крайней мере, Драко так кажется, потому что просыпается он от довольно громкого, но совершенно лишенного всяких эмоций, голоса таксиста.

— Мы на месте. С вас пятьдесят восемь фунтов, — говорит он.

Драко ловит равнодушный взгляд в зеркале заднего вида и достаёт из бумажника купюру в сто фунтов. Протягивает:

— Спасибо. Сдачи не надо, — и выходит из машины.

Дверь в квартиру поддаётся с протяжным мерзким скрипом и глухим хлопком о стену. Хочется сказать: я дома. Я вернулся. Но Драко молчит. И не потому что кроме голых стен его банально больше никто не услышит, а потому что это странное ощущение хочется гнать от себя поганой метлой.

Его никто не ждёт.

Это весьма ожидаемо.

Уходя, Малфой, без раздумий отрезал любые пути к отступлению, сжигал мосты просто, не думая — не думая о последствиях. А теперь, когда он решил вернуться, ему приходиться идти в обход через вязкие болота и непроходимые дебри. Цепляться, карабкаться, падать и так снова и снова — по кругу, до бесконечности. Иногда ему кажется, что вся его жизнь зациклена на этом: куда-то идти и что-то искать. Драко понятия не имеет, что ищет. Чёрт, у него даже нет ни одного человека, которого можно взять за грудки и сказать: я не знаю, что мне делать с тем, что со мной происходит, чувак. Вытащи меня из этого болота, чувак.

Поскорее, чувак.

Но болото только сгущается.

Даже сейчас, оказавшись в собственной квартире, в которой происходило столько всего хорошего, Малфой не чувствует ничего.

Ни-че-го!..

Ни теплоты, ни спокойствия. Он не чувствует себя человеком, который, наконец, вернулся домой. Драко кажется, что он всё ещё где-то далеко. Где-то там за горизонтом. А ещё его не покидает предчувствие — скоро ему придётся хлебнуть столько говна, сколько он в жизни не ел.

А ты как хотел, Малфой?

Возвращаться всегда тяжело.

После контрастного душа пальцы плохо слушаются. Драко несколько раз роняет чайную ложку и рассыпает сахар, немного проливает воду на столешницу. Он чувствует себя каким-то разобранным, оно и понятно: перелёт был слишком долгий и утомительный, а собирать себя по частям у Малфоя времени нет. На отдых, кстати, тоже. Он знает, если сейчас позволит себе хоть на секунду закрыть глаза, прилечь, расслабиться, то проваляется так до завтрашнего утра. Поэтому Драко наводит себе вторую чашку крепкого кофе, на этот раз — без сахара, и решает посмотреть материалы дела, которые Блэк скинул ему на почту.

Всё, что угодно лишь бы не копаться в собственных мыслях.

Драко быстро пробегается по имеющимся документам: мужчина, возраст — приблизительно сорок один год. Личность не установлена — кодовое имя Джон До, — поскольку труп был слишком сильно повреждён. На лице в районе глаз были обнаружены кровяные потеки, а на всём остальном теле находились ожоги третьей и четвёртой степени. Тело нашли в грузовом отсеке самолета. Показания свидетелей — нет. Предположительная причина смерти — отравление.

Драко устало трёт переносицу и откладывает документы, когда мобильник с громким звуком разрывается.

— Ты уже дома? — раздаётся хрипловатый голос с того конца трубки вместо приветствия.

Малфой разминает затекшую шею. Отвечает с усмешкой:

— А ты с какой-то конкретно целью интересуешься?

— С целью поздравить твою снобскую задницу с возвращением домой!

— Надеюсь, это будет что-то типа: снятый пентхаус в престижном отеле и горячие азиатки в купальниках? — мечтательно тянет Малфой.

— Три года прошло, но ты ни капельки не изменился. Всё так же мечтаешь об азиатках, — всё же смеётся Сириус.

— А ты всё так же обламываешь мне кайф.

— Давно прилетел?

Драко сверяется с часами.

— Около двух часов назад.

— Уже ознакомился с материалами дела?

— Как раз просматривал. Информации мало. Что насчет заключения судмедэксперта?

— Насколько мне известно, его ещё не было. В любом случае, сегодня был найден ещё один труп. Все уже выехали на место. Грейнджер или ДЖеймс передадут тебе материалы.

— Ай-яй-яй, товарищ лейтенант. Пользуетесь служебным положением и продвигаете своих друзей вверх по карьерной лестнице? Ты же в курсе, что это злоупотребление должностными полномочиями?

— Я в курсе, что Джеймс хороший парень и детектив. Постарайся быть с ним помягче.

— Не могу обещать. Ты же знаешь, я привык работать один, а он будет только мешать.

— Тебе и Грейнджер?

Драко на пару секунд подвисает, а потом говорит отстранённо:

— Мне. Просто мне.

Нас с Грейнджер давно уже нет, — зачем-то хочется добавить, но Малфой молчит. Их история с Грейнджер до банальности проста, но в то же время настолько запутанна, что в ней даже Эйнштейн вряд ли разберётся. Блэк, судя по всему, тоже это понимает, как-то устало вздыхает по ту сторону телефона, а потом очень быстро переводит тему:

— Хорошо, тогда я вышлю тебе адрес. Как будут какие-то новости дай знать.

— Хорошо, — соглашается Малфой.

Он уже собирался положить трубку, когда Блэк вдруг произносит:

— Малфой, я правда рад, что ты вернулся.

Драко хочет сказать — я тоже. Или: спасибо. Но горло будто морскими узлами стягивает.

— Я скоро буду на месте, — говорит он и отключается.

* * *

Чем больше Драко наблюдает за Грейнджер, тем больше понимает — нихрена за три года не изменилось. Это глупо, но он не может отделаться от мысли, что видел эту картину прежде: Грейнджер, Поттер и рыжая девчонка криминалист, чьё имя Драко никак не может запомнить — Линда? Линдси? Лилит? — не расстаются ни на минуту. Что-то никогда не меняется. Разве, что Поттер слегка сменил имидж — раньше Малфою, казалось, что этот придурок предпочитает круглые очки.

— Знакомьтесь — наша жертва Колин Криви, — начинает говорить девчонка криминалист. — Восемнадцать лет. Первокурсник Лондонского университета. Друзья думали, что у него небольшое похмелье после вечеринки, но оказалось, что он мёртв. Отравлен, если выразиться точнее.

— Типа, алкогольного отравления? — уточняет Грейнджер.

— Нет, типа — отравление ядом. Вот, зацените, — Линда садится на корточки перед трупом и, предварительно надев перчатки, указывает на жутко изувеченное лицо убитого. — Точечные кровоизлияния, исполосованная кожа, выделения из глаз.

— Есть идеи, сколько прошло времени с момента отравления? — интересуется на этот раз Поттер.

— Сложно сказать, но по моим подсчётам примерно сутки, — заключает она. — Очень странно.

— Что именно? — спрашивает Грейнджер.

— Воздействия яда, вот что. Я видела множества странных вещей, но этот токсин пронзил его тело. Будто бы сжёг его изнутри. Ну знаете, будто вместо пива он выпил серной кислоты. Думаю, придётся связаться с ребятами из областного центра, вдруг они видели что-то похожее, — объясняет рыжая девчонка — кажется, всё-таки её зовут Лилит, — и подходит к Поттеру. И чем ближе к нему она становится, тем отчетливее видно, как у Джеймса слегка розовеют кончики ушей. Или, как он нервно теребит край куртки. Или, как то и дело задерживает на ней свой взгляд.

Малой не верит собственным глазам.

Он смотрит на Джеймса и ловит себя на мысли, что, походу, у всех Поттеров в базовых настройках заложено западать на рыжих. Данная программа стоит в них по умолчанию. Малфой думает об этом, а потом тут же отмахивается, хотя бы потому, что он больше не знает никаких людей с дурацкой фамилией Поттер.

— Кто нашёл тело? — внезапно задаёт вопрос он и тут же ловит на себе три пары удивлённых глаз.

— Малфой? — искренне изумляется Поттер. — Ты действительно вернулся?

— С возвращением, — радостно восклицает рыжая.

— Спасибо, Линдси.

— Я — Лили, — тут же поправляет она.

— Прости.

— Ничего. Во всяком случае, я пришла в отдел, когда ты только-только получил перевод, не удивительно, что ты не помнишь моё имя. Кстати, а как насчет пообедать сегодня всем вместе? У нас на углу открылся новый ресторанчик.

Лили говорит и говорит о какой-то ерунде, в то время как Грейнджер смотрит на него совершенно без эмоций. Не произносит ни слова. Драко первым нарушает сгустившееся молчание:

— А ты мне ничего не скажешь?

Но Грейнджер лишь резко отворачивается, что-то неразборчиво фыркнув себе под нос.

— Я поговорю со свидетелем, — заключает Гермиона и проходит мимо Малфоя, не удостоив того даже презрительным взглядом.

Драко идёт следом. Интересуется:

— Ты не рада меня видеть?

Гермиона отвечает не останавливаясь:

— А ты пришёл с именем убийцы?

— Нет.

— Тогда почему я должна быть тебе рада?

— Потому что я вернулся, чтобы помочь в расследовании.

— Мне не нужна твоя помощь, — холодно отрезает Гермиона.

— Это не тебе решать, — в тон ей парирует Малфой.

— Какая разница, — пожимает плечами на ходу она. — Сегодня ты здесь, завтра — нет. На тебя совершенно нельзя положиться. Странно, что Сириус так этого и не понял.

Драко закатывает глаза. Он нагоняет её в один миг и, схватив Грейнджер за руку, разворачивает к себе:

— Только не говори, что до сих пор злишься на меня?

— Знаешь в чём твоя проблема? — чуть сощурив глаза, говорит она. — Ты думаешь, что мир крутится вокруг тебя, но спешу тебя разочаровать, Малфой, как только я тебя увидела, то совершенно ничего не почувствовала: ни радости, ни разочарования, ни злости. Ничего. И если у тебя больше нет вопросов, то извини, — мне надо работать.

У Драко вопросов нет. Зато есть уверенность, что Грейнджер врёт. Он знает её слишком хорошо, поэтому не верит ни единому слову.

Всё в её поведении говорит: посмотри, что ты со мной сделал. Посмотри, что со мной стало из-за тебя. Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься. Подумай об этом. И Драко думает. Драко соотносит. И в голове становится как-то странно хорошо, а в груди — несоизмеримо херово.

* * *

— Я думала, что он просто отсыпается после вечеринки. Я ещё удивилась, потому что он практически не пил и ушёл довольно рано. Сказал, что плохо себя чувствует.

— Ариана, в последнее время вы замечали что-то странное? Какие-то перемены в поведении? — спокойно интересуется Грейнджер.

— Что-то странное, — обеспокоенно повторяет она. — Что например?

— Например, как кто-то носит с собой маленькую бутылку, отмеченной черепом и скрещенными костями. Нет? — язвит Малфой и ловит недовольный взгляд Грейнджер в его сторону.

— Ариана, вы знаете кого-то, у кого могли бы быть с Колином проблемы?

— Нет. Все очень любили Колина, — шмыгает носом она. — Он был очень веселым и талантливым.

— У него было хобби?

— Да, Колин был потрясающим фотографом. Недавно состоялась его первая выставка. На неё даже пришёл Дирк Крэссвелл.

— Постойте, — перебивает Драко. — Ты говоришь о том самом Дирке Крэссвелле? Знаменитый фотограф?

— Да. Колин был его самым преданным поклонником. Вот, смотрите, — Ариана достаёт из сумочки телефон и показывает фотографию, где Колин стоит рядом со своим кумиром и держит в руках какую-то фотографию с автографом.

— Миленько, — резюмирует Малфой.

— Ариана, вы же учились с Колином вместе? На факультете искусств? Я права?

— Да, Колин учился на первом курсе, я — на втором. У нас было очень много совместных пар. Мы были хорошими друзьями.

— Ты можешь составить список тех, кто был на вечеринке?

— Я думаю…

Не дав той договорить, Малфой обращается к Грейнджер.

— К чему ты клонишь?

Гермиона неопределенно ведёт плечами.

— Парень на первом курсе успевает открыть свою выставку и получить одобрение от всеми любимого кумира. Это вполне смахивает на хороший мотив.

— На какой мотив? Убийство студента из зависти? Я правильно тебя понял?

— Вполне распространённый случай.

— Да, только не в этот раз.

— А у тебя есть другая версия? — язвительно отзывается Гермиона.

— Другой нет, но твоя звучит просто нелепо. То есть ты думаешь, что кто-то из студентов пришёл на вечеринку и добавил яд в напиток с учетом того, что Колин находился там недолго и практически не пил. Тогда нашему убийце пришлось очень сильно постараться, чтобы попасть на вечеринку, выждать удобный момент, подмешать яд, и всё из-за того, что какой-то парень получил автограф от местной знаменитости? Теперь я понимаю, почему Блэк вызвал меня. Если ты до сих пор рассуждаешь настолько шаблонно, то это и неудивительно.

— Поверить не могу, ты ни капли не изменился, — закипает Грейнджер. — Всё такой же…

— Какой?

— Самодовольный. Эгоистичный. Невыносимый засранец, который думает, что умнее других.

— Невыносимый засранец, который думает, что умнее других.

Драко разводит руки в стороны и почти выкрикивает:

— Бинго! Наконец-то ты это поняла.

— А знаешь, что я ещё поняла, — не унимается она.

— Не терпится узнать.

— Что я не желаю иметь с тобой никаких общих дел. Включая это, — и договорив, Грейнджер метнув хвостом, вновь заставляет его пялиться ей в спину.

— Похоже, вы её очень сильно обидели, мистер Малфой, — неуверенно подаёт голос Ариана, напоминая Драко, что он здесь не один.

— Ты себе даже не представляешь, — заключает он в ответ.

* * *

— Что с вами обоими происходит? — кажется Блэк окончательно вышел из себя.

Он повторяет этот вопрос снова и снова, брюзжит слюной, отчитывает их с Грейнджер, как малых детей и банально ждёт хоть какого-нибудь ответа. Даже самого абсурдного.

— Я не понимаю, — устало повторяет он. — Ругаетесь при свидетелях, как старые супруги. Вечно спорите. Почему вы не можете договориться?

— Сириус, — первая молчание нарушает именно Грейнджер. Резко стукнув ладонями по столу. — Мы не можем работать вместе.

— Почему? Раньше у вас это прекрасно получалось, — ровно отвечает он.

— Вот именно. Ключевое слово: «раньше». Ты сам знаешь, что он ненадёжный. Я бы ему даже кофе сварить не доверила, про дело я вообще молчу.

— А раньше ты любила, когда я завариваю кофе. Немного обидно такое слышать, знаешь ли, — ёрничает Драко, за что и ловит два взгляда — один ироничный, второй — испепеляющий. Малфой может руку на отсечение дать, если бы глаза Грейнджер умели метать молнии, то от него давно ничего осталось, кроме жалкой горстки пепла.

Драко вскидывает руку, всей позой говоря: мол, я молчу.

Сириус снимает очки и откладывает их в сторону. Устало трёт переносицу, а потом говорит ровным, спокойным голосом:

— Послушайте, я понимаю, у вас есть взаимные претензии друг к другу. Я не знаю, что между вами произошло, но было бы не плохо, чтобы вы оба разобрались с вашими проблемами. Надеюсь, больше мы с вами к этому разговору не вернёмся. По делу есть какие-то новости?

— Нет, — сухо отвечает Драко.

— Тогда, вы свободны.

Когда дверь в кабинет Сириуса закрывается, Драко выпаливает на автомате:

— Предлагаю зарыть топор войны и просто работать, как раньше.

— Как у тебя всё просто, однако, — не сбавляя шага, отвечает Грейнджер. — Просто исчезнуть на три года. Просто вернуться. Просто работать вместе, как и раньше.

— Значит ты, всё-таки, злишься на меня, — заключает Малфой. — Ты сама мне говорила, что я самовлюблённый и эгоистичный. Интересно, чего ещё ты от меня ждала, если в твоих глазах я именно такой.

— А знаешь что, — она вдруг резко останавливается, что Драко чуть не врезается в неё. — Ты прав. Я была просто идиоткой, раз думала, что ты поступишь по-другому. И я благодарна тебе. Я до последнего не верила всем предостережениям касательно тебя. Думала о тебе лучше, чем ты есть на самом деле, но спасибо. Спасибо, что показал мне свое истинное лицо.

Драко от грейнджеровской проповеди даже застывает на мгновение. Хочет что-то ответить, но слова тупо теряются. Застревают в глотке. Тишину нарушает только Поттер, который сваливается, как снег на голову:

— Ребята, кое-кто…

Но Драко не даёт ему договорить. Тут же обрывает:

— Не сейчас, Поттер. Видишь, мы ещё не закончили, — рычит Малфой.

— Мы закончили три года назад, ты так не считаешь?

— Ребята, не хотелось бы мне нарушать вашу душевную беседу, но в комнате для допросов сидит человек по имени Дирк Крэссвэл.

Драко отрывает взгляд от Грейнджер и теперь приковывает всё своё внимание к этому очкастому недоразумению. Тянет в нетерпении:

— И-и-и?

— И он признался в убийстве Колина Криви.

* * *

Драко ненавидит людей, которые вертят окружающими, как им хочется. Тупо манипулируют другими в угоду своим интересам и, хрен знает, ещё по каким необъяснимым причинам. Так уж сложилось, что Малфой слишком хорошо знает, как выглядит подобное дерьмо, чтобы каждый раз обходить его стороной. Последний раз он прошел через это, когда ему было шестнадцать. Когда отец в погоне за чем-то лучшим связался не с теми людьми. Когда чужие убеждения стали превыше здравого смысла. Тогда Драко впервые понял, каково это, когда тебя тошнит от самого себя; когда тебе мерзко от собственного отражения в зеркале, просто потому что ты — безвольны мусор, поступаешься собственными принципами и делаешь вещи, которые делать не хочешь.

То время прошло.

Но вот эти ощущения собственного бессилия и тотальной беспомощности заставляют Драко невольно вспоминать то, что всеми силами старался забыть. Малфою будто снова шестнадцать, а в животе медленно затягивается здоровый и скользкий узел.

Они пересматривают запись уже второй раз.

И второй раз Малфой чувствует, как оголяется каждый нерв на лице. Скулы непроизвольно сводит.

На экране монитора первые пять секунд идут помехи. Ничего необычного. А затем картинка меняется и вместо черно-белых помех на экране появляется человек. Его лицо скрыто под маской, на руках надеты белые медицинские перчатки, но помещение, где было записано видео походило больше на частную научную лабораторию, каких в Лондоне сотни, чем на медицинское учреждение.

Ухватиться не за что. И это злит вдвойне.

— Мистер Крэссвелл, вы потрясающий фотограф, — начинает говорить человек по ту сторону экрана. — Ваши работы впечатляют и завораживают. Вы одинаково любимы, как критиками, так и общественностью. Многие скажут, что в данный момент вы находитесь на пике своей карьеры, и именно поэтому я предлагаю вам поучаствовать в моём эксперименте, — он достаёт из-под стола фотографию, и Драко уже знает, кто на ней изображён. — Это Колин Криви, студент Лондонского университета, а ещё, как оказалось, ваш преданный поклонник, мистер Крэссвелл. Очень талантливый мальчик. Вы сможете убедиться в этом, если посетите его выставку. А потом вам предстоит сделать выбор. Всё просто: вам нужно вылить себе на лицо кислоту, лишите себя зрения, либо этот невинный ребенок умрет от отравления. У вас есть двадцать четыре часа, чтобы принять решение. Если вы сделаете то, о чём я вам сказал, то антидот будет доставлен. Выбор только за вами, мистер Крэссвелл. Желаю вам удачи.

Грейнджер ставит запись на паузу прежде, чем экран тухнет самостоятельно.

— Когда вы получили это видео? — спрашивают они одновременно и Драко поджимает губы. Молча смотрит на неё в ответ. Малфой готов поклясться, что Гермиона даже не моргает. Смотрит так, будто он в любую секунду может исчезнуть. Её взгляд скользит по его лицу так, будто она давно хотела посмотреть на него, а теперь, внезапно, вот он, пожалуйста, стоит перед тобой. Драко не отрицает, что, возможно, он сходит с ума или банально выдаёт желаемое за действительное, но ему на короткое мгновение кажется, что её взгляд теплеет, а уголки губы против воли ползут вверх. Наваждение длится недолго, потому что Грейнджер отводит взгляд первая, а Крэссвелл, о нахождении которого Малфой благополучно успел позабыть, слегка помедлив всё же отвечает:

— Вчера. Но, — его голос срывается, — я думал это своего рода шутка. Моему менеджеру довольно часто фанаты шлют странные письма. Но это пришло на мою личную почту. Я не мог выкинуть это из головы и решил проверить…

— Вы отправились на выставку? — догадывается Малфой.

— Да, и тогда я узнал, что этот парень действительно очень талантливый, учится на факультете искусств и я… Я начал думать, что этот «эксперимент» на самом деле реальный. Я не знал, что делать, поэтому отправился домой, но под дверью меня уже ждала маленькая посылка: без подписи, без адреса.

— Склянка с кислотой, — заключает Грейнджер.

— Да, я смотрел на неё часами, — продолжает говорить Дирк. — Но так и не смог этого сделать. Не смог облить своё лицо кислотой.

— Мы не виним вас, Дирк. Очевидно, что убийца очень искусно манипулирует другими.

— Но какой в этом смысл? Что за ублюдок будет ставить подобные «эксперименты»?

— Мы выясним, — твёрдо заявляет Грейнджер. — Мы сделаем всё возможное, что в наших силах.

От этих подбадривающих речей Драко машинально закатывает глаза. Говорит устало:

— Мистер Крэссвелл, вы были как-то ещё связаны с жертвой?

— Нет. До вчерашнего дня я никогда не встречал его.

— Хорошо, думаю на этом всё. Мы свяжемся с вами, если у нас возникнут ещё вопросы.

Драко протягивает руку, чтобы снять со спинки стула куртку, и на этот раз первый выходит за дверь.

* * *

— Джеймс, на почту Крэссвеллу пришло сообщение, мы сможем отследить, откуда оно было отправлено?

— Конечно.

— И можешь, пожалуйста, дать запрос в больницы: если к ним будут поступать пациенты с отравлением, пусть сразу же сообщают нам.

— Хорошо, — отзывается Поттер и Малфой, перебирая присланные Сириусом документы, слышит, как за поворотом стихают его шаги.

В какой момент Грейнджер появляется у него в кабинете, Драко не замечает.

— Что ты делаешь? — спрашивает она с раздражением.

— Думал это очевидно, — Малфой не удерживается от сарказма. — Работаю.

— Разве я не говорила, что мне не нужна твоя помощь?

Драко отвечает, не понижая голоса:

— Я тебе и не помогаю, Грейнджер. Ты сказала, что не хочешь работать вместе со мной, но это не мешает нам работать по-отдельности.

Грейнджер молчит не больше пяти секунд. Вновь спрашивает:

— Зачем ты это сделал?

Драко очень медленно выдыхает и чувствует только одно: бешеную усталость. Говорит почти шепотом:

— Я всего лишь делаю то, что должен.

Его голос звучит нейтрально, негромко, но он точно знает что Грейнджер слышит, потому что воздух начинает дрожать электричеством, потому что она внезапно подходит ближе и задаёт единственный вопрос, на который у Драко ответа нет:

— Зачем ты вернулся, Малфой?

Он молчит, когда кладёт папку с документами в нижний ящик стола.

Он молчит, когда Грейнджер подходит ближе, и его накрывает тем самым гелем для душа, который она так любит. Драко на автомате делает глубокий вдох, но быстро отворачивает лицо. Туда, где побольше воздуха. Поменьше Грейнджер.

Смотрит в сторону.

— Зачем? — вновь повторяет она.

Если бы он только знал...

* * *

Иногда Малфою кажется, что он балансирует на очень тонкой границе. Стоит только немного, самую малость пошатнуться и всё — сорвёшься, полетишь. Будешь ловить ртом летящий в лицо воздух, а потом расколешься на части. Превратишься в перемолотый фарш, и никто, никто о тебе не вспомнит. Он часто думает об этом. Настолько часто, что иногда в голову лезут бредовые мысли, типа: что было бы круто, если бы в их мире существовала такая штука, где можно хранить собственные воспоминания. Потому что, то дермище, с которым ему приходится жить, порой хочется не просто забыть, а — выжечь из памяти. Вырвать с корнем, чтобы свести возможности рецидива к нулю.

Вот такая херня в его голове.

И с этим надо что-то делать. С этим надо как-то бороться.

Но всё, на что хватает его хвалёных мозгов, так это снова и снова наступать на заросшие травой грабли. И каждый раз давать себе слово, что больше — никогда. А потом ровным счётом делать то же самое.

Малфой придурок, эта та непреложна истина, которую Грейнджер поняла уже давно, а вот Драко…

Что можно сказать? Драко неисправимый идиот.

Вчера он вновь позорно сбежал от каких-либо объяснений. Умом Малфой понимает — рано или поздно им с Грейнджер всё равно придётся расставить все точки над «и». Сколько бы ты ни пытался предотвратить столкновения с летящим к тебе навстречу поездом — неважно — это случится рано или поздно. Механизм уже запущен. И чтобы ты ни сделал, как бы ни был готов — больно будет в любом случае.

Самое обидно во всей ситуации вот что: у Драко было множество способов, как изменить её, не доводить до абсурда, но он выбрал самое, сука, неверное.

Грейнджер ждала ответа. А Малфой сбежал. Ушёл от ответа. Закопался в работу. Избегал Гермиону чуть ли не до самого вечера.

Утром, получив сообщение с адресом от Джеймса, Драко первым делом наведывается туда. Покупает кофе в ближайшем Старбаксе, неспешно поднимается по лестнице, тянется к ручке двери, но та резко открывается, а в следующее мгновение горячий утренний кофе оказывается на белой рубашке.

— Чёрт возьми, Грейнджер! — рычит Драко. Факту, что именно она сбила его с ног, Драко даже не удивляется. — Где-то пожар? Зараза, горячо, — сквозь зубы шипит Малфой. — У тебя есть палочка?

— Что?

Грейнджер в удивлении вскидывает брови. Смотрит на Драко так, будто только что узнала, что он каждое утро выгуливает змею на поводке.

А Малфой повторяет:

— Говорю, у тебя есть салфетки?

— Есть, — отвечает Грейнджер и лезет в сумку. — На секунду мне показалось, что ты попросил меня достать палочку?

— Какую? Волшебную? — с усмешкой произносит Малфой, а затем добавляет: — Нет, конечно, если у тебя такая имеется, я не откажусь. Представь как было бы здорово: взмахнул деревяшкой, произнёс заклинание и пятно само исчезло.

— Не говори ерунды, — ровно отвечает Грейнджер, всеми силами, помогая Малфою оттирать пятно от рубашки влажными салфетками. — Нет, так мы его не отстираем, — в конце заключает она.

— Надеюсь ты понимаешь, что я не могу ходить с пятном на рубашке. Ты накосячила, тебе и исправлять, — ехидно замечает он и ждёт, бесконечно долго ждёт, когда та ответит какую-нибудь колкость — это отдаёт ненормальностью, но это всё, что Малфою сейчас нужно. Вернуться туда, с чего всё началось.

Но чёртова Грейнджер не говорит ни слова.

Лишь закатывает глаза.

Это всё? — хочет поинтересоваться Малфой, да только сам застывает, потому что она делает то, что Драко совсем не ожидает: открывает сумку и достаёт шарф. Подходит совсем близко и, закинув руки ему за шею, осторожно повязывает его вокруг шеи, скрывая пятно.

Сердце слетает в такой темп, что Малфою с ходу начинает не хватать дыхания. Это похоже на маленькое землетрясение в груди, когда происходит что-то такое, что ты не можешь контролировать. И в такие моменты, ты понимаешь — тебе плевать.

Плевать на пятно. Плевать на рубашку, на кофе, на то, что они стоят посреди холла. Потому что есть только они. Такие же разные, как огонь и вода. Как инь и янь. Как лев и змея. Как…

Драко может до скончания перебирать сравнения, но всё в итоге сводится к одной простой истине: его чувства к Грейнджер спустя столько лет никуда не делись. И это пугает до чёртиков.

Она смотрит на него так, что Драко буквально ощущает, как его затягивает в это болото. И чем больше он сопротивляется, тем глубже увязает в нём. И никакого шанса выбраться. У Малфоя не было ни единого грёбанного шанса с самого начала. Этот план был изначально обречён на провал. Сейчас он просто надеется, что его лицо не пылает так же сильно, как кончики ушей.

Но в следующую секунду — как будто окно открывают в переполненной паром комнате, — и Драко отпускает. Откатывает прохладным воздухом по горячей кожей, потому что Грейнджер отстраняется первая.

— Вот так лучше, — говорит она без интонации, ни на что особо не рассчитывая. Будто обращаясь к самой себе.

— Спасибо, — выдавливает из себя Драко.

Следующие несколько минут они бродят по библиотеке в полной тишине. Обходят несколько стеллажей, то и дело, натыкаясь на целующиеся парочки.

— Библиотека, это не место для обжиманий, — бурчит себе под нос Грейнджер.

— Мой первый поцелуй тоже случился в библиотеке, — с теплотой в голосе вспоминает Драко. — Это довольно романтично, ты так не считаешь?

— С чего бы? — интересуется она, но будто предчувствуя, куда может свернуть разговор, быстро себя одёргивает. — Хотя, забудь. Не вижу в этом ничего романтичного.

— Да ладно тебе, Грейнджер. Будь немного проще. Это же так волнительно — спрятаться за книжными стеллажами, где в любой момент вам могут застукать, — мечтательно произносит он. Последние слова буквально выдыхает ей на ухо, отчего Гермиона рефлекторно дёргается. Малфой пожимает плечами. — Вот где был твой первый поцелуй?

— Не твоего ума дела, — отрезает она.

— Да брось ты. Мне ты уж можешь рассказать. Нас столько всего связывает.

— Как раз по этой причине я и не хочу с тобой это обсуждать.

— Я понял, ты не хочешь говорить, потому что твой первый поцелуй был со мной.

— Жаль тебя разочаровывать, но нет. Тем более я слишком хорошо тебя знаю, чтобы вестись на твои провокации. Если бы я могла как-то исправить прошлое, то я ни за что и никогда не ответила бы на него…

Драко искренне теряется, потому что сердце на какое-то мгновение даёт слабый перебой.

— Я не могу изменить прошлое, Гермиона, — он хватает Грейнджер за локоть скорее рефлекторно, чем осознанно. — Ты можешь злиться и ненавидеть меня, сколько твоей душе угодно, но нам никуда не деться от того, что мы были вместе.

Секунд двадцать он слушают тишину. Отмечает со скулящим, ноющим разочарованием: воздух не разряжается, кислород не исчезает. Грейнджер просто — тупо — обходит его, не говоря ни слова.

— Я не намерена выяснять это сейчас, Малфой.

— Почему? — не унимается Драко.

— Потому что сейчас не время и не место.

— А когда? — интересуется Малфой таким тоном, словно от ответа зависит его жизнь. — Когда, Грейнджер? Когда, по-твоему, будет место и время? — чуть громче повторяет он, разводя руки в стороны, и Гермиона срывается:

— Вчера, — с чувством отвечает она и в два широких шага стирает образовавшееся расстояние между ними. — Ты мог поговорить со мной об этом вчера. Но ты, как всегда, сбежал.

Драко резко выдыхает, слегка скаля зубы, и только сейчас замечает, что на них косятся несколько посетителей. Он вновь хватает Грейнджер за руку и отводит в сторону подальше от любопытных глаз.

— Во-первых, я не сбегал, а отложил наш разговор до лучших времён, а во-вторых, что я должен был тебе ответить?

— Правду, Малфой. Хоть раз в жизни перебори себя и ответь мне правду. «Я испугался!» «Я ушёл, потому что разлюбил тебя, Гермиона!» Вот, что я хочу услышать.

Но я не…

— Разлюбил? — ошарашенно повторяет Драко. — Но это не так!..

— Знаешь, мне потребовалось немало времени, чтобы понять одну важную вещь, Малфой: единственный человек, которого ты действительно любишь — это ты сам, — выдыхает Грейнджер, поднимая взгляд на Драко. — Я никогда не смогу заполнить пустоту в твоем сердце, сколько бы ни пыталась. Мне было сложно принять это, но так всегдапроисходит, если дело касается правды.

— Гермиона…

— Ты прав, — она резко вскидывает голову, — мы не можем закрыть глаза на то, что когда-то были вместе. Мы можем работать, общаться, но мы не можем просто взять и забыть прошлое. Я не могу забыть этого, Малфой. Ты бросил меня…

Она произносит слова с такой скорбью, что Малфой чувствует, как накрывает слабой волной тихой тихого отчаяния. Он не может изменить прошлое. Машину времени ещё не придумали. Он не может дышать. Не может пошевелиться. Потому что каждое её слово тяжелым ударом бьёт прямиком в солнышко, обрывает внутренности, превращая их в долбанное месиво. А сердце…

Предательское сердце предательски спотыкается.

— Ты оставил меня в тот самый момент, когда был мне больше всего нужен.

— Я знаю…

— Как ты думаешь, что я почувствовала, когда вернувшись домой, не увидела твоих вещей?

Я подвёл тебя, — про себя отвечает Драко. Каждым своим дебильным поступком продолжаю подводить. Всё равно, что снова и снова начинать игру «сапёр» и подрываться на одной и той же мине с упрямством долбанного тупицы.

Я не заслуживаю тебя. Никогда не заслуживал.

Гермиона шумно вздыхает, видно, что считает про себя. Медленно, до пяти. Потом говорит уже спокойней:

— Ладно, сейчас это уже не имеет значения. Оставим прошлое в прошлом. Сейчас я хочу сконцентрироваться на работе, — говорит она и медленно, словно в замедленной съёмке, проходит мимо Драко.

Хочется остановить, вернуть, попросить остаться. Сказать необходимое, застывшее на губах «прости», но вместо этого Малфой заставляет себя дышать — на счёт три. И не может пошевелиться. Опять. Потому что между ними мгновение назад образовалось нечто настолько хрупкое, что страшно даже выдохнуть затаенный в лёгких воздух. Страшно разбить этот момент, который Драко с трудом удаётся расшифровывать.

И Малфой путается.

Он страшно путается в каждом ощущении, которых теперь, кажется так много, что не разберешь. Сверхчеловеческой меры.

Драко цепляется за её рукав, тянет её на себя и через мгновение понимает, что вот сейчас он совершит, наверное, самую непоправимую ошибку, но когда между их лицами оставались считанные миллиметры, Грейнджер резко отстраняется, а из соседней двери доносятся женские крики.

Пронесло, — отстранённо думает Драко. Потому что если бы он всё-таки сорвался и поцеловал её, то Грейнджер, как минимум заехала бы ему по наглой физиономии, как максимум стёрла его в порошок и развеяла его прах по ветру, что окончательно бы поставило точку в их запутанных отношениях.

Пока Грейнджер выламывала двери, Драко считает до десяти, собирая мысли в кучу. Заходит следом, и маскирует рвущийся наружу смех под кашель, потому что то, что они с Грейнджер приняли за крики, оказалось порно, которое парень смотрел сидя за столом.

Гермиона тем временем, наставив пистолет на бедного парня, громко произносит:

— Нет, подними свои руки за голову, чтобы мы могли видеть их.

— Грейнджер, ты уверена, что это хорошая идея? Вряд ли он там пистолет прячет, — усмешкой заявляет Малфой, а затем передаёт бедолаге пачку салфеток. Его взгляд сам цепляется за фамилию на пропуске.

— О, — радостно восклицает Драко. — Похоже мы нашли нашего спамера, Грейнджер.

* * *

— Слушайте, я понятия не имею, о чём вы говорите, — на ходу отвечает Винсент, выходя из уборной.

— Это же ты твой ник: ловелас семь-семь-семь? — спокойно интересуется Грейнджер.

Тот остановившись, отвечает:

— Да, это мой ник, — подтверждает Винсент. — Но, я его использую только…— он делает паузу и быстро оглядывается по сторонам, а заканчивает немного тише: — ну… вы поняли… для порно.

— Как ты объяснишь, что с твоего е-мейла были отправлены угрозы Дирку Крэссвеллу? — на этот раз задает вопрос Драко.

— Когда? — вскидывает брови Винсент.

— Вчера в десять утра.

— Во-первых, мне нравится творчество Крэссвелла. Правда, не настолько, чтобы я писал ему, — серьёзно уточняет Винсент. — А во-вторых, при всём своём желании я не смог бы этого сделать. У меня был промежуточный экзамен. Я могу доказать.

Он резко хватает ближайшую клавиатуру и заходит в свою учётную запись. Говорит немного растерянно:

— Письмо и правда было отправлено отсюда.

— Да неужели? — ёрничает Малфой. А следом ловит предупреждающий взгляд Грейнджер.

— Но это был не я, — оправдывается Винсент. — Очевидно же, что меня взломали. Я не отправлял этих писем, тем более, что…

— Постой, — прерывает его Драко, заметив кое-что странное: — ты сказал писем. Дирк говорил только об одном письме.

— Это то, что я пытаюсь вам показать. Видите, — он жестом указывает на экран монитора. — Второе письмо было отправлено семь минут назад.

— Включай, — приказывает Драко и Винсент, не говоря ни слова, открывает файл.

Это письмо ничем не отличается от первого: та же лаборатория, тот же человек в маске, только обращается на этот раз он к другому человеку.

— Доктор Северус Снейп. Вы всемирно известный нейрохирург. Вы тот, кто спас невероятное число жизней, и это ключевой фактор, почему я выбрал именно вас. Мне будет вдвойне интересней увидеть, какой выбор сделаете вы, в ходе моего эксперимента. Всё достаточно просто: вам всего лишь нужно изуродовать свою руку или… — как и в прошлый раз этот ненормальный шиз достаёт фотографию и продолжает: — эта студентка Лондонского университета умрёт от отравления. У вас есть двадцать четыре часа, чтобы принять решение. Если вы сделаете то, что я сказал, то вам доставят антидот. Выбор только за вами.

— Дело не только в Дирке Крэссвелле, — заключает Грейнджер, когда запись заканчивается. — Нам нужно найти её.

Пока вы живы, у вас всегда будет второй шанс.

Но все закончится, если вы погибните.

Сасаки Хайсе. Токийский Гуль: Перерождение

— Хорошо, — говорит Грейнджер, выходя из машины. — Джеймс сейчас вместе с доктором Снейпом. Всё, что нам сейчас необходимо это найти Лаванду.

Они быстрым шагом поднимаются по лестнице и прежде, чем войти внутрь Драко произносит:

— Да, но чтобы сделать это, нам нужно слиться с толпой.

— Что ты имеешь в виду? — интересуется Гермиона, явно не понимая, к чему он клонит.

Малфой иногда искренне не понимает, как лучший в отделе детектив не видит столь очевидных вещей. Поэтому уточняет:

— Никто не захочет иметь дело с двумя копами. Чуть меньше занудства, Грейнджер, чуть больше секса. Давай-ка я тебе помогу, — он тянет руки, чтобы вытащить у неё из заправленных джинсов рубашку, но та резко шлёпает его ладоням. — Эй!

И ловит сложный взгляд, который недоверчиво скользит по лицу Малфоя. Первые пять секунд, он действительно не понимает, что сделал не так, пока до него не доносится:

— Ты не возражаешь…

Драко закатывает глаза.

Сложно понять, о чём думает Грейнджер, потому что губы у неё плотно сжаты, но взгляд слишком мягкий для злости. Хочется сказать, что он видел её раньше и в более непристойном виде, но сдерживается. Делает несколько шагов назад.

Малфой всматривается в запотевшее окно, пытаясь что-то разглядеть, но не видно ровным счетом ничего. До него доносится лишь отголоски того, что происходит по ту сторону двери: музыка, шум, веселье.

Вечеринка в самом разгаре.

— Ладно, — вдруг говорит Грейнджер. — Как я выгляжу?

Драко оборачивается, и первые пять ударов в груди тупо молчит. Не потому что не знает, что ответить, просто слова как-то незаметно теряются в сознании. Выдавливает из себя банальное:

— Чудненько, — и тут же хочется дать себе оплеуху, потому что — серьёзно? Чудненько? — он мог сказать всё, что угодно в этот момент, но он сказал — чудненько.

Приз вручается Драко Люциусу Малфою, как человеку, который смог испортить, возможно, один из самых значимых моментов в его и без того просраной жизни одним лишь словом.

Да уж!

— Думаю, нужен последний штрих, — Драко подходит к столику, на котором стоят несколько стаканчиков наполненных напитками, берет два и протягивает один Гермионе. — Вот. Ни одна вечеринка в колледже не обходиться без этого.

Она соглашается. Смотрит на него как-то странно, кивает и идёт в сторону входа. Драко нагоняет её и, открыв дверь, пропускает вперёд. Музыка в доме громкая, как и всегда на подобных вечеринках: по периметру гостиной расставлены огромные колонки, неподалеку стоит диджейский пульт, а прямо посреди комнаты вместо обычной люстры висит диско-шар. Драко никогда не любил подобные сборища.

— Помни, мы здесь не для того, чтобы расслабляться. Нам нужно найти Лаванду. Так что, давай разделимся. Так мы быстрее сможем её отыскать, — перекрикивая музыку, напоминает Грейнджер, и они расходятся.

Сколько проходит времени Малфой не знает, но ему кажется, что от громкости музыки в голове вместо мозгов образовался фарш, а Лаванду он так найти и не смог. Народу тем временем становится всё больше и Драко, протискиваясь сквозь толпу, подходит к импровизированному бару, как вдруг какая-то девчонка хватает его за рукав. Говорит с улыбкой:

— Привет! Ты здесь один? Не хочешь потанцевать?

Малфой на мгновение теряется. А нынешнее поколение зря времени не теряет.

— Нет, нет, — поспешно отвечает он. — Вообще-то я кое-кого ищу? — он достаёт телефон и показывает фотографию. — Ты не видела эту девушку?

— Лаванду?

— Да, да, именно. Ты знаешь, где она?

— Когда я её видела в последний раз, то она себя плохо чувствовала и решила подняться наверх.

— Когда это было?

Девушка пожимает плечами.

— Не знаю, может быть полчаса назад.

— Спасибо, — отвечает Малфой и направляется к лестнице.

Он стучит в три двери, но все они оказываются заперты, он приоткрывает последнюю очень медленно, осторожно включает свет.

— Твою мать, — рычит он, подбегая к Лаванде, которая лежала посреди комнаты без сознания. — Чёрт!

— Малфой!

Он слышит голос Грейнджер и резко оборачивается.

— Джеймс мне только что позвонил. Доктор Снейп только что засунул руку в мусородробилку.

* * *

Драко резко просыпается от того, что дверь громко захлопывается. Следом зажигается свет. Он напрягается всем телом, его плечи так сковывает, что ещё чуть-чуть и порвут одежду. Он чисто по инерции достаёт пистолет и наводит на опешившего Поттера, который тут же вскидывает ладони:

— Полегче, это я.

И Драко опускает оружие.

— Я думал, что все давно ушли, — добавляет Джеймс, ставя какие-то коробки на свой рабочий стол.

— Я хотел поработать немного. Не думал, что усну, — устало выдыхает Драко и трёт переносицу.

— Да, уж, — соглашается Поттер. — Тот ещё выдался вечерок.

— А ты что здесь делаешь?

— Гермиона попросила отправить ей последний отчет. — Джеймс нервно чешет затылок и отводит взгляд. — Она сказала, что антидот, что пришёл доктору Снейпу помог Лаванде. Ей даже удалось поговорить с ней, так что…

— Понятно, Грейнджер, кажется, ни капли изменилась.

— Да, — неуверенно соглашается Поттер, а затем добавляет: — Наверное.

Между ними повисает неловкое молчание. Оно и понятно. Поттер и Малфой никогда особо не ладили.

— Я тогда пойду.

Драко кивает и вновь утыкается в документы, когда Джеймс внезапно произносит:

— Знаешь, Малфой, это, наверное, не моё дело, но если ты вернулся сюда не из-за неё, то не давай ей ложных надежд. Я знаю, она старается делать вид, будто твоё возвращение её ни капли не волнует, но это не так. Ты не видел, что происходило с ней, когда ты исчез, а я никогда прежде не видел Гермиону такой… — он делает незначительную пазу, будто пытается подобрать подходящее слово, а потом на выдохе произносит: — В общем, я хочу, чтобы ты знал: если ты снова разобьёшь ей сердце, то на этот раз я точно разыщу тебя, где бы ты ни был и выбью из тебя всё дерьмо.

Драко откидывается на спинке кресла. Выразительно поднимает брови.

— В этот раз? — с усмешкой подмечает он. — А что же тебе помешало это сделать раньше?

На столь банальный вопрос получает такой же банальный ответ:

— А сам-то как думаешь?

Драко хмыкает. Он прекрасно знал, что было тому причиной.

Грейнджер.

Малфой несколько секунд смотрит на него, а потом с благодарностью выдыхает:

— Спасибо, Поттер, — но тот лишь фыркает, молча идёт к двери, а потом останавливается. Говорит, заглядывая в глаза:

— Знаешь, я всегда считал, что ты не заслуживаешь её, Малфой. Ума не приложу, что она в тебе нашла.

Драко зарывается пальцами в волосы, когда за Поттером закрывается дверь. Отвечает полушепотом:

— Я тоже.

* * *

Грейнджер не появляется в отделе ни рано утром, ни после обеда. Драко обрывает ей телефон, наверное, раз тридцать. Может сорок. Малфой не считает. Он мысленно приказывает себе не паниковать. Но не паниковать не получается, горло жмёт, сердце колотится по-дурному, особенно, когда Грейнджер не отвечает ни на один звонок.

Он сжимает зубы, стискивает изо всех сил, повторяя про себя дурацкой мантрой: я спокоен. Всё хорошо. А потом снова достаёт мобильный.

Вызываемый абонент сейчас недоступен.

А Драко не может отделаться от мысли, что что-то не так. Что случилось что-то страшное.

— Да не мельтеши ты, — взрывается Сириус, когда Малфой в очередной раз набирает её номер. — Джеймс говорил, что она просила какие-то бумаги. Значит, работала допоздна, вероятно сейчас она спит, — уже спокойней говорит он, с какой-то отстранённой надеждой в голосе. Будто Блэк всеми силами пытается убедить в этом, в первую очередь самого себя, что на самом деле всё в порядке. Только Драко не дурак. Нужно хоть немного знать Грейнджер, чтобы понять — она из тех людей, которые скорее забудут лечь спать, чем проспят работу. Она из тех людей, кто отдаётся работе целиком, порой забывая о себе. Грейнджер ни за что и никогда не опоздала бы, даже если бы просидела над бумагами всю ночь.

Малфой это знает.

Сириус это знает.

Джеймс тоже…

— Точно, Джеймс…

— Что? — непонимающе интересуется Блэк, да только Малфой, не ответив, тут же вылетает из его кабинета.

— Поттер, у тебя остались копии документов, которые Гермиона вчера просила?

Джеймс моргает. Слегка тянет:

— Да-а-а. А что?

— Скинь мне их. Срочно, — бросает Малфой и, не дожидаясь какого-либо ответа, быстрым шагом пересекает холл. Резко распахивает дверь своего кабинета, открывает ноутбук и ждёт… ждёт… ждёт…

Когда на почту всё-таки приходят заархивированный файл, Драко проклинает поттеровскую медлительность. Он беглым взглядом осматривает документы, пытаясь подавить жгущее раздражение внутри. Эти документы он уже видел. Читал столько раз, что выучил наизусть.

— Это всё? — спрашивает он у Поттера, зная, что тот в данный момент находится в его кабинете.

— Да, — нервным голосом отвечает Джеймс.

Драко хочет выругаться, да только на этот раз в его кабинет бесцеремонно вламывается Лили.

— Ребят, кто-нибудь из вас видел, Гермиону? Она вчера попросила меня кое-что проверить. Вот пришли результаты, а на звонки она не отвечает.

— Что? Когда? — Драко вздрагивает.

— Вчера ночью, хотя если так подумать, то это было сегодня. Я ещё так удивилась, когда она позвонила и ещё долго потом не могла…

— Эванс, что она попросила тебя сделать? — кажется, терпение Драко лопнуло, как мыльный пузырь. Хлоп и всё!

Лили тут же затыкается. Широко распахнутыми глазами она сначала смотрит на Поттера, а затем переводит медленный взгляд на Малфоя. Протягивает бумаги. Драко вырывает их из её руки резко. Даже как-то чересчур — тут же ловит испуганный взгляд.

— Она вчера позвонила. Попросила проверить, есть ли на правой руке Колина отметина, как от прививки.

Драко слушает её в пол уха. Цепляется взглядом за отдельные фразы из заключения:

«… по словам потерпевшей, Лаванды Браун, было установлено, что в день отравления девушка вела свой привычны распорядок дня. А именно: после завтрака отправилась в университет, где провела следующие четыре часа. После учебы направилась обратно в кампус, где ей было предложено сделать прививку от гриппа. Вакцина вводилась в белом фургоне. После этого потерпевшая отправилась на тренировку, где впервые почувствовала недомогание…»

«… на теле Колина Криви были так же выявлены следы вводимой вакцины…»

«… на теле первой жертвы, чья личность не установлена, кодовое имя — Джон До — никаких иных повреждений не было обнаружено…»

Малфой откидывает бумаги в сторону и садится за компьютер, искренне надеясь, что Грейнджер не натворила ничего непоправимого. Потому что если с ней что-нибудь случится…

Драко себе не простит.

— Малфой, нам нужно просмотреть камеры видеонаблюдения у кампуса.

— Там ничего нет. Я сделал запрос в первый же день, когда тело Колина было найдено.

— И что?

— В том-то и дело, ничего. Фургон действительно там был, но ни номера, ни каких-либо опознавательных знаков, ни тем более водителя засечь не удалось, — объясняет Драко, стуча по клавишам. — Должно быть тот, кто заманивал студентов неплохо знал расположение всех видеокамер на территории кампуса.

— Думаешь, это кто-то из профессоров? — интересуется Лили.

— Поттер, ты сегодня на машине? — перебивает Драко.

— Да.

— Тогда поехали.

— Куда? — оторопело интересуется Джеймс.

— В гости к Грейнджер.

* * *

На удивление, в машине они едут в абсолютной тишине. Поттер даже радио не включает, что в принципе хорошо. Это даёт Драко немного времени, чтобы подумать, чтобы соотнести. Только проблема — чем больше Малфой грузится, тем больше приходит к выводам, где один хуже другого.

— Приехали, — внезапно произносит Джеймс, чем возвращает Драко в реальность.

Подходит к двери. Дёргает ручку.

Конечно же, заперто!..

— И что дальше? — интересуется Лили.

— Эванс, есть шпилька или какая-нибудь заколка.

Та без лишних вопросов тут же вытаскивает одну.

— Малфой, только не говори, что ты действительно собираешься это сделать, — с лёгким недоумением спрашивает Поттер.

— Хорошо, не скажу, а то вдруг ты со своими замашками героя этого не переживёшь, — язвит он, но Джеймс, как надоедливая муха, продолжает жужжать у самого уха:

— Ты вообще в курсе, что это незаконное проникновение в частную собственность. — Драко непроизвольно закатывает глаза. — Где ты вообще этому научился?

— Где учили, там и научился.

Щёлк! Дверь открылась.

— Готово, — говорит Малфой и отпирает дверь нараспашку. — Добро пожаловать. Не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома, — и заходит внутрь. Поднимается на второй этаж. Ловит себя на мысли, что ничего с тех пор, как он здесь был в последний раз, не изменилось. Даже пароль в её ноутбуке остался прежним.

Драко слышит, как Поттер с Эванс неспешно подходят и останавливаются за его спиной.

— Ну что там? — спрашивает Лили.

— Ничего, — отвечает Малфой, просматривая список документов. — Всё тоже самое. Здесь списки профессоров университета, и всех учащихся. Плюс списки пассажиров рейса 174 Лос-Анжелес — Лондон. Скорее всего, Гермиона пыталась найти связь между университетом и тем, кто мог бы лететь этим рейсом.

— Но ведь это может быть один и тот же человек, — добавляет Поттер.

— Может быть. Да только у нас, чтобы всё это перепроверить понадобятся недели, — отвечает Малфой, быстро пролистывая список.

— Остановись, — вдруг командует Эванс и, взяв инициативу в свои руки, что-то вбивает на клавиатуре. На экране монитора появляется фотография мужчины. — Это же Квиррелл, — радостно восклицает она.

— Кто?

— Квиринус Квиррелл, — повторяет Джеймс. — Проходил у нас по делу о торговле наркотиков, но был выпущен на свободу из-за недостатка улик. Только я не понимаю, при чём здесь он?

— А если так?

Лили нажимает на кнопку «энтер» и рядом с первой фотографией появляется другая — изуродованное тело, которое было найдено в грузовом отсеке самолета рейса 174 Лос-Анжелес — Лондон.

— Он летел на этом рейсе, — догадывается Малфой.

— Возможно, он встречался в этот день с нашем убийцей. Почерк тот же. За исключением, что другим жертвам яд вводили с помощью инъекции и основные зоны поражения это внутренние органы, то в случае с Квирреллом ситуация пропорционально обратная — его внутренности почти не были задеты, а вот кожа…

— Из чего мы делаем вывод, что яд попал напрямую на кожу.

— Если это так, то получается, нам необходимо просмотреть камеры видеонаблюдения в аэропорту, возможно, мы сможем увидеть…

— В этом нет необходимости. Смотрите, что нашла Грейнджер, — мертвенным голосом заключает Драко, и прежде чем Поттер задаёт какой-либо вопрос, включает видео.

На экране видно, как водитель такси теряет управление над автомобилем и тот переворачивается прямо посреди проезжей части. Мужчина, который сидел сзади вылезает через открытое окно, вытаскивает из машины свой портфель и… убегает. Следующая секунда. Бам-с! Происходит взрыв. Автомобиль загорается вместе с оставшимся внутри водителем.

Драко сглатывает ставшую вдруг горькой слюну и нажимает на паузу. Встаёт из-за стола и отходит. У него, честно говоря, нет сил. Крики бедного парнишки, который заживо горел в автомобиле до сих пор стоят в ушах. Давят на виски. Драко моргает, пытаясь вытеснить всё это из головы. Он сверлит застывшим взглядом, запотевшее окно, пока пальцы лихорадочно бьют по подоконнику.

На улице что — идёт дождь?

— Тут есть ещё кое-что, — внезапно говорит Поттер. — Гермиона собрала газетные статьи. На видео был снят бывший профессор Том Реддл. На данный момент работает в мобильном центре здоровья. Это кадры из автомобильной аварии, в которую он попал. Он был довольно уважающим человеком, пока это видео не стало вирусным. Он спасся в тот день и спас свою диссертацию, над которой работал последние семь лет. Студент колледжа, который был с ним в одной машине, подрабатывал водителем в такси в тот день — погиб на месте. Тут ещё есть заметки о бракоразводном процессе профессора и его жены после случившегося. И ещё несколько статей. Конечно, нет никаких доказательств, что именно с ним Квиррелл встречался в аэропорту, но это многое расставляет по полочкам.

— Весь мир этого парня пошёл кувырком, после совершения одной единственной ошибки, — очень тихо проговаривает Малфой.

— Это, по крайней мере, объясняет, почему он устроился работать в мобильный центр здоровья, — подмечает Поттер.

— Но почему он это всё делает? Нужно быть настоящим чокнутым монстром, чтобы решиться на такое? — растерянно произносит Эванс.

— Он не чокнутый. Он пытается всем доказать свою точку зрения — что каждый бы сделал такой же выбор, как и он. Спасли бы свою жизнь ценой другого. Глаза Дирка Крэссвелла — его хлеб и масло, то же самое касается руки доктора Снейпа. Таким образом, он воссоздаёт свою собственную моральную дилемму. Он выбирает своих жертв намеренно: подростки и профи…

— Нам срочно нужно найти его, пока ещё кто-то не пострадал, — охотно добавляет Джеймс.

— Только остаётся один вопрос — как?

Малфой резко оборачивается.

Пока Поттер лихорадочно пытается сложит два и два, Драко приходит в себя. Возвращается в нормальное состояние. Прочищает горло.

— Всё просто — мы просто найдём палку и ткнём в медведя как можно сильнее.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Лили.

— Реддл, явно имеет несравненное эго, раз сравнивает себя с такими как Дирк Крэссвелл и доктор Снейп. Если мы подставим под угрозу его эго, то он отреагирует.

— Откуда тебе знать это наверняка?

— Потому что я знаю тип таких людей, как Том, Поттер, поверь мне.

И Поттер, судя по всему, верит. Не задает больше ни единого вопроса, пока Драко остервенело бъёт по клавишам.

— Как ты планируешь на него выйти?

— На него уже вышла Грейнджер. Видишь, — он указывает в монитор. — Это сообщение пришло Гермионе рано утром. Ссылка была прислана с взломанного адреса Винсента.

— Ты думаешь она работает? — уточняет Джеймс.

— Вот мы сейчас и проверим, — отвечает Драко, кликнув по ссылке. Какое-то время ничего не происходит, а после появляется профессор.

— Вам больше не нужна эта маска, Том.

Тот несколько секунд молчит, но маску всё же снимает. Говорит с облегчением:

— Без этой штуки гораздо легче дышать.

— Чего вы хотите, профессор?

— Чего я хочу? — протяжно повторяет тот. — Закончить свой эксперимент. Разумеется без посторонней помощи, но увы…

— Ваш эксперимент не удался, профессор, — нагло встревает Поттер. — Мы уже доказали, что ваша теория неправильна. Доктор Снейп решил лишиться руки, чем убить девочку. Так что не все так эгоистичны, как вы.

— Я не эгоистичный человек. Меня осудили за то, что сделал бы любой на моём месте.

— Вы предпочли спасти грёбаные бумажки, нежели жизнь бедного парня. Дело не в выживании, всё дело в вещах, — не сдерживается Драко.

— Речь шла об инстинкте, — оправдывается профессор, — но спасибо, мистер Малфой, что напомнили мне, почему я делаю это. И за то, что помогли улучшить мне мой эксперимент. По правде говоря, доктор Снейп изувечил руку только по той причине, что вы наблюдали за ним. Так что на этот раз я буду контролировать свои переменные, — усмехается Реддл и поворачивает экран.

А Драко застывает на месте. Сердце лихорадочно бьётся о ребра, а от того, что он видит на экране. Внутренности реально жмёт льдом.

— Вероятно, вы уже знакомы. Слева от вас детектив Грейнджер. Я не смог не оценить столь выдающийся ум этой молодой особы, поэтому детектив Грейнджер тоже принимает участие в моём эксперименте. А справа начинающая звезда спорта — Фред Уизли. Если Фрэд отрубит себе ногу, то мисс Грейнджер получит антидот. И кстати, для вашего же блага, не тратьте времени на создание антидота, они все уникальны и единственная формула находятся прямо здесь, — он пальцем указывает на висок. — В моей голове. Неплохо для неудачника, который даже не смог найти себе работу, — скалится Том напоследок, а в следующее мгновение отключает трансляцию.

А Драко…

Драко замёрзшим взглядом смотрит в потухший экран монитора и не может вдохнуть.

— Малфой… — Поттер делает паузу, будто не уверен, что стоит вообще начинать разговор. — Что нам теперь делать?

— Отследите её местонахождение по камерам. Уверен, Грейнджер не дура, и поехала на служебном авто на… — его голос на мгновение срывается, затихает. — На непредвидимый случай.

Да уж!..

«Гермиона Грейнджер и непредвиденный случай» это неплохая идея для написания книги о несносной девчонке, которая думает, что самая умная.

— Как только найдёте, позвоните мне, и немедля отправляйте туда опергруппу, — Драко встаёт из-за стола, прячет в кобуру пистолет, закидывает на плечо кожаную куртку. — Поттер, я одолжу твою машину?

Тот кивает, в лёгкой прострации, глядя перед собой.

— Ладно, держите меня в курсе, — спокойно говорит Драко.

Но внутри…

Малфой делает вдох. Второй. Третий. Он больше не повторяет «я спокоен». Он с остервенением сжимает пальцы в кулак.

И чувствует, как страх буквально сочится по венам. Ему страшно. Страшно, что он не успеет вовремя. Что найти её местонахождение не удастся. Что этой идиотке, проще броситься в пекло, чем довериться ему. Что, в конце концов, он так и не сможет объясниться.

Но самое главное — Драко боится снова её потерять.

И от этой мысли начинает трясти.

Снова?

* * *

Драко помнит, что они с Грейнджер познакомились в колледже. Учились на разных факультетах, общались в разных компаниях, они даже болели за разные бейсбольные команды: «Кобры» против «Львов» — вечное противостояние, на которое смотрели все студенты, затаив дыхание. Так уж сложилось, что у них не было ничего общего, кроме стремления стать лучшим студентом университета.

По-настоящему Малфой обратил внимание на эту несносную девчонку, когда они проходили практику в одном из отделов. Сложно сказать, в какой момент он её полюбил. Драко просто принял свои чувства, как что-то, чего невозможно избежать.

Она была не такой, как все — сильной, независимой, настойчивой. Готовой прийти на помощь любому, кто в этом нуждался. Она могла часами разглагольствовать о правилах, а в следующую минуту без раздумий их нарушить.

Драко искренне восторгался её характером. Её силой духа. В её желании сделать мир лучше. Её непоколебимой уверенности в себе.

Насколько сильно он раньше восхищался каждым этим качеством, настолько же сильно сейчас каждое из них он ненавидит.

И злится.

Злится, когда поворачивает ключ зажигания.

Злится, когда проезжает на два — может быть три — красных светофора.

Злится, когда Поттер скидывает адрес.

Он не чувствует облегчения. Он не чувствует вообще ничего кроме оформленной злости, которая с каждой минутой — секундой — превращается в такой огромный сгусток, что кажется ещё чуть-чуть и город взорвётся к херам, будто Малфой не человек, а бомба замедленного действия. Одна оплошность и — Бам-с! — пиши пропало.

До взрыва осталось десять… девять…

Но тут такое дело: Малфой всеми силами старается этого избежать.

Он искренне хочет, чтобы между ними, наконец, образовалось хотя бы что-то отдалённо похожее на доверие. Хотя…

О каком доверии может идти речь? Драко уже однажды сделал свой выбор — не в пользу Гермионы, конечно же. Он ушёл, движимый эгоизмом, а теперь требует от Грейнджер того, чего сам был дать не в силах. Смешно, Малфой.

Он часто задумывался о том, как бы поступил сам? Чтобы он сделал, проснувшись однажды утром и обнаружив, что Грейнджер нет.

Этот вопрос настолько банальный, что тупо не требует ответа. Драко уверен, он делал бы ровно то же самое, что и до их встречи, и такое слово, как «доверие» однозначно было бы в конце его длинного списка.

И да — Малфой не гордится своим поступком.

Он таков, каков есть, с кучей ненужных тараканов в башке. И ушёл он тогда по довольно простой причине: просто так захотел — в тот момент, казался, высоким аргументом. Бесспорно, он любил Гермиону, но себя Драко любил больше. И свои интересы он ставил всегда выше. Поэтому, когда по отделу прошёл слушок о том, что Сириус получил прошение о переводе одного из своих лучших детективов в Америку, Малфой сделал всё возможное, чтобы этот перевод достался именно ему. По головам он не ходил. Сириуса приходилось долго и нудно уговаривать, и когда Блэк задал вопрос: «А как к этому относится Гермиона?» Драко ответил:

— Гермиона поймёт.

Это, пожалуй, была единственная ложь, в которую Малфой верил сам.

Он честно пытался с ней поговорить. И каждый раз нужных слов не находилось, потому что ощущение, будто он совершает нечто настолько омерзительное, врастало в него все сильней. Малфой чувствовал себя предателем, и чувство это лишь обострялось с каждой прожитой секундой.

На протяжении долгого времени Драко оправдывал свой поступок тем, что ищет себя. Ищет своё место и цель в жизни и раз он, не задумавшись, перечеркнул собственное прошлое, то значит, не был уверен, что Грейнджер и есть его будущее. Это почти превратилось в цель его жалкого существования.

Малфой бежал, всё время пытался что-то найти, а в итоге всё, что ему всегда было нужно — находилось рядом. И сейчас, когда вероятность потерять то самое дорогое ещё никогда ни была так близка, Малфой понимает, что он столько лет потратил впустую. А ещё: Грейнджер не простит.

Он бы не простил.

Возможно, он и вернулся только за этим — за прощением. И если ему понадобится ещё несколько лет, чтобы это прощение получить, то так тому и быть. Он и не надеется вернуть их отношения к исходной точке. Единственное, чего Драко искренне хочет, чтобы Гермиона была счастлива. Жаль, конечно, что доходит до него, как до жирафа, когда Грейнджер, в буквальном смысле находится на грани жизни и смерти.

Но лучше ведь поздно, чем никогда!.. Правда?

Место, где профессор проводит свои эксперименты — это старая закрытая на реконструкцию лаборатория университета Святого Георга, а у Малфоя нет абсолютно никакого плана. Мозг отключается, а тело действует тупо по автомату: когда паркует машину, когда поворачивает ключ зажигания, когда хватается за ручку шестой по счёту двери и та, — ну наконец-то! — со скрипом поддаётся.

Грейнджер действительно там: связанная по рукам и ногам, в изолированной от общей комнаты стеклянной будке и, судя по свежим кровяным подтекам под носом, времени у них немного. Фрэд сидит рядом, только вместо кучи проводов, его нога была заключена в ловушку гильотины.

Том, одарив Малфоя насмешливым взглядом, произнёс:

— Мистер Малфой, вы как раз вовремя.

Драко тянется к дверной ручке, но та оказывается заперта.

— Двери заблокированы, мистер Малфой. Но я на самом деле рад, что вы пришли, — Том поднимается из-за стола и медленно подходит ближе.

— Неужели тебе надоело играть в чёртовы игры, и ты решил сдаться? Что ж, валяй, я не против…

— Нет, — смеётся Реддл. — Потому что теперь вы сможете увидеть всё собственными глазами то, что я пытаюсь доказать.

— Боюсь всё, что я увижу — это твоё ослепительное фиаско. Для вас всё конечно, Том.

— Боюсь, вы ошибаетесь, — невозмутимо отвечает тот и подходит к Малфою ближе, останавливаясь рядом с небольшим металлическим столом.

Драко достаёт пистолет и стреляет по чертовой двери, но пуля рикошетит.

— Это акриловое стекло, мистер Малфой. Прошу, не убейте себя своей же пулей. Иначе мы не сможем провести заключительную часть моего эксперимента. Пришло ваше время делать выбор. — Выдержав небольшую паузу, он берет в руки ампулу с красной хренотенью внутри. — В этой пробирке находится антидот, который непременно спасёт мисс Грейнджер. А во второй, — Том показывает вторую ампулу прозрачного цвета, — ядовитый газ, который убьёт вас, если вы зайдёте в комнату. Всё просто. Вы сами решаете, что важнее. И помните — у вас будет не больше пяти минут, — он медленно кладёт пузырёк с противоядием на столик, надевает противогазовую маску, а в следующее мгновение без колебаний разбивает ампулу с отравой и…

Скрывается.

Малфой рефлекторно дёргается. Понимает: дверь ему не выбить. Здесь установлен электронный замок с пин-кодом, который профессор в их разговоре, совершенно точно забыл упомянуть. Драко хватает нескольких секунд, чтобы оценить ситуацию: раз профессор сбежал, значит, есть ещё один выход. В случае для Драко — вход. И не теряя времени, он выбегает на улицу, осматривается, пытается выстроить в голове хотя бы приблизительное расположение дверей и коридоров, а потом с замиранием сердца наблюдает, как Реддл поспешным шагом выходит наружу.

Значит эта дверь, — про себя думает Малфой, не сбавляя шага.

Драко шумно втягивает воздух и чувствует, как немеют пальцы, стиснутые в кулаки. Как клокочет в сжатой глотке — на этот раз не злость. Страх. Но он приказывает себе: нет.

Нет!..

И пролетает один серый коридор за другим, пока до носа не доносится резкий запах заплесневелого сена, а глаза не начинает щипать.

Комната сверху донизу заполнена газом. Малфой почти ничего не видит, практически на ощупь подходит к столику, на котором лежит противоядие, ключи и пара запасных противогазов. Значит, через это изолированное стекло, в котором сидят Грейнджер с Уизли газ не проникает. Правда есть одно «но» — как только он откроет их, то отравляющий газ заполнит небольшое пространство в считанные минуты. Значит, у Грейнджер будет от силы секунд тридцать, чтобы выпить зелье. Сначала антидот, потом веревки, следом Уизли.

Идеальный план.

Лишь бы Грейнджер в последний момент не всбрыковалась, с надеждой подмечает про себя Малфой.

— Слушайте меня внимательно, — громко говорит он. — Как только я скажу три, вы оба задерживаете дыхание. Понятно?

Оба согласно кивают.

А Малфой переводит дыхание.

— Готовы? Начинаю отсчёт. Раз…

Он собирается сказать «два», как вдруг до него доносится:

— Малфой, подожди. Что ты делаешь?

Ну что за человек?!..

— Как что? Спасаю тебя. Разве не видно? — отшучивается Драко.

— Уходи, — безапелляционным тоном приказывает она. — Если ты продолжишь геройствовать, то умрешь.

— А если не продолжу, то умрешь ты, — в тон ей возмущается он. И угораздило же его влюбиться в самую непробиваемую женщину на свете. — Грейнджер, слушай, если мы так и продолжим упрямиться, то оба здесь погибнем. Я тебе обещаю, что со мной ничего не случится. Я дал указания Поттеру. Уверен он сейчас снаружи с группой захвата и медиками. Сейчас на счет три я открою эту чёртову дверь, дам тебе антидот, а затем мы выберемся отсюда. Хорошо?

Она кивает — хорошо.

А Драко сглатывает плотный ком беспокойной боли, подкативший к горлу, и про себя повторяет: всё будет нормально.

Теперь всё будет хорошо.

Драко держится за эту мысль, когда освобождает Гермиону и Фрэда. Когда выбираются из заполненной газом лаборатории. Он на секунду даже разрешает себе поверить, что у их истории нет несчастливого финала. Что теперь-то уж точно всё будет хорошо.

Но всё рассыпается…

Ломается, как карточный домик; исчезает. Растворяется.

Драко чувствует, как теряет равновесие.

Он падает на колени, потому что больше не может заглушать приступ тошноты — его мощно выворачивает прямо на пол и, судя по железному привкусу во рту, выворачивает кровью.

Сквозь шум в мозгах и сухие спазмы, Драко слышит, как что-то отлетает и с глухим ударом бьётся о дальний край стены.

— Нет. Не-не-не, нет, стой, Малфой, — сбито хрипит Грейнджер. — Эй, не отключайся, слышишь?

Голос трясущийся, чужой. Она судорожно шарит по карманам, видимо в поисках мобильника.

— Чёрт. Разряжен.

Закидывает его руку на своё плечо. Приказывает:

— Обопрись на меня. Ну же, Малфой!

Но Драко не то, что на ноги — он вдох сделать не в состоянии. Во рту стоит горький привкус из кровяной блевотины, а лёгкие, будто скрутило коваными прутьями. Дыхание сбивчивое, тяжёлое. Малфою требуется приложить немало усилий, чтобы произнести:

— Т-ты… знаешь, меня ведь… — он откашливается. — Сириус… Он меня не вызывал. Я…

— Я знаю, — резко прерывает она. — И мы поговорим об этом. Обязательно. Позже. Когда тебе станет лучше.

Он искренне хочет рассмеяться, потому что Грейнджер не была бы собой, если бы не пыталась, с одной стороны, спасти Малфоя, а с другой — при этом разговаривать таким тоном, будто делает выговор. Словно Драко тринадцатилетний мальчишка, а Гермиона — суровая гувернантка, которая отчитывает его за невинную шалость.

— Гермиона…

— Не говори. Тебе нельзя говорить, — её голос срывается.

— Т-ты простишь меня?

Она не отвечает. Судорожно мотает головой, плотно сжимая губы. А Драко повторяет:

— Т-ты простишь меня?

Потому что это важно.

И ему нужно услышать ответ.

— Нет. Нет, Малфой, я не простила и не прощу. Поэтому не смей сдаваться, — а потом: — Зачем ты это сделал?

— Я… н-не хо-тел… терять… тебя.

Он слышит всхлип.

— Но я ведь тоже не хочу терять тебя.

Малфой хочет сказать: "я знаю", но из груди вырывается лишь сиплый стон.

Он чувствует холодное прикосновение к своей ладони и обхватывает. В желудке в очередной раз крутит судорогой, но она не успевает разорваться болью, потому что…

Потому что Драко Малфой просто закрывает глаза.

Сегодня я умру и наконец-то заживу по-настоящему.

Кейт Мортон. "Когда рассеется туман"

На часах 22:48.

Это первое, за что цепляется взгляд, когда Драко открывает глаза.

Резко просыпается от того, что ему страшно вдохнуть. У него ощущение, что едкий дым до сих пор заполняет лёгкие. Душит. И в грудной клетке слабо ощутимо гудит. Сердце вылетает, руки дрожат.

Драко закрывает глаза и переводит дыхание.

Просто нужно успокоиться. Досчитать до десяти, сделать глубокий вдох, а потом — такой же выдох. Это всегда помогает. Это работает так же хорошо, как и идеально выученное заклинание.

И Малфой делает это: опирается руками о колени, опускает голову, очень медленно вдыхает, прикрывая глаза. И когда дыхание получается выровнять, а бешеное сердце — успокоить, он отводит взгляд.

За оконным стеклом, растянувшемуся в полстены, дождь барабанит крупными каплями, а молния сверкает так, что на короткое мгновение собственная библиотека озаряется ярким светом. Вторая вспышка рассекает сознание подобно падающему на землю метеориту — резко и стремительно — к этому не успеваешь себя подготовить.

Так это был всего лишь сон?

Малфой оглядывается: он действительно проснулся в своей библиотеке. На нём надета та же одежда, что и вчера, только книги не валяются, камин почти не горит.

Когда Гермиона ушла, была точно такая же погода, — внезапно думает он и тут же отмахивается от этой мысли, которая режет не хуже сектусемпры.

Драко резко поднимается из-за стола и подходит к окну. Отодвигает плотную штору, чтобы запустить в комнату немного свежего воздуха. Это помогает вернуть мысли к порядку.

Он какой-то дурной ото сна. Какой-то совсем разморенный и дико уставший, будто он прожил не одну несуществующую жизнь, а десять. Тело странно непривычно ломит, пока обрывки прошлого дня выстраиваются упорядоченными яркими фрагментами, которые хочется выжечь из собственной памяти. Он даже тянется к палочке — сам не знает зачем.

Драко слишком устал, анализируя это.

— А у тебя здесь уютно.

Малфой застывает и медленно оборачивается, потому что он уже слышал этот голос раньше.

Пронзительный. С лёгкой насмешливостью.

Она выглядит точно так же, как во сне: чёрная накидка, такие же чёрные глаза, острые скулы, только волосы собраны в какую-то нелепую прическу и взгляд, кажется, измождённым.

Так всё случившееся происходило…

— По-настоящему, — заканчивает за него она и подходит ближе.

— Я прошёл испытание, — заключает он. — Ты здесь, чтобы забрать меня, не так ли?

— Не торопись, — улыбается Ада и качает головой. — Я здесь, чтобы вручить тебе вот это, — она протягивает руку и из чёрной дымки на столе Малфоя появляется чёрная бархатная коробочка.

— Что это? — обеспокоенно интересуется он.

— О, это не предложение руки и сердца, не волнуйся. Это всего лишь подарок.

— От смерти? — хмыкает он и складывает руки на груди.

— Цени это, подобные жесты не в моих правилах.

Драко берёт коробочку с сомнением. С сомнением и гулко стучащим сердцем.

Открывает. Смотрит на странный подарок, приподняв брови. Говорит:

— Часы? — он достаёт презент из коробки, отметив про себя, что часы старые и невзрачные. За подобную безделушку в Косом переулке можно выручить не больше чем пятьдесят кнатов. — Они же сломаны.

Ада вновь расплывается в улыбке, демонстрируя глубокие ямочки, которые Драко раньше не замечал. Она на короткое время отводит взгляд, будто прислушивается к чему-то. Выдерживает недолгую паузу, после чего произносит:

— Гермиона вернётся через семь минут. У нас не так-то много времени.

— Тогда делай, что должна и покончим с этим.

— Что? Даже попрощаться не хочешь?

Малфой отводит взгляд.

— Не хочу, — отрезает Драко. — Не хочу, чтобы она до конца жизни истязала себя вопросами, пытаясь понять причину. Просто сделай всё, как можно правдоподобнее.

Она смотрит на него, чуть склонив голову набок, щурится, будто что-то соотносит в своей голове, а потом, запрокинув голову, громко смеётся. Опять.

— Честное слово, Малфой, я уже ловлю себя на мысли, чтобы передумать и просто забрать тебя с собой.

— О чём ты…

— Я решила не забирать твою душу, — сходу перебивает его она, заставляя Драко глотать ртом воздух, потому что… Потому что рот открывается тупо на автомате. В голове с десяток вопросов, но ни один так и не срывается с языка. — По крайней мере, не сейчас. Думаю, это было бы бесчеловечно с моей стороны разлучать вас именно в такой момент, — задумчиво поясняет она. — Учитывая, через что тебе пришлось пройти, чтобы спасти любимую. Твой поступок достоин награды.

— Но… почему? — еле выдавливает из себя Малфой.

— Скажем так, ты мне нравишься. Мне импонирует твоя упёртость. Честно признаться, за тысячи лет моего существования ещё ни одному смертному не удавалось зайти так далеко.

— Не думаю, что ты отпустишь меня просто так. Сделка есть сделка, я прав?

— Ещё одно качество, которое я ценю в мужчинах — это ум. Гермионе действительно повезло. Даже завидно немного. И да, ты прав. Сделка есть сделка, — кивает она.

— И что же ты придумала?

Она лукаво улыбается и часы, которые до этого лежали в коробочке, тут же взмывают вверх и левитируют на руку Драко.

— Советую тебе всегда их носить с собой. Это не просто сломанные часы, как ты выразился. Это часы твоей жизни. В моём мире они работают только до того момента, пока человеческая жизнь не оборвётся. Здесь всё работает немного иначе — так как твоя душа и так уже принадлежит мне, это лишь вопрос времени, когда я её заберу. Сейчас твои часы стоят, но как только они снова заработают, у тебя будет ровно двадцать четыре часа, чтобы попрощаться с родными и уладить все свои дела. По истечению этого времени они снова остановятся, и я приду за тобой.

Драко делает вдох и, переведя взгляд на часы, сжимает их в ладони.

— Сколько у меня есть времени?

— Не так много… — спокойно отзывается она и добавляет: — с точки зрения моего существования, конечно, но с точки зрения человеческой жизни — вполне достаточно. Считай, что я даю тебе небольшую отсрочку.

— До сих пор не понимаю, почему ты делаешь это?

— А почему ты пошёл за Гермионой?

— Потому что люблю…

— Мы не такие уж разные, Малфой. Ведь когда-то я тоже была человеком. Твои чувства, как и мотивы, мне не чужды, я отлично их понимаю.

— Спасибо.

— Тебе не за что меня благодарить, — отвечает Ада, направляясь к двери. Она на короткое мгновение застывает у двери и на выдохе говорит: — Когда я тебя увидела, Малфой, ты напомнил мне человека, чья жизнь соткана из ткани без малейшего намёка на радость. Тебе даётся последний шанс — постарайся на этот раз сделать всё правильно.

За окном вновь раздаётся раскат грома, а комната заливается очередной вспышкой света от молнии. Окружение вновь погружается в темноту, только вот Драко на этот раз в комнате остаётся абсолютно один. Ада исчезла быстро, не попрощавшись, словно её и не было здесь никогда. А затем дверь в библиотеку с привычным скрипом медленно открывается, зажигается свет. Гермиона стоит в проёме и смотрит, смотрит, смотрит…

Смотрит на Драко как-будто с ним что-то не так. Будто она его не видит или видит, но не может узнать. Будто у него изуродовано лицо. Её губы едва заметно шевелятся, хотят произнести его имя и…

И Драко срывается. В один огромный шаг он сокращает расстояние между ними, зарываясь пальцами в её волосы и дышит, дышит Грейнджер и не может надышаться.

—Дра-ко, что-то случилось?

Он не отвечает. Ему кажется, что прошли несколько миллион световых лет с тех пор, как он мог чувствовать Грейнджер вот так. Держать её в объятиях, слышать её голос, ощущать её размеренное дыхание на своей коже. Это всё, что ему нужно. Сейчас. Сегодня. Завтра.

Всегда.

Малфой шумно втягивает в себя воздух и чувствует, чувствует, вашу мать, как что-то внутри ломается, как против воли изламываются его брови. Ему просто нужно полминуты, чтобы успокоиться. Чтобы Гермиона не отстранялась, не смотрела ему в лицо, чтобы не видела той катастрофы, которую он чувствует в своих глазах.

Полминуты.

Он размыкает пересохшие губы.

— Я так скучал по тебе. Больше не оставляй меня.

Эти простые слова рвутся наружу, потому что это именно то, что он должен был говорить гораздо чаще.

Я люблю тебя.

Я не могу без тебя.

Ты нужна мне.

Потому что Драко любит. И действительно не может. Никогда не мог.

Гермиона осторожно гладит его по спине, слегка отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. Убирает дурацкую чёлку с его лица.

Драко наблюдает за каждым её движением, восстанавливая дыхание и сердечный ритм.

— Господи боже мой, да тебя всего трясёт, — говорит она, и Малфой только сейчас замечает: его реально трясёт. То ли от холода, то ли от того, что долбанные нервы достигли долбанного предела.

Она повторяет:

— Драко, что случилось?

— Мне приснилось, что тебя… — пауза. — Что тебя больше нет.

Слова хочется обратить в шутку, с иронией, но голос надламывается. Таким голосом не шутят.

А Гермиона не отвечает, она просто подаётся вперёд. Просто шепчет на ухо:

— Я никогда тебя не оставлю.

И Драко верит. Она никогда не даёт пустых обещаний, которых не может выполнить.

Я никогда тебя не оставлю. Гермиона повторяет эти слова снова и снова, а Драко…

Драко отстраняется. Первый. Медленно. Всё ещё не выпуская Гермиону из собственных объятий.

— Как прошёл девичник? — резко меняет тему он.

— Знаешь намного лучше, чем я думала. Думаю, ты был прав, когда говорил, что Пэнси милая. И она подходит Рону. Как думаешь?

— Думаю, что Уизли сорвал джек-пот, когда сошёлся с Паркинсон. Удивительно, что такая девушка вообще обратила на него внимания. До сих пор не понимаю, что она в нём нашла?

— Ну, Рон надёжный и добрый. Он всегда ставит чьи-то интересы выше своих и… — она отводит взгляд и следующую фразу произносит с будничным тоном. — Я ведь тоже хотела выйти замуж за Рона.

— Ты просто вовремя встретила меня, — с наигранным ехидством парирует Малфой.

Ему просто нужно быть собой.

— Знаешь, я тут подумала: твоя мама не будет против, если мы используем её сад в Малфой Мэноре, чтобы устроить там свадьбу?

Драко застывает на месте, чувствуя направленный в спину взгляд. И молчит.

— Я знаю, мы договорились это не обсуждать, — неуверенно продолжает она. — Договорились, что всё должно произойти в своё время…

— Помолчи, Грейнджер, — шепчет он, накрывая её рот ладонью. И она часто кивая, замолкает. — Ты не должна. Прости, — говорит с сожалением, опускает руку и… — Я должен был это сделать давным-давно.

— Что сделать?

— Гермиона, за последние пару дней я понял кое-что очень важное: без тебя — нет меня.

Он едва ли осознаёт, что делает, но медленно опускается на колени, понимая, что ни одно его слово не выразит то, что он чувствует.

— Гермиона, у меня нет кольца, но если ты скажешь «да», то я обещаю, что смогу убедить маму одолжить нам для свадьбы её сад. Что скажешь?

— Я… — едва выдавливает она, тянется рукой к Драко, но замирает на полпути и вместо этого тоже опускается на колени. И шепчет.

Шепчет Драко свой ответ.

Нарцисса Малфой относится к типу таких женщин, которых влюбляешься без оглядки. Гермиона это поняла при более близком знакомстве с будущей родственницей, а ещё, что они с Драко удивительно похожи. И дело не только в разрезе и цвете глаз, форме губ или схожих привычках — это было что-то иное, что-то, что сложно объяснить словами, что-то, что можно лишь прочувствовать на более тонком эмоциональном уровне.

Когда Драко сказал, что представит Гермиону на субботнем ужине своим родителям в качестве невесты, Грейнджер жутко занервничала. По факту и Нарцисса, и Люциус знали, с кем встречается их сын. Знали и не чинили препятствий. Умом Гермиона понимала — родители Драко не пойдут против выбора собственного сына, но…

Всегда есть какое-то «но»…

В случае с Гермионой никаких «но» не было.

Стоило переступить порог малфоевского поместья, как вся нервозность развеялась не только потому что родители Драко оказались прекрасными людьми, а ещё потому что сам Малфой на протяжении всего вечера не выпускал руку Гермионы из своей. И этот микрожест придавал сил. Даже падать не страшно, потому что в заумной дурной голове есть чёткая уверенность, что тебя обязательно поймают.

Драко изменился. Он продолжает меняться.

За последние пару месяцев Гермиона слишком часто ловит себя на этой мысли. Слишком часто анализирует. И она не может точно сказать хорошо это или плохо. В какой момент Драко переломил себя и стал таким…

Не Малфоем!..

А именно Драко.

Её Драко…

Однако, не смотря на все эти изменения, Гермиону никак не покидало тревожное чувство словно всё, что делает и говорит Драко — в последний раз. Несколько жалких попыток поговорить с ним на эту тему ни к чему не привели. Малфой либо отшучивался в своей излюбленной манере, либо всеми силами старался убедить Гермиону в обратном. Иногда она верила, а иногда наблюдала, как Малфой подолгу смотрит на старые карманные часы, которые, к тому же, не работали.

Ей это показалось странным, но Драко обмолвился лишь однажды, что часы — это подарок. Вдаваться в подробности Гермиона не стала, решив, что узнает правду в своё время.

У них будет предостаточно времени.

— Кнопка, ты готова? — с улыбкой интересуется отец, сквозь приоткрытую дверь и Грейнджер оборачивается. — Нам пора, а то гости уже заждались.

Расправив подол шифонового платья, она согласно кивает и берёт его под руку, направляясь к выходу.

«Без тебя — нет меня», — резко вспыхивает в сознании Грейнджер, и та, придав шагу уверенности, улыбается. Улыбается, потому что солнце опускается достаточно низко, чтобы залить нюдовым бежевым цветом всю поляну. Улыбается, потому что легкий весенний ветерок колышет ветки цветущей сакуры, немного треплет волосы, ласкает кожу своим теплом. Улыбается, потому через пару мгновение Драко спускается, чтобы взять её под руку и подвести к арке, где облачившись в традиционную рясу по старинной малфоевской традиции именно глава семейства проводит церемонию.

Гермиона улыбается, потому что просто не может иначе. Потому что Драко улыбается в ответ. Смотрит тем особым взглядом, от которого щеки заливаются лёгким румянцем, а сердце колотится, как ненормальное, отсчитывая секунды до того как…

— Мисс Грейнджер, ваша клятва…

Гермиона переводит дыханием. Ловит по-доброму насмешливый взгляд любимых глаз, и все мысли в одно мгновение рассыпаются. Растворяются. Исчезают. Остаются лишь те, которые она раз за разом репетировала перед зеркалом. Слова, без каких-либо сомнений срываются с губ:

— Драко, каждый день, прожитый нами вместе, добавляет мне уверенности в том, что мы никогда не расстанемся друг с другом. Как бы глупо это не звучало, но с каждым днём я люблю тебя все больше. Сегодня я люблю тебя больше, чем вчера, а год назад я любила тебя меньше, чем сегодня. Давай смотреть вперёд, преодолевать вместе все трудности, доверять друг другу и всегда… Всегда находить дорогу домой. Ты мой дом, Драко, моя опора и уверенность и я верю, что мы сможем пронести это чувства до самого конца.

Драко не отводит взгляда. Делает маленький шаг, сжимая руки Гермионы всё сильнее.

— Гермиона, ты знаешь, что я люблю тебя, — почти шёпотом начинает говорить он. — Ты как ураган. Ворвалась в мою жизнь резко и стремительно, устроив невообразимый хаос в моей распланированной жизни. Ты не позволила мне не полюбить тебя. Я не мог поступить иначе. Ты не дала мне упасть. Не позволила сдаться. Мне кажется, что связать наши судьбы — это то немногое, что я могу сделать для тебя в ответ. Гермиона, я не могу обещать, что со мной будет просто, но… Но я могу пообещать, что буду любить до тех пор, пока…

Драко замолкает, нервно отводит взгляд и долго пристально всматривается куда-то в сторону, будто окаменевший. Его пальцы еле-еле сжимают её ладони, но не отпускают. А её не покидает мысль, что его слова больше походят на прощание, чем на обещание.

— Пока смерть не разлучит нас? — негромко произносит Гермиона, пытаясь унять чёртово волнение. Ведь это слова, всего лишь слова. А Драко взглядом, сердцем возвращается к ней — она чувствует это. В серых глазах нет ни страха, ни неуверенности. Только невысказанная нежность и кое-что ещё, отчего сердце беспокойным толчком отзывается в груди.

Драко делает ещё шаг, сплетает их пальцы и, чуть улыбнувшись, говорит:

— Я буду любить тебя даже после смерти, — он замолкает, а затем продолжает на грани слышимости: — Всегда, Гермиона.