Как затачиваются топоры (джен)

Первые проблемы у родителей Теи Шафик прорезались вместе с ее первым зубом. Словно по мановению волшебной палочки ангелоподобный младенец вдруг превратился в сущего бесенка. После вполне безобидной фразы матери «Смотрите, зубик!» поднялся такой крик и визг малютки Теи — аж соседям показалось, что благопристойное семейство Шафиков решило прирезать свою долгожданную наследницу.

Пугать малютку Силецио мать не хотела, ведь у нее было безотказное заклинание для младенца — женская грудь, но еще долго сквозь причмокивания слышались горестные всхлипы Теи.

Супруг тут же был вызван с работы домой, и все семейство спешно устремилось на консультацию в Святое Мунго к детскому лекарю.

— Вы знаете, насколько спокойна наша малютка! Порой я ночью встаю проверять, дышит ли она. И вдруг! Я думала, у меня ушные перепонки лопнут, — жаловалась испуганная миссис Шафик старому лекарю, который на своем веку перевидал столько юных мамаш и младенцев, что подобные жалобы вызывали у него лишь легкую усмешку.

А зря!

Стоило ему, разбудив малютку, которая с радостным гуканием потянула ручонки к любимому лекарю, сказать:

— А ну-ка, Теичка, открой ротк! Покажи свой зубик!

...Так он узнал, что настоящего детского плача, оказывается, никогда не слышал. Незнакомы с ним были и остальные лекари-педиаторы, которые сбежались со всех ног в его кабинет.

Теперь уже на Тею впору было накладывать не Силецио, а Империо! Ведь от вспышек стихийной магии младенца разлетались в щепки волшебные палочки у тех лекарей, которые хотели магически ее успокоить. В конце концов все позорно ретировались из кабинета, оставив в одиночестве рыдающих мать и младенца.

Правда, со временем плач становился все тише и тише, пока вовсе не утих. Только после этого испуганный лекарь заглянул в свой кабинет.

Так слово «зуб» стало запретным в семье Шафик, а матери Теи пришлось освоить курс помощника лекаря-дантиста, чтобы самостоятельно диагностировать состояние зубов своей дочери.

Если в детстве зубные капризы дочери были проблемой ее родителей, то после поступления в Хогвартс стали бедой и самой Теи Шафик.

Первая же истерика в больничном крыле школы на общем осмотре первого курса Слизерина и Гриффиндора закончилась конкурсом злословия студентов по ее душу.

Не щадили ни свои, ни чужие, особенно преуспел гриффиндорец Пауло Забини:

— Ты, наверное, в прошлой жизни была магглой, если так боишься осмотра зубов? Только у них вместо заклинаний и зелий — щипцы и сверлильные машинки.

— Заткнись, грязнокровка! Знай свое место! — Гримаса ненависти исказила покрасневшее лицо Теи, но от этого оно не стало менее прекрасным.

Его идеальную красоту ничто не могло испортить: ни слезы, ни гримасы, ни зевки.

Некоторое время гриффиндорец удивленно смотрел на слизеринку, а потом в его глазах блеснули хитрющие искорки. Он рухнул на колени перед девчонкой и вознес руки к небесам, словно в молитве.

— О, богоподобная прекрасная Тея! Снизойди со своего Олимпа из списка двадцати восьми священных семейств ко мне, рожденному в грязи! Посети летом мою убогую хижину и утлую лодочку, когда своим вниманием меня почтит мой друг — принц Грязи!

Теперь уже все катались со смеху, включая саму мадам Помфри. Ведь одаренный не только магически, но и артистически Пауло Забини, наследник древнейшего аристократического итальянского рода и лучший друг английского принца, так пародировал, несколько утрируя, произношение Теи Шафик, что все сразу становилось на свои места.

Кто тут на самом деле плебей, а кто — аристократ?

Тея поспешила выхватить палочку из кармана, но Люциус Малфой вцепился в ее руку, чтобы подруга не нажила себе еще больших проблем. Однако он только добавил масла в огонь: от рывка поношенная мантия треснула по шву и расползлась. Задохнувшаяся от позора Тея, прихватив руками края мантии, стремглав выскочила из кабинета мадам Помфри.

На ужин в Большой зал Хогвартса Тея не пошла. Задвинув шторы над своей кроватью, она лежала и плакала, проклиная и свои зубы, и наглого грязнокровку, и свою нищету...

Так она сама не заметила, как заснула, и проснулась уже ранним утром. Сон больше не шел, думать о вчерашнем позоре не было сил, поэтому Тея просто лежала и смотрела на всполохи, которые бросали зачарованные окна на шелковые занавеси ее кровати.

Игра света очаровывала, погружала словно в некий омут спокойствия. Все проблемы растворялись и исчезали в небытие. Но вдруг откуда-то возникла и стала нарастать единственная мысль, пока не начала бить точно набат в голове:

«Почему я так боюсь осмотра зубов? Почему? ПОЧЕМУ?»

Сама Тея не могла ответить на этот вопрос, не имела даже ни малейшего представления.

Но вдруг из глубин таинственного спокойствия на понятную Тее поверхность всплыл ответ:

«Потому что в прошлой жизни ты умерла от удаления зуба!»

«Что за дурацкая мысль? — встрепенулась Тея. — Какая прошлая жизнь? Если грязнокровки верят во всякую дурь, то я — чистокровная…».

«ЭТО НЕ МЫСЛЬ! ЭТО КАРМА!»

Настоящий Гром Небесный сначала перебил размышления Теи, а потом подхватил и утянул ее в водоворот. Там так швыряло и болтало, а сверху обрушивался поток энергии такой мощи, что бедняжка Тея развалилась на три составные части. Ее физическое тело вдруг растворилось и исчезло из бытия под напором этой силы. Сознание Теи Шафик выло от боли, но терять себя не собиралось, потому что рядом обнаружилось нечто третье, мощное и величавое, но сейчас ему было непросто, ведь весь этот ужас предназначался исключительно ему.

Громкий голос что-то приказывал этой составной части Теи Шафик, и ответом было то согласие, то сопротивление. Сознание Теи не могло разобрать слов приказов, но заметило, что при «Да!» напор силы становился слабее, не таким болезненным.

— Соглашайся быстрее! — вскрикнула Тея при очередном неповиновении требованиям.

— Она нас слышит! — в унисон удивилось неведомое.

И все исчезло. Тея опять лежала в кровати, вот только ее сердце стучало так, словно хотело вырваться из грудной клетки, а сама она дышала, как загнанный гипогриф.

Прошло не мало времени, прежде чем Тея успокоилась. Ужасно, но ее сознание не могло спрятаться за мысль, что это был кошмарный сон. Тея ведь не спала, так что это с ней приключилась кошмарная явь.

Она старалась вспомнить все до последней мысли, чтобы понять, что вызвало эти события.

«Так, я обозвала дурью веру в прошлые жизни, — восстановила Тея свои размышления перед нападением неведомой силы. — Наверное, они есть, о чем-то таком говорил индус Патил. Но разве кто-то их помнит? Мы даже себя младенцами не помним… ой!»

Вмиг Тея поняла, что теперь обладает новыми магическими способностями. Словно таинственный водоворот сил Кармы выбил из ее сознания пробку, и она разом вспомнила всё и всех. Нет, в ее сознании не замелькали картинки наподобие колдографий, не стали звучать таинственные голоса. Тея просто вспомнила свое прошлое, причем оно простиралось в глубь веков.

Надо же, я была царицей Хатшепсут! Женщиной-фараоном в древнем Египте!

Беглым взором Тея осмотрела всю свою прошлую жизнь, словно прочитала параграф в учебнике истории. Да, действительно все силы ее души были направлены на восстановление родины после нашествия гиксосов. Да, ей пришлось узурпировать власть, потому что мужчины царской крови, окружающие ее, были слабы. Амон дает человеку испытания по силам! Ей, носящей имя «находящаяся впереди благородных дам», ума, воли и решительности было отмерено сполна.

Она свершила все, хотя хотела сделать больше, но смерть, глупая смерть после удаления зуба поставила точку в ее судьбе.

Тея погрузилась в последние дни жизни царицы Хатшепсут. Зубодер хорошо сделал свое дело: зуб не развалился на части. Пусть он и не был больным, но под ним хранился огромный гнойник. Зуб, словно пробка в бутылке, сдерживал разрыв гнойного мешка, а после его удаления горькая дрянь заполнила рот, и мерзкая вонь распространилась вокруг. Зато сразу спала опухоль, раздувшая ее щеку. Казалось, что все закончилось хорошо, но утром Хатшепсут проснулась трясущейся от озноба. Ее рот воспалился так, что сильную боль вызывал даже глоток слюны. Никакие снадобья не помогали. Температура все поднималась, хотя служанки постоянно обтирали ее тело уксусом. Потом Хатшепсут впала в бессознательное состояние и пару суток металась в горячке, пока не умерла.

«Надо же так глупо умереть и не закончить многие из своих дел! — подумала Тея. — Зато теперь понятно мое отношение к дантистам».

Но тут она увидела, что судьба предоставила женщине-фараону более легкий конец жизни. Ведь в ней уже возникли и ширились опухоли в кости и в печени, усиленные диабетом. Приближающаяся смерть от этих болезней была бы более мучительной и долгой, так что Хатшепсут получила бонус от Кармы, потому что всегда следовала зову своего внутреннего голоса. А окружающим казалось, что все нет этой женщине покоя. Добилась власти — царствуй в свое удовольствие, так нет. То она воевала, то строила, то снаряжала экспедицию на пяти кораблях в Пунт.

Про свои новые способности Тея Шафик решила никому не рассказывать, но между делом незаметно расспросить индуса Патила о карме и остальных индийских штучках.

На завтрак успокоившаяся Тея решила пойти вместе со всеми, вот только одеть пришлось парадную мантию, так как запасной рабочей у нее не было.

В общей гостиной Слизерина Тею перехватил Люциус Малфой.

— Послушай, дорогая, что на тебя вчера нашло?

Тея молчала, ведь в ужасе поняла, что теперь знает, кем был во времена царицы Хатшепсут ее приятель Люциус Малфой.

«Какая прелесть! Мой придворный и фаворит Семнут. Главный советник, зодчий и воспитатель моей дочери. Поначалу при дворе его считали простолюдином, но я его заметила и выделила среди прочих мужчин, возведя на самый верх иерархической лестницы».

Не дождавшись ответа, Люциус решил, что его вопрос отнесли к риторическим, уж Тея знала, что его всегда интересуют только его, а не чужие проблемы.

— Я столько сил прикладываю, чтобы подружиться с Забини, которого тупая шляпа Гриффиндора сунула на свой факультет. Наплевать, что он грязнокровка, коли так знатен и богат… А ты одним словом…

— Можеш-ш-шь жениться на своем любимчике, — так прошипела в ответ Тея, что Люциус в испуге отдернул ладонь от дверной ручки в форме змеи.

Тея воспользовалась этим и выскользнула из гостиной, но, похоже, сегодняшний день решил стать для нее богатым на сюрпризы. На глазах у всех к их столу подошел Пауло Забини и громко попросил прощения за свою дурацкую шутку. При таком всеобщем внимании (ведь наблюдал весь Хогвартс) благовоспитанная волшебница должна была простить и в ответ тоже извиниться за резкость.

Все это Тея исполнила, но ее взгляд говорил совсем об иных чувствах. Однако этот гриффиндорец был непробиваемым.

— Я действительно приглашаю тебя на каникулы в нашу летнюю резиденцию и хочу представить принцу Чарльзу, который уговорил моего отца научить его управлять вертолетом.

— Что такое вертолет? — Женское любопытство пересилило остальные чувства у Теи.

— Вот и отдохнешь, и пройдешь курс ускоренного маггловедения с практическими занятиями, то есть развлечениями! — обрадовался Забини, заметив изменившийся настрой первой красотки Хогвартса.

— Возьми, пожалуйста, это, — тихо прошетал он, протягивая небольшую коробку. — Все-таки из-за меня пострадала твоя мантия.

Тея уже собралась нарушить все правила поведения и сказать, что думает об этом наглом гриффиндорце, как ее взгляд упал на слова «Твилфитт и Таттинг». Мантия из этого баснословно дорогого бутика? Нет, отказаться от подобного Тея была не в силах.

— Обойдешься летом без моего общества! — фыркнула она и быстро сунула подарок в карман своей мантии.

«Твилфитт и Таттинг» были верны себе даже в мелочах: на упаковку их продукции для удобства клиентов всегда накладывались уменьшающие и облегчающие чары.

Свой завтрак Тея съела с необычной для себя скоростью. Уж очень ей хотелось успеть до начала занятий рассмотреть подарок.

Крутясь перед зеркалом в обновке и слушая комплименты говорящего артефакта, Тея поймала себя на мысли, что не знает, кем во времена царицы Хатшепсут был Пауло Забини. Получалось, что в те времена он не жил, но…

Фараон Эхнатон в ходе своих религиозных преобразований стирал картуши имен фараонов, в которых упоминалось имя бога Амона. Хенеметамон, часть царского имени Хатшепсут, подлежала запрету и уничтожению. Поврежденное царем-еретиком потом восстановили, но построенное фараоном-женщиной приписали ее ближайшим родственникам фараонам-мужчинам.

Так что кармический должок за Забини числился, поэтому никаких угрызений совести за свою меркантильность Тея не испытывала. Но не более…

Однако, получив отказ от Теи, Пауло Забини не успокоился. Он решил собрать целую группу однокурсников с разных факультетов, чтобы те провели часть летних каникул в его имении в Италии. В эту достойную гриффиндорца авантюру он умудрился вовлечь не только деканов и директора Хогвартса, но и само Министерство магии. Конечно, не лично, а достойно манипулируя связями кандидатов из своего списка приглашенных. Чего только стоил Люциус Малфой, изводивший своего отца просьбами повлиять на решение министра. Заодно Люциусу приходилось уговаривать и настырную Тею, потому что он отлично понимал истинную подоплеку щедрого предложения Забини.

Хотя Тея чувствовала, что должна согласиться, но не хотела, и всё.

Тяжесть силы Кармы она почувствовала уже на ближайших пасхальных каникулах. Ее давно обедневшая семья за какой-то месяц стала являть собой руины Помпеи: отец, пустившийся в финансовые махинации с гоблинами, исчез, а мама с горя откровенно пристрастилась к огневиски. Тея еле дождалась конца каникул и в ужасе представляла перспективы будущего летнего «отдыха» дома.

Ее былые чистокровные постулаты медленно, но верно подвергались пересмотру под ударами судьбы.

«Знатность и богатство Пауло в его мире заставила всех ревнителей чистокровности наплевать на статус его крови в нашем мире. Все покупается и продается! Вопрос только в цене. Коли так, то мне главное не продешевить!»

Странно, как только она дала согласие на отдых у Забини, пришло письмо от матери, что они получили небольшое наследство от дальнего родственника, поэтому теперь в жизни у матери и дочери не все так плохо.

«Прости меня, дорогая моя, за тот срыв. К огневиски я больше не прикасаюсь».

Тея Шафик вздохнула и посмотрела куда-то в небеса. Теперь она стала главой семьи, только от нее зависит их шаткое благополучие.

«Плевать, да хоть замуж за этого Забини выйду, если так нужно», — подумала она.

— Да, именно так он и другие будут отдавать тебе свои кармические долги, — ответили небеса.

«С Забини все понятно. В порыве богоборства он стер память о своих предках и предшественниках, которые вносили вклад в развитие страны. Если Эхнатону не нравились парадные имена других фараонов с упоминанием бога Амона, так приказал бы перебить их на картушах на повседневные. А вот чем провинились передо мной другие мужчины? — вроде бы размышляла Тея, хотя на самом деле хотела выведать у Кармы свою судьбу. — У меня будет не один муж? А сколько?».

— Ф-ф-фы! — в ответ фыркнули небеса. — Поживешь — увидишь!