Десять (джен)

Первой приходит боль. Занзас не успевает осознать, а она выворачивает его нутро с каждым вздохом. Боль покрывает всё, Занзас не видит, не слышит, не шевелится.

(боль пульсирует в висках, теле, на кончиках нервов)

Но дышит. Дышит ртом, ловит воздух как самое дорогое в короткой жизни. Занзас сглатывает, ощущает, как болью отзывается горло.

(он не простывал, нельзя же из-за нескольких лет, веков, недель во льду)

Вторым приходит осознание. Занзас понимает: жив.

(ярость грела его изнутри, гнев помог ему)

Что боль — это признак, что наконец закончился водоворот темноты, холода и мыслей, что можно поднапрячься — и встать, пойти, пошевелиться, перестать думать.

(мысли текут лихорадочно, намешиваются, наслаиваются снаружи и внутри)

Занзас не чувствует тела, но это — последствия, помеха. Пройдет. Он выжил. Он выжил в этой тюрьме.

(и он ещё докажет, обязательно докажет всем, что значит пламя гнева, пусть и без крови ублюдка Примо)

Третьим приходит приглушённый свет. Занзас приоткрывает глаза, сначала не видит — страх ослепнуть холодом отдаётся в мозгу, — но потом зрение фокусируется.

(стены и потолок сливаются в серую массу)

Занзас различает перед собой седые волосы, морщинистое лицо. Девятый. Ненависть к старику приходит вместе со светом.

(он никогда не был настоящим отцом, он врал, он сделал хороший политический ход)

Четвёртым приходит слух. Занзас слышит, что говорит ему действительный босс Вонголы: условия и угрозы.

(он хочет встать и заткнуть его, но не может)

Занзас запоминает каждое слово из короткой речи. От него не требуют покорности сейчас, но и отказа не примут.

(опять в лёд в случае того, и скорее всего — смертельно, он хочет жить)

Занзас с усилием кивает на всё. Соглашается.

Пятым приходит ощущение. Ощущение не боли, но тела, тяжесть его. Пусть Занзас пока может кивать — и только, но всё восстановится.

(это всё те года, недели бездействия, сколько же прошло)

Всё восстановится — и тогда Занзас разберётся с этим. Умнее. Тоньше. Не как раньше.

(у него было достаточно времени, чтобы осознать свои ошибки)

Шестым приходит вкус. Больничная еда всегда невкусная, пресная по воспоминаниям, но Занзас пробует её и держит на языке.

(в галлюцинациях в темноте у еды не было вкуса и запаха, здесь есть)

Его кормят с ложки, не торопят. Занзаса уже начинает раздражать собственная беспомощность.

(хочется подпалить здесь всё)

Но он терпит.

Седьмым приходит время. Занзас остаётся один в палате, выхватывает взглядом календарь — и не может отвести взгляда.

(восемь лет — это какая-то шутка, восемь лет, ему уже двадцать четыре: он провел там восемь лет жизни)

Время падает на него всей тяжестью. Несколько часов с его освобождения. Несколько лет с его заморозки.

Восьмым приходит озноб. Занзас дрожит, с закрытыми глазами отмечает важное в уме.

(он должен знать, что произошло в мире, с Варией, как изменилась Италия и другие страны)

Приходят врачи, избавляют его от озноба. Вкалывают снотворное. Занзас не хочет спать.

(он может опять проснуться в холодной темноте, только не туда снова)

Однако отключается.

Девятым приходит утро и солнце. Занзас сквозь приоткрытые веки смотрит, как лучи пробиваются сквозь шторы. Он приказывает — насколько это можно делать слабым языком и голосом — открыть окно. Занзасу оставляют кусок зелени, голубое небо и ветер из приоткрытого окна. Пахнет настоящей жизнью. Занзас ухмыляется.

(действительность, реальность, трудно поверить, но можно: это закончилось)

Десятым приходит Скуало. Незнакомый мужик с патлами до задницы и без следов пацанёнка, того зубастого акулёныша прошлого. Чужой. Не акулий мусор, не пацан.

(видимо, они так все выросли)

Скуало сидит рядом с кроватью, пялится на него как на призрака. На Занзаса давит время, и он мрачно разглядывает свою правую руку.

(бывшую, настоящую, какую)

Мысли перестают прыгать хаотично и тяжело, формируется во что-то целое. Занзас не верит Скуало из настоящего. Не собирается.

Но говорит:

— Докладывай, мусор.

И отворачивается к окну.