Сказки о Камнях (Сказки для старшего отряда) (джен)

Много камней на земле, целые горы сложены, и каменные реки местами с них стекают.

Но больше всего камней в пещерах: там все — камень, кроме воздуха, воды и глины. Собственно, пещера — это такая большая и сложная (более или менее) дыра в каменной толще. Альпинисты, бывает, много чего рассказывают о камнях в горах. Как и в горах, в пещерах тоже далеко не все камни — обычные.

Невозможно найти у камня сердце — ни хирург не поможет, ни геолог.

Невозможно проникнуть в душу камня (хотя истинным художникам-ювелирам это порой удается — так и рождаются их шедевры). Чаще трудно вообще поверить в это самую душу, особенно если перед вами бульник тонны на полторы или больше. Да и меньше — тоже. Бульник — он и в Африке бульник. Булыжник, булыган. Ну, иногда их еще чемоданами называют. Особенно рассказывая, как какой-нибудь такой каменюка свалился… Типа, как чемодан с третьей полки. Хотя обычно когда летит, слов никаких, кроме «КАМЕНЬ!!!!!!!!» — диким голосом, ну и непечатных, ежели кого слегка задело. Кого не слегка, тот… молчит…

Но это все лирико-спелеологическое отступление.

Потому что все-таки, вы знаете, что-что… есть. Но чаще крепко спит. И не дай бог (и вообще все боги, пантеонами и лично каждый) чтоб ЭТО проснулось. Пусть себе спит и как можно глубже. И лучше всего не заглядывать бы в эти сны. Но тут уж как получится.

Мне приходилось провести не так и мало ночей в пещерах и много больше — возле них. И иногда мне тоже снились странные сны. Так уж вышло…

_____________________________________________________________________________________________________________

КАМЕНЬ ЖЕРТВЕННЫЙ

Он любил кровь.

С тех пор, как его разбудили бешеным жаром огня, кольцом охватившего его холодные бока, и странными новыми звуками (для нас это, пожалуй, были бы древние слова). А когда алые и желтые языки отплясали свое, присели и съежились, на горячую поверхность швырнули прохладное тело. Черные волосы водопадом стекли по камню, и концы их съежились от жара углей. Короткий вскрик, как всхлип, удар, еще один, поток — густой, обильный, алый залил всю поверхность и принес ему не просто избавление от жара, а небывалое еще никогда наслаждение… Ручейки крови зашипели, как клубок змей и… ушли в углубления, трещины, складки. Дрогнул воздух вокруг.

Дрогнули все, кто стоял в отдалении — все племя, как один человек. Кроме жреца, старого, но сильного и кряжистого, как столетний дуб.

«Хорошая жертва, — подумал жрец. — Зима пройдет без потерь. Только как-то странно эти угли шипят…»

Ага, «угли» тебе…

Не думал еще жрец (хотя, может, и чувствовал), что пройдет время, и научится он в этом шипении узнавать о будущей засухе и пожарах, наводнениях и нашествиях, о болезнях и врагах — обо всем, что страшит человека, что грозит ему болью и смертью.

Разбуженные камни… они многое могут. Конечно, если человек сам не спит.

Все ты знаешь, человек… все можешь предвидеть… Только если все это знание обрушится за один раз на тебя, не выдержать. Потому и дается понемногу. Тем, кто не спит. А их немного среди живущих. Но они могут научиться. И ты научишься. И просыпаться будешь все чаще.

Какие твои годы, человек?

Ага, особенно против моих тысячелетий. Муравьиный чих.

Но ты будешь жить долго, жрец. Очень долго.

Только крови давай.

Чаще давай.

Чаще.

… Честь безумцу, который навеет

человечеству сон золотой...

Один из Проснувшихся.

Из стихотворения «Безумцы» французского поэта Пьера Жана Беранже(external link) (1780—1857) в переводе (1862) Василия Степановича Курочкина (1831 — 1875)

Многая знания — многая печали...

Народная мудрость

Пишу, чтобы выжить...

я.

Просыпаться — больно. И страшно.

Поэтому многие, едва приоткрыв глаза души, скорее снова бегут в спасительный сон. И в нем, в безопасности, как всегда, утром открывают глаза, встают, умываются, завтракают, на работу бегут. И там — во сне, быстром или медленном, уходит их время, и вечерами — в одиночку или с кем-то — главное — не просыпаться, продолжить сон, любыми средствами — вихрем музыки, воплями болельщиков, любовными стонами, криками драк, туманом сигаретного дыма, потом и болью тренировок, наркотическим трансом, тоже — трансом — у телевизора, у компьютерного экрана, книги, за покупками, разговорами, жратвой...

Сколько ухищрений придумало и придумывает человечество, лишь бы не просыпаться.

Может, и правильно делает?

А неспящие... впрочем, так: Неспящие чаще по утрам вообще не хотят просыпаться. Иногда им это удается. Трудно даже дышать, если у тебя нет другого, кроме просто ночного сна, пусть даже есть все, что надо для самой сладкой жизни.

А если не проснуться — не удается... появляются краски, музыка, слова — те, к которым никто не может остаться равнодушным. Ими часто восхищаются... Но они — будят. Поэтому их ругают и ненавидят — чаще... И убивают. Ножом, ядом, словом... Особенно те, кого они пробудили. Ага, тех, кто их пробудил. Именно тех.

Да, им это удается. Потому что Неспящим на самом деле — все равно... Они и сами не против.

Не бойся, человек.

Ты не будешь Неспящим.

Ты будешь Просыпающимся. Да, вечным Просыпающимся.

И не боись, Засыпающим — тоже... Хотя засыпать... поначалу тоже — больно.

Ты будешь знать — многое, но не все. Поэтому ты еще будешь чего-то хотеть. И поэтому — жить. Не, не просто жить — Жить.

И — долго.

Очень.

Смотри только, не разбуди никого.

Будь осторожен.

* * *

Будьте осторожны с камнями в пещерах.

Особенно вот с такими большими и плоскими...

Не стоит, наверное, задницей на нашего брата. Хватит с нее и того, что вы ее сюда притащили — приключения собирать. И вообще, с такими хозяевами на ее век приключений хватит... )))

Вдруг согреете Камень? Вдруг он проснется и — разбудит?

Вот конкретно — тебя? Что с тобой будет?

Ты — сильный? Ты сможешь — справиться и уснуть снова?

Неспящие долго не живут. Если это не маленькие дети. Дети быстро учатся — как получше спать. Взрослые так учиться не умеют.

Подумай об этом.

Будешь мне кровь таскать, чтобы я тебя, как того старика?

ХАХАХА.

Хочешь, тайну открою?

Не хочешь?

Открою все равно.

Там могло быть что угодно.

Хоть обыкновенная вода.

Хоть... ДА!!! И то, что ты подумал, тоже. И то, что не подумал... (Ну, и не ссы на место, куда газ ставили))))))

Разницы — нет.

Это не мне кровь нужна. Камням ничего не нужно. Смешной человечек был тот жрец. А пацан еще смешнее...

Это людям нужна кровь.

Это не мне нужна жертва.

Это тебе... И чем дороже она, тем выше будет твое прозрение. Ярче. Сильнее. И — в первые секунды — прекраснее.

Потому что это дает многое взамен. Знание. Могущество. Власть. Потому что это дает — Все. НО.

Каждый получает в меру того, что пожертвовал.

Каждый свою разгадку. На загадку, под названием «человеческая жизнь».

Потому-то Неспящие обычно долго и не живут.

Зачем? Разгадка-то найдена.

Чтобы жить дольше, им есть только один путь. Опасный. Трудный. И нудный.

Не торопись... разгадывать постепенно все-таки интереснее...

И способов пробуждения — больше. Вообще говоря, у каждого — свой. Повторять нельзя. Нельзя брать чужое. Это не о вещах и не о словах сочинили. Воры и плагиаторы могут спать спокойно. Ерунда это все.

Способ нельзя брать чужой. А то получится, как с тем парнем...

Странно, странно как угли шипят… мне кажется… нет, не разобрать ничего, и не слова это вовсе, но понимаю, понимаю…

Еще чуть-чуть, и пойму все… еще, еще…

Тишина.

Пронзительная и — пронзающая. Одиночество. Полное и необратимое.

И толпа — глядящая на тебя.

Пошли вон отсюда…

Видеть не хочу. Не хочу, не хочу…

Жажда. Безумная и совершенная Жажда.

Я весь — пустой сосуд, и стенки мои почти бесплотны… я существую только чтобы быть наполненным. Жажда…

* * *

Следующие дни никто не уходит в лес. Все будут делать высокую стену вокруг хижин. Я научу вас, как. Через два дня ее племя узнает. (Кивок на распростертое у камня тело). И через пять их воины придут, чтобы нас убить. Враги не смогут пройти частокол. А воины спрячутся в лесу и нападут сзади. Мы убьем их. Всех.

Это. Я говорю??? Правда, я… Я… знаю! Я вижу — высокие, в два человеческих роста колья окружили хижины… Я вижу озадаченные лица врагов… Я слышу — хруст топоров и копий и ребра… Багровый туман перед глазами…

А выживших, раненых мы отдадим в Жертву. Больше никто не посмеет на нас напасть. Долго не посмеет.

Почему я это Знаю?

Откуда?

Пока это неважно.

Племя послушно выполнит все, что я сказал. Молодой вождь верит мне. И правильно делает.

И вот уже непривычные к такой работе люди видят, как растет стена вокруг их хижин… Им нравится! Они чувствуют себя под защитой. Я вижу понимание в глазах воинов и восторг в глазах женщин… Я могуществен…

* * *

Я желал ее… с того первого раза, как только увидел в лесу — эту черноволосую женщину из племени Луга. Она была женой лучшего их охотника.

Надо было найти удобное время… И оно пришло. Охотники поспорили из-за добычи. Наших было больше. Охотники Луга не вернулись к себе домой. Женщины Луга пришли за телами мужей. Они никого еще не боялись. Никто не мог угнаться за ними, даже из мужчин их племени — единицы. Но мои люди ловили только одну. Люди Леса хорошо умеют делать ловушки.

Я сидел на камне и смотрел в ее черные глаза — она смотрела без страха, только с ненавистью. А во вход пещеры смотрел закат. Я хотел развязать ее… и не хотел. Я хотел взять ее… и не смог, даже связанную. Она рычала и кусала меня, как бешеная кошка. А я не хотел, чтобы шум услышало мое племя. Я смотрел, как алые ленты заката гасли в ее глазах. Но ее ненависть не гасла и я читал в ее глазах свою смерть. И тогда я решил, что решил. И сделал, что сделал.

Когда мой нож разверз ее жилы на шее, я понял, кого убил: себя.

Но через миг что-то возникло во мне… И я понял, что жив. Мертва она. Но это уже не так важно. А я… жив.

Еще как жив…

И это… это совсем не так, как было раньше!

Лучше.

Полнее.

Ярче.

Теперь… Никто не знает, что будет. Никто, кроме меня, не может узнать. А я могу.

Только Я.

Багровый туман после большой жертвы — пятерых врагов принес я в жертву в пещере…

И узнал, как пройдет зима, как можно оставлять детенышей оленей, чтобы они вырастали и давали новых детенышей, и мясо… как выращивать вкусные корни… много чего узнал и понял…

Только что-то больше это не появляется. Одиноко и больно без этого чувства… я снова пустею… я не могу есть, не хочу… мне так пусто, словно я совсем один…

Жажда. Невозможно терпеть. И никого рядом.

Снова — огонь, и кровь на камень. Своя…

Новое прозрение…

Племя процветает… Племя растет…

Я повелеваю ими. Всеми, даже самыми сильными и молодыми…

Каждую Луну надо приносить Жертву…

И они приносят. Охотники все чаще приносят животных, не испив их крови. Потому что если жертвы нет, придется кому-то ею стать.

Пещеру обходят стороной все, кроме меня.

Жажда… ЖАЖДА…

Жертва.

Наполненность. Знание. Власть.

И снова Жажда.

Сплошной круг…

ЖАЖДА.

Жертва.

На этот раз — слишком любопытный ребенок, заглянувший в пещеру во время Большой Жажды.

Я даже не знаю, кто это был: девочка или мальчик.

* * *

…Идут годы. Племя непобедимо. Не голодает. Болезни обходят стороной или Жрец быстро прекращает их ход.

Я уже не считал, сколько времени прошло — сколько лун, сколько зим… Мне это не интересно.

Я только помню, как состарился вождь и как передал племя своему сыну. Ха-ха. Они оба меня боятся. Скоро состарится и сын…

Теперь меня боятся все. Смешно. И Скучно. Жажда. Все чаще и чаще…

Попробовать уйти из пещеры. И надо назначить еще один день принесения Жертвы. А пока пусть в пещеру добавят дров…

Почитали в племени Жреца. Почитали и боялись. Некоторые — до колик, до икоты — от одного только взгляда его. А остальные меньше, всего лишь до дрожи и слабости в коленках. Сильные охотники, не раз выходившие с рогатинами на медведя. Шутка ли, самые старые старики Жреца начинали бояться, когда еще детишками были. Никто не помнит, сколько живет он, и совсем не меняется. А порой люди из племени исчезают куда-то. Чаще дети. Но иногда и женщины. Реже — старики.

* * *

Давно никто не припомнит, чтобы просто так кто-то умер. Ну, на охоте, от зверя, от ран… На жертвеннике — как же, раз в месяц надо весь Камень залить. А если зверя не привели — то кто-то из племени и ляжет. На кого Жрец покажет. А остальные… как камень в воду и по воде круги, вот был и — нету. А вода, она что расскажет? Рассказывали люди. Страшные истории, непонятные…

Хотя куда там страшней — позавчера вот трое мальчишек в жертвенную пещеру хворост носили. Двое вовсе исчезли, а третий, Ловчего сын, через сутки пришел, так не узнал его никто. Черноволосый был, в отца и мать. Все волосы светло-серые стали, как пепел. И молчит, словно рта открыть не может. Хотя, может, и правда не может — никто еще не видел, чтобы он ел или пил… молчит и сам как каменный. Может и не слышит ничего. Что с ним сталось да почему — никому не ведомо. А Ловчий к Жрецу сходил и сам замолчал. Словно туча грозовая нависла…

А через пять дней сын Ловчего ушел к жрецу. И с ним остался. И больше никогда не приходил к своим, не играл с мальчишками, только зимой уже, когда отец вернулся с охоты раненый, в дом к своим зашел. Мать — к нему, а он все равно, что не видит ее. На кровь отца смотрел и улыбался. И не говорил больше ни с кем. Может, со жрецом только.

СЕРЫЙ

Замерзли мы тогда как цуцики. Старшие велели дров в пещеру натаскать, скоро время жертву приносить. Сучьев много надо, сухих, толстых… Целый день таскали — да нас трое всего, остальных, кто помладше, женщины в лес забрали собирать поздние ягоды. А постарше кто, все на охоту ушли с мужчинами. Ну и пришлось нам втроем корячиться. Весь день не присели — да и как присядешь, если то дождь, то снег, то вместе все на голову сыплет. И поди не натаскай дрова-то, что будет, и подумать страшно.

Наконец набрали кучу, как велели — от входа до большого камня. Присели. Умотались за день. А от камня тепло вроде идет, но вроде и жуть какая-то. И убежать бы… но — тепло. А за выходом снова дождь со снегом, да взрослые еще за водой погнать могут, или еще куда… решили тут посидеть немного. Тепло… Есть хочется, да не привыкать. Оно и сморило. Сперва Вица заклевал носом, да лег поудобнее. За ним и Гуга — ничего страшного не случилось вроде, а усталость брала свое. Уснули. Только сон был страшный… и сон ли?

Жрец вошел в пещеру, и я открыл глаза, но не мог шевельнуться. Ни руки, ни ноги не слушались да и будто их и не было вообще. Будто весь я — это только глаза. И не могу оторвать их от лица Жреца. Страшного. Не могу оторвать… Но вот лицо изменилось, словно рябь прошла по воде… и кровь застыла в моих жилах, если, конечно, они еще были. Он достал нож, посмотрел как сквозь меня, и ударил с размаху.

Я уже умер? Я не могу открыть глаза, их застит кровавый туман… и липко… Во рту соленый вкус, и запах крови… И тут появилась женщина. Красивая. Черноволосая. Неживая. Она светилась изнутри красным, и она подошла к Жрецу. Дальше опять ничего не помню. Но когда мне плеснули водой на лицо — я понял, что жив.

Непогода загнала их в этот грот, недалеко от реки. Иван быстро развел примус, Ольга с Ленчиком сооружали рядом небольшую сушилку.

— Ну и погодка. — Стас отряхнулся, затаскивая в пещеру мокрый хворост и отряхивая его от налипшего снега.

— Ты уверен? — спросила его Тая. — Мы тут не задохнемся?

Стас усмехнулся:

— Смотри…

Он подошел к ней и показал вверх. Над местом, где он бросил ветки в потолке уходила наверх небольшая расщелина с явными следами дыма.

— А… Ну ладно. Но все-таки, может, не стоит? Хватит нам примусов…

— Не хватит, — не разгибаясь бросил Иван. — Бензина осталось на одну заправку. А нам бы просушиться. У меня был расчет на два дня ПБЛа*. Все. Остался только НЗ**.

— Черт, не рассчитывали мы на то, что в пещере будет лучше. Хоть в гидре иди, да где она, эта гидра…

— Дома…

— Ага, и пуховка тоже дома.

— Из сухого и теплого могу только спальник предложить.

— Не поверишь, жду-не дождусь!

— Ты бы лучше место поискала поровнее.

— Так нашла уже! Вот!

Ольга, уже разложившая вещи, показала на здоровенный камень.

— Плоский, удобный большой. Чем вам не перина?

— Двое влезут спокойно, втроем… немного потесней будет, конечно, но тоже пойдет. — Стас осмотрел предлагаемое лежбище. — А еще местечко?

— Смотри, если сюда набросать веток, между камней, сверху — пару рюкзаков, то мы все входим.

Работа закипела. И только Тая почему-то двигалась, словно во сне.

— Тай, ты чего? — окликнула ее Ольга, лучшая подруга по приключениям с самого первого курса.

— Не знаю, Оль. Что-то мне не нравится это место.

— Найди другое, — посоветовал Иван, — или кончай дурью маяться.

И, нахлобучив капюшон абсолютно вымокшей куртки, вышел в непогоду.

Тая вздохнула и начала таскать ветки.

— Только чур, я вон там! — она показала на самый дальний край соседнего камня, когда «лежбище» было закончено.

— Девчонки, вас же в серединку надо, чтоб не мерзли!

— Ничего, сейчас чайку попьем и согреемся.

— Жесть, третьи сутки идти невозможно, — сетовал Иван. — Снег с дождем, ветрище, как… как сволочь какая. Что делать-то будем?

— … А, кстати, пару слов о КСС…* * *

Как здорово — она на свете есть… — хриплый голос Ленчика и гитарный бой — «шестерка» казались почти адекватным ответом.

После крепкого чая с остатками размолотого печенья, сухарей и пряников разом, жизнь стала казаться лучше.

Гитарный перебор и слова про то, как «снег над лагерем валит…» прервал вздох Таи:

— Нас дома потеряют…

— Послезавтра вообще коллоквиум по аналитике…

— Главное пока, что все живы-здоровы. Закончится эта гадость, выйдем. — Стас кивнул на выход из грота, за которым завывал ветер.

Тот был тщательно завешен полиэтиленом и парой грязных комбинезонов по краям — не хватало куска, чтобы все закрыть.

— За то, что мы живые, нас простят.

— На связь бы выйти побыстрей.

— Выйдем. Запасная батарея есть, рация в порядке. Вообще ничего страшного не случилось пока, контрольно время только завтра истекает.

* * *

Тепло…

Он так давно не чувствовал человеческого тепла…

Он просыпался.

Он чувствовал теплую кровь — совсем рядом.

Пятеро. Целых пятеро.

В ком проснется Жажда?

___________________________

ПБЛ — подземный базовый лагерь. Место, где спелеологи живут в пещере.

НЗ — ну, тут ясно, неприкосновенный запас.

КСС — контрольно-спасательная служба.