Backspace (джен)

Всё начинается с того, что Гарри теряет Эггси. Эггси не отвечает на телефонные звонки, не крутится около Гарри и Джей Би, не подкалывает Мерлина своими несмешными и неловкими шуточками, не разговаривает с агентом Мортон, через слово хохоча. Его нет на базе, и Гарри испытывает смутное беспокойство.

Разумеется, размышляет он, Эггси необходимо хоть изредка уезжать с базы Кингсман и осознавать, что мир не замыкается на «чёрт возьми, крутой, Гарри!» работе шпиона. Брать выходные, ходить с хорошенькими девушками — с принцессой Тильдой — в парки и заводить новые знакомства. Логично ожидать, говорит Гарри сам себе, отъезда Эггси.

Даже такого, ребяческого, исключительно — и как патриотично — английского: без предупреждения и без лишних слов. Гарри не спешит признаваться: за Эггси он волнуется. Для Гарри Эггси — совсем юнец, пусть и с годом шпионской работы за плечами. Юнец, за которого хоть кто-то должен волноваться. Так почему не Гарри?

Гарри трогает Джей Би за холодный и влажный нос. Джей Би трётся боком о брюки Гарри — словно кошка, — поднимает голову кверху, доверчивый и ласковый пёс, тычется макушкой в ладонь Гарри. Гарри бездумно гладит подставленную макушку, чешет за ушами. Где-то там Эггси, возможно, развлекается и совершенно не думает о своей работе.

— Оно и к лучшему, — говорит Гарри Джей Би, спокойно улыбаясь уголками губ. — Пусть мальчику будет что вспомнить. — Джей Би виляет хвостом и приоткрывает рот, и Гарри трогает его за нос ещё раз.

Эггси нет на базе уже два дня, и Гарри нет-нет, да отрывает голову от отчётов и важных бумаг. Выходные Эггси никогда не длятся так долго: Эггси буквально рвётся к работе шпиона, чуть ли не живёт ею, и два дня вдали от обожаемой базы для Эггси означают конец света. Или что похуже — а хуже для Эггси абсолютно всё: конец света он уже видел. Гарри снимает очки и трёт переносицу.

Очки настолько въедаются в его жизнь, что без них Гарри не представляет себя. Как и без костюма и великолепного — на самом деле великолепного — пуленепробиваемого зонта. Гарри аккуратно кладёт ручку на стол, складывает бумаги в несколько стопок, чтобы разобраться с ними позже, и встаёт из-за стола.

Конечно, Гарри на первый же день находит подтверждение того, что Эггси просто с ним не попрощался: разрешение на выходные — задокументированное и подписанное Мерлином — лежит в базе, и Гарри долго смотрит на него. Чутьё, помогающее Гарри с самого детства и позже воспитанное в «Кингсман», скребётся внутри противно, как безвредная мошка, мельтешащая перед глазами.

Гарри от чутья не отмахивается, но предпочитает вежливо выждать день, чтобы убедиться в своих подозрениях. Эггси хватило бы одного выходного, а потом Гарри увидел бы его на базе, выпрашивающего у Мерлина пару-тройку заданий «на зуб».

Гарри закономерно идёт к агенту Мортон, и ему непозволительно везёт: Роксана проходит мимо, с кем-то приглушённо переговариваясь. Гарри останавливает её, улыбается вежливо, когда агент Мортон освобождается и избавляется от очков. Без них Роксана мягче, хитрее: очки скрадывают у агента Мортон юность и превращают милую девочку в серьёзную и опасную женщину.

— Добрый день, мисс Мортон, — Гарри ненавязчиво рассматривает покрасневшие глаза Роксаны. Та кивает ему, здоровается — Эггси уже давно бы стоял и разговаривал, не обращая внимания на недовольные взгляды и манеры. «Кингсман» за год не сумел вытравить из него мальчишескую буйность и остатки дурости: Эггси при всей своей прекрасной работе остаётся ребёнком, дорвавшимся до игры в шпионов. Серьёзной игры с жертвами, но — игры.

Гарри порою — в чём не признаётся даже сам себе — радуется, что Эггси до сих пор такой: живой, многословный, носящий костюм непринуждённо и с задором. Эггси, конечно, повзрослеет, усмехается Гарри, все они взрослеют в этих стенах, но перед тем точно создаст целую библиотеку шпионских воспоминаний, от которых будет смеяться, плакать и расплёскивать алкоголь. Гарри часто — и невольно — задумывается: а каким станет Эггси через несколько лет?

 — Могу ли я поинтересоваться, — начинает Гарри, и Роксана — Гарри видит — едва удерживается от поднятых вверх бровей: нечасто Гарри подходит к ней с вопросами вне своего кабинета, — что вам известно о местонахождении Эггси?

Фраза получается излишне обезличенной и формальной, но Гарри специально выбирает такой тон: шанс получить чёткий ответ гораздо выше. Агент Мортон хорошо читает интонации, лучше Эггси, который иногда не понимает и прямого «Нет» в свой адрес, и Гарри наверняка в ближайшие пару минут узнает, где Эггси.

— Эггси? — удивлённо — и невежливо — переспрашивает Роксана, и удивление в её голосе перемешивается с недоумением. Гарри слегка наклоняет голову, прищуривается, стремясь найти в агенте Мортон фальшь. Если это розыгрыш, вздыхает Гарри, то у Эггси — и Роксаны, состоящей с ним в сговоре — он слишком глупый и топорный. Гарри нужно познакомить Эггси с выдающимися комиками двадцатого века, с тонким английским юмором, чтобы больше не попадать в такие ситуации.

— Гэри Анвин, агент Галахард, — терпеливо отвечает Гарри, и лицо у агента Мортон вытягивается, а сама она приоткрывает рот, чтобы отчего-то тихо сказать:

— Мистер Харт, — и звучит она растерянно, — я не знаю такого человека.

Гарри долгие полминуты глядит на Роксану, всматривается в знаки тела, в движения глаз, лица — и понимает: агент Мортон действительно, неправильно действительно не знает Эггси. Стёрли память, первым делом подкидывает мысль подсознание, и Гарри тут же отметает её как ошибочную: стереть можно несколько часов — но не несколько лет.

Вторым делом подсознание даёт мысль о травме. Не то. Если бы агент Мортон получила травму — любую, — то Гарри узнал бы о том первым. Мерлин очень грамотно ведёт отчёты и уведомляет о любой мелочи: никогда не знаешь, что окажется важным. Третьим делом — и это оказывается самым, без сомнения, пугающим — возникает чутьё, скребущееся уже не где-то в глубине, а на воле, в самом центре.

— Благодарю за информацию, мисс Мортон, — Гарри кивает, и Роксана почти от него убегает. Гарри рассматривает её светлые волосы, трепыхающиеся от каждого движения, на планшет, который она сжимает в руках. У агента Мортон в начале их разговора был планшет?

Гарри медленно шагает по коридору. Агент Мортон не помнит — или даже не знает — Эггси, Эггси, с которым она дружит больше двух лет, Эггси, с которым она проходила отборочные курсы (такое не забывается никогда). Что заставило её забыть, думает Гарри, своего друга? Кто заставил её забыть, и, самое главное, почему? Гарри рассуждает, бездумно следя за сменой декораций, и выводы не устраивают его самого.

Стоит опросить других агентов и людей, соприкасавшихся с Эггси: аномалия могла затронуть только Роксану.

Или не могла?

* * *

Гарри аккуратно стучит в дверь просторного кабинета, принадлежащего Мерлину, и ждёт. После дежурного и очень недовольного «Входите» Гарри переступает порог и закрывает за собой дверь. Мерлин ожидаемо занят, и Гарри садится на стул, наблюдая вместе с Мерлином за перемещением агента Персиваля. Мерлин ядовито отзывается, расчищает пути, полностью погружается в работу.

Гарри любит смотреть на такого Мерлина: удивительного человека, состоящего из кофе и изощрённых шуток, мешающихся с сарказмом и увлечённостью работой. Они все тут горят своим делом, в очередной раз подмечает Гарри. Может, именно их страсть к шпионажу, опасным делам и приключениям делает «Кингсман» таким, какой он есть.

— Что хотел, Гарри? — поворачивается к нему Мерлин, и пара экранов за его спиной тухнет. У Мерлина для Гарри — максимум пять минут, и Гарри старается изложить основное коротко.

— Мне необходимо узнать, где Эггси, — начинает он с просьбы — про Роксану Гарри обязательно скажет в процессе поисков, — и Мерлин, не мешкая, крутится в кресле, чтобы быстро-быстро ввести данные.

— У мальчика выходной, — Мерлин дёргает щекой. — Боишься, что он впишется в плохую компанию?

Пожалуй, соглашается у себя в голове Гарри, термин «впишется» Мерлин применяет настолько удачно, насколько вообще возможно.

— Он брал выходной на день. Прошло уже два, — Гарри поднимает глаза чуть выше затылка Мерлина.

— Подожди, Гарри, — хмурится Мерлин, отвлекаясь на секунду и оборачиваясь, чтобы смерить Гарри очередным недоумённым взглядом. — Эггси брал три выходных.

Гарри сталкивается с этим во второй раз — и всё равно немеет на мгновение. Бумага с разрешением взять выходной — один — у Гарри на столе, наверху, с пометкой. Кто из них ошибается, встревоженно вопрошает подсознание у Гарри, кто из них теряет рассудок? От неуютного молчания их отвлекает писк приборной панели, и Гарри переводит глаза туда, на пустые строчки.

Ничего. Совершенно ничего на Гэри Анвина, Эггси, без сомнения, одного из лучших агентов «Кингсман». Мерлин хмурится сильнее, бешено стучит по сенсорным клавишам. Пусто. Пусто. «Агент с таким именем не числится в базе данных». Мерлин ругается, нецензурно и зло, не понимая, переключается на всемирную паутину, на архивы, на дела и ищет, ищет везде одну иглу: Гэри Анвина.

Гарри стоит рядом с ним, и мысли его далеки не то, что от логичных — от трезвых. Ему нестерпимо хочется проснуться, встряхнуть не по-джентельменски Мерлина, сорваться на поиски тех, кто стёр все данные об Эггси. Но Гарри вдыхает и выдыхает, освежает свою выдержку, помогавшую ему мыслить холодно и спокойно. Подобное — чей-то злой умысел, план: взломать базу данных «Кингсман». Подчистить все следы, чтобы страничку Эггси нельзя было найти даже на Фейсбуке.

Подчистить память агента Мортон и — вероятнее всего — других агентов. Похищение? Шантаж? Убийство? Политические игры? Гарри перебирает вариант за вариантом, и радужных среди них нет совершенно. Варианты патовые, заведомо проигрышные, совершенно нелогичные и невразумительные. У Гарри в голове правит один вопрос, перетягивает нити на себя, и этот вопрос: «Зачем?». Кому такое выгодно, кому требуется?

— Слушай, Гарри, — у Мерлина в глазах плещется огромная тревога, просачивается сквозь профессионализм и многолетний опыт. — Что Эггси…

А потом Мерлин застывает, как сломавшаяся кукла, кладёт ладони на бёдра, словно они в младшей школе, и сидит так, пока Гарри пытается его расшевелить, давя в себе всяческие ростки волнения. Мир вокруг него — и люди вокруг него — сходят с ума. Для Гарри это привычно. Почти привычно.

— Кто такой Эггси? — спрашивает Мерлин после того, как приходит в себя.

Гарри всё-таки сжимает руки в кулаки. В мозгу у него творится полнейшее безумие, крах, от странностей за сегодня колет в висках и дышать становится труднее. Какой-то своей маленькой, странной и стыдной частью Гарри надеется, что такое — просто странный сон. Розыгрыш, мыльный пузырь, и вот сейчас всё лопнет, а Эггси выскочит откуда-то с улыбкой до ушей и криками: «Попался!». И тогда Гарри отпустит, и смятение, и беспорядок в мыслях исчезнут. И всё придёт в норму. Мерлин поднимает брови и шевелит губами — Гарри почти не слышит его из-за шумящей в ушах крови.

Гарри смотрит на рубашку Мерлина.

Рубашку, которая несколько минут назад точно была другой.

* * *

Гарри записывает странности на отдельный листок, а, поразмыслив, в дополнение переносит информацию на личный ноутбук — на всякий случай. Он подчёркивает потерю воспоминаний Роксаны и Мерлина, делает заметки про рубашку и планшет, а затем не своим жестом зарывается рукой в волосы и опускает голову. Собственный выверенный, каллиграфический почерк кажется ему нестерпимо тошным. Гарри думает, думает, думает, прорываясь через головную боль и страх, засевший внутри, под рёбрами.

Он опрашивает агентов ровным и бесстрастным тоном. Кого-то — по внутренней связи, кого-то — лично, и список странностей пополняется. Из десяти агентов Эггси вспоминают лишь два, и то — с трудом, будто Гарри заставляет их прочесть стишок, заученный во втором классе. Вопрос «А кто это?» под конец рабочего дня бьёт Гарри по мозгу и по нервам. Он складывает лист в чёрную папку и подписывает её именем Эггси.

Гарри рассматривает края папки. Какова вероятность того, что Эггси помнит Мишель и сестра Дейзи? Какова вероятность того, что Эггси помнит Тильда? Гарри постукивает по папке кончиками пальцев, пока звонит Тильде. Не Мишель. Пока нет. Гарри для этой семьи, для этого дома — как плохой вестник: сначала сообщать о смерти Ли Анвина, а через несколько десятков лет — о пропаже Гэри. Не хватит выдержки, предполагает Гарри, чтобы рассказать сейчас.

Но не будет ли поздно завтра, тоскливо дёргает его подсознание, не будет ли всё как с остальными?

Тильда отвечает ровно через шесть гудков, выдыхает в трубку:

— Да? — и даже в коротком слове слышится небольшой акцент.

— Здравствуйте, Тильда. Вы знаете, кто такой Эггси?

И Тильда плачет. Гарри жалеет, что не поехал к ней: девушке явно нужно крепкое плечо, а Гарри готов предоставить только свой голос и понимание. Тильда всхлипывает, дышит нервно и близка к подобию истерики.

— Я звонила ему много раз, — Тильда останавливается, сглатывает, — но Эггси молчал. Я пыталась позвонить его друзьям, но они его… его не помнят, — Тильда шепчет с ужасом, с паникой, с таким отчаянием, что Гарри поджимает губы. Я понимаю, хочется сказать ему, я понимаю, каково вам, принцесса Тильда, потому что сам в ровно такой же ситуации. — И звонила вам, но вы сменили номер, — последнее получается непонимающе, и Гарри ловит эту странность, эту неправильность — очередную. — Я не знаю, что мне делать: поисковые службы не могут его найти…

Гарри вспоминает лицо Тильды, улыбку Эггси, их светящиеся глаза, их прекрасную и смешную влюблённость друг в друга — и ему становится горько. Гарри должен, обязан найти Эггси. Даже не ради себя и не ради других — ради Тильды. Она может забыть, думает Гарри, она может забыть и не вспомнить, что существовал когда-то в её жизни такой парень по прозвищу Эггси. Но пока Тильда держит воспоминания о нём в голове — всё имеет смысл. Гарри обещает Тильде, успокаивает её бережно. Самому себе похожие фразы не помогают — так пусть помогут другим. Хотя бы Тильде.

Она отключается, а Гарри позволяет себе слабость: снимает пиджак, вешая его, и откидывается на спинку кресла с прямой спиной. Эггси исчезает из жизни людей, будто его там и не было, будто его существование — огромная ошибка, не стоящая даже воспоминаний. Гарри ищет ответ, выпивая таблетки от головной боли, Гарри сортирует документы и в конце концов начинает писать, ловя себя на страхе забыть.

Гарри заполняет анкету Эггси по памяти, в аккуратные столбцы заносит факты из биографии и всё, что находит в памяти. Заканчивает он уже за полночь и осознаёт, что это — малая часть, капля в море. Эггси не втиснуть в сухие строки. Гарри проходится по кабинету и наливает себе виски на два пальца, болтает его в стакане. Эггси не втиснуть в сухие строки, но Гарри постарается.

На следующий день он едет в дом Анвинов. Эггси купил его вместе с Гарри — «Ты же точно лучше разбираешься в домах, Гарри!», — и дом, наверное, воплощает мечты самого Эггси: просторный и светлый, в чистом, спокойном районе, где хорошо гулять с ребёнком и не бояться нападений. Гарри выходит из такси, машинально поправляет ремешок часов. Он знает, что сказать, и знает, как отреагировать, но волнение, чёрное и липкое, охватывает Гарри. Точно такое же волнение клокотало у него в горле больше десятка лет назад, когда Гарри приезжал отдавать медаль с заветным номером.

Мишель открывает ему сразу, и её лицо, озарившееся на миг светом, гаснет. Гарри признаёт: Мишель его даже терпеть не обязана. Слишком много горя он принёс этой семье. У Мишель есть причины для ненависти. Но Мишель впускает его в дом, складывает руки на груди и спрашивает раньше, чем Гарри успевает открыть рот.

— Где Эггси? — требовательно, словно Гарри точно должен — конечно же должен — знать.

Гарри вежливо просит разрешения сесть, опуская остальной этикет — Мишель не до того — и обстоятельно, раскладывая данные по иллюзорным полочкам, говорит о пропаже, о том, как люди стали забывать Эггси, о том, что происходит. Мишель слушает внимательно, сжавшись на диване и вперившись глазами в Гарри. Гарри опирается на зонт и замолкает в ожидании.

— Вот что, — Мишель вдыхает, часто-часто моргая. — Я его точно не забуду. И Дейзи не забудет. И вы — обязательно! — постарайтесь не забыть. Я скажу вам о некоторых местах, где Эггси бывал до своей работы…

А я проверю, заканчивает за неё Гарри про себя. Хоть что-то. Посмотреть, где же развлекался Эггси, Гарри даже интересно. Он обещает себе расспросить Эггси, когда найдёт, про его развлечения. Эггси не любит говорить о своём прошлом — гораздо больше он любит болтать о миссиях, о будущем и о том, что в очередной раз всё идеально, картинка для отчётов, бахвальство в чистом виде.

Мишель Гарри успокаивать нет нужды: она сама справляется, держит себя в руках. И Гарри ей благодарен. Мишель отдаёт ему часть фотографий с Эггси — их очень мало, и Гарри разглядывает их по дороге. Маленький Эггси в забавной кепке, Эггси постарше с ранцем, Эггси в подростковом возрасте — уже насупленный, хмурый. Последствия жизни с отчимом, понимает Гарри. Самая нижняя в стопке фотография новая: Эггси обнимает Дейзи, смеётся прямо в камеру, и Гарри гладит фото большим пальцем.

Эггси в костюме и в очках — наверняка прилетел с задания и сразу поехал домой, — и Дейзи на фотографии тянет его за рукав непробиваемого классического костюма. Гарри разглядывает Эггси, его пробор — и отчего-то думает, что Эггси похож на него. Едва-едва, но похож, как похожи родственники.

Гарри отгоняет от себя мысль: не то, о чём следует сейчас размышлять.

Он порассуждает над этим потом. Когда всё закончится.

* * *

Хуже факта, что Эггси пропал, становится факт того, что Эггси снится Гарри. И в этих снах он до неприличия живой, реальный, протяни руку — и коснёшься тёплой кожи. Гарри во снах не касается: неприлично. Гарри просто следит за Эггси, с любопытством изучающим его кабинет. Старый, с газетными вырезками, отмечающими удачное выполнение задания.

Гарри нравится Эггси о том, что случилось. Короткая история стоит зажёгшихся интересом глаз Эггси, его неподдельного восхищения и комментариев — впрочем, последнего, может, и нет. Эггси тыкает наугад в любую страничку, и Гарри, качая головой, говорит. Во сне слова летят легко, без малейших усилий, и Гарри в один из снов — на четвёртый день тщетных поисков и поднятия всех и вся — интересуется совершенно опрометчиво:

— Где ты?

Эггси, разглядывающий город за окном, дёргается, пожимает плечами нервно и надломлено. Гарри ловит каждый его жест, анализирует по старой шпионской привычке. Эггси не хочет говорить. Не то, что не хочет — не может, и любая попытка объяснить оказывается лишь словесным мусором.

— Ну, это сложно, — Эггси размахивает руками, с трудом подбирает слова. И замолкает, ничего так и не дав.

Это несложно, говорит себе утром Гарри, рассматривая потолок в кабинете. Ты просто исчезаешь, Эггси, и я ничего не могу с этим поделать. Гарри пишет почти книгу об Эггси, обкладывается отчётами и докладами, звонит Мишель и Тильде — единственным, у кого память ещё в порядке.

Мерлин говорит, что Гарри — и никто иной — сошёл с ума.

— Ты гоняешься за призраком, Гарри, — Мерлин выпивает остатки кофе в чашке залпом. — Твоего Эггси не существует.

— Тебе нужно обследование, Гарри, — отмечает Персиваль, напряжённо наблюдающий за Гарри.

— У Эггси чудесный смех, — говорит Тильда, приехавшая вечером в дом Гарри и держащаяся за него как за единственный оплот.

— И он очень любит сестру, — Мишель отворачивается. Она больше всех, осознаёт Гарри, надеется. Надеется на то, что Эггси в конце концов найдётся.

Папка с именем «Эггси» становится толще и толще, папка со странностями не меняется. Гарри не говорит об Эггси в присутствии других, не упоминает, что у них был Галахад, талантливый, когда-то невоспитанный и лучший. На пустое место ко второй неделе начинают подбирать замену, и Гарри, сжимая зубы, соглашается.

Эггси по-прежнему ему снится, по-прежнему что-то рассказывает, куда-то водит, что-то делает, но черты его лица размазываются, блекнут, а голос становится тише. Гарри против своей воли, против законов природы забывает Эггси. И Тильда с Мишель — Гарри чувствует — забывают тоже. Гарри работает, работает, работает, постоянно находится в поисках и в бумагах. Он приезжает на базу рано-рано утром, чтобы успеть до часа икс. До часа, когда Гарри всё забудет, потому что остановить это не в силах.

На третью неделю его захлёстывает отчаяние. Страшное, дикое, неконтролируемое, прежде успешно подавляемое. Гарри закрывает дверь своего домашнего кабинета и пьёт, не ощущая вкуса алкоголя. Он даже не пьянит Гарри — оседает тяжёлым и горячим где-то в желудке. Гарри наклоняется, кладёт ладонь на лоб. Он понимает, что не верит сам себе. Не доверяет. Не знает, где та грань, что привела Гарри к такому.

Гарри не желает, не хочет забывать Эггси, но Эггси в последнее время кажется ему безумным вымыслом. А был ли мальчик, задаёт Гарри вопрос в глухую темноту кабинета. Был ли Эггси? Гарри впервые не может найти решение, Гарри впервые чувствует, что под натиском неведомой силы перекраивается. Он убирает алкоголь в бар, моет стакан и долго-долго читает заголовки на вырезках газет.

В его кабинете есть стена для вырезок Эггси — расчищенная и заполненная всего четырьмя листочками. Гарри видит надписи, стандартные шрифты, и в мыслях звучит голос Эггси — привычный, живой, бойкий. Его не хватает. Гарри прислоняется лбом к стене.

— Почему, Эггси? — хмыкает он невесело и мрачно. — Почему кто-то решил, что ты должен исчезнуть?

Гарри никто не отвечает, да он и не ждёт того. Даже Джей Би спит внизу, на своей лежанке, и совершенно не помнит Эггси. Гарри усмехается, растягивает губы в недовольной улыбке и качает головой заторможенно. Поиски Эггси, стремление удержать Эггси в памяти его выматывает, выжимает из него все соки.

— Что же будет, Эггси, если я забуду? — Гарри поднимает руку, трогает пустую стену.

Что будет, когда Гарри забудет Эггси? Вся лихорадка, всё досье станут для него чужими, далёкими, фантастическими? Просто интересная история, рассказанная кем-то для кого-то, думает Гарри, спускаясь по лестнице. Конечно, в этой истории сохранится Эггси — мальчик со страниц рукописи, не-живой. А живший ли когда-либо? Гарри сжимает перила. Конечно, в этой истории сохранятся Гарри, Мерлин, Роксана, Мишель и Тильда, «Кингсман». Но настоящий Эггси — нет.

Гарри боится засыпать в сегодняшнюю ночь, боится закрыть глаза. Он исписывает листы, прикрепляет их на видные места. Гарри предчувствует момент. Ощущение, гадкое, холодное и мутное, поднимается откуда-то изнутри. Гарри пишет Тильде и Мишель, садится в кресло, чтобы переждать ночь. Гарри справится. Гарри нельзя спать. Он застаёт рассвет, он перешагивает черту: помогают долгие и упорные тренировки. У него есть ещё немного времени. У него есть ещё силы, чтобы продолжить поиски Эггси.

Гарри моргает, после щурясь. Гарри подходит к зеркалу, сдёргивает оттуда листок с предупреждением и глядит на себя в отражении.

И спрашивает:

— А кто такой Эггси?