Ради настоящего и будущего (джен)

Мертвые звери внимательно взирали со стен, поблескивая стеклянными глазами. Честно сказать, я не любил эти взгляды, но сегодня они казались мне даже одобрительными. Хотя бы потому, что Охотничьей комнатой снова интересовался кто-то, кроме Стэфана.

Я и сам одобрительно смотрел, как Талер вертит в руках очередное древнее ружье, цокает языком, внимательно изучая приклад. Было в этом что-то умиротворяющее, пусть даже он и двигался чуть скованно. Пуля, попавшая в грудь, оставила моего друга чуть скособоченным, лишив половины ребра и возможности записаться в армию, о чем он когда-то мечтал. Вторая пуля, вошедшая в плечо, сделала его левую руку чуть менее подвижной, чем раньше, но благодаря мастерству медиков он по-прежнему мог выхватывать свои пистолеты, лишь чуть медленней, чем до ранения.

Но я все равно был рад, что он не умер там, в охваченной пламенем церкви. И старался не вспоминать о тех минутах, когда нес Талера на руках, еще не зная, выживет ли он. Двухвостая — или все-таки людская старуха с косой? — оказалась милостива к моему другу в тот день.

Тихо скрипнула дверь, кашлянул Стэфан, отмечая, что мы больше не одни. Я обернулся. На пороге стояла Шафья, чуть настороженно глядя на Талера.

— Саил Картиа? Полли просила предать...

— ...что ужин готов, и мы ждем только вас, — с улыбкой закончила фразу магарки Эрин, входя в комнату.

Щафья посторонилась, пропуская мою супругу и глядя на нее обожающим взглядом. Возможно, моя Эрин не замечала этого, но я видел, какое тепло таится в густо подведенных сурьмой глаза и как ласково Шафья общается с наконец-то обретенной этим домом хозяйкой. Впрочем, остальные обитатели дома относились к Эрин так же, чему я был безмерно рад. Моя семья приняла мой выбор, и вовсе не из необходимости, а по велению души.

— Мы уже идем, чэра. Разве можно заставлять вас ждать? — шутливо поклонился Талер.

Я успел подумать, что все-таки что-то в нем изменилось после той ночи. Исчезла тоска из глаз, пусть взгляд и остался все таким же пронзительным взглядом стрелка. Но теперь его не тянуло на поля сражений и к смерти, отнюдь, скорее...

Ружье в руках Талера странно дернулось и негромко сказало «Бах!».

Одновременно с этим раздался звук падающего на пол и разбивающегося фарфора.

И короткое, испуганное «Ах!» Эрин.

На самом деле все эти звуки раздались одновременно, но, обернувшись к Талеру, я не видел, что же произошло у дверей. Лишь мог судить о произошедшем, раскладывая услышанное на составляющие. И лишь потом я обернулся, через немыслимо долгие секунды, которые заполнили эти звуки.

Эрин, моя Эрин, стояла, прислонившись к дверному косяку, и изумленно смотрела на поднос в руках магарки. Поднос, в центре которого застряла пуля.

Не знаю, откуда она взялась в стволе. Не хочу знать. И Талер, судя по бледному виду и трясущимся рукам, тоже предпочел бы оставаться в неведении. А я... Я хотел бы забыть то, что увидел в глазах Шафьи, когда наши взгляды на мгновение пересеклись.

Блеск огня на лезвиях кривых ножей. Блеск, приглушенный кровью на этих лезвиях. Блеск глаз женщины, перепуганной внезапно настигшим ее прошлым, но готовой вернуть его ради настоящего и будущего.

— Талер, — наконец сказал я. — Проверь все остальные ружья. Я не хочу, чтобы подобная небрежность была допущена впредь. Эрин, дорогая... Шафья, проводи чэру к Полли, она знает, что делать в таких случаях. Я тоже сейчас подойду.

Служанка кивнула, осторожно кладя поднос на столик, с которого его сдернула. Я не сомневался: вскоре она вернется, чтобы убрать осколки посуды, и ничего не будет напоминать о случившемся. И только обратился к Талеру, прежде чем выйти из Охотничьей комнаты:

— Ты никогда ни о чем не будешь спрашивать у Шафьи.

— Как скажешь, Тиль, — глухо отозвался тот, осторожно кладя ружье на пол.

— Я прикажу принести еще чаю. Все здесь в твоем распоряжении, — с этими словами я ушел.

Никогда не думал, что подобное разрешение доставит моему другу столь мало удовольствия.