Шанс все исправить (джен)

Пиала с чаем мягко опускается в ладонь… И раздается жуткий грохот. Чай расплескивается из-за вздрогнувших чуть сильнее, чем обычно, пальцев, Стивен Стрендж обреченно вздыхает. Ни поесть, ни попить. Что им всем далась эта крыша многострадального Санктума?..

— Чародей! — разносится громоподобный глас из холла, и Стивен уже знает, что ничем хорошим этот день не кончится.

* * *

Когда на Коммодоре кончается энергия, Тор готов выйти в космос и толкать корабль вручную. Главное — цель. Цель, что пульсирует перед внутренним взором красным гигантом, вызывая жгучую боль под накладкой и застилая разум. Тор готов сделать что угодно, только бы идти вперед и ни за что не останавливаться, пока цель не будет достигнута. И это не только месть и победа над врагом. Он должен все исправить. У него всегда лучше всего получалось исправлять свои же или чужие ошибки. А то, что Локи сделал — ошибка, его, Тора, ошибка. Не остановил, поверил (снова, снова поверил, как дурак!), не придумал ничего другого, не уберег. В который раз уже не уберег этого засранца, который всегда делает только то, что хочет, не думая, что где-то есть брат, который будет скулить по ночам, потому что опять… снова… не уберег.

Перед целью все стирается, становится неважным, пустым, размытым. Здравого смысла хватает, чтобы не выйти в космос, неизвестно зачем, только чтобы не сидеть запертым в умирающем корабле («это действительно самая глупая идея, которую только мог родить твой мозг, Тор!»). Энергии на Коммодоре хватает, чтобы послать сигнал.

Его подбирает корабль с разношерстной — и разноцветной — командой. Но для Тора они все — черно-белые. Он разговаривает, ест, слушает и отвечает, а боль под накладкой не утихает, и цель толкает вперед, не давая сидеть на месте.

План, в сущности, прост. Сделать оружие — и одолеть врага. Очень просто и не вдаваясь в подробности. Запустить кузню, выдержать удар звездной силы, выжить. Просто. Нельзя позволить себе умереть. Всю жизнь он прекрасно с этим справлялся. Нельзя показать, что больно, нельзя быть слабым, нельзя бояться, даже если до ужаса, до безумия страшно. И в конце концов, все эти «нельзя» сделали Тора тем, кто он есть. Тем, кто идет и делает, потому что может и потому что не может.

Пробить лучом Бивреста бочину вражьего корабля оказывается проще охоты на чибиса. Вогнать секиру по самый обух в грудь врагу, надеть перчатку с Камнем Силы и разорвать корабль в клочья — тоже.

И вот — в одной руке секира, на другой перчатка, по телу проходят разряды молний, обжигая кожу, Тор стоит на громадном обломке корабля, не замечая, что вокруг нет кислорода, и вдруг буквально нутром чувствует чужой страх, как зверь чует страх добычи. К нему, крадучись, подлетает космолет с новыми друзьями и через застилающую глаза белую ярость, он видит их опасение и нервное ожидание того, что вот-вот все снова рухнет в бездну. Неужели… неужели они боятся его?.. Что он может… Что власть и сила способны затмить ему разум…

Но он хочет всего лишь исправить то, что нельзя не исправить… Вернуть брата, всего лишь… из всего, что он потерял… Большее вернуть не позволяет мироздание. Да, наверное, оно, Тор не уверен, но откуда-то знает, что ему позволено вернуть только брата. Он ведь не бог, в конце концов. Он живет и однажды умрет, когда придет его время.

Молнии перестают сверкать по телу, секира опускается к ногам. Тор снимает перчатку с руки и чувствует, как из тела уходит неимоверная сила Камня, тянется паутиной из вен и мышц. И воздух становится так отчаянно нужен легким. Друзья это видят и спешат забрать его на борт, но Тор уверенно качает головой, призывая этого не делать, закрепляет перчатку на поясе и встает на одно колено, прикладывая кулак к груди, — в благодарность.

Нужный легким воздух есть на Земле. Локи сказал идти туда. Локи хочет вернуться; вернуться к жизни, к Тору. В кои-то веки их с братом желания совпадают.

* * *

— Тор, сын Одина, — приветствует Стивен Стрэндж, паря над обломками крыши и лестницы, среди которых стоит Тор.

— Ты вернешь мне брата.

Не вопрос и не просьба. Факт, уже свершившийся в голове асгардского бога. Тор не повышает голос, только стоит и смотрит прямо, несгибаемым взглядом. На нем обугленная одежда в застывших потеках чьей-то крови, в руке секира, опущенная к полу — он пришел не требовать и не брать силой. Он сам — сила, та, с которой невозможно спорить, как невозможно перебороть течение горной реки. Этой силе можно только подчиниться.

Стивен замечает золотую перчатку, привязанную к поясу оторванной полосой от плаща. В перчатке светится сиреневый Камень.

— Пробив собой эту самую крышу, Брюс Беннер сообщил, что к нам идет некий Танос, безумный титан, собирающий Камни Бесконечности, чтобы уничтожить вселенную…

— С Таносом покончено, — просто говорит Тор, и Стивен понимает, чья кровь на его броне. — Ты вернешь мне брата, чародей. Он сказал мне, что ты сможешь.

Стивен мысленно уговаривает сжавшегося в складки плаща подлететь ближе. Артефакт тоже чувствует силу, исходящую от Тора, и желает уберечь своего хозяина.

— Локи, твой сводный брат, мертв? — осторожно уточняет Стивен, встав напротив Тора. — Не думал, что его можно так просто убить, он могущественный колдун…

— Он сам отдал свою жизнь, чтобы Танос не заполучил Тессеракт. Он дал мне время сразить титана, пока тот не собрал все Камни. Но дети Таноса уже отправились к Земле на своих кораблях, и теперь они придут мстить и истреблять, продолжая дело безумного титана. Будет война, чародей. Здесь, на Земле. И я встану на ее защиту плечом к плечу со своим братом.

Стивен понимает, что последние слова — условие, при котором Земля может рассчитывать на могущественную поддержку Бога Грома и его секиры. Поддержку, в которой отчаянно нуждается на пороге войны с неизвестным и неизученным врагом. На другой чаше весов — возвращение на Землю опаснейшего преступника, честной игры от которого ожидать нельзя.

— Почему ты уверен, что Локи сам захочет встать плечом к плечу с тобой?

— Лишения изменили его, — объясняет Тор. — Мы потеряли все, что у нас было, и Локи… — он опускает взгляд, до этого твердо направленный на Стивена, и тот замечает, как увлажнились глаза Бога Грома, впрочем, сейчас он не бог, брат, скорбящий по брату, — это точнее.

— Он не может один, — наконец завершает мысль Тор.

«Лишения изменили и тебя, громовержец» — думает Стивен, припоминая того неотесанного Тора, что крушил его храм каждым неосторожным движением. Сейчас он скуп и сдержан на любые жесты и мимику. Стивен знает, что скорее всего пожалеет об этом решении, но в скупости он узнает трагедию, сила которой равна приобретенной силе бога. Но эта трагедия и потери не сломали его, а, кажется, наоборот, вправили все на место.

Стивен протягивает руку.

— Если я действительно могу вернуть твоего брата, как он заверил тебя, то я это сделаю. Но знай, что если от Локи будет исходить угроза для Земли, я верну его обратно, где бы он ни был.

Тор ставит секиру на пол и сжимает протянутую руку у локтя, скрепляя договор.

* * *

Локи падает безумно долго. Или только так кажется. Через лобовое стекло Коммодора он видит Тора, застывшего с таким ужасом на лице, что Локи его даже жалеет. Немного. Сам он улыбается. Потому что это слишком больно — отдавать себя на сжигание звезде — чтобы не смеяться.

Наверное, нельзя чувствовать, как разрушается каждый атом в твоем теле, но Локи кажется, что именно это он чувствует, когда, наконец, оказывается слишком близко к звезде. Какой может быть боль? Если у него спросят, он не сможет описать ее, как не сможет забыть. Обещание боли, данное когда-то Другим, исполнилось, и Локи сам стал тем, кто его осуществил. Какая ирония…

Тор… Тор должен остаться. Должен все сделать правильно. Не только потому, что Локи отчаянно хочет вернуться, а потому что брат просто не может исчезнуть, не может уйти и бросить его. Опять. Тор больше не имеет этого права, Локи сам его отобрал.

Разум расщепляет сила звезды, вслед за телом. Локи не думал, что настолько силен духом, чтобы продержаться так долго. Локи надеялся, что разум погаснет первым.

Тор остается далеко, за синим пламенем, за болью, за развеявшейся грудной клеткой. Тор… глупый старший брат. Никакой не старший. И никакой не брат. Смешно… смешная шутка.

Светло. Как светло. Он надеялся, что будет тьма…

Луч. Белый, радужный. Знакомый до дрожи в… пальцах? Локи судорожно вдыхает воздух полной грудью. Он летит. Летит, а не падает.

Лицо обдувает сильный соленый ветер, треплет волосы. Локи смотрит вверх, там небо, знакомое, но не родное. Хочется вдохнуть больше воздуха, на губах оказывается соленая влага, легко жжет потрескавшиеся сухие губы. Если растянуть их в улыбку, станет еще немного больнее, немного приятнее.

— Локи!.. Локи…

Он чувствует сильные руки, сжимающие вновь собранное из разорванных атомов тело. Руки яростно мнут, ощупывают, держат, гладят по щекам, голове. Их тяжесть ложится на затылок.

— Ты поздно… — хрипит сквозь безумную улыбку Локи и отдается навалившейся темноте. Он все-таки устал, очень устал…

* * *

— Я — Локи! Сын Одина, принц Асгарда и защитник Земли!

Даже через забрало костюма можно увидеть, как Старк возводит глаза к вакандскому небу.

— Прима-балерина… — сипит он механическим голосом.

За невидимой мембраной купола — армия. И Локи. Потому что Локи до смерти любит представления.

— …И я дарую вам шанс уйти и не возвращаться. Или быть уничтоженными.

— Мы пришли со славной миссией, асгардец, — сцепив пальцы перед… лицом? говорит предводитель, за которым выстроились ряды вооруженных существ отвратительного вида.

Локи скалится. Широко и хищно. В руках сверкают два кинжала. Их видят те, кто за спиной.

— Сожалею, но вы явно опоздали.

Кинжалы летят так стремительно, что видно их только уже вонзенными в голову и шею предводителя. С неба раздается гром, молнии сверкают в воздухе. Тор приземляется рядом с братом, испепелив первые ряды монстров одним ударом.

— За Мидгард, брат, — говорит он, сияя горящими голубым глазами.

— За Асгард. Брат.

И купол горит, пропуская через себя Мстителей и воинов в битву — за мир.

* * *

 — Защитник? Ты?

— Тор, если ты забыл, я был принцем вместе с тобой и тысячу лет защищал Миры вместе с тобой…

— Ну да, а потом дров наломал.

— Меня просто не так поняли…

Локи картинно машет рукой и опрокидывается на сочную зеленую траву, прикрывая глаза.

— А я исправлял, гонялся за тобой…

Тор сидит рядом, поджав ноги. Локи ведет плечом.

— Тессеракт-то отдашь? Не думай, что я забыл.

Камень Космоса остался последним. Способ «прятать» Камни в звездах пришелся как нельзя кстати. Теперь они все с помощью Бивреста заперты, каждый в своей звезде — надежнее хранилища не придумать.

Почти все.

Локи медленно, тягуче улыбается, смакуя каждое движение губ. В руке появляется Тессеракт.

— Сейчас… — тихо говорит брат, словно пытаясь надышаться, напиться силой Камня в последний раз. — Еще немного…

— Локи!.. — грозно рокочет Тор.

— Эй, Величество!

Тор оборачивается. Валькирия. Перед ним стоит Валькирия, а за ее спиной — тени, размытые, неяркие. Его народ.

— Скажи ему координаты, — лениво высказывает предложение Локи. — Без них пеленгатор Его Величества не работает.

— Ты залез мне в голову! — тычет Валькирия иллюзорным пальцем в Локи. Тот смеется.

А Тор молчит. Молчит, пока идет перебранка между братом и Валькирией; молчит, пока она называет место, где нашли убежище выжившие асгардцы. Молчит, когда иллюзия рассеивается, а Локи устало выдыхает и отбрасывает Космический Куб к его ногам, в траву. Куб почему-то тоже размыт, край обрыва подернут туманом, горизонт исчезает, расплываясь.

— Скажешь что-нибудь? — насмешливо просит брат.

Тор тяжело опускает голову, сглатывая ком в горле. И не может ничего сказать. Трясет головой, как уставший после долгой дороги конь. Локи хлопает его по спине и смеется, снова опрокидываясь в мягкую траву. И смех его яркий, как в детстве.