Олень (джен)

Я знал, что сегодня этот олень умрёт. Следил за ним не первый день, терпеливо выжидая, высматривая признаки приближающегося конца. Ему не суждено было пасть от зубов волка или пули охотника. Этот лесной владыка должен был найти свою судьбу сам. А я лишь следовал за ним, гадая, что же ждёт нас обоих в конце тропы.

Здесь, в самой глубине заповедного леса, было сумрачно и тихо. Ветер не решался тревожить тёмные кроны деревьев. Узловатые, древние, они, наверное, помнили полёт последнего дракона в далёких небесах. Далёких настолько, будто их и не существовало никогда. Не разглядеть сквозь плотно сомкнувшиеся кроны. Только влажно поблескивающая кора, пряди мха и паутины, свешивающиеся из развилок ветвей.

Никогда не видел такой паутины. Тонкая и шелковистая на ощупь, она не липла к пальцам, больше напоминая выцветшие седые волосы. Очень длинные седые волосы, заткавшие своими переплетениями целую рощу...

Олень, медленно шагавший впереди, тяжело вздохнул. Он часто останавливался, худые бока ходили ходуном. Слишком влажно и душно. Слишком сумрачно и тихо. Только похрустывают под тяжелыми копытами ветки, кости... Их было много, под этими деревьями. Желтоватых, оплетенных корнями, полускрытых землёй и опавшей листвой костей. Тонкие косточки мелкого зверья легко ломались, толстые лежали сухими сучьями, немым напоминанием сущности этого места. Скалились черепа, слепо пялясь провалами глазниц. Олень шёл все медленней. Я уже не знал, правильно ли сделал, что последовал за ним.

Это место... Оно не для живых.

Прядь паутины пощекотала мою щеку. Прикосновение было странно изучающим. Кто-то ждал нас там, впереди. Оленя и меня. Кто-то древний, холодный. Выстывший за бессчетные столетия. Породнившийся с этим лесом. Ставший его сутью. Королём. Кошмаром. Людской легендой, которую я так жаждал увидеть.

Олень тяжело опустился на землю. Ноги подогнулись, не держа его, но он ещё дышал. Ещё жил, даря мне драгоценное время и возможность увидеть сердце леса. Огромный кряжистый дуб, раскинувший ветви над белой от костей поляной. Здесь пахло сладковатым ароматом тлена и прелой дубовой листвой. Я глубоко вдохнул — и увидел его.

Он сидел на свитом из корней троне, укутанный паутинными прядями собственных волос. Полупрозрачный, почти не реальный, слепо глядел перед собой зрячим глазом. Второй, затянутый бельмом, бессмысленно таращился в пустоту, почти не различимый на бледном лице. Даже изуродовавшие половину лица шрамы уже давно побелели, сгладились, застыли маской смерти. Сорванная, выжженная до костей и голых мышц плоть, почерневшие зубы, провал щеки и темнота рта...

Он был до прекрасного уродлив, лесной король. Воплощение этой поляны, суть от сути её. Владыка леса и смерти. Застывший, замерший... И все же живой.

Острое, звериное ухо дрогнуло, ловя последний выдох оленя. Голова зверя склонилась, легла на костяной ковёр, и для него все закончилось. Я остался с королём один на один. Кости хрустнули под моими ногами, когда я сделал шаг назад.

Король поднял голову.

Я нарушил порядок. Я вторгся в сердце его владений. Живой, не спешащий умереть, явился сюда, и теперь я...

Я бросился бежать. Не разбирая дороги, прочь от этой поляны, от этого взгляда. Разрывая пряди волос неимоверно древнего существа, ломая сухие ветви. Прочь, прочь... Проклятое моё любопытство! Проклятые легенды, не предупредившие об одном!

Взгляд короля, зряче-незрячий, тяжёлый, преследовал меня, даже когда я выбрался с запретных троп. Даже когда за моей спиной захлопнулась дверь дома — он все равно смотрел на меня. Этот дом стоял на его земле, и стены не были спасеньем. Потому что теперь я принадлежал ему. Потому что знал: в последний час мне не будет покоя. Я встану со смертного ложа, где бы оно ни было. Шагну за порог, под тёмные кроны деревьев, на тайные эльфийские тропы. Они приведут меня обратно к королю.

И он заберет меня к себе.