Из Рима в Пезаро (гет)

— Кардинал Асканио, может быть, мы уже остановимся? — взмолилась Лукреция, которой тяжело было долго держаться в седле.

— Сейчас мы преодолеем этот подъем и сделаем привал, — ответил кардинал Асканио Сфорца.

— Кардинал Асканио, мне так сложно, так тяжко, — заныла Лукреция.

— Ничего, потерпи, мы уже почти у цели, — успокаивающе сказал Асканио и потрепал своего серого в яблоках коня по холке. Конь же Лукреции был белоснежным.

Солнце давно уже отправилось на покой и посылало свои прощальные лучи, окрашивая верхушки деревьев, что рощицей раскинулись вокруг небольшой полянки, на которую выехали путники. Светлые волосы Лукреции отливали золотом в спускающихся сумерках.

Асканио спешился и помог ей сойти с коня, держа ее руку непозволительно крепко. Лукреция послала кардиналу тень улыбки.

Они вдвоем ехали из Рима в Пезаро.

В рощице не было ни души. Ни живописных архитектурных руин, ни людей, ни животных. Асканио оглянулся вокруг. Пусто. Поляна являла собою почти правильный полукруг. В траве лежали поваленные грозой деревья, на которых можно было сесть.

Асканио расстелил теплую материю на одном из бревен, усадил туда Лукрецию и достал из дорожной сумки их припасы. Солонина, аккуратно завернутая в матерчатую скатерку, а также немного хлеба, свежего и хрустящего. Еще был твердый сыр, овощи и жареная курица. Асканио отрезал Лукреции небольшие кусочки солонины, положил на серебряную тарелку несколько куриных ножек, также достал бутыль воды и помыл овощи, красиво разложив их на блюде. Лукреция принялась есть, довольно сверкая глазами.

Кардинал Сфорца тоже поел, впрочем, аппетита у него особо не было, и он довольствовался несколькими кусочками солонины и одной куриной ножкой. Томат, разрезанный на ломтики, блестел яркой краснотою. Петрушка и укроп лежали на другой тарелке. Асканио отрезал себе немного хлеба и съел весь кусок, не желая оставлять, ведь нельзя попусту переводить еду — им предстоял еще долгий путь.

Это Папа Римский приказал ему сопровождать свою дочь в путешествии к Джованни Сфорца, мужу Лукреции. Ведь Лукреции нельзя ехать одной. С ней обязательно должен быть сопровождающий, так положено.

Подкрепив свои силы, они так и остались сидеть на поваленных бревнах. Лукреция довольно улыбалась, а у Асканио была какая-то тяжесть на сердце. Почему ему так холодно внутри? Он абсолютно не знал этого.

— Лукреция, твой муж хорошо с тобой обращается? — спросил он.

— Да не очень. В первую нашу ночь он очень грубо обошелся со мной. Вероятно, он не знал, что я была девственницей. Я начала его бояться. Что же мне делать? Я вернусь, и он снова будет груб и жесток. Мне будет больно, и я начну плакать, — горестно вздохнула Лукреция.

— Я серьезно поговорю с ним, и такого больше не повторится, — грозно сказал кардинал.

— Кардинал Асканио, не надо. Я сама с ним попробую договориться. Ведь когда он был болен, он говорил, что я добра к нему. Возможно он снова сменит гнев на милость, — смутилась Лукреция, и ее щеки украсились розоватыми пятнами.

— Хочешь еще поесть? — предложил Асканио.

— Нет, я уже сыта. Хотя... Давайте, я все же съем еще пару кусков солонинки и овощей, — игриво сказала Лукреция.

Кардинал отрезал несколько тоненьких кусочков от солонины, помыл Лукреции еще овощей и выложил их на тарелку. Он передал тарелку Лукреции, и та благодарно опустила глаза.

Лукреция быстро расправилась с едой, а кардинал Асканио все смотрел на нее. Ему нравилось даже наблюдать за тем, как она ест — Лукреция была дивно красивой особой. Хороша собой, стройная и изящная. Ее белая кожа словно светилась в спустившихся сумерках.

На Лукреции был дорожный плащ, завязывающийся на груди, а из-под него выглядывало нежно-розовое платье, одно из лучших ее платьев. И хоть она сейчас уже была замужней женщиной, чувства Асканио отказывались признавать в ней что-либо, кроме невинности. Асканио смотрел на Лукрецию, наверное, слишком внимательно, поэтому она не смогла больше молчать.

— Кардинал Асканио, каково это — быть вице-канцлером? — спросила она.

— Это должность, связанная с огромным количеством интриг и прошений, от которых я пытаюсь оградить Его Святейшество, — честно ответил Асканио.

— Вы же не против, что я называю вас кардиналом Асканио? — лукаво улыбнулась Лукреция.

— Нет, нисколько не против, — ответил кардинал, и разговор на этом окончился сам собой.

Переночевав на полянке, утром они двинулись в путь. Асканио помнил, как Лукреция закутывалась в подбитые мехом одеяла, и надеялся, что она хорошо поспала.

— Лукреция, изволила ли ты хорошо почивать? — на старинный манер спросил кардинал Сфорца.

— Да, спасибо. Было удобно и уютно, — ответила та чуть слышно.

Асканио помог Лукреции взобраться на коня и сам вскочил в седло. Немногочисленная их кладь не так отягчала ход лошадей, как могло бы показаться. Асканио поправил свой дорожный плащ, из-под него виднелось его красное кардинальское одеяние.

Путь их пролегал мимо большого красивого озера, в прозрачном зеркале которого отражались девевья. Лукреция не выдержала и засмотрелась на такую красоту.

Они не делали привалов до самой ночи. В пути Асканио и Лукреция лишь изредка переговаривались. И то, разговор в основном был о должности вице-канцлера, и Асканио с радостью отвечал.

Кардинал Сфорца спешился и подал руку Лукреции. Она с королевской осанкой сошла с белоснежного коня. Они снова сделали привал.

На сей раз припасы подходили к концу. Но Асканио пренебрег своим разыгравшимся аппетитом и накормил Лукрецию досыта, довольствуясь лишь остатками некогда богатой трапезы. Это не укрылось от ее внимательного взора.

— Кардинал Асканио, вы же почти ничего не едите! — вырвалось у Лукреции.

— Я... не голоден, — пришлось ему соврать.

— Я не верю. Мы проделали такой долгий путь. И скоро уже будем на месте. А вы не голодны! Нет уж, вот, возьмите несколько этих куриных бедрышек, я уже наелась. И овощи, овощи берите. Берите-берите, я не позволю вам остаться голодным. Ведь вы старше меня и намного выше, вам нужно много еды. Вот, еще солонинка — она чудо как хороша! — берите, кардинал, я буду рада, если вы поедите, — тараторила она, подкладывая ему еду.

Кардинал с благодарностью принял все предложенные доброй Лукрецией дары. Он с аппетитом умял все вышеназванное и наконец-то почувствовал себя сытым. В нем проснулся чревоугодник, хотя Асканио считал себя более склонным к воздержанию, чем других кардиналов. Когда Папа решил накормить всю курию сардинами, именно Асканио стоически выдержал испытание.

Кардинал Сфорца с Лукрецией сидели на расстеленной прямо на траве темной материи. Вдалеке виднелись руины храма, почерневшие от времени. Лукреция решила немного побродить по развалинам, ведь ей страсть как нравилось все старинное. Асканио пришлось сопровождать ее. Каменная пыль крутилась в лунном свете, и создавалось впечатление, что сейчас не лунная ночь, а солнечный день. Лукреция взобралась на высокий выступ, оставшийся от стены, и огляделась вокруг.

— Смотрите, кардинал Асканио, как здесь наверху красиво! — проговорила она воодушевленно.

— Лукреция, слезай оттуда, это опасно, — предостерегающе заметил кардинал Сфорца.

— Нет, не опасно, — с девичьим кокетством сказала Лукреция, но все же спустилась на землю.

Руины алтаря и некоторые статуи, сохранившиеся в этом католическом храме, кренились от времени к земле. Пол порос травой и мхом. Старые колонны облупились и потрескались, готические стрельчатые окна остались зиять своими прогалинами, сквозь которые виднелись мириады звезд. Даже сохранилась одна из розеток, которая витыми линиями своими показывала, как высок был этот храм когда-то.

Лукреция вдоволь побродила по руинам и заметила небольшое помещение, еще сохранившиеся. Асканио подвел их коней поближе. Похоже, ночевать придется именно здесь. Это была ризница, судя по расположению сохранившихся колонн и окон. Асканио заботливо укутал Лукрецию в несколько одеял, сам же укрылся одним. Он лег на почтительном расстоянии от Лукреции, но она попросила его лечь совсем рядом. И взяла его за руку.

— Так мне будет легче заснуть, кардинал Асканио, — сказала Лукреция просительно.

Кардинал руку не отпустил, а лишь сильнее сжал ее тонкие пальцы в своих. У Лукреции были очень нежные руки. Она провела пальчиками по его уже заросшей щетиной щеке.

— Кардинал Асканио, ведь у вас не было времени побриться, да? — с усмешкой сказала Лукреция. В голосе ее проглядывали смеющиеся нотки.

— Да, верно. Мне не до того. Я же должен охранять тебя, — пожал плечами кардинал, прикрывая глаза от ее прикосновения.

— Но на меня никто не нападает, — кокетливо вымолвила Лукреция.

— А вдруг нападет? У меня есть с собой оружие. В моем посохе спрятан стилет.

Лукреция тем временем коснулась рукой его губ. О, Асканио засмотрелся на ее губы тоже. И они прямо манили их поцеловать. Что Асканио и сделал. Он приник губами к губам Лукреции, и она ответила на поцелуй. Асканио и Лукреция лежали очень близко друг к другу. Она так и уснула в его объятиях.

Когда они подъехали к замку Пезаро, навстречу им вышел сам хозяин, Джованни Сфорца. Асканио тут же препоручил Лукрецию заботе слуг, а сам увел кузена Джованни для серьезного разговора в близлежащую залу.

— Не смейте обходиться с нею грубо во время ваших брачных ночей, — серьезно сказал кардинал. — Она мне все рассказала. Я сам подам прошение об отлучении вас от Святой Церкви, если вы еще посмеете насиловать Лукрецию Борджиа, — он грозно нахмурил брови.

— Чепуха. Она не могла говорить то, чего нет, — поджал губы Джованни.

Асканио нахмурился. Ведь не могла Лукреция врать.

— У меня свои методы узнавать правду, синьор, — сказал Асканио. — Я кардинал, а значит, у меня полно шпионов. Если Лукреция еще почувствует себя хоть раз здесь нехорошо, я об этом узнаю, и воздаяние будет молниеносным.

— Хорошо, я не буду обижать ее, — согласился изрядно струсивший Джованни Сфорца.

Асканио уехал в Рим.

Но он не мог забыть ту ночь, когда Лукреция подарила ему поцелуй. И в ночных бдениях и молитвах он вспоминал ее. Но кардиналу не позволено любить телесно. Поэтому Сфорца усердно молился, чтобы Господь увел от него земную любовь к этой прекрасной женщине.

И свершилось: Асканио возлюбил Лукрецию только как наивную милую душу, а не как женщину. На этот раз блудная страсть обошла кардинала благодаря его молитвам и посту. И с тех пор Асканио просто помнил ее, изредка навещал и молился за ее здравие.