Домашнее обучение (гет)

Асканио Сфорца поправил свое кардинальское одеяние. Ему всего двадцать восемь лет, и ему выпала почетная возможность позаниматься изящными науками с маленькой дочкой его коллеги, вице-канцлера Папской курии — кардинала Родриго Борджиа. Лукреция — так звали девочку — была незаконнорожденной, но при этом весьма обеспеченной юной особой. Ее содержали в чистоте и холили да лелеяли. Асканио сегодня будет представлен маленькой Лукреции, и он ждал от себя большой отвественности, ведь воспитывать кардинальское дитя ему придется много лет. Он будет наблюдать, как она растет, будет учить ее литературе, математике, латыни и основам теологии. Кардинал Асканио Сфорца готовился к этим урокам, как к казни. Он знал, что детское сердце подвержено всему новому и готовил интересную для Лукреции программу.

Асканио держал в руках несколько книг и исписанных его мелким почерком одиночных страниц, пожелтевших от времени. В то время купить хорошую бумагу было дорого, посему Асканио использовал старые листы. Он глубоко вздохнул и шагнул в гостеприимно открытую дверь. За дверью обретался сам кардинал Родриго Борджиа, в таком же облачении, как и кардинал Сфорца.

— Заходите, кардинал Сфорца. Мы вам рады, — сказал кардинал Борджиа.

— Приветствую вас, кардинал Борджиа, — сказал Асканио. — Но где же моя юная ученица?

— Вот она. Лукреция, познакомься, это кардинал Асканио Сфорца, он будет учить тебя наукам, — сказал Родриго Борджиа, подводя к Асканио маленькую девочку с длинными вьющимися светлыми волосами.

Одета девочка была в детское беленькое платье.

— Меня зовут Лукреция, — сказала тихим голосом та.

— Кардинал Асканио Сфорца, — представился Асканио и слегка поклонился.

Лукреция протянула молодому кардиналу для пожатия свою маленькую ручку. Асканио пожал ее и удивился, какая она теплая.

Начался первый урок. Кардинал Асканио и Лукреция сидели за большим письменным столом, и Лукреция, уже умевшая бегло читать, с интересом проговаривала латинские дифтонги. Кардинал одобрительно кивал, и она продолжала. Затем была очередь математики, и Асканио дал Лукреции несколько простейших заданий, которые та с успехом выполнила. Лукреция была очень способной ученицею.

Лукреция любила резвиться и играла с кардиналом в прятки. Она попросила его считать и побежала прятаться. Сфорца стоял с закрытыми глазами и считал.

— Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать. Я иду искать, — сказал кардинал и принялся за поиски.

Откуда-то раздавалось хихиканье Лукреции.

Кардинал поискал везде: открыл тяжелую дверцу шкафа, посмотрел за глобусом, за столом, приподнял стулья и никак не мог ее найти. Но вдруг он заметил шевеление за шторами. Приподнял одну из красно-золотых штор и увидел смеющуюся Лукрецию.

— Я нашел тебя, — возвестил кардинал Сфорца.

Лукреция нежно улыбнулась.

— Вы хорошо играете в прятки. Теперь вы прячьтесь, а я буду считать, — сказала Лукреция.

Антонио повиновался. Лукреция закрыла глазки и считала.

— Девятнадцать, десятнадцать! Ой, двадцать. Я иду искать! — с жаром сказала Лукреция, и принялась бродить по комнате в поисках кардинала.

Сфорца обнаружился за креслом. Лукреция довольно улыбнулась и захлопала в ладоши.

— Я вас нашла! — заулыбалась она.

Так они еще играли в разные игры. А потом учились.

Однажды кардинал Сфорца пришел с морозной улицы, отряхивая снежинки со своего плаща. Лукреция уже ждала его — в сереньком платье с серебристыми вставками, она походила на маленького ангелочка.

— Привет, кардинал Сфорца, — помахала она рукой.

— Здравствуй, Лукреция, — сказал Асканио.

— Приступим к учению? — сказала девочка.

— Да, пожалуй, — ответил Асканио.

— Ой, кардинал, а у вас снежинки в волосах, — указала пальчиком Лукреция.

— Да, я знаю, — ухмыльнулся Асканио Сфорца.

И они принялись за уроки. Лукреция бойко продекламировала латинский стих, и Асканио поставил своей блестящей ученице наивысшую оценку.

Между тем шло время. Лукреции было уже десять лет, а кардиналу Сфорца — тридцать три. Перейдя тридцатилетний рубеж, он вспоминал себя, когда был моложе, и диву давался — он сам заметил, как изменился. Стал более сдержанным и рациональным. Более спокойным и благодушным. Особенно хорошо относился он к Лукреции, которая была лучиком света в его серых буднях.

Лукреция (с отросшими до пояса волосами) стояла в дверном проеме, ожидая прихода кардинала Асканио. Вот он появился. Лукреция присела в грациозном поклоне, которому ее научил учитель танцев.

Асканио наклонил голову.

Лукреция посчитала все примеры правильно, доказала все теоремы, рассказала о прочитанных ею книгах с литературной точки зрения, прочитала почти наизусть цитаты из Фомы Аквинского и довольно продекламировала знаменитую часть "Метаморфоз" Овидия. Асканио удивлялся, насколько хорошая у него ученица. Лукреция относилась к науке с удвоенным рвением и даже просила что-то превыше программы, что Асканио всегда ей предоставлял.

И вот однажды Лукреция заговорщически сказала Асканио:

— Вы мой самый-самый лучший друг, кардинал Сфорца.

— Я тоже считаю тебя лучшим другом, — ответил Асканио, и Лукреция довольно заулыбалась.

Когда Лукреции было уже тринадцать, Асканио начал замечать, что из девочки она превращается в хорошенькую девушку. У нее наметилась грудь, платья стали более взрослыми и подросла его подопечная изрядно. Щеки Лукреции то и дело вспыхивали, когда руки Асканио и ее самой оказывались в непосредственной близости.

Лукреция сосредоточенно писала заданную работу. Асканио находился рядом с ней. Внезапно Лукреция подняла на него взор. Посмотрела на него долгим взглядом. И вернулась к своей исключительно важной работе. Асканио покраснел, ведь ему начинала нравиться Лукреция.

Закончив работу, Лукреция отдала ее кардиналу, и вдруг руки их соприкоснулись. Лукреция зарделась, отдернула руку и виновато опустила глаза.

Асканио бегло проверил работу: написано грамотно и хорошо. Он прочитал ее по диагонали: латинское сочинение удалось Лукреции очень здорово. Асканио тут же похвалил свою юную ученицу.

Лукреция смотрела на него, краснея. Смущалась, робела и опускала глаза. А цветом они были ярко-синие. У Асканио же — карие.

— У вас красивые глаза, кардинал, — сделала комплимент Лукреция и уставилась своими синими глазками в глаза Асканио.

Он сдержанно поблагодарил ее.

Лукреция принялась декламировать одну из песен вагантов, которая была написана на латыни. Асканио похвалил ее произношение, и щеки Лукреции снова вспыхнули.

Он даже легонько пожал ее руку. А она почему-то бросилась в его объятия. Асканио опешил. Он прижал ее к себе, гладя ее шелковистые светлые волосы, которые рассыпались по плечам.

— Знаете, кардинал Сфорца, а ведь я люблю вас, — сказала Лукреция, утыкаясь в кардинальское одеяние.

— Я тоже люблю тебя, Лукреция, — сказал Асканио Сфорца, целуя ее в макушку.

Лукреция отпрянула и явила кардиналу мокрые от слез глаза.

— Но я прекрасно знаю, что вам нельзя любить телесно. Ведь вы слуга Господа. Ведь вы — кардинал, а я простая девушка, — грустно и серьезно сказала Лукреция.

Слезы бежали из ее глаз. Из ее прекрасных глаз.

Асканио ответил:

— Да, мне нельзя любить телесно. Но мы можем любить платонически. Я могу обнимать тебя и держать за руку. И я еще приду, ведь у нас не закончились домашние уроки.

— Надеюсь на это, — милым голосом сказала Лукреция.

И вот Лукреции уже четырнадцать лет. Ее собираются выдать замуж, и именно кардинал Асканио Сфорца устраивает ее брак. Так будет спокойнее. Он знает, что Лукреция любит его, Асканио, но он знает также, что он — воин Христов и ему нельзя любить женщину плотской любовью. И хоть он страстно желает этого, Асканио позволяет себе лишь невинные жесты.

Такова их платоническая любовь.

Асканио и Лукреция прощались: больше ему не доведется преподавать у нее. Лукреция в последний раз взяла кардинала за руку, а их пальцы сплелись.

Асканио прижал руку Лукрецию к своему сердцу, и она, казалось, слышала его биение.

— У вас так сильно бьется сердце, кардинал Сфорца. Асканио. Я буду помнить вас, Асканио, — сказала Лукреция.

— Оно бьется, ведь я еще нескоро увижу тебя, — сказал Асканио.

Асканио раскрыл объятия, и Лукреция бросилась к нему, прижимаясь всем телом. Асканио Сфорца медленно гладил Лукрецию по волосам, обнимая ее со всей платоническою страстью и шепча ее имя.

— Прощайте, Асканио.

— Прощай, Лукреция.

И она развернулась и ушла, а он еще долго смотрел ей вслед. Лукреция ушла. Асканио молился на ходу, идя в свой кардинальский кабинет. И он думал о ней больше, чем следовало бы. Он помнил ее пятилетней девочкой — и помнил ее сформированной девушкой-подростком. Он видел, как она росла. И он взрослел. Сейчас ему тридцать семь лет, а он просто любил эту невинную душу такой, какая она есть. Со всеми ее недостатками. Лукреция ушла. И кардинал Асканио Сфорца все еще думал о ней, молясь во тьме кабинета за ее счастье, за ее успехи, за то, какой способной ученицей она была.