Now or never (гет)

«…И в связи с данным постановлением необходимо принять меры…»

Снежинка упала прямо на нос и растаяла, скатившись каплей.

«…И в связи с данным постановлением необходимо принять меры…»

— Девушка, смотрите куда идёте! — проворчала пожилая дама, которой Гермиона случайно наступила на ногу.

— Простите! — жуя сэндвич на бегу и не отрывая взгляда от отчета, который она тщетно пыталась прочитать уже десять минут, пробормотала миссис Уизли.

«…И в связи с данным постановлением необходимо принять меры…»

Совмещая все это, Гермиона также пыталась лавировать между прохожими, и более менее ей это удавалось, пока она не врезалась в человека, выронив свой бутерброд и рассыпав бумаги.

— Ох, — Гермиона опустилась на колени и принялась быстро собирать листы, пока те не успели намокнуть от снега, — простите, пожалуйста, я совсем не заметила вас, извините… — забормотала она.

— Ничего страшного, давайте я помогу вам, — «пострадавший» тоже присел на корточки и начал подбирать рассыпавшийся отчёт.

Этот голос.

Гермиона подняла голову.

Перед ней, улыбаясь, сидел Виктор Крам.

— Что…

— Привет.

— Как ты здесь очутился?

— Рад тебя видеть, — практически одновременно прозвучали фразы, из-за чего получился забавный каламбур.

Виктор засмеялся первым, а вслед за ним смех заразил и Гермиону.

— Надо все-таки собрать твои бумажки, а то испортятся, — отсмеявшись, сказал Виктор.

Вдвоём они быстро привели все в порядок и сложили многострадальные листы в папку. Потом оба встали на ноги.

— Гермиона.

— Виктор, — они оба старалась быть чертовски серьёзными, чтобы не засмеяться вновь.

— Сколько лет, сколько зим! — вновь заулыбался Крам и заключил Гермиону в крепкие объятья.

— Виктор, что ты делаешь, поставь меня обратно! А-а-а! — заверещала, вновь начиная хохотать, Гермиона, когда Крам легко поднял ее в воздух.

— Ты такая же маленькая.

— Каким ветром тебя сюда занесло? — спросила Гермиона, оказавшись на твёрдой земле.

— Проездом, я ведь скоро надолго уезжаю в другую часть света по контракту.

— Куда?

— Потом рассажу. Слушай, у меня уже руки замёрзли, если честно. Пойдём куда-нибудь, выпьем кофе, — Виктор потирал озябшие пальцы, пытаясь согреть их дыханием.

— Но мне надо дописать отчёт… — Гермиона была несколько обескуражена таким неожиданным развитием событий.

— Да ладно тебе, кто знает, когда еще доведётся встретить друг друга!

А ведь и правда. Они сто лет друг друга не видели.

— А пойдём! — решительно сказала Гермиона, запихивая ставший вдруг совершенно не интересным отчёт поглубже в сумочку.

Через полчаса они уже сидели за уютным столиком около окна и пили кофе, наперебой рассказывая друг другу разные новости.

О-о-о, им было о чем поговорить. Его международные матчи, ее назначение на пост заместителя министра; дом, который он себе построил, ее свадьба, колдографии детей… они даже о войне вспомнили, помолчав о тех, кто уже никогда не вернётся. О событиях в Англии Виктор знал лишь из газет, и сейчас с ужасом слушал версию Гермионы о том, как все было на самом деле. Потом сам рассказал, как он и ещё несколько активистов из Болгарии и других стран стали собирать сопротивление, активно выступая против агитации Тёмного Лорда, проводимой за пределами магической Британии, а также отправляя гуманитарную и финансовую поддержку Ордену Феникса (о первом Гермиона слышала, а вот о последнем с удивлением узнала впервые).

И все же, в основном они старались не говорить на грустные темы. Вот и сейчас Виктор с азартом рассказывал ей об эпизоде из последнего матча против Нидерландов.

-…И мы несёмся с их ловцом плечом к плечу, до снитча пара метров! — «Черт побери!», — думаю я. «Как же мне его обогнать?» — снитч летит зигзагами: вправо-влево-вправо-влево. Тут я подгадал момент, когда он полетел в мою сторону, оттолкнутся от метлы и прыгнул за ним! Не знаю, о чем я думал в тот момент, но если бы наш загонщик не поймал меня в паре метров от земли, боюсь, приземление вышло бы не столь удачным! Но это все мелочи, главное — снитч был мой! — и Виктор победно поднял кулак, будто в нем и правда сейчас находился маленький трепещущий шарик.

День плавно перетекал в вечер — Виктор заказал им ужин, сказав, что это по его вине Гермиона лишилась своего сэндвича.

Они все говорили и говорили. Когда за окном совсем стемнело, Гермиона вдруг спохватилась.

— Ой, что-то я совсем забыла о времени. Мне же ещё отчёт надо занести и домой пора бежать…

— Занесёшь завтра, останься ещё немного! Я ведь не знаю, когда ещё увижу тебя. Пожалуйста, — и он совершенно обезоруживающе улыбнулся ей.

И вроде бы ей уже не четырнадцать лет, но… Но она вновь растаяла от этой улыбки. И, поддавшись на авантюру, отправила два патронуса: домой, сказать, что задержится на работе, и на работу — что ей срочно надо было уйти домой.

Виктор сказал, что это надо отметить: Гермиона и Нарушение правил. И заказал им по бокалу шампанского.

Тем временем, обстановка в кафе сменилась: повсюду зажглись свечи, заиграла тихая музыка, и несколько пар вышли в центр.

— Да это же Элвис Пресли, «It's now or never»! Обожаю эту песню! — воскликнул Виктор, прервав очередной рассказ Гермионы, — Пошли! — он встал и протянул ей руку.

— Что? Нет-нет-нет, я отвратительно танцую, ты чего… — забормотала она, когда Крам буквально вытащил ее из-за стола.

— Да ладно тебе, ещё на четвёртом курсе же объяснял, что главное, чтобы умел двигаться партнёр — тогда рядом с ним затанцует любая дама, даже если она впервые в жизни стоит на ногах!

Это было какое-то дежавю. Вот ей опять четырнадцать лет, и она впервые в жизни танцует на балу. Страх отдавить партнеру ноги и сделать что-то не так уже захлестнул ее с головой, а потом… она вдруг подумала:

«Какого черта?»

Она взрослая успешная женщина, которая успела добиться многого. Долой старые комплексы, пора получать удовольствие от процесса (даже если при этом чьи-то ноги и будут оттоптаны)!

Виктор уверенно вел ее, они танцевали то рядом, то по отдельности, и когда его голова оказывалась рядом с ухом Гермионы, он шептал ей всякие смешные комментарии про других посетителей — кто бы мог подумать несколько лет назад, что у этого сурового парня такое шикарное чувство юмора.

Они продолжали пить шампанское и танцевать, и из кафе вышли далеко за полночь.

Гермиона и Виктор шли по залитому теплым желтым светом фонарей парку и наблюдали, как с неба мягкими хлопьями ложился снег. Гермиона высвободила руку и, задрав голову, начала кружиться. Она вращалась, а следом за ней юлой вертелись ее шарф и пальто. Она кружилась и кружилась, пока что-то не стукнуло ее по спине. Гермиона обернулась и увидела Виктора, с задорным выражением лица лепившего следующий снежок.

— Ах, ты… Ну, я тебе покажу!

Как дети они носились по парку, закидывая друг друга снежками, и смеялись, смеялись… А потом Виктор вдруг подбежал к ней, схватил на руки и закружил.

— Что ты делаешь, поставь меня немедленно!

— Ни за что!

Гермиона пошумела ещё пару секунд для приличия, а потом просто расслабилась, запрокинув голову.

Как же давно ее никто не носил на руках.

Как же давно она не смотрела на небо, не видела таких красивых звёзд.

Как же давно она не была так счастлива.

Сбавив скорость, Виктор аккуратно приземлил Гермиону и, не отпуская рук, обнял.

А она стояла, не смея пошевелиться, и ее сердце билось часто-часто.

Гермиона вновь ощутила себя той девчонкой, у которой не было за плечами войны, не было потерь, не было всей той боли, что она пережила. Не было обязанностей и кучи ответственности, а одно только светлое будущее. Да, безоблачное будущее и человек, в которого она была влюблена.

Поэтому, когда Виктор поцеловал ее, она ответила со всем трепетом, который сберегла, сохранила ещё с тех времён. Все слёзы в подушку, все свои девичьи переживания, радости и горести — все отдала в этом поцелуе. И не взрослая миссис Уизли сейчас стояла на ее месте, нет.

Здесь стояла молодая четверокурсница, влюблённая в красавца-игрока.

А потом Гермиону словно облили холодной водой.

Что же она делает?

Гермиона резко отпрянула от Виктора.

— Нет, остановись, — говорила она пересохшими губами Краму, руки которого уже перебирали ее волосы и тянулись вниз, под пальто.

— Гермиона…

— Я сказала, остановись! — она с усилием отодвинулась от него.

Виктор посмотрел на неё с удивлением.

— Послушай, Гермиона… Я же говорил тебе: завтра я уезжаю в Аргентину по контракту на десять лет. И наша встреча — это подарок для меня. У меня ведь так и не было постоянной подруги с тех пор, так, ничего серьёзного… А сегодня я увидел тебя — все как раньше, те же чувства, что и тогда. Понимаешь меня?

О да, она прекрасно его понимала.

— Нет, Виктор, я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.

— Но… тебе ведь тоже нравилось…

Нравилось? Да он в жизни не была так счастлива, как сегодня!

— Я просто перебрала с шампанским.

— Послушай меня, — он взял ее руки в свои. — Послушай, что я тебе скажу. Я же знаю, что нравлюсь тебе, я чувствую это. Поехали со мной. Мы ведь не знаем, когда сможем увидеться в следующий раз.

— Нет.

— Почему?

— Я... не могу себе этого позволить. У меня… есть любимый муж, дети, приличная должность. Я не могу зачеркнуть это все, заставив себя с отвращением содрогаться каждый раз при взгляде в зеркало.

Он долго смотрел на неё.

— Подумай, от чего ты отказываешься. Я… я люблю тебя. Гермиона, поехали. Это… это как в той песне: сейчас или никогда.

Она отняла руку.

— Прости, Виктор, но… нет. Я не могу так. Удачи тебе в Аргентине. Я, пожалуй, пойду домой.

— Я провожу тебя…

— Нет, — она быстро остановила его, выставив руку, — я сама дойду, — и чуть улыбнувшись, сказала. — Спасибо за чудесный вечер. Я правда была очень рада тебя увидеть. До свидания.

— Прощай.

Гермиона быстро зашагало по дорожке, оставляя на снегу чёткие следы сапожек.

А Виктор все стоял и смотрел ей вслед, и ждал, когда же она обернётся.

Гермиона… знала, что он сморит. И не оборачивалась.

Потому что понимала — если она ещё раз посмотрит в его глаза, то вся ее выдержка полетит к чертям, и она кинется, побежит к нему, наплевав на все запреты.

Поэтому она молча шла, а по ее щекам катились слезы.

Гермиона отошла достаточно далеко и уселась на одинокую лавочку. Автоматически отгородила себя от окружающего мира заглушающими и маскирующими чарами.

И разревелась.

Как же ненавидела она себя сейчас.

У неё все есть.

Она жива, здорова, у неё отличная работа. Прекрасные дети и чудесный любящий муж, которого она тоже любит. Любит, любит!

«Что, что ещё тебе надо, сволочь?!» — спрашивала она у себя, захлебываясь слезами и размазывая сопли по щекам.

И как… как она могла соврать ему, прекрасному человеку, согласиться на всю эту авантюру… Какая же она отвратительная и гадкая, гадкая, гадкая! — последнее слово Гермиона выкрикнула в воздух.

Она сидела так ещё некоторое время, но постепенно всхлипы уредились, и грудь уже вздрагивала не так часто.

Нет смысла плакать.

Незачем сожалеть о своём выборе.

Гермиона встала, утёрла ладонями щеки и медленно зашагала по улице.

У неё был выбор, носить ли на сердце камень, или оставить свою душу чистой.

Она его сделала.

Никогда.

Она не позволила себе этого сейчас, и не допустит такой ситуации впредь.

У неё был выбор… Впервые в жизни сделать для себя, а не для кого-то другого. Так, как того хотелось ей.

Стать счастливой.

Сейчас или никогда.

Она сделала выбор, и глупо о нем сожалеть.

Никогда.