Я хочу быть с тобой (гет)

Твое имя давно стало другим,

Глаза навсегда потеряли свой цвет.

Пьяный врач мне сказал — тебя больше нет,

Пожарный выдал мне справку,

Что дом твой сгорел.

Но я хочу быть с тобой,

Я хочу быть с тобой,

Я так хочу быть с тобой,

Я хочу быть с тобой,

И я буду с тобой.

— А я сказала, что никуда не поеду! — почти провыла Арья сквозь сжатые зубы. — И меня никто не заставит, я хочу быть с тобой!

— Дура! — заорал на нее Джон и сам испугался этой вспышки и вмиг сжавшихся Арьиных плеч. — Мы на смерть идем, дурочка маленькая, — добавил он тише и мягче. — Если уж я не спасу своих людей, дай мне хотя бы попытаться спасти тебя. Хотя бы сейчас.

Она посмотрела на него искоса, взглядом раненого зверенка — но молча кивнула.

Джон выдохнул.

Это получилось слишком просто.

Когда он подошел к ней в последний раз, чтобы обнять на прощание, глаза ее стали пустыми. Скрипнув зубами, она молча уткнулась в его плечо. Не плача.

Она никогда не позволила бы себе этой слабости — но почему-то в этот миг Арья казалась ему стократ беззащитнее Лилли, Сансы... кого угодно.

Его мертвое сердце больно защемило, когда за нею закрылась дверь. Джон поднял покалеченную правую руку, будто желая остановить, но лишь сжал пальцами воздух.

Поздно.

Поздно, и он так и не успел напоследок коснуться ее волос.

Почему-то от этого боль только усилилась. Впрочем, на уныние не было никакого времени. По правде говоря, времени уже ни на что не было — из-за стены вместе с дыханием зимы приближалась бледная смерть.

Может быть, через сотни лет о героях этой битвы напишут баллады. Если останется, кому их написать. Интересно, вспомнят ли, что живых на последнюю битву с мертвецами вел такой же мертвец?

«Ты не мертвый! Не мертвый!» — вновь зазвучал у него в ушах отчаянный шепот Арьи.

Как она пыталась отогреть его черные руки...

Нельзя вспоминать, одернул он себя. Все. Арьи больше нет... Нет рядом, торопливо поправился он. Она в безопасности.

И он обязан защитить мир, чтобы она оставалась в безопасности. И если стоило ради этого наорать на нее... Что ж. Оно того стоило.

У нее впереди — целая жизнь. У него — лишь эта битва. Он все сделал правильно.

Джону захотелось снова стать Призраком. Вновь стать по-настоящему живым, почувствовать биение сердца, ощутить бег молодой крови в венах — до звона в ушах, обонять тысячи запахов, бежать по еще свежему Арьиному следу...

Но нет.

Так он ее точно не защитит. И не он ли отказался от малодушия, когда убил в себе мальчишку?

И тем более он не имел на него права, когда убили его самого.

Рукоять Длинного когтя привычно скользнула в плохо гнущиеся пальцы.

О чем думал Робб, когда шел в бой? Молился Воину или Старым богам? А кому молиться самому Джону? Неужто Р’Глору, вернувшему его к жизни?

Вот только пламя его поцелуя оставило после себя тьму и холод. И остывший пепел на месте живого сердца.

Это ложный бог. Бог обмана, ушедший, подаривший ему только медленное угасание, только тление. И в этот раз Красный бог ему не помощник.

Он все должен сделать один. Сам.

* * *

Белое марево застилало глаза.

Если бы Джон по-прежнему оставался жив, его конец наступил бы уже давно. Очень трудно сражаться, вдыхая такой мерзлый, будто сгустившийся воздух.

Однако он вполне мог обходиться без дыхания — и впервые за долгое время Джон этому радовался.

Впрочем, сил на радость почти не осталось. Его противник был неутомим, тонкий ледяной клинок так и мелькал в воздухе, заставляя Джона танцевать под свою музыку. И сломать этот ритм никак не выходило.

Вот он чудом ушел от выпада, уклонился.

И внезапно острый холод пронзил его спину.

Еще до того, как его настиг клинок, Джон увидел рядом с собой маленькую фигурку с детским, почти игрушечным, мечом.

Все было зря — она обманула его, не ушла...

Да и как Арья, самый упрямый человек из всех, кого он знал, могла его послушать?

На миг Джон почти ощутил тепло. Как будто в лютый мороз чье-то дыхание коснулось щеки.

Он обернулся, чтобы взглянуть на Арью.

Чтобы убедиться — она в безопасности.

И слишком поздно заметил метнувшиеся белые тени.

— Не-е-е-е-ет!

Закричали они вместе.

Как и в детстве, когда часто говорили в один голос, заканчивали друг за другом фразы...

Замерев, будто парализованный ужасом, забыв о своем противнике, Джон смотрел, как тело Арьи выгибается в нечеловеческой судороге, как раны ее дымятся на морозе.

Он беспомощно опустил меч, глядя, как она распахивает синие, льдистые глаза.

И...

Протягивает руки в немом призыве.

* * *

Человеческий мир будет жить, хоть вечное лето, обещанное в преданиях, и не наступило: Иные всего лишь получили от рода людского то, что им было нужно.

Их новый мертвый король — синеглазый, в чёрных ледяных доспехах, с пылающим мечом — поднялся с земли, взяв за руку мертвую королеву — с серебряным инеем, увенчавшим ее холодное чело.

И мрак отхлынул еще на тысячу лет. И зло уснуло вновь.

Говорят, что мертвая дева, уводя короля за собой, улыбалась.

И долго ветер разносил их шепоты по полю, полному мертвецов:

— Я буду с тобой.

— Я так хочу быть с тобой.

— Вечно.