Бессонница (джен)

Мы не будем сейчас говорить о том, как проходит ваш день. Он может быть насыщенным, вы можете любить каждое его мгновение; или он серый, блеклый, вами ненавистный; вы можете не замечать, как он пронёсся мимо, или изнывать от того, как долго он длится. Всё это неважно, ведь под конец его вы проваливаетесь в сон. Не всегда надолго, не всегда и ночью, но всё же. Рано или поздно вы решите избавиться от усталости в забытье сновидений.

Бывают вечера, когда вы сидите допоздна, а потом расправляете постель и долго кружите рядом с ней, взбивая подушку, проводя нужные процедуры, проветривая комнату, выключая ночник и, наконец, скидывая тапочки. И чем дольше томление, тем приятнее упасть в обнимающее одеяло, примостить голову на подушке, потянуться всем телом и приготовиться к безмятежной ночи.

Или вы приходите и без лишних приготовлений падаете на кровать, чрезвычайно уставшие, даже не скидывая одежду, и тут же уходит эта усталость, и ваши мысли уносятся так далеко от всех невзгод.

Или вы смотрите телевизор, и постепенно лень растекается по телу, наваливается на веки, и вы засыпаете прямо на месте, и сниться вам будут сцены из фильма.

Или вы чувствуете влагу от собственных слёз на подушке, и все щёки у вас тоже влажные, и нос забился, но вы всё-таки поддаётесь сонливости, и тревожный, неспокойный сон принимает вас в свои успокаивающие объятия.

Или вы подолгу смотрите на потолок, тонущий в темени ночи, и часами ворочаетесь под одеялом, а потом поднимаетесь, принимаете пару таблеток, и созданное вашими же руками царство Морфея забирает вас.

Или иначе, как хотите. Момент, когда вы исключаетесь из реальности, отрекаетесь от неё и существуете только в собственном сознании, — момент, который мало кто подмечает, и всякий принимает как должное.

И которому противостоит момент просыпания, выдёргивания из облачных замков, по мановению мысли созданных вами. Вы скажете: да, неприятный. Я скажу — агонизирующий.

Я живу в этом моменте. Никогда не зная отхода ко сну, я просыпаюсь. И это слово уже ничего для меня не значит. Просыпаясь, вы выныриваете из сновидений, из того, что создал ваш мозг. Из того, что принадлежит только вам, и больше никому. Я не вижу снов.

У меня их нет и быть не может, как не может быть вообще чего-либо собственного. Я — паразит. Я — чужеродная мысль в вашей голове. Я — ваше предчувствие смерти.

Я просыпаюсь в чьём-то теле, и пока оно сонное, подвожу его к какой-нибудь зеркальной поверхности. Я видел всяких. Гениев и идиотов, мирных и военных, правителей и нищих, родителей и детей, убийц и жертв. Все вы — такие разные, с такими разительно отличающимися призмами видения мира, но всех объединяет одно — вы смертны. И тот день, когда я, просыпаясь, открываю глаза вместе с вами, — тому подтверждение. Заключительная глава вашей жизни.

Стоит ли говорить, что я привык к виду смерти? Стоит ли упоминать, что и их я повидал столько, что не счесть?

Иногда они мучают меня, когда я лежу в больничной палате, медленно вдыхая и выдыхая. Или сижу на руках очередной матушки, бессмысленно улюлюкая. Или сгибаюсь от боли в углу каменной комнаты без окон, а в голове — мольбы о прекращении пыток. Я даже поторапливаю смерть, настолько скучно бывает в таких телах.

Иногда я даже не успеваю понять, что произошло: пуля в затылок, нож по горлу, кирпич на голову? Встряска — и я снова просыпаюсь.

Иногда я сражаюсь. Долго, претерпевая мимолётные поражения и победы, временами чувствуя, как обречённый, в чьей голове я засел, ликует, думая, что одержал верх, но я всегда наверняка знаю, какая концовка у этого триллера.

Иногда смерть ожидаема или учинена руками самого обречённого. Иногда ничего не предвещает её. Иногда она приходит в самопожертвовании. Иногда готовятся к её приходу, и всё же не могут обхитрить.

Иногда — перед самым сном. Даже я начинаю волноваться в такие моменты: неужели моя жизнь начнётся? Но нет.

Бескровно или с фонтанами алой жидкости, от чьей-то руки или по случайности, в покое или борьбе, но смерть приходит. Нет, не скелет в чёрном балахоне и с косой, но утверждать, что она бесплотна, я бы не брался: пощёчина от неё весьма ощутима.

Пощёчина — то ли, чтобы изгнать из погибающего тела, то ли, чтобы пробудить.

От тех, в чьих мыслях я обитал перед их кончиной, я узнал столько, что, будь у меня голова, она бы пухла от знаний. И философские размышления о жизни и смерти ничуть меня не занимают. Я ими пресытился. Лишь изредка я, бывает, помечтаю, что всё это — кошмарно затянувшийся сон, и однажды я очнусь собой и буду жить. В короткие моменты я даже верю в это.

Кто я? Палач? Проклятый? Бог? Пришелец?

О нет, всё прозаичней. Я просто человек, умерший во сне.

Спокойной ночи, спите крепко. Увидимся утром.