Наследник Дьявола (джен)

Дождь закончился так не вовремя.

Яша Химе не помнила, сколько времени провела здесь. Она вымокла до нитки — это факт, её сигареты теперь уже непригодны к использованию, а банка с вишнёвой Колой, которую она держала в руках, давно уже наполовину состояла из дождевой воды. Холодная одежда прилипла к горячему телу, с носа свисала огромная и тяжёлая капля воды, короткие волосы прилипли к щекам, и от каждого дуновения ветра она дрожала, словно осиновый лист.

Она сидела на крыше двадцатиэтажного больничного корпуса, свесив ноги вниз, в пропасть, которая манит и пугает всё больше с наступлением сумерек. Через двухметровое ограждение крыши Яша перемахнула без труда. Дверь на крышу оказалась заперта, но Яшу это не остановило. Всё-таки, как просто — выбить дверь, с хрустом и треском сломать хлипкий замок, когда знаешь куда бить и с какой силой.

С этим местом, с этой больницей Яшу связывали особые воспоминания. Вернее, их отсутствие. Ей сказали, что здесь, в этот самый день семнадцать лет назад мать вытолкнула её из чрева в этот мир, полный холодных дождей и завывающего ветра. Ей сказали, а она охотно этому верила, потому как других ранних воспоминаний об отце или о матери у неё не было. Яше твердили, что она была нежелательным ребёнком. Яше говорили, что она должна быть благодарна за крышу над головой, за кормёжку настолько редкую и настолько часто отбираемую старшим братом, что у неё развилась анорексия. Яше говорили, что её кровь отравлена, что она — не более чем продукт греха, от которого отвернулся даже Бог. Ей говорили, она верила, потому как другой правды попросту не существовало. И вера её была до того крепка, что в конце концов превратилась в злобу.

Сегодня её День рождения. Семнадцать лет. Она должна была быть в третьем классе старшей школы, но приёмные родители заставили её работать в дешёвой кофейной, где её лапали посетители, где старшие отпускали грязные шуточки, где не было той божественной духовности, к которой её хотели приучить с детства. Она сделала глоток вишнёвой Колы и поморщилась, чувствуя, что вкус действительно стал больше напоминать обыкновенную пресную воду. Равнодушно вздохнув, она вылила остатки вниз с крыши, а после выбросила и саму банку, безжалостно сплющив её сильными ладонями. Ей было всё равно, попадёт ли бесполезная жестянка в кого-нибудь внизу. Лучше бы попала. Лучше бы кто-то пострадал, вскрикнул от боли, упал бы замертво, а Яша смотрела бы, свесив ноги с крыши, глядя, как растекается по асфальту кровь, как от ярости и негодования искажено лицо жертвы, как он ничтожен. И как бы тогда была высока она в чужих глазах. Наверное, это стало бы триумфом всей её непродолжительной жизни.

Но ничего не случилось. Дождь закончился совсем недавно и успел загнать людей под спасительные крыши. Банка громко ударилась об асфальт. Обидно. Это событие стало бы единственным ярким пятном в её жизни. Единственным и кроваво-красным.

Но так ли было важно, что от её действий пострадает один единственный человек? Не совсем. Конечно, причинить кому-то боль было бы ужасно, как твердит общество, навязывает окружение, внушает кто угодно, но только не средства массовой информации. Дело не в этом. Яша хотела своими действиями хоть на что-то влиять. Пускай незначительно, пускай пустяшно, но изменять и при этом чувствовать своё могущество хоть над чем-то. И, если честно, как же это выматывало — меняться ради мира, прятаться в сырой и полной сквозняков комнате от глаз приёмных родителей и старшего брата и давиться слезами.

На самом деле, Яша уже не чувствовала ни печали, ни радости, ни страха. Перегорела для этих эмоций, превратила их в злобу, сделала её своей личной защитной реакцией. Она окинула взглядом ту бездну, что разверзлась под её ногами, вслушивалась в шорох листвы и вой ветра, пронизывающего холодом до самых костей. У неё застучали зубы, но она этого даже не заметила. Хотелось одного — поскользнуться. Так случайно и нелепо умереть, потому что на целенаправленное самоубийство она вряд ли смогла бы решиться. Закрыть глаза, чувствуя всю тяжесть тела и силу ветра, рвущего на ней мокрую одежду, на мгновение заснуть, освободиться от жгучей злобы в груди, а после проснуться от хруста костей черепа, позвоночника, рёбер. Интересно, как падают самоубийцы? Что в теле человека самое тяжёлое: голова или ноги?

Яша почувствовала, что у неё кружится голова. Она схватилась тощими руками за край крыши и подтянула ближе к нему своё тело. Вот так. Ещё немного. Кажется, перед шагом в новую жизнь нужно снять обувь. А зачем? Тем более, не шаг она делает, а ползок. Возможно, в следующей жизни ей удастся стать ядовитой змеёй, ползать среди раскалённых песков и лишать жизни всё, что окажется достаточно большим, чтобы насытить бездонный змеиный желудок.

Ещё рывочек. Ноги почти полностью свисают над двадцатиэтажной пропастью, ветер гудит и, кажется, подталкивает Яшу в незащищённую спину. Она вглядывается в пустоту. Как спокойно. Её сердце бешено колотится, ей безумно страшно и одиноко, а там, внизу, царит безмятежный покой и тишина августовской ночи.

Яша зажмурилась и сделала финальный рывок. Не вышло. Что-то сильное и твёрдое толкнуло её в грудь, остановило от рывка и откинуло обратно на крышу.

Она открыла глаза, и её удивлённый вопль застрял в горле. Игра ли это больного воображения, иллюзия ли умирающего мозга или реальность? Перед ней, расправив чёрные, как самая мрачная из ночей, крылья, испещрённые шрамами и кровоточащими порезами, предстал ангел.

— Имя моё Драггот, — раздался его низкий баритон, наполнивший, казалось, всё вокруг. — Ангел лишений.

— Я пришёл в твой самый мрачный час, — он указал рукой с острым чёрным когтем на Яшу, — с даром, который тебе так необходим.

Яша смотрела на ангела, широко раскрыв глаза. Она не до конца верила в его существование, хотя боль от твёрдого удара в грудь была реальной, сам Драггот казался слишком реальным, чтобы принять его за иллюзию. Его лицо было мертвенно белым, длинные чёрные волосы опутывали всё тело, служа для него одеждой, чёрные крылья отбрасывали вполне реальную мрачную тень. Тело Драггота по рукам и ногам сковывали цепи, гремящие при каждом его движении. Тяжёлые стальные браслеты сковывали запястья и щиколотки.

— Я… — просипела Яша. — Ничего мне не нужно.

— Кроме этого? — он указал когтистой рукой на бездну, в объятия которой не позволил кинуться Яше. — У меня есть предложение получше.

Он сложил крылья и приземлился на крышу больницы рядом с Яшей, его цепи с грохотом ударились о бетонное покрытие. Он накрыл крыльями голову и беспрепятственно прошёл сквозь двухметровое стальное ограждение. Яша смотрела на него во все глаза. Она поднялась, но достаточно осторожно, чтобы не свалиться в пропасть, зацепилась мокрыми пальцами за железную перегородку.

— П-погоди! — сдавленно, несмело позвала его Яша. — Я не могу так быстро перелезть через ограждение!

— Я не тороплюсь.

Драггот улыбнулся. Его улыбка была мягкой, ободряющей, даже в какой-то степени отцовской, на что Яше было абсолютно всё равно. Она привыкла видеть улыбки, и в её окружении чаще всего улыбались лицемеры и извращенцы.

Перелезла она с трудом. От холода и этой странной встречи её трясло, мокрые кроссовки скользили по скользкой металлической перегородке. Перемахнув через ограждение, Яша не удержала равновесия. Ноги подкосились, и она неуклюже упала. Драггот подхватил её, не позволив грохнуться в лужу на крыше, чем вызвал прилив злобы в сердце Яши. Ей не нужна помощь. Если уж падать, то с ссадинами, ушибами и прочими последствиями, а не оставаться целой благодаря очередному лицемеру!

Однако, это прикосновение развеяло все сомнения Яши. Оно было реальным, оно не позволило ей упасть, а значит и Драггот был реален. Она подняла на него испуганный взгляд.

— Ты… вы... причините мне боль? Л-лишите меня чего-то?

— Конечно лишу, — он едва заметно улыбнулся. — Лишу тебя пустой и бессмысленной жизни, в которой нет места надеждам и вере.

— Что?

— Для тебя это будет большим открытием, Яша Химе, но наш Бог умирает, — он говорил, а его янтарные глаза, казалось, горели от азарта. — А вместе с ним погибает в муках и агонии и Дьявол. Бог отправил сюда, на Землю, тринадцать светлых ангелов, которые подберут нового кандидата на свою должность.

— А ты пришёл от Дьявола, — выдохнула Яша.

— Быстро соображаешь, — его улыбка стала коварнее. — Я в тебе не ошибся.

Яша сглотнула, вновь повернув голову в сторону ограждения и того края крыши, с которого минутой ранее хотела сброситься. А вдруг у неё получилось? Вдруг она уже внизу, а Драггот — обыкновенная агония умирающего мозга? Это казалось вполне логичным.

— Получается, — выдохнула она, чувствуя приливающий к щекам жар. — Я — наследник Дьявола?

— Одна из тринадцати. В случае твоей победы я буду верно служить тебе до тех пор, пока не иссякнет само время, пока не погаснут звёзды, а планеты не обратятся в пыль.

— И… кто остальные?

— Не имею понятия, — он улыбнулся с неким ребячески озорством. — Но у всех наследников Дьявола есть один важный минус. Они видят меня, а ты видишь их ангелов.

Яша сжала руки в кулаки, глубоко вздохнув.

— Хорошо. Допустим. Но… я не подхожу на эту роль. Тебе следовало выбрать кого посильнее и побольше. Будем реалистами, вряд ли забитая анорексичка причинит кому-либо вред.

— Сейчас — нет, — коварно начал он, расправив могучие крылья. — К тому же, Дьявол коварен не потому, что может и должен участвовать в боях без правил. В этой роли важен разум.

— Я же даже в старшую школу не поступила, — прошептала Яша.

Драггот наклонил голову набок, вглядываясь в её глаза, видя в них сомнения, желания, злость. Ангелу недоступна человеческая природа, и в этом плане демоны находятся в выигрышной ситуации. Человек состоит из страхов и мечтаний, и на этом можно сыграть, толкнув несчастного в пучину соблазна.

— У меня для тебя три дара.

Он улыбнулся, когда на шее Яши и на её правой руке появились яркие, золотые, сияющие обручи. Один на шее и два — на запястье. Она опустила на них глаза и удивлённо поводила рукой в воздухе, точно хотела их стряхнуть.

— Они несовершенны, — признался Драггот.

— Что это?!

— Это, — он указал когтем на её шею. — Крылья. Достаточно подумать о них, чтобы они появились.

Яша училась быстро. Очень скоро она ощутила спиной непривычную тяжесть, давящую на позвоночник и рёбра. Левое чёрное крыло было гораздо короче правого, выглядело недоразвитым и переломанным. Она взмахнула крыльями и взвыла от нестерпимой боли и тяжести, с какой давили на её тщедушное тело цепи.

— Эти крылья невозможно насытить, — спокойно продолжил Драггот. — Каждый взмах заставляет тебя проливать кровь. Однако, стоит накрыться ими, и ты исчезаешь из материального мира.

Яша дышала тяжело и неровно, упираясь руками о колени. Крылья были слишком тяжелы, чтобы обрушивать их на голову, но она всё же попробовала. Ветер перестал пронизывать холодом и хлестать по лицу. Она подняла к глазам руки и увидела, что они стали практически полностью прозрачными.

Закрыв глаза, Яша перестала думать о крыльях, как перестают думать о ногах, стоит их расположить поудобнее. Она вновь появилась в реальном мире, где царили холод, пустота и сырость.

— В твоей руке есть стрелы, — Драггот демонстративно поднял свою правую руку. — Чёрная вызовет у любого человека нестерпимую, сводящую с ума боль. Золотая сотрёт любое воспоминание.

Яша сосредоточилась на своей ладони. Ромбовидные стрелы одновременно вылетели из неё, пронзая собой холодный послегрозовой воздух, и вернулись к ней, не вызвав при этом ни капли боли, как это было с крыльями.

— Ты быстро учишься, — улыбался Драггот. — Как и ожидалось от наследника Дьявола. Не хочешь ли опробовать свои новые таланты? Здесь достаточно людей…

— Хочу, — Произнесла Яша с непривычной твёрдостью в голосе. — На конкретных людях. Сколько крови потребуется крыльям, чтобы я смогла добраться до Аоямы?

— В живых останешься точно. Если, конечно же, хочешь этого.

— Теперь всё по-другому, — она подумала о крыльях, и они появились за её спиной. — Если ты не солгал мне, то с такой силой в руках я смогу повлиять хоть на что-то. Я смогу… изменять. Я…

Она не договорила. Яша задыхалась от предвкушения и была слишком сильно опьянена мыслями о том, что ей предстоит совершить. Взмах крыльями, и в сердце будто бы впились тысячи иголок. Второй взмах, и ноги оторвались от поверхности крыши на пять-шесть метров. Третий взмах, и крылья понесли её к дому приёмных родителей в Аояме, питаясь тёплой и желанной горячей кровью.

Три недели спустя к дому в Аояме прибыли полицейские.

Тревожные сообщения о семье Химе поступали в полицейский участок ещё с начала августа: Рю Химе, ничего не сообщив, перестал ходить на работу; о Митсуко Химе забеспокоились её многочисленные подруги, сообщившие, что она давно не посещала церковь, хотя обычно не пропускала ни одной службы; Акихико Химе так же бесследно пропал, о нём забеспокоился его лучший друг из старшей школы, которому он внезапно перестал отвечать на звонки. А не так давно поступили ещё более тревожные жалобы на то, что из маленького одноэтажного домика доносится отвратительный запах.

Август в этом году выдался очень жарким. Выходить из дома в пятидесятиградусную жару было противопоказано, но долг полицейского включал в себя работу в любых условиях, будь то удушающая жара, землетрясение, ураган или снежная буря. Так что, не было ничего удивительного, что в доме, в котором пропали жильцы, пахло. Во-первых, мог сломаться холодильник, и неиспользованные продукты начали тухнуть, во-вторых, хозяева могли забыть выбросить мусор…

Но сконцентрировавшийся в этом доме запах был точно не похож на те безобидные запахи протухшей пищи и бытовых отходов. Это был невыносимый, легко узнаваемый, пробирающийся в самое горло и вызывающий рвотные спазмы запах разложения.

Замок полицейские взломали, открыли входную дверь, и в воздух поднялся потревоженный рой жирных чёрных мух.

Никто никогда не узнает, что было здесь три недели назад, в День рождения Яши Химе, на котором она получила единственный и самый ценный в своей жизни подарок — смысл жизни. Никто не узнает, как она с трудом долетела до дома на тяжёлых, скованных цепями крыльях, никто не заметит хлынувшей из её спины крови, оставшейся на бетонной дорожке, ведущей к дому. Дождь смыл доказательства её присутствия, солнце выжгло их. Она подошла к дому приёмных родителей не сразу, хотя и была взбудоражена настолько, что не могла устоять на месте. Как же поступить? Теперь у неё было оружие, но как его применить? Стереть ли память? Использовать ли сразу чёрную стрелу? Яша прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать эмоции и не пойти применять в ход силу, толком ничего не обдумав. По подбородку потекла яркая струйка крови.

— Почему ты медлишь? — лукаво произнёс Драггот, оказавшись рядом с Яшей, сложив тяжёлые чёрные крылья. — Ты ведь хотела использовать стрелы.

— Да, — она поднесла правую руку к лицу. Перед глазами всё плыло после серьёзной потери крови. — Есть ли на них лимит?

Драггот хмыкнул.

— Это не пули для пистолета, они не кончатся. Чёрные стрелы ты можешь держать в теле человека сколь угодно долго, как и золотые, но наслаждаться их эффектом вечно не сможешь. Через какое-то время человек либо умрёт от болевого шока, либо его память опустеет…

— Вечная боль, хах? Не этим ли балуются демоны в Аду?

— У нас есть много других развлечений. Недавно Старбакс открылся…

Яша закрыла глаза, чувствуя сильное головокружение. Нельзя летать с такими крыльями на дальние расстояния, нужно либо избавиться от болезней в своём теле, чтобы быстро восстанавливать кровь, либо ездить на метро до пункта назначения. Наследник Дьявола, ездящий на метро? Обхохочешься. Что дальше? Ангелы, играющие в Контру и боги смерти, едящие только яблоки? Яша зарылась пальцами в свои короткие волосы, глядя на дом пылающим взглядом. Её братец, наверняка, ещё не дома, как и отец, который любил до поздней ночи где-то задерживаться. Приёмная мама дома. Митсуко Химе. Набожная женщина. Пожалуй, слишком набожная, без конца называющая свою приёмную дочь корнем зла и плодом греха. Яша накрыла голову чёрными крыльями и прошла в дом. Решено. Лучше всего — попробовать стрелы на Митсуко, изучить их действие, узнать, какой эффект они создают.

Хотя вообще-то, Яша хотела начать с брата, изрядно помучить его на глазах у родителей, а потом лишить их всех воспоминаний и продолжать пытку до тех пор, пока силы не иссякнут. До появления крыльев и стрел, Яша не подозревала о том, сколько зла всегда горело в её груди, сколько в её сердце было ненависти, готовой обрушиться на этих людей, на этот дом, на ту больницу, в которой семнадцать лет назад родилась девочка, ставшая наследницей Дьявола. Драггот следовал за ней. Он ухмылялся, и явно пришёл в этот дом в качестве зрителя, а не помощника.

Пройдя сквозь стену, Яша оказалась в спальне приёмной матери. Окна здесь всегда были закрыты тяжёлыми шторами, на стенах висели деревянные кресты и образы святых. Митсуко была католичкой, что не было таким уж редким явлением в Японии, но всё равно считалось чем-то оригинальным и непривычным. Яша не знала, с какого момента Митсуко посчитала за грех ложиться в одну постель со своим мужем, когда страх перед нечистыми силами одолел её до такой степени, что она била приёмную дочь чуть ли не до крови, пытаясь искоренить в ней грехи человеческой плоти. Читаешь книгу? Знания от Дьявола, люди бы не писали книги и не подписывались своими именами, если бы не поддались гордыне. Талант приходит от Бога, а люди, используя его, зарабатывают деньги не собственными руками! Носишь юбки? Потаскуха! Красишь губы прозрачным блеском? Шлюха! Первая любовь? Это всё происки Дьявола в тебе, маленькая развратница! Быть женщиной — грех. Недаром от тебя отказались сразу после рождения!

Яша зажала руками уши, стискивая зубы. Эти слова, сопровождавшие её всю жизнь, по-прежнему оставляли кровоточащие раны у неё на сердце. Митсуко не объяснишь, что, будь её воля, она предпочла бы не рождаться. Митсуко не втолкуешь, что она сколько угодно может замаливать грехи и перечитывать Библию, но не усвоить суть учения. Митсуко не понимает, как важно быть человеком, а не фанатиком.

Яша убрала крылья, открыла дверь и оказалась в узком коридоре.

— Митсуко, — пустым, слишком спокойным голосом произнесла она. — Я дома.

— Ты должна была быть дома два часа назад, — стоя на кухне, полная и низенькая женщина громко и неумело нарезала овощи. — Опять с парнями шлялась, шлюха?

— Сегодня мой День рождения.

— Да? Ну и что? Такие, как ты, недостойны поздравлений.

— Акихико вылетел из старшей школы, — вздохнув, произнесла Яша. — Ему вы подарили ужин в пятизвёздочном отеле.

— Деньги чужие считаешь? Лучше заткнись, мразь!

— Я… стараюсь быть хорошей, — голос Яши снизился до шёпота.

— И вообще, чего это ты так поздно, а? — Митсуко повернулась к ней лицом. Её пышные чёрные волосы всегда напоминали Яше если не львиную гриву, то корону из кривых чёрных рогов. — Тебя уволили? Неудивительно.

— Меня НЕ уволили.

— А мне кажется, уволили! — Митсуко подошла и отвесила Яше звонкую пощёчину. — Видит Бог, я пыталась тебе отгородить от работы шлюхи, но, видимо, с наследственностью не поспоришь!

Яша замерла. Она смотрела в одну точку, не решаясь поднять правую руку и выстрелить. Щека горела болью, голова кружилась, а ненависть в сердце сменилась пустотой. Всё-таки, перед ней была её мама. Приёмная, жестокая, фанатичная, но всё-таки мама, от которой она в тайне надеялась хотя бы разок увидеть понимание и поддержку.

— Ну? Как зарабатывать теперь будешь, неблагодарная сука?

— Да вот так.

Чёрная стрела вылетела из ладони Яши и застряла в левом колене Митсуко. Яша вздрогнула от её мерзкого, оглушительного, душераздирающего крика. Схватившись за ногу, Митсуко каталась по полу, будто бы ей казалось, что это хоть как-то сделает боль терпимее. Её крики напомнили Яше вопли свиней на скотобойне.

— Эй, Митсуко, — бесцветным голосом произнесла она, с грустью глядя, как лицо её приёмной матери становится всё уродливей от перекосившей его гримасы боли и ярости. — Я скоро стану Дьяволом.

— Ты-ы… — сквозь сжатые от боли зубы прорычала Митсуко.

Больше она ничего не могла сказать. Справившись с приступом невыносимой боли, задыхаясь, она подползла к кухонному столу и шарила по нему рукой, пытаясь найти нож. Яша смотрела на неё печальным взглядом. Значит, так всё закончится, да? Тем лучше. Рано или поздно это должно было случиться.

Митсуко схватила рукоять ножа, и вторая чёрная стрела оказалась у неё в левой ноге. Новые вопли, оглушительнее прежних, заставили сердце Яши дрогнуть. А правильно ли она поступает? Сколько ещё стрел она может всадить в тело человека в припадке ярости или безумия? И на что вообще похожа эта боль? Достойна ли её мать такой жестокой участи?

Яша стиснула зубы. Какого чёрта она колеблется?! Дьявол не терпит сентиментальностей, слабостей, любви! Если уж решилась стать такой, если уж отказалась от самоубийства ради этой цели, нельзя колебаться!

В левом бедре Митсуко оказалась третья чёрная стрела.

Не помня себя от муки, женщина изо всех сил вонзила нож по самую рукоять в очаг боли. Ей было не важно, сколько увечий оставит на её теле это ранение, будет ли у неё заражение крови, и сможет ли она вообще ходить. Ей было важно избавиться от боли. Удар. Ещё удар. И ещё. Как странно. Лезвие входило без боли, кровь вырывалась со свистом из разорванных артерий, а она не чувствовала этого. Она замахнулась ещё раз, в попытках отрубить себе ногу, но нож выпал из обессилевших рук. Тяжело дыша, она повалилась на пол. Глаза ей застилала тёмная пелена.

— Яша, — сорвалось с её губ. — Не… на… ви…

Яша с грустью смотрела на залитый кровью пол, на зияющие раны в бедре. Нож вонзался глубоко, Митсуко каким-то образом крутила им в своём теле и вырвала вместе с кусками плоти. Яша старалась не отводить глаз. Она знала, если посмотрит в сторону или закроет глаза, то проявит слабость и окажется недостойной для возложенной на неё ответственности. Чёрные стрелы вернулись в её руку, Яша чувствовала, как по щекам бегут тяжёлые слёзы.

— Н… насколько ужасна эта боль, Драггот?

— Если в тебя выстрелят чёрной стрелой, поймёшь, — он равнодушно смотрел на женщину с посиневшими губами и выпученными глазами. За свою долгую и неправедную жизнь падший ангел видит столько мук плоти, что они становятся для него забавными. — О… не говори мне, что хочешь сдаться.

— Никогда.

Во входной двери щёлкнул замок.

— Мама? Ты там? Мы слышали крики…

Акихико. Он не успел договорить. Яша сквозь дверь выстрелила золотой стрелой. Судя по тому, как быстро смолк её брат, она попала в цель.

— Входи, Акихико, — спокойным, неожиданно огрубевшим голосом проговорила она. — Тебе показалось, криков не было.

Впервые в жизни старший брат её послушался. После малюсенькой, размером с кулачок золотой стрелы, которая проходит сквозь двери, а не после надсадных криков и рыданий. Он таким образом играл. Когда ей было двенадцать лет, он играл в фотографа и заставлял её позировать обнажённой, когда ей было четырнадцать лет, он отправил эти фотографии на почту одноклассникам Яши, когда она отказалась потрогать его отвердевшую промежность, когда ей исполнилось шестнадцать лет, он повалил её на кровать, заломил руку за спиной и сжимал до того момента, пока не послышался оглушительный хруст. Яша помнила, сколько издевательств вытерпела из-за него, и его, начавшего толстеть ещё лет в одиннадцать, и теперь ставшего размером с мать и отца вместе взятых, она, слабенькая анорексичка, жалеть не собиралась.

Золотая стрела застряла в округлом животе Акихико. Он смотрел вокруг бессмысленным взглядом, будто бы не понимая, куда попал.

— А где папа?

— Па-а-ап! — лениво промычал Акихико.

Стоило Рю закрыть за собой дверь, как он повалился на пол, двумя руками схватившись за живот и взвыв от боли. Это был слабенький, тощий человек, уже начавший лысеть, и от мнения которого в этом доме зависело чуть меньше, чем ничего. Подойдя, Яша присела на одно колено перед ним, не обращая внимания на закатившего глаза Акихико.

— Рю, — она наклонила голову набок, вглядываясь в перекошенное от боли лицо приёмного отца. — Насколько это больно?

Он непонимающе поднял взгляд на приёмную дочь.

— Я… Яша… вызови вр… врача!

— Он не поможет. Так… насколько это больно?

Яша провела кончиком чёрной стрелы по лбу своего приёмного отца. Он точно не мог видеть стрелу, зато прекрасно её чувствовал, и потому с грохотом ударился лбом об пол. Этого человека Яша ненавидела меньше остальных. В её глазах он был обыкновенным ничтожеством, которое только и умеет винить других в своих неудачах и ничего не делать ради решения проблем. Яша жаловалась ему на жестокое обращение матери, на Акихико, пока не поняла, что это бесполезно. Рю либо не делал ничего, либо пожимал плечами и говорил, что маме виднее.

— Я… — он задыхался. — Яша, это… ты… д… делаешь?

— Может быть.

— П… прекрати!

— Ты прекратил издевательства матери, Акихико, одноклассников?..

Он стиснул зубы, дрожа от боли.

— Рю, ты сделал хоть что-то, из-за чего боль должна прекратиться?

Он жалобно заскулил.

— Рю, ты удочерил меня. Ради чего?

— Т… ты хотела бы… умереть?

— ДА! ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДА! — она вновь едва коснулась чёрной стрелой кожи своего приёмного отца и поморщилась от резкого запаха испражнений. — Сегодня я почти сбросилась с крыши, Рю, но ко мне пришёл ангел и сказал, что я стану Дьяволом.

— С… сумас… шедшая.

— Митсуко тоже заливалась подобным бредом. Её ты считал здравомыслящей.

— М… Митсуко…

— Не волнуйся. Ты не скоро к ней присоединишься, — она перевела взгляд на старшего брата. — Акихико, разве ты забыл? Ты хотел перенести папу на кухню.

— О, точно!

Он послушно поднял корчащегося от боли отца на руки и перенёс его на стул на кухне. Пошевелиться от боли Рю не мог, а, увидев на полу тело своей жены, шумно вздохнул.

— Митсуко…

— Ты должен понимать, Рю, — как-то равнодушно проговорила Яша. — Ты отсюда живым не выберешься.

— Ак… кихико..?

— Может быть.

— Яша… я… кое-что знаю о твоих родителях.

— Мне всё равно.

Она перевела взгляд на своего старшего брата, который по-прежнему не понимал, что происходят. События улетучивались из его памяти со стремительной скоростью. Сейчас он уже никогда не вспомнит два часа, предшествовавшие тому моменту, как в него попала золотая стрела.

— Акихико, — Яша поджала губы, глядя на старшего брата. — Забудь, что есть людей — плохо.

Драггот дерзко ухмыльнулся.

— Для тебя это очень вкусно, — проговорила Яша, внимательно глядя на ничего не выражающее лицо старшего брата. — Как сырая плоть, так и жаренная.

— Акихико, не слушай!

Яша указала пальцем на тело матери, стараясь не смотреть в её сторону.

— В-вот. Почти готовая пища. Ты очень голоден, не так ли?

— Если ты не отзовёшь золотую стрелу в ближайшие дни, — напомнил Драггот. — Он забудет, как дышать.

Яша кивнула и прошла вперёд, накрывая голову чёрными крыльями. Последнее, что она слышала, покидая этот дом, был сочный «чавк» и звуки захлёбывающихся рыданий вместе с шумной рвотой.

Спустя три недели, вломившись в дом семьи Химе, полицейские увидели сидящего за столом почерневшего человека с неаккуратно срезанным кусками плоти и жидким гноем, сочащимся из тела. Справившись с отвращением и пройдя дальше, они замерли от ещё более омерзительной сцены: взрослый обнажённый мужчина свернулся калачиком и, прильнув к почерневшей и разложившейся груди женщины, будто бы сосал молоко.

Один полицейский выбежал из дома и тут же опустошил желудок. Второй же, поборов себя, склонился над умалишённым мужчиной, увидев в его теле сияющую золотом стрелу.

— Так Арастэр не лгала, — шёпотом произнёс он. — Есть ещё кандидаты в Дьяволы…