Чужая война (гет)

* * *

Малфоев, прикованных магией к стульям, допрашивали в огромном зале с колоннами, изящной лепниной по потолку и тяжёлыми гардинами из зелёного бархата на витражных окнах. Измождённые лица Люциуса, Драко и Нарциссы освещало бушующее в камине пламя. Около полусотни орденцев сидели за пышным столом в центре зала и внимательно следили за ходом допроса.

— Повторяю вопрос, — прорычал Сириус Блэк, по его лицу мазнул огненный отсвет, на миг вытянув его черты на манер волчьих. — Как близка была ваша семья с Риддлом?

— С Лордом Риддлом, — слабо откликнулся Люциус. Его белые волосы были спутаны, осунувшееся лицо давно не озаряла самодовольная улыбка.

— Твой лорд давно остыл в своей могиле, змеиное отродье!

— Сириус! — Нарцисса смотрела на него прямо, гордо вскинув голову. — Я твоя сестра, Сириус, как ты можешь так поступать с нами?

— Неужели, Цисси? Сестра? — он подошёл к ней вплотную, длинными пальцами вцепился в хрупкие плечи. — А до переворота я был предателем крови, а? Друг грязнокровок, защитник оборотней. Только теперь, когда ваш драгоценный покровитель мёртв, ты готова вспомнить о семейных узах? Так вот что я скажу тебе. Нет больше семейных уз. Мы на войне, Нарцисса. Теперь важно только то, с кем ты, на чьей стороне.

Раздались редкие аплодисменты и слова одобрения. Римус Люпин дёрнулся как от пощёчины, когда прозвучало слово «оборотень», и теперь сверлил друга глазами, бледный и разъярённый. Гермиона скрипнула зубами, поражаясь бестактности Сириуса, который прекрасно знал об особом недуге жены Люпина.

— Я заметила, что для тебя больше нет семейных уз, Сириус, — Нарцисса опустила глаза, — заметила, когда ты убил Беллу.

— Я защищался, Нарцисса! — взревел Сириус. — Я защищал Гарри!

— Хватит! — Гарри Поттер встал из-за стола. — Мы собрались не личные отношения выяснять. Профессор Дамблдор…

Драко Малфой, молчавший до этого, фыркнул. Его тонкие губы были разбиты — результат активного сопротивления аресту. Он поморщился, но выдавил самую презрительную усмешку из всех возможных.

— Помолчи, Малфой! — прикрикнул на него Рон. — Хорьков не спрашивали.

Гермиона, сидевшая рядом, молча дёрнула Рона за рукав.

— Итак, профессор Дамблдор попросил узнать планы Министерства, — мягко продолжил Гарри. — Было бы прекрасно, если бы Фадж сложил оружие добровольно, без жертв, признав власть Ордена. Тогда переворот завершился бы на благо всего магического сообщества.

— Дерзкий мальчишка! — Люциус дёрнул руками и сжал кулаки, однако освободиться от магических пут был не в силах. — Ваш переворот пойдёт на пользу только грязнокровкам и предателям! А что вы сделаете с истинными магами? Поступите с нами так же, как с Лордом Риддлом? Он погиб, защищая нас! От руки этого проклятого Снейпа, столько лет вравшего ему в лицо. Нас осталось совсем мало, Гарри Поттер. Магов крови, по жилам которых струится истинное волшебство. Если вы истребите нас, вы убьёте саму магию.

— Благородство падёт от рук варваров, — горько добавила Нарцисса к пламенной речи своего мужа.

Гермиона в который раз поймала себя на мысли, что восхищается этой женщиной. Её силой, стойкостью. Тем, как Нарцисса Малфой, избитая, в плену в собственном доме, сидит связанная, гордо подняв голову, держит благородную осанку, словно принимает захватчиков как гостей.

— Очень театрально, — хмыкнул Грюм, расположившийся напротив Гермионы. Он без лишних слов ткнул палочкой в сторону Люциуса. — Империо. Вот и все дела. Давай, Северус, неси сыворотку.

Снейп поднялся из-за стола, чёрной тенью пронёсся по комнате, откупорил небольшую серебряную фляжку, извлечённую из кармана, и подал её послушному заклинанию Люциусу.

— Северус, — в голосе Нарциссы слышались слёзы, — пожалуйста, ты ведь был близким другом нашей семьи.

— Тебе не идет паника, Нарцисса, — холодно бросил Снейп. — Орден не убивает безоружных, сегодня от вас нужна только информация. Я не жду, что вы смените сторону, впрочем, но Дамблдор просил меня специально напомнить вам, что с радостью примет всех желающих отречься от пережитков прошлого, от глупых идеалов чистокровности и от Риддла, разумеется.

Нарцисса не ответила. Она ещё плотнее сжала губы и отвернулась.

— Лорд был безоружен, — тихо прошептала она.

Снейп не стал отвечать. Только его чёрные глаза угрожающе вперились в её затылок, а пальцы сжали в кулаке забранную у неё при захвате палочку. Послышался треск. Нарцисса ахнула, Снейп гадко усмехнулся и вернулся за стол.

Гарри едва слышно скрипнул зубами, когда он проходил рядом. Гермиона понимающие переглянулась с Роном, они знали, чего ему стоит молча выносить одно только присутствие Снейпа. Совсем недавно Гарри узнал, что горячо любимый учитель состоял в отношениях с его матерью до того, как она вышла замуж за его отца. И что никогда не переставал любить её. Для Гарри это стало страшным ударом.

— Итак, мистер Малфой, — он забрал из рук Люциуса фляжку, — что планирует Фадж?

— В-войну. Он мобилизует все силы. Через семь дней. Они придут в Хогвартс. Да… Тот-кого-нельзя-называть должен умереть. Ми… министерство готово к перемирию. Но не с ним.

Люциус лишился чувств. Империус Грюма всегда славился своим убийственным воздействием. А в сочетании с сывороткой правды, похоже, оказался больше, чем даже Люциус Малфой мог бы вынести. Гермиона покачала головой. Она не видела нужды в таких жёстких методах. Жаль только, что Гарри и Рон смирились с ними за время членства в Ордене Феникса.

Вдруг стул, на котором только что потерял сознание Люциус, завалился набок, на Драко. Тот вывернулся, вскочил на ноги и выхватил свою палочку из рук всё ещё стоявшего рядом Сириуса. Это было так глупо и отчаянно, что у Гермионы от страха перехватило дыхание. Все орденцы повскакивали со своих мест, направив свои палочки на Драко Малфоя. Будто он самый опасный преступник, а не отчаявшийся подросток.

— Ну вот, Нарцисса, — протянул Снейп, — смотри, Драко вооружен.

Нарцисса что-то пыталась сказать Драко, одновременно изо всех сил рвалась из магических пут, сковывающих её руки и ноги.

Грюм шагнул вперёд с палочкой наготове.

— Нет!

Гермиона словно услышала себя со стороны. Будто она стояла и смотрела, как какая-то другая Гермиона бежит к Грюму, нацелив на него свою палочку, кричит «нет» и встаёт спиной к своему врагу, кого, казалось, всегда ненавидела.

— В подвал. Обоих.

Гермиону окутала тьма.

* * *

— Грейнджер. Грейнджер! Гермиона!

Гермиона спала. В тихой, тёплой и мягкой тьме. Кто-то упорно звал её, но сил открыть глаза не было. Впрочем, ей и не хотелось. Голоса проникали в её сознание, но она почти не могла разобрать слов.

— Реннервейт[1]! Релашио[2]. Люмос максима.

— Гермиона!

Она с трудом подняла отяжелевшие веки. Рон похлопывал её по щекам, а Гарри прощупывал пульс на запястье. Вывернувшись, она убрала от себя тяжёлую руку Рона.

— Ты как?

— Что на тебя вдруг нашло?

Гермиона с трудом села. Голова была тяжёлой и кружилась.

— Не знаю. Я просто, — она задумалась, — испугалась? Да, наверное, я просто испугалась.

— Не понимаю, — пробормотал Рон, — чего тебе бояться за хорька?

Сзади послышался странный приглушённый звук. Гермиона обернулась. Они сидели в большом подвальном помещении, где не было ничего, кроме камня и сырости. И вновь связанного Драко Малфоя. Он возмущённо мычал, его рот заткнули какой-то тряпкой. Весьма по-маггловски.

— Ты перенервничала. Ещё бы. Та ещё обстановка. Мэнор давит, заметили? И Снейп ведёт себя так, будто это он распоряжается всем, — Гарри поморщился. — Ты скажи, почему Малфой оказался не связан? Он же не мог просто так сбросить магические верёвки. Тебе они всегда отлично удавались! Представь, как все взбешены? Это ведь ты связала его, когда мы только вошли в мэнор. Наземникус раскричался, что ты с ними в сговоре. Гермиона, что произошло?

— Я не знаю, Гарри, правда! — воскликнула она. Она всё пыталась вспомнить момент, когда они ворвались в Малфой мэнор и вступили в бой с его хозяевами, связывала ли она Драко. Или нет. Это словно исчезло из памяти.

— Ладно, — сказал Гарри, поднимаясь на ноги, — мы должны идти. Они собираются допрашивать Нарциссу, лучше мне быть там, чтобы никто не… ты понимаешь. Рон, идём. Вернёмся, как только сможем. Надеюсь, мне удастся убедить Кингсли отдать тебе обратно палочку.

Кованая дверь в подвал звонко захлопнулась. Со вздохом Гермиона облокотилась о каменную стену, чувствуя себя абсолютно опустошённой. Малфой застучал ногами по полу и замычал ещё сильнее, привлекая её внимание. В самом деле, кляп уж был лишним! Ей показалось странным то, как он на неё смотрел, пока она возвращала ему возможность говорить. Вблизи его худое лицо с внимательными воспалёнными глазами пугало. Он не так пострадал при задержании, как Нарцисса, но тоже казался очень бледным.

— Прости, не могу развязать руки без палочки, — она уселась рядом с ним, зябко поёжилась и обхватила себя за плечи.

— Да уж, прохладно, — усмехнулся он, — давай уже выбираться отсюда.

— Что, прости? Малфой, то, что я вытащила у тебя изо рта грязную тряпку, не значит, что я перешла на вашу сторону. И тебе повезло, что никто не додумался заткнуть тебя магией. Молчал бы до сих пор. Сиди уж. Скоро вернутся Гарри и Рон.

— Ну конечно. Гарри и Рон, — он три раза стукнулся затылком о стену. — Вот почему с тобой всегда приходится идти самым сложным путём, а, Грейнджер?

— Всегда? О чём ты вообще?

— Ты не связала меня.

— Я не помню, — Гермиона потёрла занывшие виски, — правда не помню. Какой-то провал в этот момент.

Малфой противно рассмеялся. Гермиона поморщилась, но её губы почему-то самовольничали и улыбались.

— Забавный эффект. Тебе изменили память. Настолько мастерски, что ты не помнишь строго определённые вещи, мало того, забываешь новые происшествия, с отрывком изменённой памяти связанные. Вот только подсознание твоё осталось нетронутым, по всей видимости. Раз оно не позволяет тебе делать такие вещи, как связывать меня, например. Или спокойно смотреть на то, как меня разрывают на куски орденцы.

— Ты повредил голову, Малфой?

Он тяжело вздохнул. Гермионе было смешно и отчего-то немного грустно. Малфой так странно говорил, как будто не было этих лет, полных взаимного презрения. Его взгляд, его голос… Они были странными. Непривычными.

— Хочешь проверить? — вдруг спросил он с вызовом. — Тебе даже не придётся меня развязывать. Просто найди запасные палочки под порогом, там выпирающий в полу кирпич, надо сдвинуть его на себя, затем направо и вперёд.

— Здесь есть палочки и ты молчал об этом? — возмутилась Гермиона, бросившись искать тайник.

— Надо было сначала подготовить почву.

— Ты не меняешься, Малфой! Заносчивый, самодовольный, хитрый…

— И коварный, знаю. Скорее, Грейнджер. Хотелось бы вернуть твою память до того, как сюда вернутся Поттер с Уизли.

— Малфой, ты ошибаешься, — Гермиона достала из тайника две палочки. Там было около десяти запасных, отличная мысль на случай, если тебя запирают в собственном подвале. — Мне не стирали память. Я вполне ясно мыслю. Под Обливиэйтом я была бы не лучше овоща.

— А я и не говорю, что тебе её стерли. Изменили, да. Но не стёрли.

Гермионе не нравился его снисходительный тон. Она злобно зыркнула на него, перевела взгляд на свои руки и задумалась, зачем же взяла из тайника две палочки, если не собиралась одну отдавать Малфою.

— А теперь сама наложи на себя Сургито, — продолжал Малфой, словно не заметив её замешательства.

— Сама? Что за «сургито»? — Гермионе казалось, её голова сейчас рассыпается на множество мелких осколочков от невыносимой боли.

— Разумеется, сама. Маг не может причинить себе вред прямым заклинанием, — Малфой изображал самый скучающий вид, хотя было очевидно, что его потряхивает от нетерпения. — Сургито — очень редкое контрзаклинание. Я почти год искал нечто подобное и нашёл в дневниках Ньютона Скамандера. Так что источник проверенный. Даже испробовал на себе, отличное, очень мощное, практически универсальное.

Гермиона сомневалась. Да у неё, чёрт возьми, были все причины сомневаться в словах Драко Малфоя. От боли хотелось выть. Она сползла по стенке, прикрыв глаза, с трудом цепляясь за реальность, но всё ещё сжимая в руке обе палочки.

— Гермиона, — сквозь пелену боли голос Малфоя казался спасительным маяком, за который хотелось поскорее зацепиться, — станет легче, давай же!

Чего было терять?

— Сургито!

И мир вокруг снова перестал существовать.

* * *

Гермионе всего одиннадцать, но чувствует она себя невероятно взрослой, когда ей приходит письмо, а к её маме — представитель из Хогвартса. Она — волшебница! Подумать только!

Хогвартс похож на волшебную сказку, где Гермиона — Белль, а вокруг множество книг, знаний, новых возможностей. Только нет чудовищ. Зато есть совершенно волшебные люди, благородные красавицы, горделиво держащие голову, парящие по коридорам леди и статные джентльмены, полные внутренней силы и гордости за своё происхождение. Они кажутся маленькой Гермионе гостями на сказочном балу в сказочном королевстве. И это Слизерин — цвет магического общества.

Гермиона отчаянно мечтает стать похожей на них, дотянуться, прикоснуться к внутреннему свету, который они источают. Научиться говорить словно звенит колокольчик, укротить бушующие волосы, чтобы получилась высокая блестящая прическа, как у Пэнси Паркинсон, настоящей маленькой леди.

Драко Малфой сводит Гермиону с ума с первого взгляда. Он входит в Большой зал и оглядывает окружающих так, слово всё на свете принадлежит ему. Его голова ни на секунду не склоняется и не вжимается в плечи. Колени не дрожат, когда на него надевают Шляпу. Ни один мускул на лице не дёргается, когда она громко и торжественно изрекает: «Слизерин».

А Гермиона попадает на Гриффиндор. И первое время её воротит от расслабленных, бескультурных мальчишек, от полного отсутствия чувства такта у Рона, от дерзости Гарри, от девочек с маггловскими журналами мод под подушкой. Гермиона больше всего на свете хочет в Слизерин. Учиться с ними верховой езде, бальным танцам, риторике и правилам поведения в свете. Но ей это не грозит, Гермиона родилась в семье магглов, случайным, странным образом оказалась наделена магическими способностями, попала в волшебный мир, где её, оказывается, мало кто ждал. Здесь ценились чистота крови, древность и происхождение магического рода.

Совсем скоро всё меняется. Гермиона начинает видеть благородство не только в манерах, но и в поступках. Гарри и Рон показывают ей, что такое настоящая дружба. Родители Гарри погибли, когда он был ещё крошкой, никто не знал точно, кто их убил. Он тоже вырос в семье магглов, и поэтому они с Гермионой быстро находят общий язык.

Втроём они попадают во всевозможные переделки. Их спасает из раза в раз грозный декан Слизерина, профессор Снейп, который каким-то невероятным образом испытывает к Гарри совершенно отеческие чувства и оберегает его весь учебный год.

В конце концов они спасают Философский камень от посягательств профессора Квиррелла, слуги страшного Белого Лорда, того, о котором все боятся говорить вслух. Мудрый директор Хогвартса принимает решение уничтожить камень, предварительно сварив хороший запас эликсиров, чтобы поддерживать свой безупречный внешний вид ещё долгое время. Да, профессор Риддл настоящий красавец, принц со страниц волшебной сказки. Только что-то в его сверкающих глазах не нравится Гермионе всё больше и больше.

* * *

На втором курсе Гарри и Рон убивают страшного василиска, терроризирующего школу, напавшего на Гермиону в коридоре. Директор Риддл щедро одаривает их факультетскими баллами, а Гермиона не верит его улыбке.

* * *

На третьем курсе Гарри знакомится с друзьями покойных родителей. Один из них — их новый учитель, оказавшийся оборотнем, а другой — крестный Гарри, беглый преступник, чья вина преувеличена. Они спасают его из рук Министерства магии, и Сириус пускается в бега, так и не объяснив положения дел.

Драко Малфой, кажется, зациклился на том, что два года подряд Гриффиндорское трио отвоёвывает его популярность. Он находит удовольствие, постоянно оскорбляя Гермиону и её друзей, за что нарывается на мощную пощёчину. Она даже не может толком вспомнить, чем же он привлёк её на первом курсе.

* * *

Весь четвёртый год в Хогвартсе Гермиона влюблена в Рона, а этот идиот не видит ничего дальше своего носа. Даже то, что Гермиона стала красивой девушкой, в конце концов! А Малфой это замечает, и она то и дело ловит его взгляды.

В Хогвартс приезжают студенты других школ и вступают в большое соревнование волшебников. Гарри с его потрясающим везением, всегда оборачивающимся против него самого, оказывается втянут в турнир, несмотря на то, что даже близко не достиг возраста участия.

И весь год кроме учебы занят тем, что друзья помогают ему с заданиями. При этом Сириус исправно присылает письма, в которых рассказывает о том, что примкнул к своим друзьям, волшебникам, выступающим против чистокровного режима. Их возглавляет Альбус Дамблдор, Белый Лорд, как его называют в пику чистокровной моде на лордов и леди. Гарри узнаёт много нового о своём происхождении, о том, что его родители тоже были сторонниками Белого Лорда.

В турнире волшебников Гарри, предсказуемо, как считает Гермиона, побеждает. А вот того, что кубок победителя приведёт его прямиком в штаб Ордена Феникса к самому Белому Лорду, никто не ожидал. Оказывается, план по доставке Гарри в штаб спланировал и осуществил верный сторонник Дамблдора — Грозный Глаз Грюм. Он весь год с помощью Оборотного зелья выдавал себя за нового учителя по Защите от тёмных искусств, очаровательного Барти Крауча-младшего.

Так Гарри, Рон и Гермиона присоединяются к Ордену и его борьбе за смену приоритетов магического сообщества.

* * *

Пятый курс посвящён подпольной борьбе и вербовке сторонников внутри школы. Гермионе не нравится то, что Дамблдор спокойно принимает несовершеннолетних волшебников в Орден и свободно использует их, как шпионов за профессором Риддлом.

Гарри создаёт целый подпольный клуб — Армию Дамблдора. Он полностью захвачен идеями и боготворит Белого Лорда. Снейп, оказавшийся двойным шпионом, во всём поддерживает Гарри, помогает скрывать их армию в Выручай-комнате.

Всё заканчивается неудачной попыткой Ордена захватить Министерство. Обе стороны несут огромные потери, Сириус убивает свою кузину — Беллатрису Лестрейндж, защищая от неё своего крестника. Орден с трудом уносит ноги, а о возвращении великого Белого Лорда знает теперь всё магическое сообщество.

* * *

Сквозь тьму забытья Гермионе послышался голос, мягкий, нежный, непривычный.

— Вспомни шестой курс, Гермиона, прошу тебя.

* * *

И Гермиона вспомнила. Воспоминания о предыдущих годах всплывали в голове медленно, ласково. А шестой курс обрушился мощным водопадом в одну секунду.

Они ехали в Хогвартс и понимали, что это их последний год. Дальше — война. Дамблдор поручил им нечто совершенно немыслимое. Гарри и Рона он приставил к Риддлу для поиска доказательств того, что именно он убил семью Поттеров. А Гермиона… Гермионе досталось не задание, просьба. Всего лишь найти способ впустить Орден в замок. И… об этом она не могла ни думать, ни говорить. Даже с друзьями. Особенно когда почувствовала чьё-то незримое присутствие в их купе. Она настоятельно увела тему разговора от планов Ордена. Тот, кто, как ей показалось, скрывался на верхней полке, услышал только живые обсуждения предстоящих СОВ.

— Вы идите, — сказала она Гарри и Рону, когда поезд остановился на станции в Хогсмиде, — я догоню.

Она плотно закрыла за ними дверь в купе и задёрнула занавески.

— Гоменум ревелио[3]! Петрификус тоталус.

С верхней полки с грохотом скатился некто невидимый и обездвиженный. Сняв дезиллюминационные чары, Гермиона увидела перед собой Драко Малфоя собственной персоной.

— Малфой! Вас не учат тому, что подслушивать не входит в понятия о хороших манерах, а? Доволен собой? Услышал тайные замыслы по сдаче СОВ? Можешь передать своему драгоценному директору, что Золотое Трио намерено сдать все экзамены не ниже «Превосходно». Скажи, кстати, вас наказывают на Слизерине? Согнул спину за столом — двадцать ударов розг. Я бы посмотрела. В любом случае, тебя стоит наказать. За неаристократичное поведение.

И Гермиона со всей силы наступила каблуком на его нос. Послышался хруст, из тонкого острого носа Драко Малфоя хлынула кровь. Гермиона задумалась на миг, не накинуть ли на него дезиллюминационные чары снова, но, решив, что это было бы чересчур жестоко, просто вышла из купе, плотно закрыв за собой двери.

Учебный год начался откровенно плохо. На учебу времени не хватало. Гермиона была искренне уверена, что провалит все СОВы до единого, даже завела специальные планировщики домашних заданий себе, Гарри и Рону. Мальчикам идея по вкусу не пришлась, а вот Гермиону очень выручало тщательное планирование. Жаль только её орденское задание нельзя было записывать, планировать, и вообще к нему вряд ли можно было применить её таланты. Дамблдор рассчитывал на её верность Ордену и общему делу, а не на результаты её СОВ.

А самым досадным осложнением в её ситуации был Малфой. Он пристально следил за каждым её шагом. С каждым разом уйти от его внимательного преследования становилось всё сложнее. Рассказывать об этом Гарри и Рону не хотелось. Мальчики были заняты своим важным делом, от которого зависело слишком многое, чтобы отвлекать их по пустякам, вроде белобрысого любимчика директора.

Под конец праздничного обеда в честь Хеллоуина, когда все уже доедали свой десерт, Гермиона вдруг почувствовала его взгляд. Том Риддл смотрел на неё с директорского кресла, его глаза, тёмные, глубокие омуты, затягивали. А в голове Гермионы раздался его голос, нежный, мягкий и спокойный: «Гермиона, Гермиона… Самая талантливая юная ведьма за последние десятки лет. Мне жаль, что ты не на моей стороне. Жаль, что ты не видишь правильного пути, при всём твоём незаурядном уме. Тебе так сложно сейчас, девочка моя. Мне грустно видеть тебя такой».

Гермиона вскочила и, спотыкаясь о полы собственной мантии, вылетела из зала. На секунду ей показалось, что она снова на первом курсе, где всё так просто и сложно одновременно. Что она бежит в женский туалет, чтобы вдоволь нарыдаться из-за слов Рона. Но нет, теперь она бежит в чёртов туалет Плаксы Миртл, чтобы никто её не нашел, пока она рвёт на себе волосы от ужаса.

Он знает.

Он знает.

Он знает, что планирует Орден. Конечно же он засек Гарри и Рона за их слежкой. Он знает, что ей, Гермионе, предстоит сделать…

И жалеет её.

Тяжёлая дверь захлопнулась за Гермионой. Миртл, обрадовавшись редкому посетителю, принялась виться вокруг и донимать расспросами про Гарри. Но Гермионе было все равно, её собственное горе захлёстывало жгучими волнами, выливаясь слезами. Она склонилась над раковиной, уперевшись обеими руками и позволила слезам капать на белый фарфор.

Когда слёзы, казалось, кончились, Гермиона заметила, что прямо перед ней на кране красовалась небольшая змейка. Она горько усмехнулась и перевела взгляд на зеркало, из которого на неё смотрела какая-то совсем другая Гермиона, бледная, осунувшаяся, обречённая. А за её спиной стоял он. Драко Малфой. Просто стоял и смотрел на неё, сжимая в руке палочку.

Всё пришло в движение.

Уединённый туалет наполнился грохотом разбивающихся стёкол, шипением попавших в хлынувшую из кранов воду заклинаний. Гермиона мастерски отражала каждую его атаку, не зря она считалась в Ордене одним из лучших бойцов. Под вопли Плаксы Миртл они крушили кабинки, пока, наконец, не рухнула последняя преграда между ними.

Малфой стоял напротив, направив на неё свою палочку. Его волосы были встрёпаны, белая рубашка порвана и испачкана кровью у локтя, а взгляд полыхал ненавистью. Гермиона точно так же держала его на прицеле. Вариантов, думала она, было немного. Всего два по сути. Защищаться или нападать. Вдруг она почувствовала, как по щеке течёт что-то липкое. Кровь. Ублюдок ранил её! И без того истерзанное сознание Гермионы заволокло красной пеленой ярости.

— Сектумсемпра!

Он упал прямо на спину, в воду, бьющую из сбитого крана. Белая рубашка моментально пропиталась кровью, став тошнотворно красной.

Гермиона онемела от ужаса. Липкий холод взобрался мурашками по позвоночнику. Неужели она убила его? Неужели стала убийцей сейчас, словно тренируясь?

Она убила Малфоя. Драко.

На негнущихся ногах Гермиона подошла к телу и грузно опустилась рядом. Так лучше. Так лучше. Лучше сейчас. И в Азкабан, сразу.

— По… помо-ги.

Мерлин…

Он был жив, но на грани. Лицо посерело, глаза затуманились, из груди доносилось прерывистое хриплое дыхание.

— О, чёрт, чёрт, Малфой! — Гермиона, кажется, снова плакала.

Она нащупала на полу свою палочку. Кровеостанавливающее. Обезболивающее. Ранозаживляющее. Снова кровеостанавливающее. Она перепробовала все заклинания из курса мадам Помфри. Бесполезно. Кровь лилась из него мощными толчками, а хриплое дыхание стихало.

— Реннервейт! Реннервейт! — кусая губы, прорыдала Гермиона, но ничего не происходило. Ничего. — Очнись же ты! Давай!

— Отойдите, мисс Грейнджер.

Этот голос Гермиона узнала бы из тысячи. В истерике она бросилась к Снейпу, схватив его за рукав чёрной мантии.

— Спасите его, прошу вас, спасите его!

Снейп мягко отодвинул её, брезгливо поморщившись, опустился в огромную лужу воды и крови рядом с Малфоем и принялся водить по его телу палочкой, залечивая раны.

— Я не знала, не знала, что так будет! — причитала Гермиона. — Я не знаю контрзаклинание, я сделала всё, что было в моих силах! Он выживет?

— На вашем месте, мисс Грейнджер, я бы сейчас больше волновался о том, что сделают с вами за нападение на чистокровного. Да ещё и на столь влиятельного, как Драко Малфой. Так что, в каком-то смысле, вам была бы выгодна его смерть, — холодно ответил Снейп, сосредоточенно разрезая палочкой рубашку для лучшего доступа к ранам. — И откуда, скажите, вам известно моё заклинание?

— Гарри научил, сказал, оно одно из самых эффективных.

— Несомненно. Но как только могло прийти в вашу светлую голову использовать его на ваших сокурсниках?

— Я… Что с ним будет, профессор? Что мне теперь делать?

Снейп молчал, продолжая совершать плавные движения палочкой. Медленно, но верно дыхание Малфоя выравнивалось, а раны затягивались.

— Теперь, мисс Грейнджер, мы с вами отлевитируем его в мой кабинет. Вы будете наблюдать за его состоянием, пока я варю заживляющее зелье. А затем нам придётся всё же отправить его к мадам Помфри, предварительно убедившись, что Драко Малфой не сдаст вас директору.

Гермиона нервно засмеялась. Чтобы Малфой не сдал её при первой подвернувшейся возможности, казалось забавной сказкой, иной реальностью.

— Ничего смешного, — отрезал Снейп. — Если вы не решились добить его, придётся теперь следить за каждым его словом, пока он не восстановится окончательно, чтобы его здоровье позволило нам наложить старый добрый Обливиэйт. Или же ваше обучение будет окончено, зато откроются поразительные перспективы младшего бойца в Ордене Феникса. Пару лет на передовой протянете. Или Азкабан, если не успеете оперативно, кхм, смыться.

Без проблем они миновали коридор, несколько этажей и большую часть подземелий. Снейп язвительно заметил, что Гермиона не могла выбрать более удачного времени для нападения на старосту Слизерина, чем во время праздника, когда никому и в голову не придёт шататься по коридорам, упуская возможность насладиться десертом.

В кабинете Снейпа царили сырость и духота. Он уложил Малфоя на узкую кушетку, велел Гермионе следить за его состоянием и призвал ей небольшую скамейку.

Время тянулось невыносимо медленно. Часто единственными звуками, нарушавшими тишину, оказывались только мерные постукивания стеклянной ложки о край котла. Снейп варил зелье. Спустя несколько часов Гермиона решилась спросить, не помог бы в данном случае экстракт бадьяна, на что Снейп едко процедил:

— Думаете, я, изобретая универсальное боевое заклинание, не позаботился о том, чтобы раны невозможно было так просто излечить?

Зелье, которое он сварил, необходимо было принимать каждые два часа, а настойку странного серебристого цвета наносить на раны каждые четыре. Занявшись их обработкой, Снейп заявил, что транспортировать Малфоя совершенно невозможно в ближайшее время. Мадам Помфри, за которой он послал патронуса, не задавала лишних вопросов, но тоже согласилась с его назначениями. А вот для директора Риддла пришлось придумать легенду. О том, как Гермиона нашла несчастного Драко в туалете Плаксы Миртл, уже израненного и бездыханного, и, ужаснувшись, пригласила на помощь профессора Снейпа.

Снейпу не привыкли не верить в Хогвартсе. Тем более только его мастерство могло бы помочь сейчас Малфою. Гермиона, впрочем, подозревала, что Снейп мог бы вылечить раны от собственного заклинания гораздо быстрее и эффективнее, чем говорил. По его прогнозам, Малфой должен был прийти в себя в течение недели, а по прошествии еще двух-трёх должен был поправиться настолько, чтобы покинуть кабинет своего декана. Официальной версией роли Гермионы во всём этом была помощь учителю, который никак не мог пропускать занятия. Снейп заверил директора в том, что только мисс Грейнджер обладает достаточными навыками зельевара, чтобы следить за котлами с необходимыми Малфою зельями. Конечно же, Гермиона мало понимала в этих чудесных снадобьях, а в свои секреты Снейп посвящать её не собирался.

Потянулись тяжёлые, вязкие, неуютные, как кабинет Снейпа, будни. Гермиона была частично освобождена от занятий, зато получила тонны самостоятельной работы. Состояние Малфоя не менялось, только раны начали затягиваться — благодаря серебристой настойке.

Когда Гермионе начинало казаться, что она попросту теряет здесь время, Снейп услужливо напоминал о её весьма радужных перспективах, если Малфой успеет хоть слово сказать кому-то, кроме них двоих. И Гарри с Роном, конечно, которых просто не могли не посвятить в курс дела.

Так жизнь Гермионы приобрела привкус толчёных щупалец растопырника, которые явно входили в состав чудодейственной настойки.

Неделя прошла, а Малфой так и оставался лежать на трансфигурированной в кровать кушетке, белый, глубоко спящий. Снейп добавил Крововосполняющее зелье, которое надо было специальными заклинаниями вводить внутривенно раз в час. И Гермиона перестала посещать даже те занятия, на которые успевала раньше. Порой ей казалось, Снейп всего лишь изощрённо наказывает её за использование своего заклинания.

На четырнадцатый день её заключения в сыром подземелье Малфой очнулся. Он хрипло вздохнул и долго моргал. Его невидящий взгляд уставился в потолок, а руки судорожно комкали простыни.

Затем повернул к ней голову и с трудом сфокусировался на её лице. Гермиона инстинктивно стиснула палочку в кармане мантии. Он скривился, заметив этот жест, и попытался что-то сказать, но из его горла вырвался странный хрип, в котором Гермиона с трудом разобрала:

— Воды.

Она палочкой приподняла его подушки и отлевитировала к губам стакан, помогая напиться. Он пил жадно, словно торопился, а его серые глаза теперь внимательно наблюдали за Гермионой поверх стакана.

Напившись, он тяжело откинулся на подушки и устало прикрыл глаза.

— Что, Грейнджер, стережёшь? — вдруг вполне отчётливо проговорил он, хоть и всё ещё очень слабым голосом.

Гермиона отвечать не собиралась. И вообще вступать с ним в диалог. Она молча взяла настойку, сняла с него бинты и принялась смазывать глубокие рубцы, оставшиеся от ран. Малфой жмурился, но терпел.

— Боишься, что сдам директору? — спросил, когда она уже принялась накладывать свежие бинты.

Мысли Гермионы вновь вернулись к палочке в её кармане, она готова была выхватить её в долю секунды и произнести заклинание. А он их словно читал.

— Ты не можешь наложить на меня Обливиэйт, Грейнджер, пока я так слаб, — он усмехнулся. — Если не хочешь меня добить, конечно. С другой стороны, если это твоя окончательная цель, то…

— Заткнись! — Гермиона не выдержала. Она вытащила палочку и направила на него.

— О, за больное задел? Брось, Грейнджер, какая я тебе теперь угроза?

Он попробовал пошевелиться, но поморщился от боли. Потом принял чуть более удобное положение и вскоре заснул.

Снейп был недоволен. Малфой, по его мнению, очнулся слишком рано, был ещё слишком слаб для стирания памяти, а Гермиона сдала все карты. Возражения, что Малфой сам догадался и вообще всё было слишком очевидно, не принимались.

Прошло ещё три недели личного ада Гермионы. Малфой капризничал, гонял её, выводил, страшно бесил. Он уже садился в кровати, требовал книги, самую вкусную еду с кухни, больше обезболивающих зелий, чем разрешал Снейп. К теме Обливиэйта они больше не возвращались.

Иногда они разговаривали. Малфой оказался интересным собеседником, когда не обливал грязью Гермиону и её друзей. Они обсуждали магическую науку, великих магов истории. Часто, к огромному удивлению Гермионы, их мнения совпадали.

В тот день хлопьями падал снег. Все обитатели Хогвартса наслаждались прогулкой по Хогсмиду, и Гермионе казалось, что они с Малфоем совсем одни в замке. Он сам был в этот день притихшим, молчаливым. А Гермионе было бесконечно грустно проводить и этот день вдали от друзей в сыром подземелье, где и окна не найдётся, чтобы посмотреть на начало зимы. Она устроилась в кресле с книгой, чтобы отвлечься хоть ненадолго.

— Ты не устала воевать, а, Грейнджер? — спустя несколько часов взаимного молчания спросил он.

Гермиона не ответила.

— В самом деле, мы же дети. Почему мы сражаемся насмерть? За что?

— За наши идеалы, — Гермиона с сожалением отложила книгу. Беседовать на такую сложную тему с Драко Малфоем совершенно ей не хотелось.

— Наши? — он громко фыркнул. — Я вот думаю, а какие идеалы твои, Грейнджер? Справедливость? Правда?

— Именно, — кивнула Гермиона, хмурясь.

— А разве за них ты сражаешься? — он сел, свесив босые ноги с кровати.

— Я сражаюсь за равные права для магглорождённых и чистокровных. Как будто ты не в курсе.

— Я в курсе. А ещё я прекрасно знаю, что эти равные права гораздо быстрее и безболезненнее устроить традиционным путём продвижения соответствующего законопроекта в Министерстве.

Она раздражённо повела плечами.

— А ради чего я сражаюсь? — продолжил он и, грустно улыбнувшись, посмотрел прямо в глаза Гермионе. — Ты понимаешь своим абсолютно невероятным умом, что мы просто пешки, которыми играют двое жадных до власти магов? Думаешь, будь Дамблдор директором, а профессор Риддл — каким-нибудь Тёмным Лордом, что-то бы изменилось? Думаешь, оба бы не стали использовать детей для достижения своих целей?

— Малфой, магглорождённых угнетали на протяжении всей истории магии!

— Да, да, да, — устало проговорил он, — это же так удобно. Красивый лозунг для знамени, за которым потянутся тысячи. У нас тоже, знаешь ли, не менее красивый. Даже лучше вашего, варварского. Мы — элита, мы хотели бы ею остаться. А вы — захватчики. Но погибать ради статуса в обществе? Это же бред, Грейнджер! Сказки для управления массами. Мне шестнадцать, я хочу целоваться за доспехами, готовиться к экзаменам, ходить в Хогсмид и пить сливочное пиво. А если драться, то на дуэли, и не с девушкой, а за девушку, чтобы прослыть по школе героем. И плевать я хотел на благородные цели. Мне эта война не нужна. И тебе не нужна. Да никому не нужна. Кроме Дамблдора и Риддла.

Гермиона молчала, обдумывая его слова. Они внезапно попали ей прямо в душу, на самое болезненно ноющее место, которое требовало правды и справедливости, но не получало их.

— Грейнджер, я не хочу забывать, — вдруг тихо пробормотал он. — Я не сдам тебя. В любом случае.

— Ха! С чего это ты такой щедрый?

— У меня есть свои причины.

— Это какие же?

— Тебе не всё ли равно?

Гермиона не посчитала нужным на это отвечать. Он заёрзал и забеспокоился, пытался поймать её взгляд. Наконец, он вздохнул глубоко и пробормотал:

— Ты моя причина. Очень давно ты — причина большинства моих поступков, правильных или неправильных.

Гермиона фыркнула и демонстративно прикрылась книгой. Меньше всего она бы хотела показать Малфою смятение, в которое её привели его слова. Которые совершенно точно не могли быть правдой.

— И что только не придумаешь, чтобы избежать правосудия, верно? — наконец сказала она первое, что пришло в голову, стараясь даже не смотреть в его сторону.

— Правосудия, Грейнджер? — горько выплюнул Малфой. — Ты называешь правосудием что именно? Попытку убить меня или желание замести следы?

— А как ты назовёшь то, что ты напал на меня в туалете Миртл?! — вскинулась Гермиона и отшвырнула книгу. Задыхаясь от возмущения, она метала глазами молнии в опустившего голову Малфоя.

— Я не нападал на тебя. Ты первая выстрелила Экспеллиармусом, а я отбивался.

— Да ты вообще себя слышишь? Малфой, ты преследовал меня с самого начала семестра. Ещё с поезда! А в итоге наставил на меня палочку, да ещё и с выражением самой чистой ненависти на лице. И я виновата, что защищалась?

Теперь молчал, отвернувшись, он. Гермиона не ожидала, что разговор с Малфоем может вызвать такую бурю чувств в её душе. Она тяжело дышала и нервно перебирала в руках палочку.

— Ты ответишь? Зачем преследовал меня?

— Отвечу. Да я уже ответил на самом деле. Я следил за тобой. С того самого дня, как узнал, что вы примкнули к этим преступникам, к Ордену. И я услышал в том купе больше, чем ты думаешь. О многом я догадывался, не тупой, знаешь ли.

— То есть ты шпионишь за мной на благо Риддла. Ты дал мне ещё плюс один повод прямо сейчас наложить на тебя Обливиэйт.

— Ты идиотка, Грейнджер. При всём своём огромном уме, — он вздохнул и поднялся на ноги, пошатываясь, добрёл до её кресла. — Я следил, потому что пытался найти способ остановить, спасти. Или помочь. Да я с ума схожу при мысли, что ты взвалила на себя, какой опасности ты себя подвергаешь!

Он вдруг побледнел и покачнулся. А сердце Гермионы, совершенно не желавшей ему верить, заколотилось в груди против её воли и разума, да так сильно… Настолько, что она, с трудом поймав его, падающего, усадила на кресло и приманила поближе столик с его зельями.

Воспоминания вновь ускорились. Вот Гермиона убеждает Снейпа в том, что Малфою можно верить.

Вот они уже целуются в её кресле, на кровати Малфоя. На рабочем столе Снейпа. В пустынных коридорах. За доспехами. В огромном сугробе, ничуть не замечая мокрого снега, забирающегося под одежду. В Выручай-комнате, вдвоём работая над починкой Исчезательного шкафа.

Вот она рыдает навзрыд, уткнувшись в его белую рубашку, наконец рассказывает то, о чём он догадывался, чего больше всего боялся, а он гладит её по голове и убеждает вновь обратиться к Снейпу.

Вот Снейп спасает душу Гермионы, вместо неё убивает Риддла на вершине Астрономической башни. А Гермиона впускает Орден через Исчезательный шкаф, шедевр их с Драко магического мастерства.

Дамблдор шагает по школе так, словно всегда был её директором. Вот он занимает директорский пост в Большом Зале и объявляет о начале пира в честь успешного переворота. А потом отводит Гермиону в пустой коридор и, качая головой, говорит:

— Ох уж эта любовь, верно, мисс Грейнджер? В ней заключено самое мощное оружие, а вы, моя девочка, обладаете им в полной мере. И скорее всего уже готовы направить его против меня. Поэтому у меня просто нет другого выхода. Обливиэйт!

* * *

Ошарашенная, Гермиона смотрела на Малфоя. Они снова были в подвале, а сверху доносились ожесточённо спорящие голоса. Похоже, у них совсем мало времени.

— Релашио!

Он поднялся с пола и, растирая уставшие запястья, нерешительно взглянул на Гермиону, словно проверяя, вспомнила ли. А она подошла и уткнулась лицом в его разодранную рубашку и вложила вторую палочку в его руку.

— Драко, я помню, — едва слышно прошептала она.

Он судорожно втянул воздух, обхватил ладонями её лицо, бережно прикоснулся губами к её.

— Слава Мерлину, — прошептал, прижимая к себе ещё раз, крепче. — Теперь идём.

— Куда? — шум со стороны лестницы нарастал, но теперь Гермионе было всё равно, всё это словно перестало быть важным.

— У нас много работы, — сказал Драко с сожалением. — Нужно идти, пока сюда не прибежал Поттер. Пока ты была под заклятием, я выяснил, что Тот-кого-лучше-не-называть как никогда близок к своей мечте о бессмертии и власти. Он ищет Дары Смерти. На данный момент два из трёх уже у него. А это значит, что он практически бессмертен. Ему осталось достать последний — Мантию-Невидимку.

— Дары смерти? Это как в сказке? О Сильнейшей Палочке, Воскрешающем Камне и Мантии-Невидимке?

— Именно. Мантия принадлежит семье Поттеров, а Камень принадлежал предкам Риддлов. Белый Лорд снял перстень с убитого Тома Риддла и не прогадал, Камень оказался в нём.

— Но Мантия у Гарри?

— Да, учитывая то, что Белый Лорд уже завладел первыми двумя, он обязательно явится за третьим. Он уже пытался Мантию выкрасть. Тогда что-то пошло не так, и он убил родителей Поттера. А теперь приблизил к себе их сына, чтобы получить желаемое добровольно. Идём, за той колонной люк, ведущий в потайной туннель, в нем камин, всегда открытый на случай внезапных посетителей. Да, Малфои, по счастью, настоящие параноики.

— Драко?

— М?

— Получается, мы вдвоём против всех? Против людей, верных Риддлу, против Белого Лорда, против твоей семьи и моих друзей?

— Втроём. Снейпу не привыкать быть двойным агентом. А потом и другие подтянутся. Мы должны остановить это. И, знаешь, я, кажется, готов немного повоевать.

— Повоевать? Ты же был против любой войны?

— Я против. Но теперь я борюсь за свои идеалы, Грейнджер. За тебя.

[1] «Реннервейт». Оживляющее заклинание (англ. Reviving Spell) — чары, возвращающие околдованного человека (или магическое существо) в сознание.

[2] «Релашио» (англ. Relashio) — заклинание, освобождающее человека или предмет из захвата, зажима и пр. В основном, используется для того, чтобы избавиться от оков и цепей.

[3] «Гоменум ревелио» (англ. Homenum Revelio) — слова, которые надо произнести, чтобы обнаружить присутствие другого человека в помещении.