Вспомни, что было (джен)

— Альбус Северус Поттер, тебя назвали в честь двух директоров Хогвартса. Один из них был выпускником Слизерина, и он был, пожалуй, самым храбрым человеком, которого я знал.

— Но если…

— Значит, факультет Слизерин приобретет отличного ученика, правда? Для нас это неважно, Ал. Но если это важно для тебя, ты сможешь выбирать между Гриффиндором и Слизерином. Распределяющая шляпа учтет твое желание.

— Правда?

— Мое она учла.

Представлял ли отец, каким откровением и каким облегчением стали для меня его слова о факультетах, догадывался ли о том, что я боюсь не того, что не поступлю на Гриффиндор, а, наоборот, боюсь, что поступлю туда? Мой брат Джеймс, наши многочисленные кузены и кузины, в основном с фамилией Уизли, все они представители львиного факультета, яркие, я даже сказал бы ярые, шумные, веселые, поголовно обожающие квиддич. Даже Лили, наше солнышко, которой только через два года идти в Хогвартс, уверен, также попадет на Гриффиндор, с ее-то бесхитростным и смелым характером... Еще гордые тем, что именно его героические представители победили Темного Лорда.

Лорда...

Случай этот произошел незадолго до моего одиннадцатилетия на очередной семейной посиделке. Речь как раз шла о Неназываемом. Почему-то только мой отец спокойно произносил его имя. Волдеморт. Для остальных, даже годы спустя, он до сих пор являлся Тем-кого-нельзя-называть. Вот я по простоте душевной, больше в шутку, чем всерьез, и сказал, что проще сказать Темный Лорд, чем напрягать язык, произнося Такое-длинное-безымянное-имя. Если бы я знал, к чему это приведет... Установившаяся тишина, неодобрение и поджатые губы старших, недоумение младших, почти осязаемая ненависть дяди Рональда и летящая в мою сторону оплеуха, перехваченная отцом:

— Рон, ты что творишь?!

Я, совершенно не понимающий, оглушенный произошедшим, позорно не сдержавший слез, убежал через камин домой на Гриммо и забился в самый темный угол библиотеки, где меня, рыдающего, утешал Кричер и совал мне склянку с успокаивающим зельем. Кричер, старый домовой эльф, парадокс нашей семьи, вредный и сварливый для всех, кроме меня, снисходительный к Лили, и с некоторым уважением относящийся только к отцу. В библиотеке я пробыл почти сутки. Оказывается, прибежавшие вслед за мной родители не могли попасть ко мне, потому что своим стихийным выбросом я запечатал двери. Чары развеялись сами, когда я, обессиленный, уснул в кресле, свернувшись калачиком. Очнулся уже в своей комнате, рядом сидел отец с красными от бессонницы глазами. Обняв меня, он просил прощения за дядю, за всех остальных, объяснил реакцию окружающих, что Темным Лордом называли только его приспешники Пожиратели Смерти.

— Альбус, — немного растерянно спросил отец, — где ты услышал это прозвище?

— Не помню, пап, наверное, вычитал где-то...

— Наверное, — он взлохматил мне волосы, улыбнулся, — ты тот у нас книгочей.

Я, конечно же, все понял и всех простил. Только вот стал опасаться дядю и после произошедшего замечать вещи, на которые раньше не обращал внимание. И оценивать то, что считал незначительным и от чего отмахивался. Я понял, что тишина библиотеки милей, чем гвалт на стадионе, где летают бладжеры и ловят снитч, что помощь тете Гермионе и бабушке Молли при варке зелий интересней, чем глупые шалости брата и кузенов. Обижался и пытался понять, почему дядя Рональд при этом кривился и называл меня последователем Летучей Мыши.

— Ладно моя жена с дочкой заучки, это нормально, — ворчал он, — но этот-то, лучше бы на метле научился летать...

Понял, что меня не волнуют подколки Джеймса и Хьюго, когда я увлеченно обсуждаю с Розой какую-нибудь книгу (хотя Роза Уизли та еще зануда иногда...). Еще заметил, что некоторым не нравится мое второе имя. И моя палочка...

После получения письма мы отправились на Косую аллею дружной компанией. Роза была старше меня всего на четыре месяца и тоже шла в этом году в Хогвартс. Мама пойти не смогла, был я с папой, к нам присоединились дядя Рон и тетя Гермиона. Кузина довольно быстро нашла себе палочку, кажется, из орешника, мне же долго пришлось махать разными палочками, что приводило меня постепенно в отчаяние, а мистера Олливандера почему-то в восторг. И вот я нашел Ее. Правда, мастер сказал, наоборот, Она нашла меня. Может и так, неважно. Палочка тринадцать с половиной дюймов, из черного эбенового дерева, с сердечной жилой дракона и волосом фестрала. Она совершенна! Как только она попала мне в руки, я понял, что ни за что не отпущу ее!

— Очень сильная палочка, юный Поттер, — дребезжал мэтр старческим голосом, — немного противоречивая, сложно будет подчинить ее полностью, подходит для волшебника, посвятившего себя боевой магии, имеющего склонность к высшим зельям и мент... и еще... мм... это неважно...

— Что вы имеете в виду, мистер Олливандер? — не сдержала любопытства миссис Уизли, отец и дядя тоже заинтересовались.

— В Хогвартсе раньше изучали... лет двести назад... ладно, молодые люди, сейчас это не имеет значения... Н-да, знавал я похожую палочку, тоже черного дерева и сердечной жилой дракона, только с волосом единорога. Берегите ее, юноша. С вас четырнадцать галеонов, теперь прощайте.

Мастер суетливо выпроводил нас. Взрослые недоуменно переглядывались. Я же счастливо посмотрел на отца, поглаживая свою черную палочку, он улыбался, правда, как-то грустно, остальная родня почему-то радости моей не разделяла. Решив разрядить обстановку, шутливо-серьезно сказал:

— Не палочка делает волшебника, а волшебник палочку, а рядом с котлом и вообще глупые махания не нужны!

После моих слов отец поперхнулся, дядя Рон побелел, тетя Гермиона натужно засмеялась, потом обняла меня и сказала, что я прав и буду замечательным волшебником. Хотел развеселить, называется. Так и не понял, что это было.

Наблюдая предвкушения шалостей Джеймса, восторги Розы, слушая наставления и нотации остальной родни, я понял, что хочу на любой другой факультет, только не на Гриффиндор. Уж лучше на Равенкло или даже на Хаффлпафф, только не в шумный львятник.

В Хогвартс-экспрессе я сначала попал в одно купе с Джеймсом, точнее, это он меня затащил к своим знакомиться. Роза ушла к кузине-старшекурснице Мари-Виктуар. Кроме меня здесь был только один первокурсник, чей-то родственник, он с обожанием смотрел на брата и остальных, заверяя, что попадет обязательно на Гриффиндор, а в следующем году будет пробоваться в команду по квиддичу. Ребята хохотали и хлопали его по плечам, подбадривая. Я чувствовал себя лишним, шуток их не понимал, мои слова тонули в общем гомоне, разговор о спортивных метлах навевал скуку, да еще сами метлы, находящиеся тут же, мешали, прямо места им не нашлось. Решил ретироваться, вещи оставил, взял только рюкзак, мантию и вышел. Моего ухода, похоже, и не заметили. Свободное место нашел в самом конце поезда.

Предпоследнее купе было занято одиноким пассажиром. Мальчик блондин полулежа читал книгу «Зельеварение. Совместимость органических и неорганических компонентов». Я, не сдержав улыбку, достал точно такую же и уткнулся в заложенную закладкой страницу. Увидев мои манипуляции, он усмехнулся и протянул руку для знакомства. Так я познакомился со Скорпиусом и был очень этому рад, мне первый раз встретился ровесник, с которым можно было поговорить о том, что действительно интересно. Единственно переживал, сможем ли мы общаться, если попадем на разные факультеты.

Хогвартс в ночных огнях, отражающихся в Черном озере, был прекрасен! Первокурсники восхищенно ахали, я тоже ахал и вместе с тем испытывал очень странное чувство узнавания. Как будто вернулся туда, где долго не был. Мне казалось, что так и должно быть, ведь, по рассказам папы, этот волшебный замок он сам долго считал своим настоящим домом.

Распределение. Повергнувшее в шок не только мою семью и окружающих, но меня самого.

— Ал, долго не сиди, тебе эта панама не идет! — крикнул Джеймс.

«Ну очень смешно...»

Шляпа размышлять долго не стала. «Ох, молодой человек, давайте без глупостей, идите-ка вы туда, где вам самое место, на свое место!»:

— Слизерин!

Я потом долго думал, что этот артефакт меня просто-напросто послал! Ну и где свобода выбора?

Под потрясенное молчание Большого зала («ну вот, первый Поттер на факультете змей...» — думал я, скатываясь в уныние) медленно слез с табурета и сделал шаг к столу змеек. Просто растерялся. И вдруг на мгновение мне почудилось, что меня обдувает легкий ветерок, лаская и успокаивая, показывая, что сам древний замок просит не переживать и принять... Раздались редкие хлопки, это Скорпиус встал и захлопал, его поддержали еще несколько слизеринцев. Вдохнув и расправив плечи, я уже более уверенно направился к ученикам, с которыми мне придется делить подземелье следующие семь лет. Скорпиус подвинулся, освободив мне место, тонко улыбнулся:

— Я рад, Поттер.

— Взаимно, Малфой.

После праздничного ужина, когда старосты повели нас в гостиную факультета, на выходе меня перехватил Джеймс, схватив за плечи. Я напрягся, ожидая обвинений или еще чего, но брат, смотря на меня, видимо, сам не знал, что сказать:

— Ал, ты... как это, в общем... если что… — он взлохматил свои и так лохматые волосы и, не выдав ничего вразумительного, просто притянул меня к себе и погрозил кулаком в сторону зеленых: — Только попробуйте его обидеть!

Наши старосты переглянулись и заухмылялись:

— Ну конечно, как доведем, сразу на ингредиенты пустим.

— Или в жертву принесем.

Брат насупился и начал закипать. Наблюдая за его реакцией, слизеринцы засмеялись:

— Не переживай, Поттер. Лучше за своими присмотри, вон как все в восторге.

Джеймс дураком никогда не был, хоть и вел себя иногда как безответственный шалопай, поступил как истинный гриффиндорец: пришел, сказал в лоб, что хотел, что сказать не мог, все равно сказал и показал, что по-настоящему благороден. Оглянулся на своих, посмотрел на меня, потом серьезно кивнул старше-зеленым:

— Что же, доверяю вам своего брата, — развернулся и ушел.

Я, кажется, и не дышал все это время. И как гора с плеч свалилась: он меня не ненавидит!

В гостиной тоже не обошлось без сюрпризов. Факультет встретил меня настороженными и даже кое-где злобными взглядами. Я поежился, никогда не хотел быть в центре внимания, особенно такого. Скорпиус дотронулся до моего предплечья, даря поддержку.

Не успели старосты просветить нас о правилах, как в общую комнату влетел Кровавый барон и медленно поплыл вдоль ряда первокурсников. Стало очень тихо. Только какой-то старшекурсник прошептал:

— Что-то не припомню, чтобы сам барон так встречал...

Призрак остановился рядом и приблизился как можно ближе, стараясь не задеть. Теперь я ежился уже от мертвенного холода, исходящего от него. Какое-то время он вглядывался в меня своими полупрозрачными глазами, потом прошелестел:

— Добро пожаловать домой, мальчик, — и добавил, улетая: — Ведите себя хорошо, первокурсники, и обращайтесь, если что.

Последние слова он произнес, просачиваясь сквозь стену. Обхватив себя руками, я пытался согреться и прийти в себя. Девушка-старшекурсница молча кинула на меня согревающие чары. Я благодарно кивнул. Кто-то бросил:

— Да уж, Поттер — это прям диагноз какой-то.

Эти слова разрядили обстановку, раздались смешки. Я огляделся и успокоился, так как теперь видел взгляды, полные любопытства, а не неприязни. Факультет змей принял меня.

Если бы так просто приняли остальные! Безоговорочную поддержку я получил только от отца, также меня поздравили тетя Гермиона и дядя Перси. Мама тоже поздравила, но я понял, что она не в восторге: «...я рада, что у тебя все хорошо, жаль, что ты не с Джеймсом...» Не ругает, и то ладно. Не обошлось и без скандала. Как я потом узнал, тетя поругалась с мужем из-за меня, обвиняя его в предвзятости, дядя в свою очередь зачем-то припомнил ей ее короткую влюбленность в Ужас Подземелий. При чем тут это, непонятно. Об этом мне написала Лили, смакуя подробности: «...ор стоял на всю Нору, дядя Рон иногда дурной совсем. Потом он долго извинялся перед тетей, а она сказала, что "получишь прощение, если пообещаешь не цепляться к ребенку, который не виноват, что шляпа сбрендила". Так что, Ал, не переживай, я тебя все равно люблю, хоть ты и стал жертвой сбрендившей шляпы...» Юмористка.

Остальные родственники после распределения отнеслись ко мне как-то странно, как будто я больной какой, то жалеют, то начинают читать нотации и рассказывать истории о безумствах Пожирателей. Даже Роза сподобилась прочитать мне лекцию о хорошем поведении, Хьюго в редких письмах меня каждый раз подкалывал и вкладывал какую-нибудь вредилку, которыми в изобилии снабжал его отец. Джеймс же замучил гиперопекой, постоянно допытываясь о моем состоянии и выясняя обстоятельства моего проживания, из-за чего мне было жутко неловко и приходилось краснеть. Он так меня достал, что я стал избегать его. Уже хотел попросить совета у отца, как пришла помощь с неожиданной стороны. Слизеринский староста просто обратился к декану Гриффиндора, профессору Лонгботтому, с просьбой поговорить с назойливым студентом. Самым счастливым был Кричер, когда на каникулах увидел эмблему на моей школьной мантии и галстук в серебряно-зеленую полоску. Его и так хорошее ко мне отношение превратилось в раболепно-восторженное, сколько труда мне потом стоило уговорить его вернуться к прежнему общению!

И если с родней было более или менее понятно, то вот другие, не все, а некоторые, так и не простили мне «предательства героической фамилии, кинувшего в пасть подлым змеям...» И заступничество брата не всегда помогало. Тогда приходили на помощь сами «подлые змеи», выручая меня из переделок. Сколько раз спасали от мести «благородных патриотов» меня и Скорпа, с которым я часто бродил по замку, а после этих «испытаний» здорово сдружился.

Правду сказать, помощь была нужна не так уж часто, вначале разве что, пока приспособились... Потом как-то легко стали уходить от нежелательных встреч, избегать чужие ловушки, подстраивать свои... Ноги сами несли меня в нужные переходы, находили замаскированные двери и короткие пути, минуя лестницы, портреты предупреждали о засадах, подмигивая и веселясь, даже Пивз порой становился союзником, хотя я и не просил. Брат по этому поводу всю душу вынул.

— Да откуда же я знаю, почему он на моей стороне? Ты ведь тоже с ним сотрудничаешь.

— Вот именно, у нас взаимовыгодное сотрудничество, баш на баш, а тебе этот вредный полтергейст помогает безвозмездно!

Что я мог на это ответить? Я и сам не знал.

Особенно хорошо ориентировался в подземельях, тут уж Скорп начинал сетовать:

— Ну почему я, потомственный слизеринец, не знаю и половины того, куда ты меня таскаешь?! Ты-то вообще пришелец здесь.

Мне оставалось только посмеиваться и пожимать плечами.

— Ты знаешь, — как-то сказал Малфой, — я отцу написал.

— Ты про что? — не понял я.

— Я про то, что тебя замок любит.

— В смысле?

Скорпиус закатил глаза:

— Вот ты, Альбус, вроде умный, но иногда такой дурак. Ты хоть раз в замке заблудился?

— Не помню, нет, вроде, — до конца я уверен не был, — но ведь помогали и старосты, и портреты...

— Портреты помогают, только когда их спрашивают, и то не всегда, сколько помню, ты их не просил ни разу, они сами тебе идут навстречу, вот. И не только они. Ох, не веришь, да? Давай проведем эксперимент, бестолочь. Ты говорил, что здесь где-то в нише замаскированный короткий переход к учительской и кабинету ЗОТИ. Показывай.

Я показал. Малфой долго шарил руками дверцу, потом раздраженно бросил:

— Я даже не понял, что она здесь есть, хотя ощупал и даже обнюхал. Как ее открыть?

— Загогулину над ручкой обвести, — буркнул я.

Друг сложил руки на груди и усмехнулся:

— Что и требовалось доказать. Много ты знаешь учеников, которым открываются потайные двери? Я — ни одного, уверен — ты тоже. Выходит, замок тебе благоволит, — он вздохнул. — Хотел бы я знать почему.

По зрелому размышлению решили не заморачиваться особо и держать это в тайне, мало ли что, запасной козырь самим пригодится.

Учеба давалась без особых проблем, даже те предметы, которые ввели факультативно для желающих получить магловское образование. Как будто вспоминал, что знал когда-то, далее лишь закреплял и привносил новое. Замок так же раскрывал большие и маленькие тайны, а когда мне было особенно грустно и одиноко, я по-прежнему ощущал его незримую поддержку. Не зная, как выразить свою признательность, я иногда гладил стены и говорил «спасибо». Может, я сумасшедший, но мне казалось, что замок все понимает.

Шло время, и вот уже новоявленная гриффиндорка Лили Поттер со смехом рассказывает, как шляпа предлагала ей Равенкло и даже нашла пару подходящих черт для Слизерина.

«Вот, кому-то выбор предоставили», — беззлобно думал я, давно смирившись и ни капельки не жалеющий, что попал на факультет Салазара. С усмешкой наблюдал, как зачарованно смотрит на Лили Скорпиус, а эта несостоявшаяся слизеринка строит ему глазки!

Чем старше я становился, тем больше меня снедало беспокойство. Были мгновения, когда я не контролировал свой разум и выдавал информацию, о которой никак не мог знать. Если это касалось Хогвартса, я не боялся, он изначально был полон подсказок, но когда я выбирался в другие места и не мог удержать свой язык... тогда ко мне подкатывала паника. Показателен случай в Малфой-мэноре, куда после третьего курса меня пригласил погостить Скорпиус, выбив разрешение у родителей.

— Как так у тебя получается легко по каминам перемещаться? Я только недавно перестал себе нос расквашивать, — ворчал Скорп, очищаясь от сажи, поднял голову и стушевался: — Ой, дедушка, отец, добрый день.

Я, как можно вежливей, тоже поздоровался. Мы оказались в большой гостиной, где нас встретило семейство Малфоев в полном составе. От матери своего друга, худенькой, болезненного вида, но тем не менее красивой женщины, я за все время не услышал ни слова. Она кивнула на приветствие, поцеловала сына в лоб и сразу удалилась. А вот старшее поколение... Люциус, несмотря на прожитые годы и явно нелегкую жизнь, отразившуюся на его внешности, собрал в себе, казалось, весь аристократизм в любых его проявлениях, в гордой осанке, надменности и элегантности, умении одним поворотом головы и взглядом выражать свое отношение. Нарцисса с собранными в высокую прическу волосами, тронутыми сединой, в строгом длинном платье была так же стройна и прекрасна, ее не портили морщинки на лице и печать пережитого. В этой гармоничной паре чувствовался стальной стержень и жизненная энергия, которой явно не хватало их сыну, Драко, он ощущался каким-то надломленным. Они холодно поздоровались, Нарцисса попросила внука быть учтивым и показать гостю выделенную комнату. На выходе из просторной гостиной я замешкался, меня смутила некая неправильность в обстановке.

— Ты что застрял? — тихонько спросил друг.

— Прости, почудилось кое-что, — так же тихо ответил я.

— Почудилось? Расскажи!

— Да как будто в центре стол должен стоять, длинный, и стулья с высокими спинками. Да ладно, не обращай внимания.

— На моей памяти, — пожал он плечами, — стола тут никогда не было.

Мы почти дошли до лестницы, когда меня окликнул Люциус:

— Мистер Поттер, не могли бы вы объяснить, откуда такие фантазии? — в серых цепких глазах чудилась злость.

Я промямлил какие-то невразумительные извинения, мысленно проклиная свой длинный язык, и облегченно выдохнул, когда Скорп утащил меня в комнату. Навязчивая картинка еще долго стояла перед глазами, и веяло от нее почему-то страхом и безнадежностью. И чем же может быть страшен какой-то стол?!

Это был первый звоночек. Второй прозвенел на следующее утро, когда, предупредив друга, спустился прогуляться в сад, даже не обратив внимания, что ни разу не заблудился. Я остановился у небольшой полянки рядом с оранжереей, и опять царапнула неправильность. Обшаривая глазами пространство, наконец понял, пробормотал:

— Розы. Здесь должны быть розы.

— Вы сказали розы?

Я обернулся, ко мне удивительно легкой походкой подошла Нарцисса:

— Вы сказали, что здесь должны быть розы. Как вы поняли?

Завороженный открывшейся в сознании картиной, как в трансе стал описывать, что видел. А видел я потрясающе красивые высокие розовые кусты; белоснежные по периметру, они плавно меняли свой цвет ближе к центру, становясь бледно-розовыми, розовыми, потом цвет насыщался дальше, и в самом центре были уже ярко-красными, похожими на маленький костер. Я посмотрел на женщину, по ее лицу текли слезы. Я в шоке, заикаясь, продолжил:

— О Мерлин, и-их вытоптали и... и... это так странно... о-оборотни... это были... п-поизгалялись над ними...

Какой же я идиот! Это место, видимо, много значило для нее, и мои откровения стали последней каплей. Женщина осела в обмороке. Я подхватил ее и опустился на землю, автоматически доставая палочку и кидая диагностические чары. Нервное перенапряжение. Уже хотел позвать на помощь, но не успел. Очнувшаяся Нарцисса извинилась, вот же истинная аристократка, попросила проводить ее до гостиной. Извиняться надо было мне, что я и сделал. Она отмахнулась изящным жестом:

— Пустое...

Тут она увидела мою палочку, и глаза ее округлились, но она быстро взяла себя в руки, нейтральным голосом произнесла:

— Интересная у вас палочка. У одного моего знакомого была похожая.

— Я часто слышу намеки на это, — изобразил вежливую улыбку и спрятал палочку в поясную кобуру, — только никто не говорит мне об этом более конкретно.

— Человека, о котором вам намекают, нет в живых. Скорее всего, дело в этом.

Об этом я и сам догадался.

Ну а третий звонок настиг в библиотеке мэнора. Скорп привел меня туда, чтобы взять несколько книг по менталистике. Его обучали окклюменции целенаправленно, а я присоединился потому, что нежданно-негаданно обнаружил способности к этому разделу, по словам друга, очень даже неплохие. Как-то он это понял, мне только предстояло в этом разобраться. Только переступив порог, я уже знал, где можно найти ценные трактаты по зельям, какой стеллаж занят беллетристикой, и что самое ценное и опасное не здесь, а находится в закрытой части библиотеки, под мощными скрывающими чарами и кровной защитой. Но ведь я был здесь в первый раз!

Побывка в гостях превратилась из отдыха в испытание.

Каково же было мое удивление, да и родители были шокированы, когда на день рождения я получил общее поздравление от семейства Малфоев и книгу «Скрытые тайны разума. Первые ступени от простого к сложному».

— Ого! Это же издание тысяча восемьсот девяносто второго года, ограниченный тираж, даже не попавший в продажу и осевший сразу в библиотеках!

— И откуда ты это знаешь? — покачала головой мама.

Отец только хмыкнул и, отмахнувшись от исходящего ядом дяди Рона, проверил подарок на различные проклятия и разрешил забрать.

Я потом нередко бывал в Малфой-мэноре, Скорпу не надо было даже уговаривать родителей, приглашения исходили часто от Малфоя-старшего. Понять бы еще, какая цель стояла за этим. Иногда я чувствовал себя там каким-то экспонатом, который пытаются аккуратно исследовать и ненавязчиво изучить. Вовлекая меня в малозначащие разговоры о политике, о погоде, учебе, Люциусу, казалось, не столько нужно было знать мое мнение, сколько понять реакцию, отследить мою мимику, жесты, он даже обращал внимание, как я откидываю мантию, садясь в кресло.

Может, у меня паранойя?

В зельеварне, куда нам со Скорпиусом дали доступ, за нами присматривал Драко, но и тут мне казалось, что средний Малфой пытается что-то решить для себя, ведомое ему одному, и, однажды решив, просто наслаждаться нашим обществом, подсказывая, делая замечания или с какой-то ностальгической улыбкой присоединяясь к нашим экспериментам. Немного странно было видеть проявление чувств на его обычно холодном и бесстрастном лице.

Хорошо помогали занятия окклюменцией. Даже выполняя несложные упражнения для начинающих, я мог лучше контролировать себя и не попадать впросак, как это было в мэноре при первой встрече.

Я живу в филиале Святого Мунго, однозначно.

«Ал, что подарить Лили на день рождения?..», «...как думаешь, ей понравится брошь (цепочка, браслет, кулон, медальон, о, книга в перечень затесалась, и даже про цветы вспомнил!)?» — «...можно книгу или браслетик, поскромнее только, а то знаю я вас, Малфоев, но если желаешь обозначить серьезные намерения...» — «Что?! Хотя ты прав, книга с браслетом подойдет...», «Ал! Скоро же Рождество! А что подарить ей...», «Ал, я что-то волнуюсь, как думаешь, в этом костюме нормально будет?» — «Ты у нас миллион раз был, а то не знаешь, что нормально». — «И совсем не миллион...» — «Ну хорошо, несколько десятков раз, в чем проблема-то? Хоть в шортах приди, ты ей любой понравишься...» — «Я к тебе со всей душой, а ты?! Друг называется!» — «Придурок! Книга-то здесь причем! Не подушка же...»

Это с одной стороны, была сторона другая:

«Ал, а что Скорпи больше нравится, а какой его любимый цвет?..», «...не знаю, что на Рождество ему подарить. Ал, ты должен помочь мне выбрать подарок...», «Ал, Скорпи хочет пригласить меня в гости, как думаешь, родители будут против?» — «Чьи? Наши, само собой, скорее всего, в подвале тебя запрут, а дружное семейство Уизли будет охранять на выходе, насчет его родителей не уверен, вряд ли проклянут...» — «Ал! У тебя дурацкие шутки! Ладно, ты прав, отец, пожалуй, может и запереть...», «Ал, как я выгляжу? Мне идет это платье?» — «Нормально ты выглядишь...» — «Ты бесчувственный чурбан!» — «Прости, выглядишь замечательно! Но ты ему и в халате принцессой была бы... Да что это такое?! Ненормальные! Тебе книгу не жалко?!»

И это еще не все.

«Здравствуйте, Альбус. Смею надеяться, что наше неформальное общение в мэноре перейдет и на нашу с Вами переписку, конечно, если Вы сами будете не против. Если нет, то прошу прощения за фамильярность ("как витиевато-то..."). Но ближе к делу. Меня беспокоит поведение Скорпиуса. Он стал раздражителен, и я даже сказал бы, агрессивен, особенно когда речь заходит о возможной в будущем женитьбе. Мне не хотелось бы выносить эту проблему на обозрение, но Вам я предпочту довериться, так как я давно понял, что Вы являетесь для моего сына практически непререкаемым авторитетом ("это он дружбу имеет в виду?"). Поэтому хотел бы понять причины такого его состояния и предложить помощь.

С уважением, Драко Л. Малфой.

p.s. Все дело ведь в девушке? Альбус, напиши, пожалуйста, в чем дело. Я хочу, чтобы мой сын был счастлив, и поддержу его выбор ("вот сразу бы так, без расшаркиваний...")».

Эта любовная лихорадка и меня задела краешком.

Я столкнулся с ней в библиотеке, девушкой с Равенкло на курс младше. Светловолосая кудряшка. Кейтлин. Мы не поделили книгу. Мне она, в общем-то, не особо была нужна, так, уточнить пару моментов для эссе, поэтому я уступил. Кейтлин решила проявить благородство и уступила мне. Вместо того чтобы разойтись, мы передвигали книгу от себя к другому, потом решили использовать ее вместе. Ничего глупее и придумать нельзя было. Мне нужны были одни страницы, ей другие, мы жутко мешали друг другу, пихались локтями и переругивались. В конце концов оказались выдворены за пределы библиотеки и без книги. Девушка стояла потерянная в коридоре, я стоял рядом, чесал макушку и недоумевал, почему мозги меня предали. Вид у меня, наверное, был донельзя дурацкий, так как Кейтлин какое-то время наблюдала за мной, потом звонко рассмеялась, я к ней присоединился, и мы несколько минут захлебывались смехом, хватаясь за животы. Разошлись не сразу, какое-то время болтали, сидя в просторной оконной нише, затем побродили по замку почти до самого отбоя, не замечая времени. Удивительно было найти так много общих тем для разговора с девочкой.

Как-то так получилось, что мы встретились еще раз, потом договорились пойти в Хогсмид на новое поступление в филиал «Флориш и Блоттс», появившиеся шепотки «два заучки нашли друг друга» совершенно не трогали, нам было комфортно друг с другом. Все считали нас парочкой, мы не возражали. Лили была в восторге: «Она хорошая, я ее знаю...», Джеймс подмигивал и показывал большой палец, да и все остальные почему-то проявили участие и высказывали одобрение: «...ну наконец-то, Ал оказался нормальным и проявил интерес к девушкам...» Даже как-то обидно, неужели я выглядел настолько НЕнормальным?

На шестом курсе мне стали сниться необычные сны. Подозреваю, что снились они и раньше, просто я не обращал на них внимания, они были невнятны, как и обычные сновидения, размыты и хаотичны. Какие-то видения из чьей-то жизни: кто-то куда-то шел, убегал и догонял, что-то делал, говорил. И все бы ничего, если бы однажды мутная картинка не обрела четкость и я не увидел себя, посылающего в кого-то луч незнакомого заклинания. Проснувшись, я тут же на подушке палочкой нарисовал его схему и вербальную формулу. Впоследствии стал держать для этих целей карандаш с блокнотом в тумбе у кровати. Поразмыслив, я решил не паниковать, приснилась же Моцарту во сне его знаменитая мелодия или таблица элементов известному химику... Блокнот пополнялся заклинаниями, иногда жутковатыми, но, слава Мерлину, контрзаклятия тоже присутствовали. Больше поразился, когда мне приснилось, как стою над котлом и варю какую-то отраву; вскочив среди ночи с кровати, заметался по комнате и с удивлением понял, что знаю не только рецепт ядовитого зелья, но и антидот к нему. Долго думал, записывать его или нет, решил записать и убрать подальше, на Гриммо тоже была закрытая часть библиотеки... Таким образом в блокноте стали появляться не только заклинания.

В какой-то момент сновидения стали очень четкими. Я то видел себя на незнакомой детской площадке, то жуткого мужчину, нависающего надо мной, то плачущую черноволосую женщину, которая просила за что-то прощения. Мелькала Лили в смешном платье, был даже Джеймс, только какой-то недобрый, с неприятной ухмылкой. Потом пошла череда снов, которые я не запоминал, но после них оставался осадок пережитых чувств: глубокой печали, гнева, безысходности, разочарования, иногда омерзения, изредка радости или удовольствия.

Вдруг все прекратилось, и я вздохнул с облегчением, даже думал убрать ненужный теперь блокнот, но на всякий случай оставил.

Несколько месяцев прошли спокойно.

Наступило второе мая. Три праздничных дня. Взрослые не любили праздновать этот день, для них он был Днем Памяти. Они собирались в Норе многочисленным семейством, просто сидели, разговаривали, листали колдографии, вспоминали ушедших. Это была какая-то светлая грусть, только хорошие, веселые и забавные случаи из жизни. Но Битва за Хогвартс все же стояла незримой стеной за всеми и прорывалась в разговорах.

Этой же ночью я увидел себя в Большом зале, отбивающимся сразу от нескольких противников. В голове была только одна мысль: «Не навредить!» Очень интересным плавающим невербальным щитом отразил серию заклятий и с удовлетворением убедился, что рикошет удачно ушел куда надо, в тех двоих сзади, и эти садисты уже точно никому не смогут причинить вред. Не в силах выдержать дальнейший напор без последствий для окружающих, я выбросился в окно, разбивая его...

Заночевали мы в Норе, поэтому утро застало меня на кухне, тщательно вычерчивающего схему щита и его модификации. Настолько увлекся, что не заметил подошедшего отца:

— Рано ты, чем занят?

— Да вот, пытаюсь разобраться, почти доделал, — подвинул ему кусок пергамента, на котором делал схему и расчеты.

Он налил себе воды в стакан, отпил, взял листок, стал внимательно рассматривать:

— Интересно. Мы используем похожий, только этот кажется более универсальным. Откуда идея?

Я подумал-подумал и решил не выдумывать, рассказал о ночном видении и добавил:

— Наверное, ваши рассказы вчера как-то повлияли. Вот и приснилось.

Отец сел напротив меня за стол, посмотрел мне в глаза и негромко сказал:

— Получается, что во сне ты сражался с кем-то, кого не хотел убивать, вот этим щитом, — он поднял лист пергамента, — устранил двух... недоброжелателей и выпрыгнул в окно?

— Да, как-то так.

— Лиц ты не помнишь?

— Не помню, все размыто, это ж сон. Разве что...

— Что?

— Я там очень злился.

— Злился? На кого?

— Да белиберда какая-то, я злился на дурную кошку, потому что вокруг дети. Вот что это значит?

Отец коротко засмеялся:

— Дурная кошка, говоришь, — потом задумчиво добавил: — Ты даже не представляешь, Альбус, какими люди могут быть слепыми, не замечая очевидного... Ладно, доделывай щит, дома потренируемся.

Отец вышел, я же недоуменно посмотрел вслед. Не думал, что он так серьезно все воспримет.

Сны мне эти больше не снились, но посетивший напоследок кошмар стал своеобразным жутким апофеозом виденной мной призрачной жизни.

Это произошло незадолго до моего магического совершеннолетия, накануне родные как раз обсуждали, как будут праздновать мои семнадцать. Ничего не предвещало, как говорится...

Я всю ночь пытался выбраться из затянувшего меня в бездну кошмарного сновидения. Сначала реальность сна ощущалась очень ярко, я не знал, что сплю, но постепенно, бьясь в агонии, осознавал иллюзорность происходящего и ничего не мог сделать. Снова и снова пытался сбросить наваждение, проснуться, выкарабкаться и все глубже погружался во тьму, окруженную пламенем...

Мне помог Кричер. Не в силах самостоятельно разбудить, он выдернул отца к моему извивающемуся, дергающемуся в судорогах, хрипящему и мокрому от пота телу. Тряска и пощечины ни к чему не привели, я продолжал дергаться и задыхаться. Он готов уже был вызвать колдомедиков, но напоследок решил использовать Агуаменти. Простой способ оказался самым действенным. Правда, от волнения не рассчитал силу и так окатил водой, что мокрыми оказались мы оба и полкомнаты в придачу. Я разлепил веки и облегченно выдохнул, увидев знакомую обстановку и обеспокоенного отца, потом не удержался, бросился ему в объятья, уткнулся в грудь и всхлипнул, еле удерживая слезы:

— Ты вытащил меня из огня, пап.

— Расскажешь? — спросил он, гладя меня по голове, как маленького.

Я не возражал. И не отвечал. Меня лихорадило, пережитое все никак не отпускало. Отец спохватился, обсушил меня, себя, постель, с комнатой, ворча, стал разбираться домовик.

— Альбус, я знаю, какими могут быть изматывающими кошмары и каково это, когда не к кому обратиться за помощью.

— Кажется, я боюсь змей, — все так же уткнувшись, еле слышно ответил я.

— Змей? Некоторых действительно стоит опасаться, а еще кое-кто недавно хвастался, что нашел гнездо на опушке Запретного леса, сцедил яд и прихватил пару сброшенных шкурок.

Я хмыкнул, отстранился, завернулся в одеяло, меня продолжало еще потряхивать, потом плюнул, примостился поближе, лег, подтянул колени и положил голову ему на бедро, а он — ладонь на мое плечо.

— Те змейки маленькие, обычные, их Ступефаем сразу кучку приложить можно, — я сглотнул и приглушенным голосом продолжил: — А вот когда огромная рептилия в пятнадцать футов рвет тебе горло здоровенными зубами... это очень страшно.

Отец сжал мое плечо и шумно втянул воздух.

И тут меня прорвало. Я, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, захлебываясь словами и периодически кашляя, чтобы убрать першение, стал рассказывать, пытаясь передать посетивший меня ужас. О каком-то бесчеловечном чудовище, бросившем смертельное и мучительное проклятие, съедающее изнутри, о страшной ядовитой змее, о безысходности и безумном сожалении о том, что не мог кого-то спасти, о безуспешных попытках зажать смертельную рану, об усталом понимании, что помощь ждать бесполезно и бессмысленно, все равно ничего не поможет и никто не придет, о сжирающем и одновременно благословенном огне, прервавшем мучения...

С каждым моим высказанным словом жуткое видение уходило, растворялось в небытии, давая облегчение, а шепот родного человека дарил уверенность, что оно никогда не вернется:

— Все кончено, Ал... Этого больше не будет... Будь уверен, тебе не придется больше так бояться... Мы с тобой, и всегда придем на помощь, что бы ни случилось...

Убаюканный его речью, я проваливался в обычный сон, только попросил, засыпая:

— Ты только не уходи сразу, ладно?..

— Не бойся, не уйду.

Я уснул и не знал, что проснувшийся от смутного беспокойства Джеймс заглянул в комнату брата, но от увиденной картины решил ретироваться и осторожно прикрыть дверь. Потом перехватил мать, которая тоже отчего-то встревожилась, и какое-то время успокаивал ее, догадываясь, что самому старшему Поттеру, поглаживающему голову спящего сына, сейчас лучше не мешать, а потом сам долго размышлял, что же такого переживает отец, отчего к капельке крови из прокушенной губы присоединились две соленые дорожки...

— Никак не ожидала от вас, мистер Поттер, такого безответственного поведения! Вам, вероятно, не дает покоя слава вашего брата, и вы решили продолжить традицию, устроив побоище?

Я слушал директора Макгонагалл, задрав голову, потому что стоит мне ее опустить, как кровь из разбитого носа хлынет с новой силой, а я, как назло, потерял где-то платок и не видел рядом ничего подходящего для трансфигурации. «Может, аккуратно кинуть Секо и отхватить кусочек мантии кузена? Да нет, заметят, да и чисти его потом...» Сам себе залечивать пока не рискнул, в ушах до сих пор позвякивало, просить помощи не хотел.

— Мин... э-э, профессор, давайте выслушаем сначала участников конфликта, потом решим, что делать, — предложил декан львиного факультета, увидел мои затруднения, достал из кармана мантии клочок бумажки, превратил ее в тряпочку, отдаленно похожую на носовой платок, с сомнением посмотрел, предложил мне. Я привередничать не стал, прогундосил:

— Спасибо, крестный.

— Конечно, профессор Лонгботтом, мы незамедлительно займемся этим.

Я посмотрел на стоящую рядом парочку потрепанных гриффиндорцев, остальные трое были уже на попечении колдоведьмы. Хихикнул. Хьюго, морщась, потирал ослиные уши, которыми вместе с пощечиной наградила его Лили. Сама она потом сразу убежала в больничное крыло утешать Скорпиуса, пострадавшего больше всех. А все из-за того, что «благородные» львы возмутились, что на их «гриффиндорскую принцессу» покусился «подлый слизень». Тугодумы. Они уже три года встречаются, разве что напоказ отношений не выставляют. Половина родни и школы в курсе, а вторая наверняка догадывается. Только кузен, видно, не допер вовремя. А я теперь, как самый бодрый и почти не пострадавший, оказался в главных виновниках. Самое интересное, что среди самых младших курсов особой межфакультетской вражды не наблюдалось, в отличие от старшекурсников, которые из-за этого шипели на малышей, на что те редко обращали внимание. Удивительно.

— Проводите своих подопечных к мадам Помфри. Как только уберут это безобразие, прошу ко мне в кабинет. А вас, мистер Поттер, я приглашаю прямо сейчас.

Плетясь за директрисой, я поймал себя на мысли, что впервые за шесть с лишним лет увижу наконец-то место, где благодаря проделкам бывал Джеймс по несколько раз в год. Если я и встречался по какому-либо поводу с Макгонагалл, то обычно это был класс трансфигурации, где она вела спецкурс для старшекурсников. Вот теперь и я попаду в святая святых.

Еще не доходя до горгульи, я стал чувствовать что-то неладное. Подступало беспокойство, наваливалась тяжесть. Последние шаги до кабинета дались с большим трудом, я еле переставлял ноги.

— Присаживайтесь, мистер Поттер.

Ее голос доносился как сквозь вату. Стало трудно дышать, я расслабил галстук, потом сорвал его вообще.

— Мистер Поттер, что вы делаете? С вами все в порядке?

«Какой глупый вопрос, — подумалось мне, — разве не видно, что нет...»

Я стоял посреди круглого помещения, узнавал и не узнавал его, голова звенела и раскалывалась, мутным взглядом прошелся по портретам и остановился на одном... Столько было рассказано об этом человеке, ни об одном я не слышал настолько противоречивого и неоднозначного мнения, он так и остался для всех загадкой. И нигде не осталось его снимков, даже колдографы «Пророка» в свое время не смогли поймать нужные кадры. Единственное нормальное изображение создал сам замок после его смерти, но и здесь он был не таким, как все; в отличие от остальных портретов бывших директоров, очень подвижных и языкастых, портрет самого молодого и самого недолговечного директора Хогвартса был статичным, как магловская фотография, он ни разу не повернул головы и не произнес ни одного слова.

Северус Снейп был во всем черном, черные волосы до плеч частично закрывали бледное узкое лицо, на нем выделялся — я горько усмехнулся — нос, крючковатый от того, что был несколько раз ломан в детстве пьяным родителем...

Вокруг закручивались знакомые магические потоки, я схватился за голову и опустился на колени, не в состоянии удержаться на ногах. В сознании всплывали информация и картинки. Наблюдал одновременно все гостиные и детишек в них, ощущал движение лестниц и знал их периодичность, видел, что большая часть эвакуационных скрытых проходов за пределы замка завалена или затоплена, и только малая часть еще пригодна. Я знал, что дуэльный и ритуальный залы почти готовы, благодаря моим вылазкам со Скорпом в подземелье и невольно высказанным желанием, подтвердившим установку на восстановление, данную еще в девяносто восьмом; что малая обсерватория так и не восстановилась, и ее башня запечатана, что домовым эльфам мало двух проходов, нужны все семь, что замок так и не оправился после битвы и часть помещений и переходов просто заблокирована, и еще много всего...

Сквозь шум в голове иногда пробивались голоса: «Поппи, срочно сюда, мальчику плохо...», «Святой Бонам!..»⁽¹⁾, «Поппи, это же...», «Минерва, нельзя! Разве ты не видишь?..», «Невилл, уведи детей, сейчас не до этого, все потом...»

Замок показывал, но не требовал, просил, но готов был терпеливо ждать. Зачем мне это, — спрашивал я, — неужели и после смерти я до сих пор что-то кому-то должен? Неужели не мог жить спокойно новой жизнью и не помнить, или не жить вообще? — После смерти ты никому не был бы должен, но ты не уходил до конца, ты возвращен и живешь старой-новой жизнью, и сейчас собираешь себя заново, становясь цельным. — Но почему так коряво-то? И сам себе ответил, рассмеявшись: потому что мое рождение-возрождение, по сути, своеобразный корявый магический договор-ритуал. Стечение невообразимых обстоятельств.

Память о прожитом прошлом мощным потоком наполняла сущность и оседала в предназначенных ей ячейках, окрашивая бледно-мутные образы яркими красками. Сколько это продолжалось, я не знал, из носа опять пошла кровь, из глаз — слезы, я завалился набок и понял, что если не хочу сойти с ума, то я должен выбрать, выбрать одну сложившуюся личность и лишь дополнить другой, иначе никак, иначе меня ждет какая-нибудь магическая шизофрения.

Мрачный мизантроп или жизнерадостный подросток? Даже думать не буду.

Магия замка, послушная моему желанию, помогала вплетать и расплетать, соединять и разъединять ментальные потоки в сознании, помогая прийти в себя.

Я — Альбус Северус Поттер с поглощенной памятью Северуса Тобиаса Снейпа. Я буду все помнить и уже не буду прежним, но живу и буду жить жизнью Альбуса Поттера, потому что я он и есть.

* * *

— Как ты, милый? — Помфри обеспокоенно вглядывалась в меня, потом просунула руку под шею, приподняла мне голову, поднесла склянку ко рту. — Выпей, это Восстанавливающее.

Послушно выпил, приподнялся на локтях, огляделся. Я лежал на полу все там же, в кабинете, кроме меня здесь были Поппи и Минерва. Тут с моей головы сползла и плюхнулась на живот... Распределяющая Шляпа?!

— Ну что смотришь? — сварливо сказала она. — А кто, думаешь, помогал тебе мозги в порядок приводить?

— А-а... — «умно» произнес я,— я думал...

— Я — магия от магии замка, молодой человек, так понятней?

— Да, — кивнул я, потом с опаской подумал...

— И вовсе я не страшный артефакт! Без твоего разрешения я бы не сунулась! — обиделась на мою не до конца оформленную мысль Шляпа. — Лучше бы спасибо сказал, что тебе есть чем думать.

— Спасибо, — на полном серьезе сказал я.

— Раз во всем разобрались, верните меня на место, делать мне больше нечего, как вправлять мозги неблагодарным недорослям!

«Так вот почему замок до конца не принял, а в год поступления как будто взбодрился... и все непонятные случаи обновлений...» — директор, похоже, разговаривала сама с собой, находя нужные для себя объяснения.

Колдоведьма отлевитировала Шляпу на полку, а Макгонагалл с блестящими от слез глазами слабым голосом обратилась ко мне:

— Северус, это ты?

Отпираться не стал:

— В какой-то мере да, это я.

— А как же мальчик?..

— И Альбус Поттер тоже я, и он не был одержим, если ты это имеешь в виду. Если очень коротко, то родился ребенок, жил себе, потом подрос и вспомнил, кем был раньше. Почему это случилось и как, могу только предположить, есть у меня версия, но до конца не уверен...

— Узнаю прежнего Северуса, — пробормотала женщина, промокая глаза платочком.

— Можно спросить у директоров, — предложила мадам Помфри.

— Мудрое решение, сестра, — прозвучало с одного из портретов, на нем была изображена пожилая волшебница с длинными серебряными локонами. Дайлис Дервент⁽²⁾, известная в прошлом целительница. — Думаю, мы с коллегами поможем разобраться.

— Да что тут разбираться! Все дело в Дарах Смерти! — воскликнул седобородый волшебник в старинном одеянии, постукивая посохом.

— Согласен с вами, Файверли, — присоединился Финеас Блэк, насмешливо ухмыльнулся, — у нас в наличии легендарные Дары и два связанных между собой жертвенных барашка.

— Как грубо, коллега, здесь имеет место быть сила более Великая, вдохновляющая...

Мне захотелось закатить глаза, Минерва же обиженно-обвиняюще сказала: «О, сподобились появиться. Где вы были, Альбус, когда мне так нужен был ваш совет?!»

— Перестаньте, Дамблдор! — поморщилась Евпраксия Моул. — Тут явно сработал некий магический контракт...

— Ну, вы у нас известный специалист по контрактам, — снова вклинился Блэк, — один договор с Пивзом чего стоит, — и неприятно засмеялся.

Моул насупилась, потом вздернула подбородок и сложила руки на груди, гордо произнесла:

— Я спасала детей и школу!

— Как не стыдно, коллеги! — это снова была Дервент. — Давайте все же перейдем к делу!

— Да, объясните, наконец, — устало произнесла Макгонагалл.

Тем временем я с помощью мадам Помфри перебрался на кресло. Слово взял волшебник в длиннополом темно-зеленом сюртуке с белоснежным кружевным воротником и такими же манжетами, на голове был парик с завитыми локонами. Его портрет имелся также в подземелье, когда-то он был главой Слизерина, и его советы в свое время здорово помогли свежеиспеченному и растерянному декану змей навести порядок на факультете. Виндиктус Виридиан, зельевар и автор знаменитой книги о проклятьях.

— Все имело место быть, — начал он, — и Дары, и жертва, и даже сильное чувство, да-да, не удивляйтесь, оно сыграло немаловажную роль, а также, ну пусть будет контракт, хотя это слово не отражает полной его сути. Итак, к ключевому моменту у нас имелась жертва, отказавшаяся от всего, чем дорожила: от мечты, свободы, привязанностей, любви, молодости, даже таланты свои бросила в пасть хищникам...

— Какая же вы сволочь, Дамблдор! Из-за вас все, такой талант загубили! — не удержалась Евпраксия.

Ей вторили другие портреты. Я же прикрыл глаза, воспоминания об этом отдавали стыдом и болью. Виндиктус поморщился от того, что его прервали, продолжил:

— В конце концов наш жертвенный барашек, как верно выразился уважаемый Финеас, мучительно погибает, до конца исполняя долг.

— Чем невыносимей страдания, тем сильнее жертва, магическая мощь колоссальна, — проскрипел Блэк.

— И это тоже, продолжу. В это время другой барашек так впечатлен жертвой первого, что его всепоглощающая ненависть трансформируется в нечто другое, но такое же сильное. Пусть это не любовь, а уважение, восхищение и Мерлин знает что еще. И все бы ничего, но на тот момент он является владельцем и наследником знаменитых Даров Смерти. Сознательно идет умирать, активирует камень, видит призраков, но сильное чувство никуда не делось, неосознанно он дает некое обещание, например, если выживет, то дать имя сыну, или, что более вероятно, это искреннее сожаление о том, что тот не выжил. Именно в этот момент, так уж совпало, ранее ненавистный учитель умирает, сгорает в пламени. Но магия Воскрешающего камня, подкрепленная той самой жертвенной энергией, не дает ему уйти. Удерживает сущность, душу и магию сильного волшебника, привязав к новоявленному жрецу. Когда в руках такой артефакт, надо быть осторожным с желаниями. Пообещав, мальчик приносит добровольную жертву, закрепляя своеобразный договор. Имянаречение при рождении лишь поставило последнюю точку. Вот и все, получили то, что получили.

Все услышанное не стало для меня откровением, что-то подобное я и предполагал.

— Но ведь Джеймс родился раньше, — растерянно сказала Минерва. Я скептически посмотрел на женщину. Она, поймав мой взгляд, хлопнула себя по лбу. — Ну конечно, он — наследник, первенцы рода неприкосновенны, там своя магия...

— Совершенно верно, стыдно было бы этого не знать, — опять вставил свои два кната Блэк.

— В голове не укладывается, — Макгонагалл терла виски, — какой кошмар.

Мне вдруг стало смешно, я захохотал, так хохотал, что сполз с кресла на пол, потом сквозь смех сказал:

— Знаешь, Минерва, что сказали слизеринцы, когда я поступил? «Поттер — это диагноз»! Мы два барана, жертвенных барана! Бараны, Мордред и Моргана! Два долбаных барана!

Моя истерика стала завершением безумного дня. Я еще какое-то время надрывался в хохоте, потом закатил глаза и провалился в беспамятство.

1) Мунго Бонам

Вернуться к тексту

2) Информация о директорах Хогвартса взята из http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Директор#

Вернуться к тексту

Очнулся я среди ночи. Темноту помещения освещал лишь лунный свет из окон. Больничное крыло. Попытался встать с кровати, но не преуспел, сил хватило только для того, чтобы кое-как сесть, а потом в изнеможении откинуться обратно. Освещая пространство волшебным фонариком, вошла сонная мадам Помфри, провела палочкой, заставила выпить пару склянок.

— Ну вот, уже гораздо лучше, еще два-три дня, и все будет в порядке.

— Давно я здесь?

— Больше суток. Не мудрено, с таким-то истощением.

— Поппи, я хотел попросить тебя и Минерву... — тут поймал ее виноватый взгляд, — кто еще знает?

— Только Гарри, но он взял с нас обещание никому не говорить...

— Как?! — прохрипел я.

Оказывается, Невилл видел достаточно, чтобы понять, что мое попадание в лазарет не являлось результатом произошедшей драки, поэтому сообщил о состоянии сына старшему Поттеру. Несколько часов спустя взволнованный Гарри долго пытал Минерву о случившемся, она отнекивалась, упирая на то, что состоянию ничего не угрожает и что сын сам расскажет отцу, когда очнется, так как она не имеет права... Продолжалось это до тех пор, пока разозленный Поттер не подошел к портрету Снейпа, потом ткнул в него пальцем и сказал: «Боитесь, что я узнаю, что Он и мой сын — это один и тот же человек?!» Ошарашенная Макгонагалл выложила всю историю, портреты ей активно помогали, попутно выясняя детали у самого Гарри. Результатом стала взятая просьба о неразглашении.

Так же ошарашенный услышанным, я долго не мог прийти в себя. Чтобы я быстрее успокоился и уснул, Помфри решительно напоила меня зельем сна без сновидений.

Следующий день встретил меня поднявшимся настроением и кучей посетителей. Вот и сейчас стоящий у изголовья Скорпиус отпускает ехидные шуточки, Хьюго зыркает в его сторону, но молчит, Роза пытается делать замечания, а Лили бесцеремонно уселась на мою кровать с намерением выяснить все о моем здоровье и окружить заботой. Отмахиваясь от ее опеки, я вдруг подумал, что не прочь ощутить касание бедра совсем другой девушки, вот той, которая скромно стоит в сторонке, не вмешиваясь в общую суету. Я улыбнулся, Кейтлин смущенно улыбнулась в ответ и облегченно вздохнула. Колдоведьма, видимо, решила, что время для посещений закончено, и выпроводила всех за дверь.

Какое-то время я еще лежал, потом осторожно встал, добрел до окна и уселся на широкий подоконник. За окном падали редкие снежинки, подчиняясь легкому ветерку, иногда закручиваясь спиралью. «А ведь скоро Рождество...» Провел ладонью по стеклу, делая прозрачную поверхность зеркальной, вгляделся в свое отражение.

Как причудливо бывает Провиденье. Ни один из детей Поттеров не отразил в себе черт Уизли, даже рыжие волосы Лили были другие, более насыщенного цвета, с красноватым оттенком, как у бабушки, Лили Эванс; и сама она была очень на нее похожа, Джеймс был полной копией деда, мне же природа смягчила типично мужские поттеровские черты бабушкиными и единственному из трех детей подарила ее глаза, полные изумрудной зелени...

Развеял зеркало, снова посмотрел в окно. Тех чувств не было. Все, что когда-то Его держало и мучило, исчезло, только слабенькое эхо чего-то большого и сильного еще дрожало в сознании, но и оно потихоньку уходило, растворялось...

— Привет. Как ты?

Я обернулся. На пороге стоял отец и напряженно вглядывался в меня.

— Немного странно. Привыкаю пока, — я пожал плечами. — Ты так смотришь, как будто я баллы собираюсь с тебя снять.

Он засмеялся:

— Ну, учитывая произошедшее, это выглядело бы логичным, не находишь?

Отец подошел и встал рядом, опираясь на подоконник. Я тоже не удержался от смешка:

— Может, ты и прав.

Какое-то время мы молчали, потом я спросил:

— Когда ты понял?

— На твоем первом курсе я был практически в этом уверен.

Посмотрев на мое вытянувшееся от удивления лицо, он изогнул губы в усмешке и начал рассказывать.

Само мое рождение было непростым. Тяжелая беременность Джинни, сложные роды, сопровождающиеся непонятными стихийными выбросами. Многочисленные проверки на враждебные чары, проклятия и зелья результата не давали. Все вроде должно было быть нормально, но магия не успокаивалась, ребенок был плох. Что делать, подсказал Невилл, знания и традиции чистокровных тут пришли на помощь. Если для Джеймса достаточно было обычного обряда при даче имени, то здесь пришлось провести полноценный ритуал с жертвенным петушком и каплями крови родственников. Помогло. Все успокоились и долгие годы не замечали какие-либо странности до тех пор, пока ребенок не подрос. Гораздо более развитый, чем сверстники, впитывающий знания, как губка, и проявляющий иногда очень знакомые черты характера и способности, которые по отдельности не привлекали особого внимания, но постепенно накапливались в определенную критическую массу.

— Вот как реагировать на восьмилетнего ребенка, который читает учебник по зельям и ворчит на бездарных составителей, что указали неправильную последовательность закладки ингредиентов, из-за чего реакция будет нестабильной? Или как отваживает малолетних ухажеров сестры: вдохновенный рассказ, как отрава для грызунов действует на человеческий организм, и небрежное замечание в конце, подкрепленное многозначительным взглядом, что для этого зелья много не надо, все в огороде растет...

— Ага, меня вся женская часть тогда готова была наградить своим летучемышиным сглазом, — передернулся я.

— Зато мужская часть была с тобой солидарна! — отец засмеялся.

Потом покупка палочки, поступление на Слизерин... Но и тогда все еще можно было списать на индивидуальные особенности талантливого ребенка, каким он и сейчас является для всех, разве что Гермиона о чем-то догадывается. Окончательно понял, что не все так просто с Альбусом Поттером, когда Джеймс попытался вытащить из кабинета карту Мародеров в последний день зимних каникул.

— Я даже догадываюсь, кто ему помог, — хмыкнул я.

— Да. Сириус так и остался большим ребенком, я потом в наказание перевесил его портрет в галерею, он до сих пор обижен на меня, как увидит, обернется псом и морду прячет...

Отправив детей в школу, в порыве ностальгии решил развернуть карту и найти на ней любимых чад. И если с точкой «Джеймс С. Поттер» в гриффиндорской башне все было понятно, то точка с длинным именем «Альбус Северус Поттер-Снейп» в подземелье повергла в шок. Все необычное нашло свое объяснение. Карта была тщательно спрятана, ничего никому не сказав, стал просто наблюдать...

Я был потрясен.

— О чем ты тогда подумал?

Он понял, что я имел в виду, ответил:

— Когда я взял в руки Камень и меня окружили дорогие мне люди, я видел, что даже будучи неживыми, они все равно вместе, держатся за руки, улыбаются друг другу, был уверен, что и я, умерев, тоже буду с ними, обниму маму, Сириуса, но не находил еще одного призрака, как ни вглядывался. И тогда подумал, почему так? Пусть хотя бы этот человек бы жил, уж он-то точно не заслужил смерти, тем более такой... Если бы я знал тогда, что мы бросили его еще живого...

— То ничего бы ты не сделал, — спокойно сказал я, — если уж Лорд награждал смертельным проклятием, бесполезно было на что-то надеяться.

Отец не ответил, но я был уверен, что мои слова его не убедили.

Снова установившаяся тишина стала невыносимой. Я уткнулся лбом ему в плечо и глухо произнес:

— Я не Он, понимаешь? Это как просмотренный фильм или прочитанная книга. Как будто помнишь каждую ее страницу, каждое слово и запятую, можешь процитировать с любой строчки, но она не станет тобой и не заменит. Я изменюсь, вернее, уже изменился, и, возможно, буду более вредным или еще как, но это все равно буду я, Альбус Поттер, твой сын.

Отец крепко меня обнял и весело, с облегчением, сказал:

— Ну, твою вредность я как-нибудь переживу.

— Как теперь быть?

— Живи. С твоими-то знаниями. Можешь выбрать любую дорогу, мы поможем, и никаких обетов, обязательств, никаких кандалов. С замком, думаю, разберешься, есть же какие-нибудь процедуры для передачи полномочий.

— Да, есть, но там не все так просто, придется поднапрячься поначалу.

— Справишься, уверен.

Из больничного крыла я вышел только на четвертый день. Не могу сказать, что дни, проведенные там, были наполнены скукой. Меня занимала полученная память. Обширные знания, хранящиеся в ней, поражали воображение и здорово расширяли кругозор, а просмотренная жизнь заставляла серьезно задуматься. Мне предстоит во многом разобраться. Но одно я знал точно — я еще никогда не ощущал себя настолько наполненным спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне.

На выходе меня встретила сладкая слизерино-гриффиндорская парочка, решившая больше не таиться. И Кейтлин. Лили с Малфоем как-то быстро поздравили меня с выздоровлением и испарились.

— Я... я так рада, что с тобой все в порядке, все так перепугались, говорят, мистер Поттер с директором ругался из-за тебя, и-и... так хотелось Уизли еще одними ушами наградить или еще чем похуже, Лили потом меня утеш... но неважно, в общем.

И правда, как можно быть таким слепым и не замечать очевидного? Я слушал, смотрел на свою девушку и наслаждался окутывающей меня заботой и еще чем-то большим, от чего сердце колотилось сильней и хотелось сделать что-нибудь безумное.

— Вот зачем ты на меня так смотришь? — тихо спросила Кейтлин. — У меня из-за этого мысли путаются. Я пойду, наверное...

Я взял ее руку и прикоснулся губами к аккуратным пальчикам, так же тихо сказал:

— Ты мне очень нравишься, Лин.

— Если это такая шутка...

— Нет, совсем не шутка. Я тут подумал, скоро Рождество, и хотел бы пригласить тебя к нам, погостить.

— Серьезно?

— Ну да, а потом мы могли бы заглянуть к тебе, ты бы познакомила меня со своими родителями...

— Моими родителями?!

— Ну что за жена мне глупая достанется, с первого раза не понимает! — сокрушенно покачал головой.

— Жена?! — Кейтлин пришла в себя и начала мило злиться, — ах, жена-а... а я еще подумаю, соглашаться ли! И нужен ли мне муж, который даже признание нормально сделать не может!

Я счастливо засмеялся, притянул ее к себе и поцеловал...

* * *

«Привет, Ал! Прости, если мое письмо окажется немного сумбурным или не немного. Я просто взбудоражен свалившимися фактами. Помнишь, на первом курсе я говорил, что письма писал о том, что тебя замок признал? Дед тогда заинтересовался и просил воспоминания для думосброса, у него есть, в кабинете. Я согласился, потом-то нет, мы же договаривались, что не будем распространяться об этом. Он настаивать не стал, но ему и того хватило, и потом, оказывается, он частенько уже свои сливал, когда ты у нас гостях был, это я случайно узнал. Папа́ ругался и говорил, чтобы он не тешил себя ложными надеждами. И это как-то с тобой связано, я уверен, хоть и не понял ничего, только дед недавно совсем стал какой-то странный. Хочет прислать тебе приглашение, но почему-то волнуется. Нет, он этого не показывает, но что я, собственного деда не знаю, что ли? Непонятно, как будто он раньше тебя не приглашал. Бабушка, подозреваю, тоже в курсе, я иногда слышу, как они упоминают твое имя в разговорах. В общем, я хотел тебя предупредить, там сам дальше смотри. Но, если честно, мне очень любопытно, да что там говорить, я жутко заинтригован! Я же с ума сойду, если не узнаю, в чем здесь дело!

Ладно, это пока все. Передавай привет Лили, хотя нет, не надо, я ей отдельно напишу.

Скорпиус Г. Малфой.

p. s. Видел бы дед, как я веду переписку, наградил бы парочкой Круцио, наверное».