Пьяница-мать - горе в семье (джен)

Сравнение Широчки с Нарциссой Малфой возникло не на пустом месте.

И даже не из за общей белобрысости вкупе с фирменным изломом презрительно поджатого крысячьего носа. Главная её странность в том, что она иногда поражает своей пугающей невозможной «человечностью». Как будто она действительно помнит ту свою «хорошую» жизнь, где ей было дурно от бриллиантов, балов и приёмов.

Особенно странно, с каким благоговейным трепетом Широ относится к некоторым продуктам — совершенно для её голодного детства неожиданным и в целом порядочной крысе ни на кой ляд не сдавшимся. Широчка бежит в кухню на запах сдобных пирогов с крольчатиной, как гимназистка на свидание к блудливому гусару. Причём саму крольчатину, без теста и соусов, крыса высокомерно игнорирует что в сыром виде, что в проваренном без соли. Ещё великосветская мадам и плюнуть в тебя может этим мясом.

А как герцогиня Широ любит мидии и сахарную вату!

Когда она первый раз увидела сахарную вату — дома, — она схватила комок и носилась с ним как ребенок с воздушным змеем, а потом забилась на кухонный подоконник среди цветочных горшков и запихивала вату в рот, помогая обеими лапами и развалившись на кухонном полотенце, словно на пляжном лежаке. Наверное, ей снилось, что она опять девочка и гуляет с нянькой в парке. Наверное, тушка, умостившаяся на полотенце, символизировала полуденный пикник на морском побережье.

Но самая большое лакомство, с крысиной точки зрения, — это, безусловно, шампанское.

Видели бы вы, КАК она нюхала шампанское первый раз — еще совсем мелким крысёнышем.

У меня был блаженный вечер в компании подруги, шампанского и сопливого кино. Ох, как Широ лезла на стол, мы-то, наивные, думали, что за клубникой. Тяжёлый крысиный взгляд быстро нам дал понять что нам нужно сделать с предложенной клубникой и куда её себе засунуть. Как она в тот вечер пила шампанское, обхватив бокал двумя лапами и припав к нему как мучимый жаждой путник к священному источнику. Она благоговейно поглаживала бокал, вися на нем практически вниз головой на манер цирковой акробатки, подкатывала чёрные глазёнки и прямо как-то даже неприлично-сладострастно поскуливала, слизывая шампанское с курчавых усов.

Со временем мы смирились.

Широчке всегда было достаточно было несколько раз лакнуть «великой вдовушки», и с чувством выполненного долга она отправлялась спать к себе в комод. Во сне Широчка мило посапывала, трогательно обнимала кончик собственного хвоста и просыпалась в прекрасном расположении духа.

Всегда.

До вчерашнего дня.

На Рождество Широ, как обычно, возжелала глоток шампанского «за ради праздничка».

Ах, если бы я знала, что у меня будет за ночь, я бы посадила её на хлеб и воду. Видимо, в этот раз барышня решила оторваться по полной, потому что часов до двух ночи паршивка прыгала по мне как по батуту, тянула меня за пальцы и за волосы, когда же я убрала руку под подушку, она увалилась всей своей тушей на мою шею и начала тянуть меня за нос. Она правильно смекнула, что без кислорода я долго не проживу, вследствие чего, скорее всего, проснусь. Крыса всё же допускала у меня зачатки интеллекта и здоровый инстинкт самосохранения. Наверное, мерзавка решила, что раз уж я проснусь, я точно с ней пообщаюсь, нужно же приличной женщине излить кому-то душу. Я безжалостно скинула Ширку со своей подушки, чётко дав понять, что не намерена сейчас слушать чьи-либо пьяные откровения.

Тогда от нечего делать Широчка принялась пищать, пожалуй, она думала, что поёт, поскольку пищала хвостатая зараза громко, ритмично и удивительно противно, цепляясь за оборку подушки, притоптывая себе в такт и пластично тряся обширным пузцом. Широ явно изображала что-то попсовое и жутко пошлое. Видимо, творчество Селестины Уорлок было близко не только незабвенной Молли Уизли. И да, благозвучного голоса у Нарциссы Малфой, скорее всего, не было и в помине. Точнее, голос был, и довольно мощный, — а слуха не было. Свидетельствую.

Около трёх часов ночи, продрав глаза и просмотрев залихватский «канкан», я всё же смогла с трудом прогнать пьяницу с кровати.

Я улеглась в надежде проспать оставшееся мне от ночи время спокойно и беззаботно.

Ага. Щаз!

Мадам моя обиделась и решила, наверное, пойти подышать. Ну, взопрела леди от жарких плясок.

Обычно она очень ловко влезала по витому узору кровати на подоконник, но не сегодня, не сегодня...

Коготки звонко цокнули об эмалированную поверхность, и крыса смешно мотнула в воздухе жирными окорочками — я не успела увернуться…

Да, она опять упала на моё лицо.

Я стащила дебоширку за холку на пол. Но Широчка явно не из тех, кто пасует перед трудностями. Видимо, ей было очень дурно. Или, наоборот, слишком хорошо.

Она снова полезла на подоконник, в этот раз по занавеске. Я, кажется, уже писала, что моя Широ весит как золотой запас средней нефтяной скважины в Арабских Эмиратах. Естественно, она снова рухнула, на этот раз, слава Мерлину, не на меня, но зато в компании занавески, сорвав оную с крючков.

Шёл четвёртый час ночи.

В крайней степени бешенства я изловила хвостатую негодяйку и усадила в клетку — под арест. Ох, если бы я знала, какой меня ожидал следующий час. Широчка орала, грызла клетку, очень долго и громко смакуя железные прутья, явно наслаждаясь процессом и производимым эффектом. На нахальной моське было большими буквами написано, как вкусно ей грызть металл, всю жизнь бы грызла. В промежутках между поеданием собственной жилплощади крыса ритмично визжала, топала, а затем начала кидаться в меня опилками. Она явно надеялась, что сможет добросить их до моей кровати, раз уж у меня — с её точки зрения — совершенно нет совести. Потом она снова грызла клетку. Самозабвенно.

В 4.30, в надежде поспать хоть сколько-нибудь в эту злосчастную ночь, я выпустила террористку на волю. Да, я малодушно сдалась. Позор мне, люди, но пытать себя и соседей дальше звуком разгрызаемых железных прутьев я была не в состоянии.

Слава богу, она оставила меня в покое, всё же осознав мою совершенную бездушность и бесперспективность как собутыльника. Может, устала, а может, вспомнила, что в доме где-то есть вполне подходящий кавалер?

Дама захотела крепкой и горячей любви.

По витражу двери Широ залезла к полотенцу, которым для плотности была утрамбована входная дверь в спальню, и начала тянуть его зубами. Полотенце было сложено приличным комком и совершенно не разделяло Широчкиных притязаний. Оно достойно хранило мой покой — и её девичью честь.

«Блек я или не Блек?» — подумала моя фуська?

Проснулась я в шесть утра. От полотенца к тому времени оставались лишь тонкие вихлявые лоскуты, и оно бы безусловно пало смертью храбрых, исполнив свой последний долг передо мной и моей квартирой, но тут уже во мне проснулся зверь.

Скорее всего, это была крыса. Здоровенная такая злобная подвальная пасючка, взбешённая до последнего предела. Я схватила мохнатую дрянь в охапку и поднесла к лицу — я хотела увидеть её глаза.

Увидела.

Я тихо, но очень внятно (это, правда, слышал весь подъезд, и на следующий день мне благоразумно уступил дорогу соседский мастиф) сообщила, что если она сейчас же не успокоится и не возьмёт себя в лапы, я сначала надаю ей по наглой усатой морде, а потом запру в клетку на два дня, без права переписки и досрочного освобождения. И пусть она её хоть доест, спать я сегодня уже всё равно не буду.

Последние слова прозвучали уже в звенящей тишина. Даже дождь перестал тарабанить по подоконнику.

На следующий день я спала в блаженной тишине.

Крыса тихонечко поскуливала в клетке, шуршала поилкой и почему-то обнималась с холодной и гладкой банановой шкуркой, а я спала!!!

И видела сон, как Нарцисса Малфой по пьяной лавочке гоняет по дому собственного мужа плетью из набора для садомазохистов и заставляет эльфов плясать канкан в красных оборчатых юбках.