Городские легенды (джен)

В конце рабочего дня Клару вызывает главред. Само по себе не страшно, но вызывают её как раз, когда вся редакция гудит: пятнадцать минут назад перед офисом остановилась новёхонькая “Чайка” ограниченной серии, цвета мокрого асфальта. “Ага!” — читается во всех взглядах, что провожают Клару в спину.

С секретаршей главреда Клара сталкивается в коридоре — и секретарша испуганно сторонится. “Ага,” — думает сама себе Клара. Но ведь она о политике и межвидовых отношениях не пишет, материал у неё безобидный, о жизни города, — с чего бы ей бояться?

Главред сидит прямо в приёмной, на месте сбежавшей секретарши, и, полная достоинства, пьёт чай. Держится дама спокойно, и вошедшей Кларе лишь кивает: присядь.

Гостя редакции от порога не видно, он обнаруживается в дальнем кресле под календарём. Клара на автомате отмечает: до полной луны чуть больше двух недель. Времени спокойно разобраться предостаточно… только вот в чём? Полицай одет в серое — без этого опознавательного знака от человека его и не отличишь. Разве что лицо очень уж по-киношному идеальное, смутно знакомое по развешанным всюду агитплакатам, будто белокурую бестию на них рисовали именно с него. Гемофаг читает что-то с экрана планшета, для вида не замечая появления Клары — даёт время освоиться.

— Пан офицер высказал желание пообщаться с тобой лично, Клара, — наливает между тем кипяток в третью чашку главред; вторая стоит на краю стола нетронутая. — Но, если дело касается каких-то наших публикаций, я хотела бы быть в курсе всех подробностей.

— Никак не касается, уважаемой пани не о чем беспокоиться, — подаёт голос полицай. Он уже рядом, протягивает руку для знакомства: — Мстислав Северский, ротмистр. Бывала ли пани Яблонска на этом портале?

На экране планшета Клара видит родной логотип и не может сдержать удивления: на кой ляд сдался полицаям сайт крипипасты?!

— Я его владелица, — честно отвечает она. Секрета тут нет: домен зарегистрирован на её имя и раз полицай здесь, он это уже выяснил. — В чём дело?

Полицай не отвечает сразу, а садится к столу и берёт свой остывший чай.

— Пожалуй, я вас оставлю, — главред понимает его правильно. — Буду у себя в кабинете, Кларочка, чуть что, сразу обращайся.

— Заинтересовала меня одна из ваших последних статей, — полицай переходит наконец к делу.

Клара сразу понимает, какая.

Дело было накануне лунных выходных. Одному студенту-отличнику — из тех, кому дают места в защищённых общежитиях и ранг полезного гражданина третьего класса, — пришло сообщение от его друга с просьбой о помощи:

“Выручай!

Упустил электричку домой, следующая — только завтра утром. Постоял, как дурак, на перроне с тремя чемоданами — барахла своим набрал же, ты помнишь. В общем, взял было такси обратно — встали в пробке на въезде в город намертво: там опять ДТП, паровозик машин на шесть. Махнул рукой, решил пёхом до станции наземки доползти — в общем, я сильно переоценил свои возможности. Слушай, я сейчас у моста на развязке возле старого универа, повторно такси вызывал — машины все заняты, а скоро они вообще ездить перестанут. Ты тут недалеко живёшь, можешь меня подобрать?”

Сообщение не вызвало у студента никаких подозрений: друг действительно накупил всякой всячины родне, а сообщение о ДТП на въезде под городской купол пробегало в новостях. Перед полнолунием всплеском траффика никого не удивишь: все, кто может, едут на длинные выходные в безопасные сектора или к семьям.

До полуночи оставалось несколько часов. Понадеявшись на свой высокий гражданский статус, дававший почти полную неприкосновенность, студент решил откликнуться на просьбу. Он сказал соседу по комнате и девушке, которую пригласил на эту ночь в гости, что скоро вернётся, и спокойно поехал помочь другу в беде.

Спустя час и сосед, и девушка получили сообщения уже от самого студента: он просил выскочить на минутку за КПП, помочь с сумками. Сосед не увидел в этом ничего подозрительного и отправился на вызов, а девушка осталась, решив, что ребята и без неё справятся.

Именно она потом и рассказала историю с сообщениями.

Ни студент с другом, ни сосед так и не вернулись.

Дежурный патруль обнаружил тела всех троих пропавших через два дня, и студенческих билетов со статусными чипами при них не было. Несмотря на показания оставшейся девушки, что ушли студент и его сосед задолго до предупредительных сирен, экспертиза решила, что первые инъекции нейротоксина, судя по степени его разложения, погибшие получили после полуночи — в разрешённое время, — а значит, стали законными жертвами режима по собственной неосторожности. Доказательств, что до полуночи их где-то насильно удерживали, не нашлось, ведь на КПП зафиксировали: оба прописанных в общежитии покинули безопасную охраняемую территорию добровольно.

Возбуждать уголовное дело никто не стал.

— Правильно ли я понимаю, пани автор этой статьи?

Клара вздыхает.

— Это городская легенда, я её не выдумала, только записала. Если пану не нравится формулировка “жертва режима”...

— Нет, отчего же, — смеётся полицай. — Вполне верно, пусть остаётся. А вот подача подкачала: установка на достоверность должна идти вначале, а концовку стоит сделать чуть менее похожей на криминальную хронику. Могли бы и вовсе превратить эту историю в художественный рассказ.

Клара непонимающе хлопает глазами.

— Зачем?

— Подобные легенды о “реальной” угрозе должны развлекать публику ночью в тёмной комнате — у них сложились вполне традиционный зачин и общая форма.

— Нет, я спрашиваю, зачем это вам? — Клара не рассчитывает на честный ответ. На самом деле вообще не стоит надеяться хоть когда-нибудь выяснить, зачем пану Северскому вообще понадобилось устраивать этот цирк с явлением на её официальное рабочее место, если он мог просто вызвать её к себе. Или, если ему так важны именно правки к статье и ничего больше, просто позвонить. Или написать. Анонимно. Но вот именно анонимность пану Северскому в этом деле явно не нужна. Обидно признавать, но конечная цель Северского может быть вообще никак с Кларой не связана, и пришёл он сюда по надуманному поводу затем, чтобы кто-то что-то увидел и какие-то выводы сделал. Любят гемофаги в многоходовочки играться — знаем, наслышаны.

— А затем, — отвечает полицай, протягивая ей визитку, — чтобы пани Яблонска пообещала мне впредь присылать такие вот легенды, прежде чем публиковать.

Клара заканчивает редактуру статьи.

— Что тут настолько интересное, что ясновельможна пани забыла про ужин? — Леон обнимает её за плечи и пытается заглянуть в экран. Она, смеясь, отпихивает его. Ей не нравится, когда читают через плечо, особенно её собственные тексты. — О, новая страшилка! Сегодня опубликуешь?

Нет, на Леона невозможно злиться.

— Позже, пусть отлежится, утром гляну свежим взглядом, — отговаривается она.

На самом деле она должна сначала отправить статью Северскому. В чём бы ни заключалась настоящая цель игры полицая, свою часть нелепого уговора с ней он добросовестно выполняет в полной мере: читает присылаемые ей байки и переводные крипипасты, всерьёз комментирует даже откровенную фантастику.

Это становится забавным.

Леон о гемофаге-рецензенте не знает ничего, да и не только Леон: журналист растеряет всю репутацию, если открыто признается, что пишет под надзором полицейской цензуры. А в её случае ситуация выглядит ещё и ужасно глупо.

Клара сохраняет правки и кидает ссылку в мессенджер. Значок статуса у контакта "Просто_Ангел" — честное слово, она не переименовывала, Северский сам себя так назвал, — неизменно серый. Ей стоило бы подумать "как униформа кровососов", но вместо этого она ловит себя на другом сравнении: "как его глаза".

Один рабочий-кровельщик всегда по дороге со смены покупал пирожки с уличного лотка.

Лоток с домашней выпечкой держала семья переселенцев — по слухам, бывших фермеров, которые потеряли всё из-за очередного урагана и перебрались на городскую окраину. Семья была большая: несколько сыновей и дочерей, — и кровельщику нравилась старшенькая, а он вроде бы нравился ей. Сам он тоже был сыном беженцев от стихии, специальность получил полезную, с приличным рангом и полной неприкосновенностью, но опасную и не особо денежную — так что семью завести ему бы хотелось, но возможностей было немного.

У старшей дочери лоточника выбор был и того меньше: на ферме школ не было, в город она приехала уже взрослой — учиться поздно, да и некогда: нужно за младшими глядеть и родителям помогать.

И вот каждый день покупал кровельщик по пирожку, именно с мясом — потому что сытные, — и здоровался с семьёй лоточника; а если за прилавком оказывалась старшенькая дочка, то задерживался поболтать.

И как-то раз он спросил её: "Почему вкус у пирожков временами сильно разнится? Иногда жира многовато, иногда острых приправ щедро насыпано — это понятно, но и само мясо вроде бы отличается". А девушка посерьёзнела и тихо ответила, что это от поставок зависит: у отца с несколькими поставщиками контракты, когда где выгоднее — у того и берёт. Кровельщик махнул рукой и выкинул разговор из головы.

Однажды его бригаду перевели на новый дальний объект: обновлять щиты в пригородной промзоне. Естественно, вне купола, и каждый день туда-сюда по четыре часа в один конец автобусы с рабочими сменами ни заказчику, ни самим рабочим не с руки, так что им пообещали поставить прямо на объекте хорошо вентилируемые бытовки.

Перед отъездом кровельщик завернул к лотку в надежде хоть попрощаться. Старшенькой он не увидел, но всё же купил пирожков с собой.

Бытовки рабочим организовали там же, где гнездовался и особый персонал, — но это никого не обеспокоило: кровельщики с серыми жилетами постоянно бок о бок работают, привыкли.

Привыкли настолько, что в первый же обеденный перерыв кровельщик достал ссобойку прямо на рабочем месте, нимало не смущаясь есть в присутствии гемофагов. Внезапно перед ним, как из-под земли, вырос серожилетник, схватил кровельщика за грудки и одной рукой над землёй поднял, да ещё и встряхнул бедолагу. Никто ничего понять не успел, но все подорвались — и вот уже стоят стенка на стенку: люди за своего, серые за своего, — глазами сверкают, а серьёзное начальство с переговорщиками, как назло, далеко.

— Вы чего вообще, совсем охамели?! — крикнул серым бригадир.

А тот, что кровельщика держит, процедил в ответ:

— Я этот запах хорошо знаю, ни с чем не спутаю. Человечина это.

Тут кровельщика пришлось отпустить, так как того наизнанку вывернуло. Все в шоке, тут же вызвали и начальство, и службу безопасности объекта, и медика. Кровельщик, естественно, божился, что ничего не знал. Гемофаг, которого прозвали Брезгливый, стоял на своём: он-де на ликвидации пожаров бывал не раз, нанюхался. Свои ему верили.

Кровельщика посадили под стражу, записали показания, пирожки отправили в город на экспертизу. Через пять часов пришёл ответ: да, мясо человеческое, ничего не предпринимайте, полиция уже едет.

Начальство тут же от кровельщика открестилось, а всей его бригаде устроило обыск — за что полиция потом отдельно ругалась с местной охраной. Когда кровельщика уводили, родной бригадир бросил на прощание:

— Повезло тебе, что полнолуние на той неделе было — до следующего доживёшь, тварь.

В интересах следствия разглашать историю строжайше запретили, чему начальство было только радо: такая шумиха никому даром не нужна. Со всей бригады под страхом увольнения взяли подписки, серые жилеты тоже согласились молчать.

Конечно, кровельщика выслушали, как дело было. Послали штатского сделать контрольную закупку: но экспертиза показала курицу, сою и свиное сало, — ничего незаконного.

Тут кровельщик вспомнил разговор про поставщиков. Однако верить ему не хотели — следователи стали убеждать разными методами чистосердечно во всём сознаться. И сознался бы видимо, но кто-то из экспертов заметил, что тесто и манера выпечки у изъятого и закупленного образцов очень схожи. А вот в квартирке кровельщика собственного духового шкафа не было, только микроволновка. Решили всё же проверить версию.

Стали делать контрольные закупки и дальше — раз за разом ничего, только что крысиная ДНК иногда встречалась, но до завершения следствия санэпидемстанцию решили не тревожить.

Как синяки у кровельщика сошли, решили отправлять к лотку его самого — может, знакомому клиенту предложат что-то особенное. Под присмотром и с прослушкой — как же иначе. Кровельщик был согласен на всё.

И вот стал он снова каждый день покупать по пирожку, здороваться с домочадцами лоточника. Всё равно всё впустую.

Однажды вечером за прилавком опять оказалась старшенькая дочка. Кровельщик, весь на нервах, даже улыбнуться на её приветствие не смог. Она обеспокоенно спросила:

— Всё у вас хорошо?

— Да, просто зубы разболелись, — соврал было он. И тут его осенило: — Вы только не обижайтесь, осколок косточки во вчерашнем пирожке попался, десну поранил.

— Ой, — расстроилась девушка. — Извините!

— Да ничего страшного, — отмахнулся кровельщик. — Я понимаю, случается. Плохую партию вам, видимо, поставщик на этот раз привёз, и мясо жестковато. Но обычно у вас очень вкусно всё, не подумайте! Я ж, когда в командировку ехал, специально за вашими пирожками зашёл. И вот та партия просто отличная была!

— Такие, как вы брали, только через две недели появятся, — тихо сказала девушка.

Кровельщик засиял: разговор-то записывался — вот следователям и подтверждение, что пирожки он купил, и зацепка.

Отведённые две недели он приходил к лотку, как и раньше, чтоб не вызывать подозрений. Здоровался с лоточниками, шутил со старшенькой — ждал. Ждали и следователи. Доверительное общение со старшенькой они одобрили — мало ли что ещё всплывёт. А девушка решила, что кровельщик с ней всерьёз флиртует, и сама стала ему подмигивать.

Выходило, что срок истекал как раз в полнолуние или сразу после лунных выходных. За домом лоточника установили постоянное наблюдение, районный дежурный патруль тоже был предупреждён.

Вечером первого дня выходных кровельщика ждала старшенькая. Поздоровались, разговорились — и девушка прозрачно намекнула, что не прочь провести опасную ночь вне дома. В конце концов, чего ей с ним бояться, ведь у него неприкосновенность, к нему домой не придут, так? Так, — согласился он и пригласил девушку к себе.

За ночь ничего так и не случилось — точнее, между ними двумя случилось вполне ожидаемое, а так ничего необычного.

Девушка осталась и на вторую ночь. А наутро лоточника задержали.

Лоточника вели от самого дома и видели, как он покинул дом около трёх часов ночи, как кружил по трущобам на своём фургончике, стараясь не попадаться дежурному патрулю, искал, где вышедшие на легальную охоту гемофаги оставляли тела своих жертв, и подбирал их.

Взяли его с поличным дома, когда уже вовсю шла готовка. Арестовали вместе с семьёй, так как все домашние были при деле.

Лоточник оказался не убийцей, а падальщиком:

— Я никому не причинял вреда сам, только подбирал за другими! Вы позволяете особым гражданам жрать людей, когда они голодны, вы не считаете это преступлением, вы просто кремируете это мясо. Моя семья тоже жила впроголодь, мы тоже хотим есть и поступали так по нужде. Почему им можно убивать безнаказанно, а нам нельзя взять то, что никому больше не нужно?

С кровельщика обвинения сняли, он пошёл пострадавшим. Но до вызова в суд дело так и не дошло.

Всё, что в итоге смогли предъявить лоточнику, — нарушение санитарных норм, мошенничество и обман потребителей, использование запрещённых к употреблению продуктов, глумление над телами умерших и препятствование ведению корректной отчётности по законным жертвам режима: ведь похищал он тела, которые не успели занести в базу! — по сути административка.

Если бы такое резонансное дело вели официально, с подобными смехотворными обвинениями вышел бы откровенный цирк. Хуже того: лоточник смог бы высказаться публично. Так что вопрос закрыли.

Кровельщик вернулся к нормальной жизни. Восстановился на работе, но пошёл в другую бригаду. Стал готовить себе сам. Теперь каждый день вместо покупки пирожка у него появилась другая рутина, он проверял: не пришла ли повестка в суд — его в проблемы следствия не посвящали.

В полнолуние он вновь сидел дома один. Собирался лечь спать, но тут в домофон позвонили.

Это была старшая дочка лоточника. Она плакала. Просила впустить. Сказала, что их месяц продержали в СИЗО, но сегодня, как только отзвенели последние сирены, отцу вручили пачку штрафов, сказали, что дело закрыто и их всех просто выпихнули из участка на улицу. Понятно зачем. Она уговаривала его открыть, ведь их больше ни в чём не обвиняют, решение об освобождении — вот оно, у неё на руках. Если не её, то хотя бы младшенького брата её пустить, ему восемнадцать стукнуло уже в камере, ведь у него, кровельщика, полная неприкосновенность, к нему домой не придут, так?

“Так”, — ответил кровельщик и не открыл никому.

Клара не хочет идти спать рано. Украдкой, чтоб не потревожить Леона, которому вставать на два часа раньше, она пробирается на рабочее место — и там её давно ожидает ответ.

Просто_Ангел: Эта байка и до вас добралась? Ей уже лет тридцать.

Клара_65: И это всё, никаких больше замечаний? Кажется, пан начинает сдавать позиции.

Просто_Ангел: Пани — профессионал своего дела.

Клара ловит себя на том, что радуется как девчонка. И решает, что это подходящий момент попытать счастья ещё раз.

Клара_65: Что такого в этих легендах?

Некоторое время экран сообщений остаётся пуст.

Просто_Ангел: Попадалась ли вам легенда про отравленную кровь? С вариантами про шприц, донорскую кровь, сюда же можно с натяжкой отнести обливание кровью соперницы?

Клара_65: Нет, не попадалась.

Клара врёт. Попадалась, ещё как — она старалась, собирала материал, хотела скормить пану Северскому эту историю следующей. Разумеется, если гемофаг так разбирается в теме, то, наверняка, знаком с большинством сюжетов. И времени на их изучение у него было предостаточно: она уже выяснила его реальный возраст, впечатлилась и пообещала себе душить все глупые фантазии в зародыше. Но где-то в глубине ей отчаянно хотелось его удивить. Например, найти что-то новое, чего он не знает.

Пока не получалось.

Но соврала она вовсе не из-за обиды, а чтобы посмотреть, как он сам, до знакомства с её версией обработки легенды, расставит акценты. Может быть, получится хоть что-то понять в его мотивах.

Письмо с приложением “Шприц с кровью” падает ей на почту через час. Короткий звуковой сигнал оповещения выдёргивает её из дремоты.

Первым делом Клара открывает текст истории.

В старой части города жила семья: отец, сестра и брат. Квартира им перешла по наследству большая, но на вентиляцию и мелкий ремонт тратились много.

Пока отец был жив, у них была его пенсия. Он был из выживших — когда-то чуть не стал жертвой охоты, но свои помогли отбиться, и напавший гемофаг предпочёл переключиться на другую добычу. Два шрама на обоих запястьях остались на всю жизнь. Старик постоянно болел, рано отказали ноги.

Каждое полнолуние семья до заката запирала в доме все двери, и отец повторял детям три правила.

Необратимая деградация психики жертвы начинается после третьего укуса. Если укусили трижды, уже не важно закончит ли гемофаг начатое, — непоправимый вред нанесён.

После двух человека ещё можно откачать. Но гемофаг уже вцепился, настроился на конкретную жертву и так просто не отстанет: только чужая кровь может его отвлечь.

Бежать нужно после первого. При первом укусе гемофаг только снимает пробу, соотношение компонентов впрыскиваемого нейротоксина ещё не подобрано под индивидуальные особенности жертвы, можно сопротивляться. При последующих укусах жертва сама не захочет уходить от убийцы.

Когда отец умер, брат с сестрой остались одни. Сестра была старше, поступила было учиться на медика, но вылетела с учёбы за неуспеваемость — подработки отнимали много времени.

Однажды в полнолуние сестра не вернулась домой до заката. И до первых сирен. И до вторых. Брат ждал её до полуночи, когда наступило официально время охоты, обзвонил всех знакомых, у кого она могла бы остаться — безрезультатно. Он собрался сидеть до утра.

В три часа ночи повернулся ключ в замке. Сестра вернулась. Брат вскочил, обрадованно бросился её обнимать и заметил, какие холодные у неё руки. Она рассеянно отговорилась стрессом — ведь она сама перепугалась, и ушла в ванную.

На самом деле она скрыла от брата след от укуса — первого. Ей удалось сбежать, на какое-то время оторваться от преследования, но вряд ли надолго.

В ванной он достала шприц, набрала у себя крови из вены и спрятала шприц в карман халата. Когда она вышла, брат ещё не спал, и она предложила выпить чаю. Сама же подсыпала брату снотворное.

Когда брат задремал, сестра вколола ему свою отравленную кровь и подтащила кресло с ним ближе к двери. Затем собрала все дезодоранты в доме, прикрыла вентиляцию и залила ими дальние комнаты. Сама забралась в оставшееся от отца инвалидное кресло в кладовке и заперлась там.

Через час в дверь стали настойчиво звонить, но никто не открыл: брат спал, а сестра заткнула уши и старалась не дышать. Тогда дверь попросту вскрыли.

Гемофаг пришёл за своей жертвой. Но брат, в чьей крови теперь тоже оказался вампирский нейротоксин, пах для хищника совсем как она. Самой же девушки видно не было. Гемофаг не стал рыскать по полной резких запахов квартире, и унёс брата с собой.

А сестра осталась жива.

Ув. пани Клара Яблонска,

Я прислал Вам самый первый вариант легенды, что мне попадался. Ознакомьтесь с ним, пожалуйста.

Это не просто страшилка. Фольклористы относят такие рассказы к классу предупреждающих об опасности (в данном случае это будет “угроза от близкого родственника”) или избавляющем от неё (способ перевести внимание упыря с себя на другого человека). Надеюсь, мне не нужно объяснять, что в реальности это не работает).

Не знаю, знакомы ли вы с теорией остенсии — это когда фольклорный рассказ влияет на реальное поведение людей. Не важно, насколько рассказ правдив — собственно, обычно он как раз не содержит в себе истины, а уводит от неё, подсовывает ложное решение проблемы. Но если люди поверят в историю, они начнут действовать так, как будто информация в ней верна.

Тридцать лет назад, когда я впервые услышал эту байку, нашлись те, кто реально пытался повторить фокус со шприцом. Студентка, что уговорила на эту авантюру собственную мать. Мужчина, что чудом смог отбиться от нелегала, оказавшись в больнице, в приступе параноидального бреда ввёл свою кровь прямо в капельницу соседу по палате. Громкое было дело — поищите в газетах.

Это так называемая собственно остенсия — люди воспроизводят описанное в легенде. И это были ещё цветочки.

В ответ на историю с соседом по палате поднялась настоящая истерия. Выжившим жертвам отказывали в любой помощи. Пару раз моя патрульная группа привозила в госпиталь пострадавших незаконно — и их отказывались принимать, ссылаясь на отсутствие свободных индивидуальных палат. Если же таких пациентов размещали в общих, родственники писали жалобы.

Надеюсь, теперь вы понимаете, что с подобным материалом следует работать аккуратно.

Всего наилучшего,

Просто Ангел.

Клара заваривает крепкий кофе и перечитывает письмо ещё раз.

Безусловно, гемофаг, который, к слову, сам назвал свой подвид упырями, не врёт ни единым словом. Недоговаривает, явно недоговаривает, — и Кларе хочется думать, что она сможет разобраться с этой загадкой. Ведь не случайно он подсовывает ей эти детали. Мог бы обойтись простым “риск массовой истерии, почитайте таких-то социологов”. А вместо этого он сдаёт ей карты, будто и впрямь приглашает принять участие в игре.

Но прямо сейчас эту мысль вытесняет другая: какой материал! Это тянет на хорошую статью — не для крипипасты, а для официальной работы: тёмные страницы истории города...

Просто_Ангел: От вас давно ничего не слышно.

Клара отрывается от работы, и тут же забывает, чем занималась. Он написал первым. И, как назло, прямо сейчас ничего годного на руках нет. Пока нет.

Сначала Клара решила, что ей удалось поймать за хвост очередную байку, но чем больше она собирала весьма разрозненные материалы, тем больше возникало путаницы. Сюжет никак не вырисовывался, попытки отследить источники проваливались. Клара злилась на себя, пока вдруг не поняла: она набрела на кое-что особенное. На легенду, которая ещё не сложилась.

Как бы ни горели щёки при каждом новом сообщении в мессенджере, Клара не хочет отдавать находку вот так сырой. Подача должна быть качественной.

Искушение выдумать что-то своё приходится отгонять постоянно: останавливает её не столько пугало остенсии, сколько подспудный страх, что Северский без труда вычислит её авторство, её подделку и разочаруется в ней как в изыскателе.

Клара_65: Пока ничего стоящего не попадалось. Вот разве что адаптация истории про попутчика-призрака. Её сейчас каждый детсадовец знает.

В когда-то престижной части города неподалёку от давно нежилого квартала открыла офис молодая амбициозная фирма. Отремонтировали здание, выкупили на дневные часы парковочные места для сотрудников, наняли охрану.

Однажды утром охранник увидел на парковке чужое авто. Таблички с номером владельца нигде не оказалось; охранник проверил записи камер — выяснилось, что неизвестный приехал глубокой ночью, оставил машину и ушёл куда-то.

Правила есть правила, охранник вызвал эвакуатор — авто нарушителя забрали.

За весь день судьбой машины никто не поинтересовался. Охранник предупредил сменщика на случай, если владелец объявится ночью, и ушёл домой.

Прошло время, охранник успел забыть об инциденте. Но как-то раз поутру на парковке фирмы снова обнаружилась посторонняя машина. История повторилась: модель и номера другие, и на записях с камер сам водитель — совсем другой человек, но так же приехал глубокой ночью и ушёл примерно туда же, куда и первый.

Опять охранник вызвал эвакуатор, и опять никто не пришёл спросить: куда подевался со стоянки его новенький спорткар.

Так повторялось ещё пару раз. Охранник, пусть это и не его работа, задумался.

Однажды пустое авто обнаружилось не на огороженной парковке, а на другой стороне улицы. Правила не нарушались, и охранник решил понаблюдать, что будет дальше, даже одну из камер внешнего наблюдения чуть повернул, чтоб ничего не пропустить.

Но день за днём ничего не менялось, авто стояло себе у обочины около месяца. За это время на вверенной охраннику парковке бросили ещё одну машину, и любопытство взяло верх.

В свой перерыв охранник прогулялся в том направлении, куда уходили водители — в нежилой квартал.

Узкие дворики, в которые давно никто не заглядывал, оказались забиты оставленным транспортом. По некоторым машинам было издалека заметно, что простояли они на месте не один год. И ни следа людей, дома давно пусты.

Охранник связался с ночным патрулём: в конце концов, все водители пропадали по ночам — вот пусть ночные патрульные с этим и разбираются.

Владельца последней брошенки вычислили быстро: эвакуатор на неё охранник вызывать не стал, оставив как улику. Телефон пропавшего оказался вне зоны доступа — что уже никого не удивило. Зато удалось связаться с его женой, и вскоре она приехала лично — забрать машину мужа. Испуганная заплаканная женщина, она повторила короткую историю несколько раз: её муж всегда возвращался с работы вовремя или предупреждал, что задерживается. Вчера позвонил ей в последний раз, сказал, что уже едет домой, надо только приятеля подвезти. Вот и всё.

Вычислили и прочих пропавших: и той машины, что всё ещё стояла через дорогу, и тех, что увозил с парковки эвакуатор, и обнаруженных охранником во дворах. Во всех случаях, где удалось связаться с родственниками или поднять из архивов дело о поисках, история была одной и той же: перед исчезновением водитель ехал куда-то один после заката. В ряде случаев видели, как он подбирал попутчика, или он сам оговаривался об этом в телефонном звонке. И если о попутчике упоминал сам водитель, то всегда как о ком-то знакомом: “приятель попросил подвезти, скоро буду”.

На записях с камер фирмы при этом было видно, что все ушедшие водители прибыли в одиночку, без всяких пассажиров.

Патруль стал тесно сотрудничать с охраной фирмы. Договорились с ночной сменой: как только приедет очередной такой любитель прогуляться, сразу вызывать дежурных.

И вот однажды утром охранник, с которого всё началось, пришёл на работу, а парковка занята полицией и службистами. Оказывается, ночью прибыл ещё один — патруль примчался по вызову сразу же, и человека успели отыскать до того, как он окончательно сгинул в недрах пустого квартала.

Водитель был под ударной дозой нейротоксина. Тут же подняли на уши всех: нелегальная охота — это серьёзно. Квартал плотно оцепили, пустили поисковую технику, но ночью искать маньяка-гемофага в этот лабиринт никто не полез, дождались рассвета.

Поисковая операция длилась до вечера. Гнездо-таки нашли: там оказался целый выводок, и все обращены были без разрешения властей и регистрации. Кому-то потом за эту операцию щедро отсыпали звёздочек — дальше охранник за юридической частью процесса не следил.

Ему бы успокоиться, но выбросить одну мысль из головы не получалось. Думал он её, думал, и однажды не выдержал, спросил у одного из патрульных, с которыми вместе эту историю раскручивали:

— Слушай, ведь те, кого в гнезде взяли, поутру там спали, так? А днём у них спит только совсем молодняк. Старшего нашли или нет?

— Это тайна следствия. Думаю, ищут.

— А что это за яд такой особенный, что столько разных людей настолько чётко программировать получалось, что за всё время ни одной осечки: никто не попытался ни к патрулю броситься, ни родным правду сказать, ни записки оставить — ничего? Ведь попутчика они высаживали, последний этап пути были предоставлены сами себе, а никто не дёрнулся? Я сколько читал — не умеют так упыри, они только привыкание и галлюцинации вызывают, особенно при первом укусе

Патрульный только пожал плечами:

— Может, укус был не первый. Попутчика же считали знакомым.

На том разговор и завершился.

А через месяц охранник утром в свою смену на работу не вышел. Его авто стояло на парковке фирмы: на записях увидели, как он приехал затемно, и куда-то ушёл.

Просто_Ангел: Да, слышал. Безобидно. Публикуйте, если хотите. Ваш сайт не обновлялся в последние дни. Видимо, у вас сейчас много работы?

Клара кусает губы. Ей не хочется прекращать диалог вот так, когда Северский чисто по-человечески проявляет простой интерес. Ладно, наверняка, это просто манипуляция с его стороны, но пальцы сами тянутся набрать что-нибудь такое, что удержит интерес собеседника.

Сегодня первый официальный выходной из трёх лунных. Этой ночью Северский выйдет на улицы с дежурным патрулём — следить за соблюдением законности. Этой ночью он сам кого-то убьёт. А она ждёт Леона, у них большие планы. Но вместо того, чтобы прибраться и заняться ужином, она зависает в сетевом общении с упырём.

К чёрту.

Клара_65: Я тут сейчас наткнулась на интересную вещь. Это даже не легенда — точнее, мне не удалось выйти на первоисточник идеи, и не ясно, стоит ли за всем этим конкретная история или это просто вольная интерпретация какой-нибудь религиозной цитаты.

Просто_Ангел: Я весь внимание.

Клара_65: Вы слышали о ягнятах? Чтобы человека, готового к самопожертвованию ради других, называли ягнёнком. Мне сначала показалось, что это инверсия “завистливой коллеги”, если отталкиваться от библейских образов, но, похоже, я перемудрила с ассоциациями. Но за утверждением о том, что гемофаги предпочитают ягнят, вроде бы, не стоит никакого конкретного сюжета. Хотя попадалось и противоречивая концепция: ягнят не любят за их чистоту, их хотят истребить. Ещё возможно, корни идут из теории виктимности — тут очень легко вывести на обвинение жертвы: человек сам подставился хищнику, так как у него такая особенность психики. Якобы нужно отучаться вести себя, как ягнёнок, ещё с детства. Это звучит как потенциально опасная педагогическая идея.

Просто_Ангел: И тут вы совершенно правы.

Клара_65: Вы об этом что-нибудь знаете? А собственно остенсия имеет место быть?

Просто_Ангел: Пани интересуется, выбираем ли мы этих самых ягнят? Нет, и вы легко можете проверить это официальной статистикой.

Клара_65: А неофициальной? Только честно.

Опять ответа приходится ждать какое-то время. Клара уже знает: Северский опять пишет развёрнутый ответ, скорее всего, тщательно отмеряя, что и как ей сказать. Она предпочитает думать, что этот ход в их партии с всё ещё неясными правилами остался за ней, и Северский подкидывает информацию в награду.

Пиликает телефон: новое текстовое сообщение.

“Ты сейчас не слишком занята? Я на втором кольце, у стадиона. Пропорол шину, а багажник полон продуктов. Подскочишь?” И координаты.

Леон. Кларе становится чуточку стыдно: в последние дни она слишком увлеклась всеми этими страшилками и не уделяла ему внимания. Он знал, над чем она работает, и решил привлечь её внимание розыгрышем. Как мило. “Да, сейчас буду, жди” — отвечает она.

А текстовое окошко мессенджера уже затопило стеной текста.

Просто_Ангел: Когда волки окружают стадо бизонов, они гонят его по степи: кто-то ведь обязательно отстанет. Тех, кто помедленнее, волки хватают на бегу за ноги, стараются вцепиться в круп: ранить, ослабить, завалить. И вот кто-то из отстающих бизонов находит силы сбросить с себя охотника, подрывается, несётся к ближайшему товарищу, на которого тоже насели, и с разбегу таранит всем корпусом или походя бьёт копытами по голове. Чтобы волки, получив добычу, отстали от него.

Просто_Ангел: Брошенный своими соплеменниками хищникам — вот это настоящий жертвенный ягнёнок. И люди так делают, это одна из древнейших стратегий. Нет, не единственная, конечно.

Просто_Ангел: Но сам по себе бизон сильнее одного волка. Те могут победить только благодаря командной работе. А упыри — не стайные хищники. Мы одиночки. И мы сильнее. Упырь в схожей ситуации согласится на слабого недобитка только с большого отчаяния, если сильно ослаб. Или от большой дурости. Особенно если охота идёт на виду у других сородичей: если это не мастер учит совсем молоденьких птенцов, то упыри не работают сообща — они соревнуются. И в охоте на ягнят мало чести.

Клара_65: Позорный трофей?

Просто_Ангел: Именно так.

Клара разрывается: вот как после такого просто взять и закрыть окошко диалога?

Клара_65: О, мне пришло сообщение о помощи! Должна бежать.

Просто_Ангел: От кого?

Клара_65: От друга. Он знает про мой сайт. Видимо, решил разыграть. Мы ведь потом вернёмся к ягнятам, правда? Мне понадобится помощь с этой легендой.

Просто_Ангел: Конечно.

Клара приходит в себя в полной темноте. Для жителя города с современным ночным освещением это не привычный опыт. Она растеряна.

Первыми приходят ощущения: сырость, холод — бетонная плита пола под ней лишена какого-либо покрытия.

Затем сознание регистрирует звуки: кашель, всхлип, где-то шёпот, шаги. Клара решает не подавать голоса, не разобравшись что происходит.

Обоняние милостиво щадит её до последнего. Здесь воняет. Наверное, и от неё теперь тоже.

Что было до?

Она приехала за Леоном. Его машина оказалась не у обочины, как можно было бы предположить, если бы он, и правда, спустил шину — координаты рисовали её где-то в глубине подземной стоянки стадиона.

Тусклые лампы освещения там работали, дай бог, одна через две, а то и через три. Клара наконец заметила знакомый джип и вырулила к нему. Фары её машины осветили на стене огромное граффити:

И ДА НЕ БУДЕТ СВЕТА

И в тот же момент все лампы разом погасли.

— Леон? — рискует позвать Клара. — Леон?

— Я здесь, — отзывается знакомый голос. Звучит немного сипло.

— Сколько у нас времени? Сирены уже были? — поднимается она на ноги. — Мы заперты?

— Дверей мы не обнаружили, но…

— Значит, нужно идти, — Клара вытягивает руку перед собой, чтобы не наткнуться на случайное препятствие. — До полуночи нас не тронут, таковы правила. Это игра.

Вначале группу удаётся организовать: все растягиваются цепочкой, стараются не отходить друг от друга дальше чем на расстояние вытянутой руки, подают голос каждый в свою очередь или если натыкаются на что-то — выполнять последнее правило выходит само собой.

Первого они теряют перед самым выходом из подвала, когда уже виднеется тонкая полоска холодного света на верхних ступенях лестничной клетки впереди. Никто не понимает. что случилось — шёл человек в середине, и вдруг умолк, как не было.

Леон командует стянуть цепочку, и они идут дальше. Наверх.

Выше освещение рассеянное, слабое, но даже с таким нет больше обескураживающей дезориентации. Становится легче — и тут-то начинают теряться один за другим. Кто-то бросается бежать, и Клара понимает: дальше каждый сам за себя.

Леон вцепляется в её руку, молча тащит её куда-то вправо.

— Парковка в той стороне, — шепчет он.

Клара не успевает спросить, видит сама: зелёный прямоугольник с абстрактным рисунком и стрелочкой, выключенный указатель.

Почему его оставили?

Но это уже не важно — кажется, они выбрались. вот джип Леона, рядом должно быть и её авто…

На капоте которого кто-то сидит.

— Кажется, кто-то обронил ключи, — упырица подбрасывает связку на ладони, чтобы убедительнее звякнула. — Как насчёт сделки: отдай подругу в обмен на свободу?

— Не слушай её, это…

Клара не успевает закончить: падает на колени от сильного толчка в спину. Упырица кидает ключи подбегающему Леону, неспешно идёт к Кларе.

— Я не буду оказывать сопротивление, — Клара отряхивает колени, скрещивает руки на груди. — Я не играю.

Упырица лишь пожимает плечами, тут же теряя к Кларе интерес: у Леона не получается открыть машину — ключи не подходят. Мгновение, и он оказывается в захвате. Его целуют — и выпускают бежать дальше.

Коррида, вот на что это похоже. Клара не хочет следить за происходящим.

— Моя машина у выхода, — говорит кто-то смутно знакомый прямо у Клары над ухом. В руку тыкаются ключи. Северский, конечно же. — Можете идти спокойно, там больше никого нет. Да, товарищ ваш пока нужен как свидетель.

— Моё журналистское удостоверение тут, рядом…

— Не глупите, выбирайтесь сами, всё равно ничего не увидите. Потом поговорим.

По ночам в лунные выходные скорая не ездит на вызовы, если речь идёт об укусах или кровотечениях; в это время ей официально запрещено подбирать пациентов с улиц. Если вам нужна медицинская помощь в полнолуние — добирайтесь до клиники сами, вас примут, как только переступите порог. Но дойти до порога никто не поможет, таковы правила.

Зато гемофаги, в свою очередь, не имеют права нападать на медицинских работников, а также на всех, кто находится в медицинском учреждении или в машине скорой помощи, и препятствовать передвижению этой самой машины. Если ты переступил порог госпиталя или попал-таки в скорую — ты в домике.

Однако в жизни бывает всякое, в беду может попасть каждый, и у медиков есть друзья и близкие без защитных медицинских корочек. Так что медики давно сговорились: на вызовы к своим в полнолуния ездить в обход любых запретов. А чтобы понять, что вызывает именно свой, придумали код: нужно сказать оператору, будто у пациента приступ некоего очень редкого и специфического заболевания с определённым осложнением (которое в реальности с этим диагнозом сочетаться не может — чтобы исключить малейший шанс “ложного” вызова, когда попадётся настоящий носитель редкой болячки).

А ещё для своих укушенных у медиков есть вакцина, которая нейтрализует вампирский нейротоксин. Официально, конечно, её не существует и даже не может существовать — утверждают, будто создать её в принципе невозможно из-за высокой изменчивости состава и механизма индивидуальной подстройки под жертву. Отговорок придумывают много.

На самом деле вакцина есть, но власти держат её в секрете. Медики же имеют к ней доступ и придерживают немного для себя.

Один рисковый бизнесмен весьма средней руки постоянно беспокоился о том, что однажды может стать жертвой охоты. В любой момент могут подставить свои. Или наведут гемофага конкуренты — и такое бывает, нанимают. А то и сами гемофаги выставляют головы предполагаемых жертв на аукцион в даркнете: за кого больше ставок наберётся, тот и приоритетная цель. Да и от сумы и от тюрьмы не зарекайся, всегда можно внезапно лишиться неприкосновенного статуса из-за чиновничьего и полицейского произвола — мало ли возможных причин?

И решил этот бизнесмен подстраховаться. Про секретный код у медиков он слышал и стал искать способ его для себя купить. Как обычную страховку. В итоге нашёл он медика, который согласился продать секрет за немаленькую сумму. А чтобы не было перед коллегами стыдно, медик поставил бизнесмену условие: услуга по спасению — платная. Сумма такая-то, нужно иметь её при себе, всю, наличными. Двойной профит: и тот, кто на вызов приедет, внакладе не останется, и число потенциальных пациентов, ради которых парамедики на скорой будут рисковать в полнолуния и на кого потратят заначенную вакцину, останется ограниченным, даже если код утечёт дальше — далеко не у всех такие суммы водятся.

С тех пор бизнесмен завёл себе портмоне, набитое купюрами, и постоянно носил его при себе все лунные выходные напролёт.

И кто-то как-то об этом прознал. Может, жена проболталась, а может, психотерапевт, и такое бывает. Но выследили бизнесмена не гемофаги, а обычные грабители-люди. Устроили засаду на парковке, куда он прибыл незадолго до первых сирен — время подгадали так, чтобы заветное портмоне точно было при нём, — заранее позаботились о камерах, вырубили охрану и подстрелили самого бизнесмена.

Раненый, он вцепился в руку грабителю, что забрал его портмоне, и прохрипел:

— Не убивай, помоги до дома добраться, у меня есть чем заплатить! Код, я скажу код, по которому скорая к вам приедет, сейчас же охота начнётся…

Тут как раз завыли сирены. Грабитель сообразил быстро — подхватил раненого, поволок к будке охраны. А как код узнал — пустил бизнесмену пулю в лоб и скрылся.

Говорят, грабитель потом тоже кому-то код сообщил за вознаграждение. Уголовники и маргиналы для гемофагов — приоритетные цели охоты, так что готовы платить за шанс выжить. Ведь если знаешь код мертвеца, то в полнолуние, если вдруг что, к тебе приедут и спасут. Главное, иметь при себе определённую сумму. Всю. Наличными.

— Слушай… я хотел нас спасти. Обоих. Самопожертвование твоё — красивый жест, но не помогло бы. Хороший человек — не более чем хорошая еда для них. А так я бы выжил и вытащил нас. Я бы вернулся за тобой, на авто.

— И как бы ты меня отбил?

— Нитрат серебра, Клара. Таблетки у меня в бардачке. Главным было добраться до пачки, дальше проглотить — секундное дело, они бы не успели причинить тебе серьёзного вреда. И предложил бы меняться обратно…

Нитрат серебра в таблетках, как же. Гомеопатические дозы, которые не работают. Клара слышала, как их нахваливали в качестве средств защиты. Ещё одна пустышка.

— Не предложил бы, — рассеянно отмахивается Клара. Мысль об агнцах и козлищах почти сформировывается.

— Откуда ты знаешь, что бы я сделал?!

— Они знают. Это проверка, они обращали внимание на того, кто активен. Они не собирались отвлекаться на меня, если ты борешься — ты и есть мишень.

И тут Клара понимает: раз Леон и ключи отдал, и в таблетку серебра поверил, то и кровь может вколоть. Он читал её статьи. У неё сработал стереотип? Или просто разыгралась жажда мести?

Поддаться предубеждению или оставить человека в опасности…

Нет, она, Клара, не альтруист. Она звонит в больницу и спрашивает изолированную палату.

— Послушай…

— Помолчи, пожалуйста, мне нужно сосредоточиться на дороге.

Но она не думает о дороге: она складывает в уме легенду.

Северский ждёт Клару в кафе.

У неё масса вопросов, но задавать она их будет потом, когда включит диктофон. Так-то ей всё ясно самой: Северский с самого начала искал тех, кто похищал перспективных жертв заранее — причём похищали-то хороших специалистов, полезных граждан с рабочим иммунитетом, — и устраивал “салочки” на выживание. Только вот выжить в них было нельзя.

Кому-то бессмертному просто хотелось развлечься.

Ей уже очевидно, что Северский, увидев её статью, решил воспользоваться ситуацией: как минимум, её навыками поиска и анализа подобных слухов, как максимум — подставить её, чтобы выйти на устроителей охот в лабиринте. Вот зачем он явился в редакцию при параде. Злиться за такое на упыря — это всё равно что ругать солнышко за то, что оно светит. Он согласился откупиться от неё эксклюзивным материалом — и на том спасибо.

В конце концов, она сама вышла на эти легенды, опубликовала материал — а он лишь перехватил её вовремя. Остенсия — она не только у людей бывает. Скучающие вампирята подхватили новую игру, воплотили легенду — а Северский, благодаря этому, захватил их. Он втравил её в это, но и подстраховал. А что для этого влез в доверие, чтобы она сама хотела отчитываться ему о каждой мелочи, что тут скажешь: он хищник и полицай. Работают они так.

Он полицай, а она журналист. В первую очередь — журналист. С ним первая очередь должна быть и последней.

— И что, ни у кого из упырят не было лицензии? — ей всё ещё непривычно называть гемофагов упырями. Особенно в присутствии одного из них

— А мы не проверяли в той-то неразберихе, — улыбается он.

— То есть... вы с товарищами просто поубивали сородичей.

— У нас нет видовой солидарности. Они не из моего клана — значит, они мои конкуренты. Причём такие, что мутят воду в общем пруду.

— Они достойный трофей?

— Пани зрит в корень.

Некоторое время оба молчат.

То есть теперь всё? Эти разговоры по переписке закончатся за отсутствием оперативной необходимости? Было ли в них хоть что-то искреннее?

— Мы продолжим работать вместе?

— Конечно, — легко соглашается он, но ведь не обязательно отказываться от агента. Просто отвечать всё меньше, не так развёрнуто… Нет. Или они перейдут на новый уровень отношений сейчас, или возможность уйдёт навсегда.

Клара идёт в наступление.

— Знаете, пан Мстислав, давно хотела спросить... А у упырей есть собственные легенды? Какие? У вас наверняка тоже есть от чего фрустрироваться и снимать стресс… Отравленная еда? Рассказы о свойствах святых символов как легенды потребительского типа? А есть ли вариации на тему кражи органов? Ну, расскажите же!