Повороты реальности (джен)

Полдень. Смотрю в окно. Серое пасмурное небо, грязные лужи на асфальте дрожат от редких мелких капель дождя. Моё окно почти упирается в пыльные окна унылой серой пятиэтажки. Она стоит так близко, что жильцов видно не только ночью, когда их жилища освещены, но даже сейчас.

Они меланхолично перетекают из одного окна в другое, как рыбы в давно нечищеном аквариуме, владелец которого забыл сменить воду еще сотню вечностей назад. Этот дом напирает на меня, забирает весь воздух, всю силу. Клочок серого неба с рваными облаками — вот вся моя свобода.

Выхожу на улицу. Прохладный ветер приносит глоток кислорода. Его достаточно, чтобы начать более-менее осмысленно глядеть по сторонам и перебирать ногами. Куда? Да куда угодно! Только бы идти, только не останавливаться. "Иди! — говорю я себе. — Иди! Иди! Иди! Иди! Потому что, если остановишься, то уже не вспомнишь, как это — ходить"

Я бреду через дворы по заросшим травой тропинкам. Справа — призрак детской площадки: несколько древних ржавых турников, круглая карусель накренилась на бок. Прохожу мимо здания и вижу впереди перекресток. На светофоре как раз загорелся красный человечек. Дорога пустая, ни единой машины, а возле светофора спиной ко мне, видимо готовится перейти дорогу, стоит незнакомец — парень лет тридцати, в светлых джинсах и черной кожаной куртке. Лица его не вижу, только взъерошенные ветром темные волосы будят смутные воспоминания, из забытого ли сновидения, из прошлых ли жизней…

Подхожу ближе и…

Крепко его обнимаю, прижимаясь к спине; его запах, смешавшийся с запахом кожаной куртки, такой необъяснимо родной; и так спокойно на душе, а сердце сладко замирает в мучительном блаженстве.

"Я дома".

"Еще нет, но скоро будешь", — отвечает он моим мыслям и явно улыбается, это чувствуется в голосе. Его голос: он задевает какие-то особенно тонкие струнки моей души, заставляя её трепетать, как крыло бабочки под порывом ветра…

Светофор загорается зеленым светом, и он делает первый шаг по зебре, второй, третий, четвертый… И зебры уже нет, вместо неё — переливающиеся на солнце разноцветные мелкие камешки, а вдалеке виднеются причудливые очертания домов, свинцовые воды реки и огромный, ощетинившийся башенками, мост… И он… В развевающихся на ветру одеждах…

Этот мир мне совсем не нравится. Он скучен, бледен, тускл и практически лишен магии. Лица его обитателей мрачны и безжизненны. Их блеклые глаза блуждают по поверхности, не стремясь вглядеться. А взор некоторых особей и вовсе направлен лишь внутрь их самих. Скукота.

Я видел много миров — мрачных и ярких, безжизненных и шумных. Многие из них я уничтожил: одни — страдая от голода, другие — просто от скуки, третьи — от безудержного веселья. Я был бы рад поглотить и этот мир, тем более что его исчезновение вряд ли станет большой потерей для вечности.

Но я зачем-то опять возвращаюсь сюда.

В этом мире есть ты — обычное, ничем не примечательное человеческое существо, каких миллионы. Но лишь у тебя получилось увидеть. Твой взгляд, безумный и многое понимающий, как острые неровные края разбитой бутылки, рвал мою плоть, продираясь глубже, к самой сути, забрасывая невидимый крючок. Этот крючок зацепил самое болезненное место в сердце. И, кажется, я не в силах сорваться.

Скитаясь по Хумгату, я открываю эту дверь снова и снова.

Иногда я просто стою за твоей спиной, когда ты, сидя у распахнутого окна, с безумием в глазах и невыносимой тоской в сердце до утра глядишь в черное небо с незнакомыми мне звездами. Мне нравится наблюдать за тобой, находиться рядом. И ты, понимая это, молчишь и не оборачиваешься, словно бы не замечая моего присутствия. Слова не имеют значения. Когда небо светлеет, я ухожу так же бесшумно, как и появляюсь, не встретившись с тобой ни прикосновением, ни взглядом…

Иногда я дразню тебя, шепнув порывом ветра очередное безумство, когда ты идешь в компании знакомых, но совершенно чужих тебе людей. И ты оборачиваешься, старательно пряча улыбку в уголках рта, но восторженный блеск в глазах скрыть не удается…

А иногда я ураганом врываюсь в распахнутое окно твоей спальни и беру тебя грубо и жестко, зажимая ладонью стоны, оставляя следы на шее и запястьях. Я вижу боль в распахнутых глазах, и это временами доставляет мне истинное наслаждение. Но отчего-то мне кажется, что гораздо больнее тебе видеть мою спину, когда я ухожу, не попрощавшись…

Каждый раз я испытываю тебя просто так, ради собственного развлечения. Я хочу увидеть твой предел, поэтому веду по тонкой линии между отчаяньем и безумием, и нет никаких гарантий, что мне не захочется столкнуть тебя в бездну — мое настроение переменчиво, как ветер. Я все гадаю, когда же ты сдашься? Когда нечеловеческими усилиями погасишь ту искру, что ввергает твою душу в круговорот безумия, не давая, однако, сорваться в крутое пике на виражах непостижимого?

Тебе бы бояться меня, ненавидеть. Но я снова прихожу, и ты снова мне улыбаешься…

Почему?

Потому что только рядом со мной ты обретаешь смысл, ощущаешь себя живым и бессмертным существом, а не дохлой рыбой в загаженном аквариуме.

Этот ответ я вижу на дне твоих бездонных глаз, когда украдкой, легким ветерком пытаюсь высушить обжигающие слезы на твоих щеках. И у меня нет возможности забрать тебя из этого мира и подарить другой. Я могу лишь убить тебя, но тогда эта реальность лишится последнего шанса, и сейчас я не могу этого допустить.

Когда-нибудь я уничтожу и этот мир. Но пока… Пока я просто возвращаюсь...

Как Он там?

С этой мыслью я засыпаю и просыпаюсь. Каждый день. Каждую ночь. И не перестаю надеяться, что уж сегодня точно узнаю ответ. Такое случается нечасто и зависит не от моей воли, а, похоже, от правильного расположения звезд на небе, дырку над ними в… уж не знаю где. Поэтому я ежедневно жду этого знаменательного события, как парада планет.

На грани сна и бодрствования мощный поток подхватывает остатки моего сознания. Наконец-то, сегодня путь открыт! Вижу себя со стороны. С какой? Кажется, что со всех сразу и еще изнутри в придачу. На миг останавливаюсь, привычно закрываю глаза и делаю шаг в темноту.

Выхожу уже в коридор Управления Полного порядка и сразу понимаю — что-то не так. Здание пустует. А Он, кажется… Да, на Левом берегу... Дома что ли? Глоток Его крови в тот первый раз закрепил мое сознание в этом мире, и теперь я всегда знаю, где Он, и безошибочно чувствую направление.

Выхожу из Управления — ни одного амобилера возле, улицы пусты, в воздухе нестерпимо сладковатый запах навевает неосознанную тоску… Что, черт возьми, происходит? В конце улицы Медных Горшков виднеется чей-то припаркованный возле дома амобилер. Направляюсь туда и вижу… Что я вижу?! Толпа неопрятных, нет, даже не людей — существ, окружила молодого паренька в бело-голубом лоохи. Присматриваюсь внимательней к угрожающего вида фигурам и с отвращением застываю на месте: желеобразные головы, оголенные кости рук, жуткие мокрые пятна на одежде и темные густые лужицы под ногами. Боже, что за ужас? Я вообще в Ехо? Или в параллельной постапокалиптической Вселенной? Отчаянные вопли парня в орденском лоохи выводят меня из ступора. Я ускоряю шаг, почти бегу, на ходу, прищелкивая пальцами левой руки. Только бы получилось. Все-таки я тут не совсем во сне, поэтому чудеса требуют усилий. Не знаю, что здесь случилось, даже не знаю, на чьей стороне надо бы мне быть, но допустить банальной жестокой расправы не могу. Потом разберусь. Крошечная шаровая молния срывается с пальцев и впивается в одно из мокнущих тел, которое тут же грузно, с противным хлюпающим звуком, оседает на землю. Остальные оборачиваются и с ненавистью смотрят на меня.

— Назад! — стараюсь говорить максимально грозным тоном, вдруг со смертными шарами больше не прокатит.

Они нехотя отходят, но не из-за моего решительного настроя, просто уже расправились со своей жертвой, а ко мне приблизиться пока не решаются. Стараясь не выпускать их из поля зрения, присаживаюсь рядом с пострадавшим: руки неестественно вывернуты, скорее всего, сломаны, как и нога, голова пробита, и под ней медленно разрастается бордовая лужа. Парень слабо и очень поверхностно… дышит! Да, дышит! Сграбастываю его в пригоршню (о, еще помню, как это делается!), прыгаю в амобилер и рву с места. Проехав несколько десятков метров, понимаю, что еду не в ту сторону, чертыхнувшись, разворачиваюсь, снова проезжаю мимо знакомых фигур. Счастье, что никто из них не решился перегородить мне дорогу — нарисованная воображением картинка неприятно продирает морозом по позвоночнику.

По дороге отправляю зов:

"Сэр! Что у вас происходит? Что за зомби бродят по улицам?"

"Ты в Ехо? — несколько удивленно спрашивает Он. — Дуй ко мне домой. Быстро!"

"Я с пациентом — благостным и единственным. Примите? Надеюсь, доживет".

"Опять напали?"

"Вам виднее".

"Давай скорей!"

Подъезжаю к дому, выскакиваю из амобилера и стремительно направляюсь к дому, хозяин которого уже встречает меня на пороге. На пару секунд застываем друг напротив друга. Его взгляд, радостный, сердитый и встревоженный одновременно, пробегает по телу, оставляя ощущение щекотки, встречается с моим, задерживается…

— Пациент, — поднимаю сжатую в кулак руку.

Он молча кивает в сторону открытой двери, пропуская меня в дом.

— Выгружай его на стол.

Памятуя о состоянии несчастного, стараюсь сделать это как можно аккуратнее.

Спиной чувствую Его приближение. Останавливается возле стола, оглядывая тяжелым взглядом изуродованное тело. Вдруг незаметным движением оказывается совсем рядом со мной, обнимает за плечи и легко касается виска горячими губами.

У меня перехватывает дыхание.

"Я рад тебя видеть", — раздается в моей голове Его голос, больше похожий на шепот, и тут же меня мягко, но настойчиво отстраняют от стола.

Пока Он производит исцеляющие манипуляции, я усаживаюсь на диван, прихватив с подоконника кружку с горячей камрой, просто так, для успокоения — ни есть, ни пить мне здесь обычно не хочется. И уж точно не захочется после увиденного сегодня на улице. Так проходит час.

Наконец, Он отходит от стола.

— Бедный мальчик, досталось же ему.

— Он будет жить?

— Куда он теперь денется, — фыркает насмешливо. — Стал бы я в противном случае с ним возиться.

— Что у вас тут случилось?

— Эпидемия анавуайны у нас случилась, — устало вздыхает Он.

— А те желеобразные ребята, что напали на него… — киваю в сторону неподвижно лежащего тела на столе, уже догадываясь, какой будет ответ.

— Да, это то, что случается с людьми, когда леди Анавуайна решает их навестить.

— И что, это не лечится?

— Лечится, но не так просто и быстро, как нам всем хотелось бы.

— Я могу чем-то помочь? — мне невыносимо просто так сидеть на диване, когда в мире творится такое.

— Возможно, — Он не отрывает от меня своего пристального взгляда, и от этого кровь начинает бешено стучать в висках. — Но не стоит. Тебе сейчас небезопасно здесь находиться. Извини, что лишаю тебя возможности насладиться нашим миром, но, как видишь, нынче Ехо не слишком гостеприимен. Я помогу тебе вернуться.

— Ясно, — киваю и поднимаюсь с дивана.

Вместе выходим из дома. Оборачиваюсь, хочу что-нибудь сказать на прощание и натыкаюсь на хищный, чуть насмешливый прищур светлых глаз. Не удержавшись, провожу пальцами по щеке, отмечая чуть наметившуюся щетину, легкую синеву под глазами и чуть более глубокие морщинки между бровей. Сердце болезненно щемит. Сколько же ты не спал, любовь моя?

Насмешка из Его глаз пропадает, обнажая тоску и нечеловеческую усталость, и я понимаю, что мои мысли не остались незамеченными.

Я никогда не смогу позволить себе сказать такое ни вслух, ни на Безмолвной речи, в конце концов, я лишь наполовину реальное наваждение, которое иногда заносит в этот мир, и всегда ненадолго. Нет смысла обременять друг друга обещаниями, которым не суждено сбыться. Поэтому я лишь грустно улыбаюсь и… исчезаю.

Открываю глаза и понимаю, что лежу в кровати. За окном солнечно, а на душе паршиво. Встаю, умываюсь, варю кофе, иду на работу, иду с работы, терзаю смартфон, ложусь спать, ворочаюсь, засыпаю.

С одной мыслью: «Как Он там?»

До очередного «парада планет»...

Наша душа хрупка и чувствительна, как крыло бабочки. Стоит чуду единожды ее коснуться, и след от прикосновения останется навечно. Как окно в иной, непостижимый для нас мир.

Иду по улице. Серо. Одиноко. В наушниках играет все кроме нужного.

"Ты со мной?" — мысленно спрашиваю.

Это наш давний ритуал.

ТЫ мне подыгрываешь, и следующая песня — именно та. НАША.

На улице тепло, солнечно, и плечи распрямляются, и взгляд от асфальта в синее небо, и я улыбаюсь.

* * *

Кафе. У него — зеленый чай, у меня — третья чашка кофе. Молчим. Капли дождя на оконном стекле отражают мир — каждая свою частичку — нежно и безнадежно жмутся к стеклу, но, повинуясь гравитации, необратимо катятся вниз.

Протягиваю руку и провожу пальцами, оставляя на чуть запотевшей поверхности окна четыре неровные дорожки. Точно так же, как по ту сторону это делаешь ТЫ. И сквозь тонкое холодное стекло я чувствую обжигающее тепло мерцающих пальцев.

— Что ты делаешь? — вдруг спрашивает он, ставя чашку на стол.

— Ничего. Просто...

* * *

Звездная ночь. Окно настежь. Сижу на подоконнике с чашкой теплого молока и читаю давно забытые стихи, которые для меня в небе высвечиваешь ТЫ. Улыбаюсь, а по щекам бегут слезы.

— Ну ты чего? — подходит, целует влажные щеки, прижимает мою голову к своей груди.

— Ничего, — смотрю в небо. — Просто красиво. Звездопад.

* * *

Не спится. Поворачиваюсь к нему, обнимаю, прижимаюсь всем телом, шепчу в ухо:

— Хочу тебя, — не ему.

Его (ТВОИ) руки, чуть мерцая в темноте, ласкают жадно, словно изголодавшийся зверь, горячее тело впечатывает в кровать, причиняя не то боль, не то наслаждение, выпивая силу, даря бессмертие. ТВОИ поцелуи оставляют на губах кровоподтеки, и он наутро извиняется за свою сумасшедшую несдержанность.

* * *

Зябко ежусь на осеннем промозглом ветру.

"Мне холодно, согрей меня".

И чувствую, как ТВОИ горячие ладони ложатся на мои чуть подрагивающие плечи, посылая по телу волны тепла. Жмурюсь, расслабляясь, непроизвольно расплываюсь в благодарной улыбке.

Он несет из машины свою куртку.

— Надень. Замерзнешь.

— Не надо. Мне не холодно.

* * *

— Ты меняешься, — говорит. — Все больше с каждым днем. Я не успеваю за тобой.

— Не меняюсь. Скорее становлюсь собой. И это необратимо.

— Покинешь меня?

— Возможно. Не думай об этом. Когда это случится, ты не будешь жалеть.

Закрываю глаза и тянусь к мерцающей ладони, к сильным плечам, к хищным светлым глазам, к родному запаху. Открываю глаза, улыбаюсь ТЕБЕ и привычно прошу небо только об одном: «Не будите».

Ты сидишь на крыше соседнего дома, уперев колено в холодную черепицу, и твои глаза пронзают хищным прищуром серые сумерки. Я могу часами смотреть на эту крышу. Боюсь пропустить твое появление? Боюсь. Хотя оно еще ни разу не осталось незамеченным. Когда ты появляешься там, мороз продирает по позвоночнику, и все мысли вмиг улетучиваются, остается лишь пустота, отчаянно требующая заполнения. Тобой. Существуешь ли ты? Я подхожу к окну и вижу притаившуюся на крыше, подобравшуюся, будто хищник перед прыжком, фигуру в развевающемся на зимнем ветру серебристом плаще.

Возьми меня за руку.

Нет ответа.

Ты приходишь, когда захочешь, но только не в моменты моей слабости, когда я, опустив руки, малодушно умоляю мироздание о твоем появлении. Силу привлекает Сила, поэтому я всегда стараюсь. Стараюсь сопротивляться, держать удар, как бы больно ни били, лишь бы это и дальше привлекало ту Силу, что таится в тебе, потому что не хочу по-другому и, кажется, уже не смогу.

Ты никогда не улыбаешься. То смотришь укоризненно, то ободряюще киваешь, но не улыбаешься. Я вижу тебя ТАМ, но всю твою мощь и горячее дыхание, струящееся мурашками по шее, ощущаю за спиной, знаю, ты рядом, и эта незримая близость лишает сил физических, но придает моральных.

Возьми меня за руку.

Нет ответа.

Ты смотришь и в отличие от прочих видишь. Было время, когда моей веры хватало на многих и многое. Сейчас я верю лишь тебе. Только ты видишь мое истинное Я, только тебе позволено заглянуть так глубоко. Хм, позволено? Ты и не спрашивал, когда прожег одним цепким взглядом и заставил позвоночник дрогнуть натянутой до предела струной. Из самых темных глубин не то ощущений, не то воспоминаний ты выхватил истинную сущность с виду слабого и не особо ценного экземпляра рода человеческого. Не знаю, кто создал мое тело, мой разум, но МЕНЯ создал ТЫ. Люди молятся и поклоняются своему Создателю, а я… Я хочу лишь видеть хищный прищур раскосых глаз, пронзающий серые сумерки, ощущать спиной незримое присутствие, понимать без слов.

Возьми меня за руку.

Я справлюсь, не могу не справиться. Судьба? Обстоятельства? Что вы по сравнению с той мощью, что смотрит в мою душу из глубины светлых глаз, наполняя решимостью и осознанием собственного бессмертия?

Но однажды я срываюсь. Глядя на чернеющий на фоне предзакатного неба силуэт, привычно протягиваю ладонь:

— Ты нужен. Дай мне руку. Пожалуйста, — от этого слова веет безысходностью.

Нет ответа.

Не помню, когда успеваю распахнуть окно, но срывающимся шепотом почти беззвучно кричу:

— Дай! Мне! Руку!

Слова застывают в морозном воздухе и, рухнув с высоты, разбиваются вдребезги. А я забываю сделать вдох. Мелькает сумбурная мысль взобраться на подоконник, но в этот момент невидимая тяжесть внезапным теплом опускается на мою все еще протянутую ладонь.

Твои глаза. Они невероятно близко. У меня подкашиваются ноги, и, рухнув на колени, я оказываюсь в крепких объятиях. Меня рвет на части и коротит, как неисправный провод, я вот-вот сгорю. Жуткое и одновременно потрясающее чувство. Что это? Прозрение или последняя стадия шизофрении?

Истеричный смех прорывается сквозь ледышки слез.

Каков мой диагноз, доктор? Я буду жить? Или главврач определил в морг?

Ты гладишь меня по голове, и вдохновенная истерика прекращается, а тело перестает бить дрожь. Эти прикосновения успокаивают. Нет, даже не так, они дают столько ощущений разом: спокойствия, правильности, своевременности, уместности, тихого восторга. Наверное, у каждого свой рецепт коктейля под названием «Иначе и быть не может».

Снег с твоего плаща стекает струйками талой воды.

— Прости, — слабо улыбаюсь. — Обычно я… Передоз у меня сегодня по несбывшимся желаниям, вот и накатило… Прости…

Хотя к чему какие-то объяснения, ведь это и было заветным желанием — забыться в твоих сильных руках. Ну или хотя бы просто быть подле твоих ног и с благоговением заглядывать в глаза.

Ты помогаешь мне подняться, и я вижу смешливых чертиков в твоих глазах.

— Обойдешься, — хриплый смех заставляет нутро вибрировать. — Фантазий насчет ног и глаз не обещаю.

Из оцепенения выводят протянутая ладонь и голос в голове: "Возьми меня за руку".