Новая жизнь (гет)

Женщина, сидящая напротив него, старательно скрывала нервозность, но получалось из рук вон плохо. Она избегала прямого взгляда, начинала теребить пальцами край старой вязаной кофты и тут же резко бросала, впивалась ногтями в ладони. Будто пыталась напомнить себе о том, чего ни в коем случае нельзя делать или говорить. Би-Хан смотрел на нее внимательно, изучал, ничуть не заботясь о ее мнении, и с некоторой досадой обнаруживал, что ничего знакомого не видит. Та, другая, была высокой, сильной и красивой. Она не позволила бы себе сидеть сгорбившись, не роняла бы голову так бессильно, будто тяжелые мысли магнитом тянули ее к полу. У той был не такой голос — не глухой и растрескавшийся, и глаза были тоже другие. Она всегда смотрела прямо, не избегала взгляда и не пыталась лгать, даже если ложь была во спасение. Я не вернусь, Би-Хан. За это он ее и уважал. Правда, теперь от уважения не осталось и следа.

— Вы так и не сказали, по какому именно поводу хотели меня видеть, — устало проговорила женщина, будто молчание вконец ее утомило.

Би-Хан не знал, что ей ответить. Он и сам не был уверен, что именно привело его в один из полусотни одинаковых маленьких домиков в не слишком-то благополучном районе, ютившемся между забором фабрики и железнодорожными путями. Просто в какой-то момент неизвестности оказалось слишком много, да и надо было с чего-то начинать жизнь. А еще пришлось признаться самому себе в том, что одиночество становится мучительным, если ничем его не разбавлять. С того дня, как Китана ушла, хлопнув дверью, и до сегодняшнего прошло уже два месяца. Она так и не позвонила, хотя он оставил недовольной Соне свой номер, и не пришла навестить его. Би-Хан не мог не признать, что это было закономерно, но, будь у него шанс вернуться в прошлое и все изменить, он все равно вел бы себя так же, как вел, потому что не привык быть нечестным и идти на уступки. А Китана не привыкла ждать, терпеть и подчиняться. Какая… Засада.

Би-Хана вырвало из размышлений настойчивое покашливание. Это неприятно кольнуло: та, другая, не постеснялась бы прямо спросить его, что происходит. Он оглядел комнату, оформленную в лучших традициях американской дизайнерской моды годов так восьмидесятых, остановился взглядом на многочисленных фотографиях в рамках. У них с Куаем фотографий не было. Никто не должен был видеть их лица. Какой-то мужчина, сперва молодой, потом старше. Еще один, похожий на первого и чем-то на сидящую напротив женщину, с некрасивой улыбкой и одинаково прищуренными глазами на всех фотографиях: вот он стоит у руля чего-то, напоминающего яхту, вот гордо придерживает шапочку выпускника. Свадьба, девушка в белом платье с кучей безвкусных кружев. Китана бы такое никогда не надела. Последние фотографии изображали сияющего гордостью мужчину и изрядно располневшую девушку с щекастым младенцем на руках. Дети… Даже странно. О детях Би-Хан никогда не задумывался. Разве что с сожалением отмечал про себя их слабость, тупость и неприспособленность к жизни, когда в клан приводили ребенка со слишком рано проявившимися способностями.

— Это ваш ребенок? — спросил Би-Хан. Женщина вздрогнула от неожиданности, проследила взгляд, которым он указал на фотографии, закивала с каким-то испугом.

— Ребенок? Да, сын. Это мой сын. Но он живет не здесь, уехал далеко отсюда…

— Вы боитесь? — спросил Би-Хан недоверчиво. Глупо было бы ждать иной реакции, и все же он чувствовал себя обескураженным.

— Нет, не боюсь. Просто все еще не понимаю, кто вы, зачем пришли и к чему задаете вопросы, — резко ответила женщина.

Внезапное сходство резануло глубоко и болезненно. Куда сильнее, чем он мог того ожидать. Прежде, во Внешнем мире, Би-Хан редко испытывал эмоции — до тех пор, пока на его пути не встретилась одна взбалмошная принцесса. После нескольких дней близкого общения с Китаной Би-Хан впервые за долгое время столкнулся с тем, что не только чувствует, но еще и не может справиться со своими чувствами. Ему мучительно хотелось ударить Китану, да побольнее, и, как выяснилось, стоило подчиниться этому импульсу.

Женщина напротив смотрела на него зло, недоверчиво. Еще пара минут, и она запаникует, выставит его вон и, скорее всего, вызовет полицию. Но возможен и другой вариант. По словам Страйкера, после своего отъезда из Китая она устроилась в полицию, где и проработала все эти годы. У нее обязательно должен быть припрятан пистолет, а может, и несколько, и запас патронов. Здесь, скорее всего в тумбочке, под слоем старых журналов и неоконченным вязанием. Или в шкафу со специями…

Затягивать больше не было смысла.

— Я Би-Хан, — сказал он.

Женщина дернулась, выпрямилась, снова до тошноты напомнив ему ту. Отведя взгляд в сторону, она повторила его имя — медленно, по буквам, будто бы пробуя на вкус. Тщетно пытаясь вспомнить. Когда их глаза снова встретились, Би-Хан прочел во взгляде матери глухое раздражение и железобетонное упрямство.

— Я не знаю, кто вы такой. И мне не знакомо это имя.

Би-Хан кивнул, принимая вызов. «Упрямством ты уродился в свою гребаную мать» — так всегда говорил его отец.

— Куай Ляна вы тоже не помните?

Женщина покачала головой. Казалось, у нее внезапно сломалась шея, и теперь голова болталась из стороны в сторону помимо ее воли.

— В таком случае спрашивать, сохранились ли в вашей памяти обстоятельства, предшествовавшие вашему побегу из Китая, видимо, не имеет смысла, — нанес Би-Хан последний удар и встал, намереваясь тут же уйти. Женщина нервно дернула губой с обвисшим уголком. Это было неприятно, как и многочисленные морщины вокруг глаз, и выцветшие до бледно-голубого радужки, которые он помнил синими, и поредевшие сухие волосы… Мама, ты такая красивая. Что за чушь? Незачем было сюда приходить.

— Ты не Би-Хан, — глухо произнесла женщина, глядя себе под ноги. — Просто не можешь им быть. Ты похож на моего бывшего мужа, эту скотину, все верно. Не знаю, откуда ты взялся, кто дал тебе мой адрес, кто вообще тебе про меня рассказал… Кто и зачем? Куай был совсем крошкой, когда мне пришлось уехать, сбежать, чтобы спасти хотя бы остатки того, что у меня было.

— Спасла? — сказал Би-Хан со злостью, которой сам от себя не ожидал. Нужно было срочно заняться контролем над эмоциями — к чему лишняя слабость, их и так стало непозволительно много. Мама, когда ты вернешься? Мама, не уезжай, возьми меня с собой.

— Спасла, — закивала женщина и доверительно сказала: — У меня хороший муж… Был. Он умер пять лет назад. У нас сын, и внук недавно родился…

Она оборвала себя, снова чего-то испугавшись.

— Ты мстить пришел? Я знала, что однажды ты окажешься на моем пороге. Не трогай мою семью. У тебя счеты только со мной.

— Я не собираюсь причинять вред ни тебе, ни твоей… — Би-Хан помедлил, заставляя дыхание выровняться. — Твоей семье. Мне нет до них дела. До тебя тоже, но мне было… Любопытно.

— Любопытно? — горько рассмеялась женщина. — Надо же, ему было любопытно. Где Куай? Куда вы его запрятали, ты и твой отец?

— Не знаю. Мы с Куаем не виделись много времени, — сказал Би-Хан, расслышав в собственных словах мстительное удовлетворение. Женщина помрачнела.

— Мертв?

— Я же сказал, что не знаю.

— Он был еще совсем мал. Куай. Я хотела назвать его Энди в честь своего отца. Он и похож был на меня, от папаши в нем почти ничего не было. Даже глаза мои, голубые. Такой славный младенец, не то что старший, который уж точно уродился в отца и постоянно изводил меня, каждую ночь. Я не могла ни работать, ни соображать, ни спать, ни жрать. Иногда я его ненавидела. Всех их. А Куай был таким замечательным малышом…

Би-Хан стоял посреди комнаты как статуя и чувствовал себя необыкновенно глупо, слушая эти ненужные ему излияния. Это было бы полезно услышать самому Куаю, который ничего не помнил о любимой мамочке и первые годы постоянно изводил расспросами о том, какой она была. Би-Хан упорно молчал как под пыткой: ему казалось, скажи он хоть слово, и часть его воспоминаний перестанет ему принадлежать. Наверное, иначе как пыткой это и нельзя было назвать.

— Не знаю, что ты надеялся здесь найти, и надеюсь, что больше я тебя не увижу у себя на пороге. Посмеешь явиться еще раз, пожалеешь, — с неожиданной злобой сказала женщина. Та, другая, захлопнула дверь перед его носом.

— Я вас понял. Спасибо, что уделили время. Всего хорошего, — холодно сказал Би-Хан и пошел к двери, не ожидая, что его проводят. К его удивлению, женщина сорвалась с места, тяжело зашагала за ним — судя по всему, у нее болели колени. У двери она остановила его, дернув за рукав куртки, мелко, часто вдохнула несколько раз и заговорила торопливо и хрипло:

— Ты не Би-Хан. Би-Хан был маленьким мальчиком, когда я ушла. Он был умный, очень сообразительный — я никогда не думала, что дети бывают такими умными. А еще красивым. Очень красивым. Таким же, как его отец, надеюсь, эта скотина уже сдохла. Я знаю, что Би-Хан вырос красивым мужчиной, высоким, сильным. У него были такие глаза, и ресницы длинные, как у девчонки. А еще он был добрый, всегда помогал мне с Куаем, заботился о брате даже больше, чем я сама.

Би-Хан чувствовал нечто вроде тошноты и неприятной внутренней дрожи. Кажется, именно так проявляло себя волнение.

— Но ты не он, — жарко зашептала женщина у него за спиной. — Ты не он. Ты в точности твой отец, такой же холодный, вечно вежливый до блевоты и вечно с каменным лицом. Неважно, что вы делаете, убиваете, жрете, трахаетесь, спите или подыхаете с вывороченными внутренностями, у вас всегда вот такие лица. Скольких людей ты убил, Би-Хан? Тебе тридцать три, в октябре исполнилось. Тридцатого, как раз перед Хэллоуином. Дома все веселились, а я торчала в китайском роддоме и кусала себя от боли за руки.

— Всего хорошего, — сказал Би-Хан, открывая дверь и выходя на улицу. Там пахло смолой и краской, и от этого почему-то стало легче.

— Я не хотела, — сказала женщина ему вслед. Он не остановился, но замедлил шаг.

— Оставлять тебя не хотела. Думала, Куай маленький, он меня не запомнит, а тебя надо забрать сюда, подальше от отца. Я собиралась приехать за тобой сразу, как устроюсь, Би-Хан. Я не хотела, чтобы все так вышло… Так вышло с тобой.

Би-Хан ничего не ответил и вскоре был уже на автобусной остановке. Он сменил несколько маршрутов, подолгу шел куда глаза глядят, потом снова ехал… Опомнился он уже глубокой ночью и обнаружил себя на набережной, наблюдающим за тем, как колышутся в темной воде отражения бесчисленных городских огней. Было холодно и неуютно. Пошарив в кармане куртки, Би-Хан достал телефон и набрал единственный номер, который был занесен в список контактов. На том конце почти тут же раздался хриплый со сна голос:

— Что такое?

— Соня, прости за поздний звонок, — выдавил из себя Би-Хан. — Я заблудился и не могу понять, где нахожусь. Ты не могла бы сказать, как определить координаты, или что-нибудь…

— Сиди там, где сидишь. Там безопасно?

— Вполне.

— Скажи мне, что видишь перед собой, и хотя бы примерно объясни, как ты там оказался. Там есть какие-то указатели? Я за тобой приеду.

— В этом нет…

— Что ты перед собой видишь?

Через час вдали на пустынной дороге, по которой Би-Хан пришел на реку, загорелись фары. Он отошел в тень какого-то полуразрушенного здания, дождался, пока машина приблизится и, убедившись, что за рулем Соня, вышел из своего укрытия. Когда Би-Хан сел в машину, Соня не сказала ни слова — протянула ему початую бутылку виски, и он благодарно кивнул.