Фотография 9х12 (гет)

За окном смеркалось. Только что вернувшийся в свой кабинет штандартенфюрер Ягер присел за стол, бросив на него сумку с картой. День выдался насыщенным, но для него он ещё не закончился. С минуты на минуту к нему должны были привезти русского танкиста в сопровождении переводчицы. Немец нетерпеливо закурил, стоя рядом со столом и ожидая «гостей». В дверь постучали.

— Betreten!⁽¹⁾ — крикнул Ягер, оборачиваясь. — Oh, kollege, komm rein,⁽²⁾ — улыбнувшись, он указал на стул.

Ивушкин, прихрамывая, прошёл ближе. Всё время запуганно смотря куда-то вниз, переводчица Анна Ярцева приблизилась к столу и присела.

— Wie läuft es mit der Tank-Reparatur? — поинтересовался штандартенфюрер, завязывая разговор.

— Как продвигается починка танка? — перевела Ярцева.

— Ещё пара-тройка дней, — ответил Коля, озираясь по сторонам.

Его слова тут же были переведены Клаусу, на что тот улыбнулся, наполняя принесённые бокалы алкоголем. Он указал Ивушкину на стул, веля присесть, и расположился рядом с листком бумаги и карандашом.

— Bald Kampf. Ich muss dir die Aufgabe stellen, — произнёс Ягер, начав что-то рисовать на листке.

— Скоро бой. Я должен поставить тебе задачу, — запуганная Аня продолжала выполнять свою работу.

— Ivushkin. Ich werde dich so nennen, okay? — любезно уточнил Клаус.

— Ивушкин. Нормально, если я буду тебя так называть? — вновь перевела Ярцева.

— Меня зовут Николай, — резко ответил танкист.

— Oh, also sind wir Namensvetter? Mein name ist Klaus. Wie Nikolaus, — ещё шире заулыбался Ягер. — Verstehst du mich?

— О, так мы тёзки? Меня зовут Клаус. Как Николаус, — вновь вмешалась Аня. — Понимаешь меня?

Заметив, что Ивушкин не был настроен на дружескую беседу, штандартенфюрер решил вернуться к плану действий. Продолжая рассказывать стратегию боя, Клаус рисовал схему сражения, поясняя и диктуя Коле его задачи и действия, но тот его совершенно не слушал. Его бесило это напускное дружелюбие, исходящее от того, кто толкал его на верную смерть. Т-34 без боеприпасов против трёх вражеских «Пантер», которые будут его обстреливать... Шанса выжить практически не было, а даже если бы это каким-то чудом и произошло, то вместо свободы его команду ждал следующий бой. Танкист стискивал зубы от злости, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего и не схлопотать тут же от фрица пулю в лоб.

Ожидая, когда Клаус перестанет донимать его псевдостратегией, а Ярцева закончит этот бред переводить, Ивушкин пробежал взглядом по полкам шкафа, стоящего напротив. Ничего особо примечательного он не увидел: пара десятков книг на немецком, какие-то затёртые журналы, исписанные бумаги… Но внезапно его внимание привлекла одна фотография, стоявшая поодаль. Слегка запылённая, но вполне чёткая.

Приглядевшись повнимательнее, Коля смог узнать в людях, изображённых на ней, своего злейшего врага — Клауса Ягера. С погонами почти как у рядового, правда, Коля не был точно уверен: в немецких званиях он был не силён. Ещё молодого Клауса — без шрамов, оставшихся ему на память после их яркого знакомства в сорок первом. Ягер лучезарно улыбался, обнимая молодую девушку. Эта улыбка отличалась от его нынешней. Она была искренней и счастливой, не отдавала холодом и издёвкой. Девушка же, одетая в белый халат и косынку, светилась счастьем не меньше Клауса. Её кудрявые волосы, цвет которых, увы, было не разобрать на чёрно-белой фотографии, спадали на плечи в лёгком беспорядке. Молодые люди словно прилипли щеками друг к другу, смотря в камеру. Ягер прижимал девушку к себе, а она обнимала его за шею.

«Неужели у этого фрица есть семья?» — немного удивлённо усмехнулся танкист, что не укрылось от штандартенфюрера.

Тот на секунду отвлёкся, нахмурившись и понимая, что Ивушкин его совершенно не слушал. Собираясь вытащить его из задумчивости, Клаус было открыл рот, но тут же закрыл, проследив за его взглядом. В грудной клетке Ягера что-то сжалось.

— Жена? — внезапно спросил Коля, указывая на фото.

Не понимая внезапно повисшего в воздухе напряжения и неуместного вопроса, Ярцева обернулась и посмотрела в ту же сторону, куда были направлены взгляды немца и русского. Заметив замешательство переводчицы, штандартенфюрер поднялся со стула и, взяв фото в руки, вернулся обратно.

Призраки воспоминаний тут же окружили Ягера, возвращая в тот злополучный день — двадцать седьмого ноября 1941 года. В тот самый день, когда он столкнулся со своим злейшим врагом — Николем Ивушкиным.

За день до этого его танковая рота разбила лагерь в тридцати километрах от села Нефёдовка, ожидая подкрепления — с продовольствием и врачом. Их собственные запасы кончились ещё неделю назад, поэтому приходилось питаться всем, что можно было отыскать.

Стоя возле танка, гауптман Ягер покуривал трубку, наблюдая за тем, как его солдаты разогревали на костре тушёнку, найденную в недавно уничтоженной деревне русских. Для них это было большой удачей.

Когда же на горизонте показались две машины, солдаты радостно загалдели. Клаус же оставался неподвижным, молча смотря в сторону прибывших, пока не увидел, как из кабины выбралась медсестра, кутаясь в шубейку. Такая маленькая и нежная, что сложно было поверить в её участие в этой войне. Ягер улыбнулся и направился в её сторону. Девушка же, завидев приближающегося гауптмана, тут же бросилась ему навстречу, повиснув на шее. Он же крепко обнял её, оторвав от земли и закружив.

— Здравствуй, мой милый Санта! — хихикнула девушка, целуя его в обросшую щёку. — Как же ты зарос!

— Лис, сколько раз я просил не называть меня так, — насупился Клаус, вновь поставив её на белый снег и немного отстранившись, но не размыкая объятий. — Я начальник танковой роты, а не добрый дедуля с мешком подарков!

— Вот перед ними и будешь командира показывать, а для меня ты Санта! — возмутилась медсестра, поправляя ему съехавшую фуражку. — Мы не виделись три месяца, а ты снова ворчишь! Я, между прочим, из-за тебя сюда напросилась, — на её слова Ягер виновато потупил взгляд. — Сказали, что одному из командиров нужен медик, так я как твоё имя увидела, сразу же и вызвалась, а ты же знаешь, что я холода не переношу.

— Прости, Лис, — смотря куда-то сторону, ответил Клаус. — Я просто не ожидал тебя увидеть.

Поправив рыжую копну волос, она чмокнула Гауптмана в нос. За их щебетанием наблюдала вся рота, но никто не смел и слова сказать. Ягеру по-доброму завидовали, ведь Лисбет Миллер нравилась многим. На неё засматривались не только офицеры и солдаты роты, но и вышестоящие. Она была открыта и улыбчива для всех, но выбрала его — Клауса Ягера. Лисбет с нетерпением ждала окончания войны и часто мечтала вслух об их мирной жизни, о детях, о светлом будущем, но увидеть его ей так и не довелось…

— Sie heiße Lisbeth. Sie starb im November 1941, — внезапно заговорил Штандартенфюрер после долгого молчания, протирая стекло от пыли. — Ich weiß, was du an mich denkst, Nikolai. Faschist, herzlos Biest, Monster.

— Её звали Лисбет. Она погибла в ноябре 1941 года, — перевела Ярцева Ивушкину. — Я знаю, что ты думаешь обо мне, Николай. Фашист, бессердечное чудовище, монстр.

Танкист лишь снова ухмыльнулся — Ягер словно его мысли прочитал, — но отвечать не торопился. Он не скрывал интереса к этой фотографии и к тому, что еще может сказать немец.

— Ich habe dich seit langem als Monster angesehen. Dein Projektil hat Sie getötet. Du hast meine Geliebte Frau weggenommen, — Клаус смотрел прямо в глаза Коли, но без какой-либо ненависти, что очень удивляло Аню, наблюдавшую за этим, а переводить откровения немца ей становилось всё сложнее. — Ich dachte, du wärst tot, aber das war nicht erfreut. Im Laufe der Zeit wurde mir klar, dass du nicht schuldig bist, und ich war demütig. Du bist ein einfacher Soldat, der den Befehl ausführt. Und ich Auch.

— Я долгое время считал монстром тебя. Твой снаряд убил её. Ты отнял у меня мою любимую женщину, — после этих слов Ивушкин напрягся, покосившись на Ярцеву, которая вновь уперлась глазами в стол. — Я думал, что ты мёртв, но не был этому рад. Со временем я понял, что ты не виноват, и смирился. Ты обычный солдат, выполняющий приказ. И я тоже.

— Всё мы кого-то потеряли, фриц, — холодно ответил танкист, но в душе всё же почувствовал укол совести.

Переведя Ягеру слова Ивушкина, Аня предусмотрительно избежала называть штандартенфюрера фрицом. Хоть он и расчувствовался, но всё ещё был опасен для них обоих. Ей не хотелось рисковать своей жизнью из-за необдуманных слов Николая.

Клаус же, к её счастью, даже не обратил на это внимания, хоть и знал значение слова и без перевода. Поставив рядом с Ивушкиным бокал с янтарной жидкостью, Ягер жестом предложил чокнуться, произнеся тост.

— Für diejenigen, die nicht bei uns sind! — уголки губ Клауса едва заметно дёрнулись.

— За тех, кого с нами нет! — произнесла Ярцева, и Коля просто не смог отказать при таком тосте, подняв бокал и чокнувшись со своим врагом.

— Не думал я, что ты тоже любить умеешь, — отпив из бокала, ответил танкист.

Услышав от Ани слова Ивушкина, штандартенфюрер рассмеялся, вновь закрываясь за холодной лукавой улыбкой. Он и так слишком много рассказал им, хотя и не собирался этого делать.

После пары бокалов и повтора своих слов по поводу предстоящего боя Клаус приказал проводить обоих. Сам же ещё долго сидел с недопитым бокалом в одной руке и трубкой в другой и смотрел на фотографию в рамке.

Это был его выпускной в военной академии, за два года до начала войны. Там он и познакомился с Лисбет, что была на два курса младше него. Клаус никогда не был обделён женским вниманием, но благосклонности Миллер он добивался на протяжении года. Им завидовали многие, ведь их пару считали одной из самых красивых. Они часто мечтали о будущем, Клаус всё время рвался на службу, и именно в военную часть, Лисбет же с радостью его поддерживала.

В тот день Ягер был вне себя от счастья: ему наконец пришло письмо от одного из генералов. Его пригласили на службу, и по окончании учёбы он собирался сразу же туда сорваться, пообещав, что обязательно присмотрит вакантное место и для своей дорогой Лисбет.

— Я не пойду фотографироваться, Лис! — Клаус упирался, как мог, но та настойчиво тащила его к фотографу, предоставленному студентам от академии. — Это глупо!

— А вот и не глупо! — протестовала Миллер, уже заняв очередь. — Ты уедешь, а мне тебя по памяти вспоминать? А если вдруг война, и мы с тобой не увидимся несколько лет?

— Лис, ну, какая война? — закатил глаза Ягер, цокнув языком. — Я же пообещал тебе приезжать каждый месяц, а после забрать к себе! К твоему выпуску я уже не последним человеком там буду, вот увидишь!

— Я не сомневаюсь, но позволь мне запомнить тебя таким, — посмотрев на Клауса, Лисбет прижалась к нему, едва ли не плача. — Я не хочу тебя потерять, Санта…

Смягчившись, Клаус нежно поднял её лицо за подбородок и поцеловал. В конце концов, не расстреляют же его, если он сфотографируется…

— Ну хорошо, — сдался Ягер. — Но только перестань меня так называть!

«Как чувствовала… — горько усмехнулся штандартенфюрер, осушив бокал до дна. — Если б я только чаще тебя слушал…»

Скривившись от выпитого алкоголя, Ягер поставил фото на место и прошёл к своей кровати. Спать не было желания. Решив подышать свежим воздухом, он вышел на улицу. Всматриваясь куда-то в даль, Клаус всё ещё пытался вытряхнуть надоедливые воспоминания из головы, что роились как мухи.

Гауптман Ягер не помнил, как вызвал подмогу в Нефёдовку после своего сокрушительного разгрома. Не помнил, как оказался в лазарете. Он вообще не думал, что останется жив после таких травм, но ему было суждено открыть глаза.

Подпрыгнув на больничной койке, Клаус едва ли с неё не свалился. Всё тело тут же пронзила боль, а особенно правую часть лица. Перед глазами всё плыло. Стиснув зубы, чтобы не завыть волком, он попытался сесть. Когда у него это всё-таки вышло, к нему тут же подбежала медсестра.

— Герр Ягер, вам ещё нельзя вставать, вы были сильно ранены! — залепетала та, которую он сначала принял за свою Лис, но, сфокусировав взгляд, понял, что ошибся. — Позвольте, я вколю вам обезболивающего.

— Где я? — едва ли смог прохрипеть Клаус.

— В военном госпитале в Дрездене, — ответила медсестра, делая укол. — Вы провели без сознания неделю.

— Из моей роты кто-то ещё остался? — спросил он, надеясь услышать лишь одно имя.

— Не могу знать, — она пожала плечами. — Ближе к вечеру вас придет проведать офицер. Возможно, он сможет вам ответить, — после этих слов медсестра поспешила к другим раненым.

Гауптман лихорадочно сглотнул. Щека невыносимо ныла, обезболивающее ещё не успело подействовать. Мягко дотронувшись до нее подушечками пальцев, он почувствовал нитки и засохшие кровоподтёки. Его ещё тогда посетила мысль, что останутся шрамы, но зеркало Ягер искать не спешил. Весь оставшийся день он сидел как на иголках, не в силах даже встать с кровати. Слишком сильно кружилась то ли голова, то ли всё вокруг. Наконец, дождавшись офицера, Клаус попытался принять вертикальное положение, но встать так и не смог.

— Рад, что ты пришёл в себя! — улыбнулся Хайн, танковый снайпер и по совместительству друг, который выглядел значительно лучше самого Клауса. — Думал уж нового товарища себе искать! — Ягер плохо воспринял его шутку, буравя того взглядом. — Как себя чувствуешь?

— Что с Лис? — резко спросил Клаус, игнорируя всё сказанное другом.

Хайн тут же помрачнел, опустив взгляд в пол. Губы его сжались в тонкую полоску, пока он обдумывал, что ему ответить. Потоптавшись на месте под пристальным взглядом Ягера, он молча протянул ему серебряное кольцо, которое достал из кармана. Совсем непримечательное, маленькое, словно детское, с маленьким голубым камушком, но Клаус узнал его сразу.

Именно это кольцо он подарил своей дорогой Лисбет с предложением руки и сердца. Денег у него было немного, да и в военное время сложно было найти что-то стоящее, но она ответила ему «Да». Ягер долго вглядывался в поцарапанный камень, не решаясь что-либо сказать.

— Её зацепило осколком при взрыве одного из танков, — словно прочитав мысли друга, произнёс Хайн. — Она помогала раненому солдату. Ушла быстро, не мучилась.

— Где… — Ягер не мог договорить, в горле встал ком, к глазам подступали слёзы. — Где её…

— Её похоронили в братской могиле под Нефёдовкой, — догадался Хайн о сути вопроса. — Я знал, что ты вряд ли поверишь, поэтому и снял с неё кольцо.

Больше Клаус ничего не слышал, да и не стремился услышать. В тот момент в нём что-то надломилось…

После того рокового дня Ягер стал холоден к любому проявлению эмоций. Он больше не думал о семье, о детях, о конце войны… Теперь его единственной отдушиной стала эта самая проклятая война. Многие начали бояться его хладнокровия, но в то же время уважали. Клаус быстро продвинулся по карьерной лестнице, поднявшись в звании с гауптмана до штандартенфюрера, несмотря на громкий провал, но уже не чувствовал от этого радости. Будни стали серыми и однообразными.

Так длилось до того самого момента, пока он снова не встретился со своим заклятым врагом — Николаем Ивушкиным. Но даже увидев его в камере — измученного, избитого, не в состоянии даже сесть самостоятельно, — штандартенфюрер не был счастлив. Он надеялся отыграться на виновнике его потери, но понял, что это бессмысленно. Танкист и так считал его и всех остальных немцев ублюдками, да и пытки, судя по его личному делу, ему не были страшны. Собственно, как и сама костлявая.

Нужно было действовать хитрее. Дать ему то, ради чего он снова захочет жить, и только после вновь лишить этого. План был идеальным во всём, но Ягер всё-таки просчитался. Он так и не понял, где же хитрый русский танкист умудрился достать целых шесть снарядов. Да это уже и не было важно.

Клауса отрезвила лишь дикая боль, когда он едва смог выбраться из танка после дуэли с Ивушкиным. Ног он уже не чувствовал — они были перебиты выше колена. Превозмогая боль и судорожно пытаясь добраться до револьвера, он оказался на прицеле врага, который оказался быстрее. Ягера устраивал такой конец. Уж лучше умереть, как герой на поле боя, чем пойти под трибунал за свою оплошность, сидя в инвалидном кресле.

— Schieß!⁽³⁾ — только и произнёс Ягер, поднявшись на локтях и смотря на Колю в упор.

Штандартенфюрер ждал пули в лоб, как манны небесной, но её не было. Танкист так и не смог спустить курок.

«Я не монстр», — словно говорил он, вспоминая слова Клауса и фотографию в его кабинете.

«Слабак!» — лихорадочно рассмеялся Ягер, откинувшись на танк.

Во рту появился привкус крови, но от бурлящего в ней адреналина боль притупилась. Он осознавал, что с полученными ранениями вряд ли останется в живых даже без столь желанного кусочка свинца. Почувствовав, что «Пантера» вот-вот сорвётся с моста, Клаус на секунду поддался панике, но быстро пришёл в себя.

«Наверное, при падении с такой высоты всё закончится быстро?» — мелькнуло в голове.

Но ему не хотелось уходить по-английски. Из последних сил приподнявшись на локтях, он протянул руку, даже не надеясь, что Ивушкин ответит, но Коля попытался вытянуть его, а Клауса вновь посетило непонимание. Загадочная русская душа ему так и не покорилась, не выдавая свои секреты и мотивы поступков. Возможно, Ивушкин истолковал его жест неправильно? Пожав руку своему заклятому врагу, штандартенфюрер признал тем самым своё поражение. Поступок, требующий немало отваги.

Спасаться же он не хотел и ослабил хватку. Ему это было уже не нужно… В глазах танкиста вновь мелькнуло непонимание. До решения помочь Ивушкин заметно колебался, ожидая подвоха. Он, очевидно, ждал, что фриц потянет его за собой в бездну, но, поняв его истинные мотивы, проникся уважением. Его тёзка оказался достойным противником.

Ягер сорвался с моста вместе со своей «Пантерой», и перед его взглядом в последние доли секунды мелькнули голубые глаза Миллер.

«Мы скоро встретимся, дорогая Лис…»

1) Войдите!

Вернуться к тексту

2) О, коллега, заходи.

Вернуться к тексту

3) Стреляй!

Вернуться к тексту