Безумие любви (гет)

Тихий скрип половиц.

Она вздрагивает и замирает, еще сильнее вжимаясь в стену.

Все тело дрожит от холода и страха, тонкие бледные пальчики вцепились в плечи.

Снова скрип, но будто уже ближе.

А вдруг это помощь?.. — проносится робкая мысль в ее голове, но тут же исчезает. Помощь не приходит вот так. Она приходит с выламывающими двери полицейскими и ФБР, под лай собак и мелькание огней.

Никак не с щелчком ключа в замке. Не с тихим, медленным стоном старых петель.

Не с появившимся на пороге бледным мужчиной, приковавшим к ней взгляд темно-зеленых глаз.

Подавив вскрик, она отшатнулась.

— Белла… — мучительно выдохнул он, делая шаг вперед.

* * *

День, когда Эдвард впервые увидел своего ангела, запечатлен в его памяти, выжжен в ней раскаленным клеймом на всю оставшуюся жизнь. Это было похоже на удар молнии. Один взгляд — и все его существование, пусть он и не подозревал об этом в тот момент, заключено в одном-единственном человеке…

Прислонившись к посту, он тяжело вздохнул. День выдался нелегким: с утра подтяжка лица и три консультации, причем на одной из них он умаялся объяснять упрямой пациентке, что при ее сердечной недостаточности любые косметические операции противопоказаны. После обеденного перерыва его ждали еще две консультации и ассистирование доктору Уилмору на одной из первых в их клинике операции на черепе. Эдвард кинул взгляд на часы — еще пять минут законного отдыха на стаканчик кофе, и снова в кабинет…

— Мама, — донесся до его слуха рассерженный голос сидевшей на диванчике неподалеку девушки, — прекрати глупить!

С этими словами юная леди, сдвинув брови на переносице, вырвала из рук светловолосой женщины журнал и бросила его на стол с громким хлопком.

— Ты и так красавица, мам, — вздохнула она, примирительно улыбаясь.

По мнению Эдварда, красавицей была как раз дочь. Длинные непослушные локоны цвета темного шоколада спадали на плечи, оттеняя бледное личико, губы очаровательно неправильной формы — нижняя чуть полнее верхней — недовольно поджаты, носик упрямо вздернут, а где-то в глубине темных глаз мерцало что-то непонятное и неуловимое, какие-то удивительные искры, превращающие ее от природы симпатичное лицо в невероятно красивое.

— Ты необъективна, Белла, — проворчала ее мать.

Белла. Однако, имя ей шло.

— Спроси у Фила или папы, — вздохнула прекрасная незнакомка.

— Ой, да что твой отец понимает в красоте! — отмахнулась женщина. — А Филу ничего говорить нельзя, милая, ты же знаешь, это сюрприз!

— Ага, — фыркнула Белла. — Сюрприз, Фил, я потратила все твои деньги, чтобы изуродовать себе лицо.

Эдвард не удержался от смешка. Он, конечно, частенько слышал подобное описание своей работы, но впервые это звучало так… мило?

— Спросим у профессионала, — не унималась мать Беллы, — доктору лучше знать… Молодой человек! — воскликнула она, завидев Эдварда.

— Мам, постой…

— Молодой человек, не подскажете, где мне найти доктора Каллена? — затараторила, подбежав, та. — У меня назначен к нему прием через… — она взглянула на часы, — ах! Уже минуту назад.

— Я — доктор Каллен, — внутренне забавляясь, представился Эдвард. — Прошу, пройдемте в кабинет…

— Как вы считаете, мне нужна ринопластика? — требовательно спросила женщина.

— Мама! — возмущенно воскликнула Белла. — Нашла кого спросить! Он же что угодно тебе скажет, лишь бы ты заплатила!

Усмехнувшись, Эдвард отставил уже пустой стаканчик, вежливо улыбнулся пациентке (Рене Дуаер, если он правильно помнил) и чуть более тепло — Белле.

— Думаю, вам необходима не одна консультация, чтобы это выяснить, — протянул он. — Бесплатная консультация, дабы вы не сочли меня меркантильным… А если вы, мисс, боитесь, что я буду уговаривать вашу мать на операцию — с удовольствием приглашаю вас лично присутствовать при наших разговорах.

Когда после недолгой заминки очаровательная Белла прошла в кабинет вместе с матерью, он улыбнулся себе под нос.

Через неделю он увидит ее снова…

* * *

— Белла, — севшим голосом, на выдохе шепчет он, в два шага пересекая расстояние и кладя руку на ее щеку. — Ты уже проснулась, милая?

Всхлипнув, девушка отшатнулась, ее взгляд затравленно заметался по комнате и остановился на зеркальной стене. Темные волосы, спадающие на плечи, удивительно бережно расчесаны, в шоколадных глазах застыл неконтролируемый ужас. Вздрогнула от боли, попытавшись шевельнуть губами.

— Прости, моя хорошая, — пробормотал он, подушечкой большого пальца проводя по скулам, губам — осторожно, едва касаясь.

Ее колотит дрожь, у нее в теле слабость и ломота, она не понимает ничего.

— Что… что ты со мной сделал?! — выдыхает обвиняюще прямо ему в лицо.

— Молчи!

Кулаком со всей силы ударяет в стену возле ее лица. Черты лица его в момент искажаются ужасающей гримасой, челюсть яростно сжимается.

— Я…

— Молчи! — он кричит, почти срывая голос, во взгляде не остается и капли той нежности, что была всего пару секунд назад. — Молчи, молчи, молчи!

* * *

— Алло? — буднично поинтересовался Эдвард.

Поднимая трубку при звонке неизвестного номера, он ожидал чего угодно: нового клиента, каким-то образом раздобывшего его личный номер и решившего, что так ему ответят быстрее, чем по рабочему; назойливых рекламных агентов, зазывающих на очередную распродажу; детей с телефонными розыгрышами…

Но никак не звонкий переливчатый голос, который невозможно перепутать ни с чьим чужим.

— Доктор Каллен? Это дочь вашей пациентки Рене Дуаер — надеюсь, вы помните… Не отвлекаю?

— Конечно, я вас помню, Белла, — просиял он.

Когда месяц назад он давал Белле визитку со своим личным номером — казалось кощунством дать ей тот же номер, что и другим, — она так поджала губы, прежде чем засунуть ее в самый дальний карман, что он и не надеялся уже получить от девушки звонок. Хотя каждую консультацию она исправно приходила, слушая всю ту бессмысленную ерунду, что говорил Эдвард, чтобы только удержать ее подольше в кабинете. Несколько раз принимала чай, которым он угощал ее, пару раз даже улыбнулась в ответ и однажды сообщила, что давно не видела отца, живущего в другом штате — это, правда, было верхом ее откровенности.

Уже через полчаса очаровательная леди, все чаще и чаще всплывавшая в последнее время в его мыслях, сидела напротив него за столиком в ресторане и смущенно бормотала, что зря он ее сюда привел и вообще она только хотела поговорить о матери, и это не займет много времени… Еще через десять минут она сбивчиво рассказывала о том, что финансовое положение их семьи не особо крепкое, что позволить себе операцию они не могут, просила отговорить ее мать — мол, она разумных доводов никогда не слушает…

— Я и не собирался ее уговаривать, Белла, — мягко улыбнулся Эдвард. — Ты же сама с ней ходишь…

— Именно! — выдохнула она, ее щеки от тепла раскраснелись, а глаза блестели. — Но ты… то есть, вы, извините, — вы говорите ей такую бессмыслицу, что я даже не понимаю, чего вы добиваетесь!

Он остановил ее, когда, услышав обещание помочь, она хотела было уйти.

— Постой, Белла, — от соприкосновения с тонкими пальчиками по руке пробежал ток. — Давай посидим здесь. Я нечасто выбираюсь куда-то в последнее время… а ты?

Часы пролетели незаметно. В разговоре Белла заметно раскрепостилась, улыбалась и шутила, внимательно слушала Эдварда и сама говорила не переставая. Ее носик забавно морщился, когда она рассказывала что-то малоприятное, а когда ей было особенно интересно, она неосознанно закусывала нижнюю губку, а между бровей пролегала милая складочка, которую хотелось разгладить пальцем. Ее смех — звонкий и заливистый — разлетался вокруг, словно брызги от источника жизни. Ее голос…

Эдвард почувствовал себя самым счастливым на свете, когда она согласилась пойти с ним на выходных на свидание (или это все же не свидание? А, неважно…).

— Ах, да, Белла, — улыбнулся он после того, как довез ее до дома, как и подобает истинному джентльмену. — Можешь передать своей маме, что послезавтрашняя консультация — последняя. Я не рекомендую операцию… так и скажи.

Белла лучезарно улыбнулась, но тут же ее брови сошлись на переносице.

— Подожди… — прошептала она. — Эдвард, ты же не устроил все это только ради…

— Я не говорю о работе в нерабочее время, — подмигнул он.

— Ты сумасшедший, — рассмеялась Белла. — Это же безумие!

— Так увидимся в субботу?

Снова хихикнув, Белла кивнула.

Проводив ее взглядом до тех пор, пока тонкий силуэт не скрылся за дверью, Эдвард неслышно прошептал себе под нос:

— Это безумие любви, Белла…

* * *

Слезы тихо катились по лицу девушки в его объятиях. Его губы касались кожи щек, скул, подбородка, каждый раз заставляя вздрагивать.

Леденящий ужас сковал все ее тело, не давая пошевелиться. Он — неуравновешенный, психопат, безумец. На что еще он способен? В одну секунду целовать и шептать что-то о любви, а в другую — орать, срывая голос, сбивая руки в кровь совсем рядом с ее лицом, а затем снова смотреть растерянным, заискивающим взглядом… и это после того, как…

Боже, ей даже думать не хотелось, что он сделал.

— Белла, почему ты плачешь, родная?

Прохладные пальцы нежно, едва касаясь проводят по щеке.

— Все хорошо, — шепчет он, — ты со мной, все хорошо… Белла, любимая…

Он наклоняется ближе к ее лицу, и она отшатывается.

— Нет! — резко выдыхает она. — Ты… ты сумасшедший! Сумасшедший! То, что ты делаешь — безумие!

Он замирает на миг, и все ее тело напрягается. Она ждет нового взрыва гнева, крика, требования молчать… Но вместо этого на его лице расплывается широкая улыбка, которая отчего-то пугает еще сильнее.

— Это безумие любви, Белла, — напевно произносит он.

Она вновь вздрагивает, когда его губы мягко прижимаются к ее.

* * *

Эдвард всегда знал: Белла им гордится. Он быстро и точно продвигался по карьерной лестнице и спустя год их отношений уже был уважаемым специалистом по лицевой пластике, проводящим даже сложные операции на костях. Он порой ловил ее довольный взгляд, когда кто-нибудь из коллег звонил в нерабочее время и спрашивал у Эдварда совета. Но он знал: Белла никогда в жизни не признается в этом. Потому что…

— Эдвард, твоя работа — отстой!

Он тихонько усмехнулся себе под нос.

— Не будь такой категоричной, любовь моя, — пробормотал Эдвард.

— Я серьезно, — вздохнула Белла. — Почему, если уж ты выбрал медицину, нельзя было пойти на обычного хирурга, терапевта… да любого врача! Лечить людей — более благородное занятие, чем переделывать их внешность, тебе не кажется?

— Пластические операции проводятся и по медицинским показаниям в том числе, — заметил он.

— В трех процентах случаев?

Эдвард рассмеялся.

— Переделывать внешность, как ты говоришь… — протянул он. — Может, это и не так благородно, но это завораживает. То, как человеческие руки могут изменить то, что заложено природой… Ты чувствуешь себя творцом. Это своего рода искусство, Белла.

Ее брови сошлись на переносице, пока она напряженно обдумывала его слова. Эдвард знал: ищет аргументы.

— Ну хорошо, а если бы я захотела сделать операцию? — наконец выдала она.

— Тебе это не нужно, — мотнул головой Эдвард. — И потом… зная твое отношение к этому, ты и не захочешь.

— Ну, а если бы вдруг захотела? — не уступала Белла. — Ну вот что-то ударило мне в голову. Как бы ты посмотрел на такое «искусство»?

Эдвард нахмурился.

— Пластические операции нужны тем, кого природа обделила внешностью, — наконец проговорил он.  — Не всем повезло от рождения… Для кого-то это единственная возможность выглядеть привлекательно. Но ты…

Белла открыла было рот, чтобы возразить, но он остановил ее, прижав палец к губам.

— Ты так прекрасна, моя Белла, — выдохнул он. — Каждая черточка твоего лица, каждая морщинка… Все это — ты, твоя особенная, неповторимая индивидуальность. Конечно, ты осталась бы собой в любом случае, но вмешиваться в твое естественное очарование — преступление… Ты — совершенство, Белла. Женщины платят миллионы, чтобы стать похожими на знаменитые иконы красоты. А тебе не нужно быть похожей на кого-то… Ты сама — икона красоты. Самая прекрасная из всех.

В глазах Беллы стояли слезы.

— Т-ты необъективен, а еще я тебя люблю, — прошептала она, прежде чем встать на цыпочки и накрыть его губы настойчивым, страстным поцелуем.

* * *

— Почему, Белла? За что?

Он поднял потемневшие изумрудно зеленые глаза.

— Разве я с тобой плохо обращался? Разве я не был тебе идеальным мужем?

Она собралась было ответить ему наконец… но он остановил ее, приложив палец к губам.

— Шшш… Молчи, Белла, дорогая. Все это неважно. Теперь ты снова со мной. Вместе…

— Отпусти меня, — прошептала она, глотая слезы.

— Молчи, — все еще тихо, но уже со сталью в голосе отрезал он.

— Нет, отпусти меня! — вскрикнула она. — Я… я боюсь тебя, я не хочу…

Последняя, самая хрупкая надежда затрепетала в ее сердце. Да, он был безумцем, да, он непредсказуем… Но он же не должен причинять ей реальную боль, так? Он ведь остановится…

— Ты не боялась меня, никогда… — зашептал он, глядя куда-то в пустоту. — Ты всегда любила меня, моя Белла. Ты всегда доверяла мне.

Его взгляд сфокусировался на ее лице, на широко открытых глазах. Пауза, такая тихая, что можно было услышать, как громко колотилось ее сердце.

— Ты обманываешь меня!

Из голоса ушла вся нежность и забота. Теперь его тон был ледяным, ненавидящим…

— Это не ты! Не ты! — взревел он, захватывая ее запястья.

— Нет, пожалуйста, отпусти…

— Не ты!

Одно резкое движение — она даже не поняла, откуда нож оказался в его руке. Просто холодная сталь разорвала кожу, вонзаясь в плоть. Просто пораженно и как-то растерянно приоткрылся ее рот, когда глаза опустились и увидели расплывающееся на животе алое пятно.

Просто безжизненное тело обмякло, повисая на его руках.

* * *

День их свадьбы — самое дорогое воспоминание Эдварда. День, когда она стала его женой, навеки только его.

Когда Белла, взволнованно цепляясь за руку отца, шагала в белом платье к алтарю. Когда, смущенно, но счастливо улыбнувшись, она вложила свою хрупкую ладошку в его. Когда они, дрожа от переполняющих чувств, полушепотом повторяли за священником клятвы.

Ее глаза сияли, светились тем удивительным светом, что заставил его влюбиться еще в тот самый первый день. А потом он наклонился, прильнув к ее губам самым волшебным на свете поцелуем.

* * *

Эдвард упал на колени посреди пустой подвальной комнаты, отчаянно прижимая к себе еще теплое тело. Пустые глаза бездыханной девушки глядели на потолок.

* * *

Каждый день после смерти любимой дочери был для Рене окрашен в мрачные тона.

Да, ей оказывал поддержку Фил. Да, подрастала младшая дочь, каждый день становящаяся все более и более похожей на так и не познакомившуюся с ней старшую сестру.

Но по ночам, когда Несси и Фил засыпали, ничто не спасало от надвигающегося одиночества и всплывающих в голове воспоминаний. Вот Белла в шесть лет на танцах. Вот она в школьной форме, гордится полученной пятеркой. А вот в ярко-желтой шапочке выпускника и со смущенной улыбкой получает аттестат.

Спустя пять, семь лет… На могилу Беллы приходили только трое. Она, Чарли и Эдвард Каллен.

Рене знала, что им еще хуже. У нее по крайней мере были Фил и Ванесса. Но Чарли в тот день потерял единственную дочь, Эдвард — любимую жену.

И хотя она видела, во что превратился Эдвард Каллен… Знала, что он заваливает себя работой, что уходит в новые, неведомые прежде отрасли его профессии. Что за все эти годы он ни с кем не был, даже на одну ночь…

Рене не могла не думать о том, что все могло бы сложиться иначе, не встреть Белла его.

Ведь не будь она его женой — не оказалась бы в то время в том месте, так? Те мерзавцы, что сделали это, никогда бы ее не увидели, не тронули… Может, сейчас Белла была бы жива?

Рене знала, что Эдвард думает о том же. Она знала и то, что на самом деле вины его нет. Она, в конце концов, видела, какой счастливой была дочь рядом с ним — наверное, сама Рене никогда не была так сильно влюблена.

Но это не могло остановить мыслей, что страдает Эдвард сейчас не напрасно. «Заслужил. Не уберег, » — проносилось в голове матери.

* * *

Низкий грудной голос заполонил кабинет, и миссис Брендон обрадованно вскрикнула:

— Да, то, что надо!

Элис всплеснула руками.

— Мама, может, хватит?

— Элис, не начинай, — предупредила миссис Брендон.

— Тогда вставай и пойдем отсюда, — девушка скрестила руки на груди.

— Не устраивай сцену при докторе! — прошипела мать, кивая в сторону доктора Эдварда Каллена, сидевшего за своим столом и с приподнятой бровью наблюдавшим за семейным спором.

— Да я до приема тебе то же самое говорила! — вспылила Элис. — Ты ж не слушаешь никогда! Вот зачем тебе голос менять? Стоит оно этой редкой и опасной операции?

— Она не опасна, — отрезала миссис Брендон. — Доктор подтвердит.

Мать и дочь синхронно посмотрели на доктора Каллена.

— В нашей клинике новейшее и безопаснейшее оборудование, — подтвердил он, — однако риск все же присутствует, особенно учитывая, что операции по смене голоса проводятся у нас совсем недавно.

— Слышала? — взвилась Элис. — Риск присутствует. А еще ты, наверное, забыла про нашего маньяка? Тебе напомнить о его особом пристрастии к особам с пластикой?

— Его жертвы — только юные девушки, — не согласилась мать. — К тому же, еще ни у одной из найденных жертв не было следов подобной операции.

— Да потому что их делать начали только сейчас!

Миссис Брендон скрестила руки на груди.

— Элис, я не желаю больше ничего слушать, — строго произнесла она. — Кто из нас мать? — она повернулась к мужчине. — Доктор Каллен, простите за это…

— Ничего, — отмахнулся тот.

* * *

Когда Эдвард вернулся домой, Белла была непривычно тихой и молчаливой. Не нужно было быть гением психологии, чтобы догадаться, что что-то случилось.

— Любимая, что такое? — обеспокоенно спросил он. Белла вздохнула.

— Нам нужно поговорить, — пробормотала она. — Я… Я ужин приготовила. Будешь?

За столом она кусает нижнюю губку и, не притронувшись к еде, смотрит на теребящие салфетку пальцы. Эдварду в такой обстановке даже кусок в горло не лезет. Ему страшно: что такого произошло, что она так боится? Неужели она в опасности? Болезнь? А вдруг она собирается сообщить, что полюбила другого?

— Белла?.. — растерянно выдыхает он. — Ты пугаешь меня, родная!

— Я… прости, — она качает головой. — Я просто… Я…

Белла набирает в грудь воздуха, и слова льются нескончаемым потоком:

— Это так неожиданно… Я даже не представляю, как это случилось, мы же все предусмотрели, но, видимо, получается, что не все. Не знаю, как ты на это отреагируешь, у тебя же какая-то там крутая стажировка, и мы еще совсем молодые, и мы не планировали, и я даже не знаю, что я думаю об этом, но мне кажется, что я все-таки рада, и…

— Белла, Белла, — обрывает Эдвард, — подожди, я не понимаю… Что ты пытаешься сказать?

— Я беременна, — выпаливает Белла.

На какой-то момент Эдвард замирает. Замирает и пытается представить на своих руках ребенка — маленькую девочку-красавицу, копию любимой жены, но с его зелеными глазами. Что-то щемит где-то в левой части груди, смешиваясь с приливом облегчения — с Беллой все хорошо. Просто замечательно.

— Ты… ты рад? — растерянно спрашивает Белла. — Или нет?..

Рад? Нет… Рад — слишком мелкое слово, чтобы описать охватившее его искрящееся чувство, захватившее, кажется, каждый уголок души.

Вместо ответа Эдвард подхватывает ее на руки и целует, целует, целует  — пока у нее не начинает кружиться голова, и она не цепляется пальчиками за его плечи. Он сажает ее на диван, касается губами щек, скул, подбородка; проходится по ладошкам, костяшкам пальцев и запястьям; опускается на колени, поднимает край блузки и завороженно смотрит на еще плоский животик, внутри которого — невозможно в это поверить! — уже зародилась новая жизнь. Эдвард воскрешает в памяти собственное детство  — презрительные и ненавидящие взгляды приемных родителей, страх темноты, зародившийся в холодном запертом подвале, застарелые шрамы по всей спине, которых многими годами позже Белла ласково касалась губами, растворяя больные воспоминания, — и, прижимаясь губами к мягкой коже, мысленно клянется, что его ребенок будет самым счастливым.

Горячая капля падает на его макушку и стекает к затылку. Эдвард поднимает взгляд, и счастливые заплаканные глаза Беллы смотрят прямо в его.

* * *

В голове шумит. Веки отчего-то кажутся ужасно тяжелыми. Элис морщится, и во лбу колет несильная, будто приглушенная боль. С усилием она открывает глаза и видит над собой серый потолок.

Что, черт возьми, произошло?

Элис помнит прием в клинике, во время которого она слегка вышла из себя. Помнит, как они с мамой поехали после этого в магазин, помнит, как вышла на парковку, чтобы взять из машины кошелек… И темнота.

Она с трудом садится — тело еле двигается, словно еще не проснулось, — и оглядывается вокруг. Комната, в которой она оказалась, — небольшая, слабо освещенная. Мебели немного — высокий шкаф, потрепанное кресло да маленький комод в углу, заставленный разными странными вещами. Элис сидит на довольно мягкой двуспальной кровати, укрытая белым пуховым одеялом.

«Не связали, одеялом накрыли… интересные, однако, похитители, » — нервно подумала девушка.

На самом деле ей даже в голову не приходило, что это за место и кому могло понадобиться похищать ее. Родители у Элис не особенно богатые, огромный выкуп с них в любом случае не стрясешь. Пластику она никогда в жизни не делала, поэтому известного маньяка тоже мысленно отмела. Элис опустила взгляд на руки — кто-то аккуратно и слишком коротко для привычного постриг ей ногти. О других вещах, которые могли произойти с ней за время отключки, она старалась не думать.

Встав на ноги, Элис к своему ужасу обнаружила, что одежда на ней ей совсем незнакома. Она точно помнила, что была в джинсах, топе и кедах, а сейчас на ней была какая-то странного покроя белая кофта и шорты, на ногах — ничего. От мысли, что ее кто-то переодевал, по позвоночнику пробежал холодок.

Обойдя комнату по периметру, она поняла, что единственный выход из этого места — массивная дверь, видимо, запертая на замок. Элис зло пнула проклятую дверь и неожиданно замерла, уловив краем глаза движение сбоку.

Ведь кроме нее, здесь никого не было, так?

Но, отодвинув присползшую ткань, она уставилась в чужие темно-карие глаза.

* * *

В тот вечер Белла устало плюхнулась на кровать, поцеловала Эдварда на ночь и, как обычно, мило зажмурилась, пока он покрывал поцелуями ее лицо. Что-то бормотала о назначенном через два дня узи — а ведь родители Беллы даже еще не знали о ребенке! — и сонно прижималась к нему. Она уснула раньше него, как это бывало обычно, и он, как это бывало обычно, еще долго лежал, обнимая ее со спины и вдыхая яблочный запах волос.

Ничто не предвещало беды.

Он даже помнит, что снилась ему ерунда какая-то  — целая толпа Белл, среди которых он искал настоящую.

А настоящая разбудила его своим криком.

Просто череда глупых совпадений. Просто двум мудакам вздумалось ограбить его дом. Просто именно в этот момент Белла проснулась ночью и решила налить себе воды.

— Нет, пожалуйста, не трогайте, забирайте все, только не трогайте, у меня ребенок, — перепуганно тараторила она, когда Эдвард влетел в кухню.

Просто один из них решил, что угрожать жизнью жены, чтобы не дать ему помешать — хорошая идея.

Он держал нож у ее шеи, пока второй сваливал в мешок электронику, дорогую посуду, статуэтки — все, что могло представлять хоть какую-то ценность. А Эдвард замер, не в силах пошевелиться. Просто стоял и ненавидел себя за бездействие.

Просто рука, наверное, у того ублюдка затекла.

Он отвел руку с ножом от ее шеи, наверное, чтобы тут же вернуть обратно.

Просто Белла ухватилась за шанс освободиться и метнулась к другому концу кухни, к Эдварду.

Просто споткнулась.

Просто, наверное, в отместку, полетел вдогонку нож.

И пятно крови, расплывающееся на белой блузке.

Белла осела на пол со сдавленным: «Нет…», прижимая ладонь к ране на животе, из которой урод вытащил оружие.

Через секунду этот нож оказался в его теле.

Скорая приехала меньше чем через пять минут.

Но было уже поздно.

* * *

— Твою мать… — чужим голосом прошептала Элис, вглядываясь в незнакомые черты.

Страшная догадка пронзила ее мозг. Она вспомнила, как смотрела по телевизору криминальные сводки о маньяке с «пунктиком» на переделанных девушках. Уже много лет полиция находила тела — каждое было завернуто в плотную ткань и подожжено так, что сгорало до неузнаваемости. Не всегда удавалось даже опознать жертву по зубам… Но все они были девушками возраста около двадцати, и на их черепах были четко видны следы многочисленных вмешательств пластической хирургии. Это они называли «портретом жертв». Тогда Элис решила, что ни за что не пойдет на подобное.

Но они ошибались.

Девушкам с операциями ничто не угрожало.

Старое зеркало, с которого нечаянно сползла ткань, отражало чужое лицо.

* * *

После того, что случилось, Эдвард не собирался жить дальше. Просто не видел смысла.

Когда гроб с телом Беллы опустили в землю, он уже знал, что скоро отправится за ней.

Но сначала нужно было кое-что сделать.

Он плохо помнил, что было после рокового удара ножом. Когда он кинулся к Белле, второй грабитель, кажется, бросился ему наперерез — и получил первым, что попалось под руку. Это оказалась статуэтка с острым копьем, которое проткнуло артерию. Он не выжил.

А вот тот нелюдь, что оборвал ее жизнь… Его с ножевым ранением увезли в реанимацию. Увезла та самая скорая помощь, которую Эдвард вызвал для Беллы.

Чарли позаботился о том, чтобы действия Эдварда посчитали самообороной, а тварь  — его, как выяснилось по документам, звали Каем, — упекли на пожизненное. Эдварду казалось, что ему и высшей меры — хотя даже это было невозможно, смертная казнь в Чикаго не применяли — будет мало. Просто сдохнуть — слишком гуманно для того, кто посмел лишить жизни ангела.

Он должен помучиться. Испытать на собственной мерзкой шкуре все, что довелось пережить самому Эдварду.

Жена ублюдка — худощавая женщина со странным именем Афинодора. Она отбивалась долго. Эдвард был поражен, откуда в тщедушном теле столько силенок. Перерезанное горло заставило ее замолчать навсегда.

Юная Джейн — ей, наверное, даже восемнадцати не было — забилась в угол, дрожа и умоляя пощадить ее. Пыталась воззвать к его милосердию… жаль, что она не знала: его милосердие вместе с любовью было сейчас глубоко под землей.

Он уже собирался оборвать короткую и никчемную жизнь девчонки, но слишком близко наклонился. От ее волос исходил запах яблок — точь-в-точь любимый шампунь его Беллы. Сначала он пришел в ярость — как смеет эта, плоть и кровь монстра прямиком из ада, пахнуть словно рай! А потом закрыл глаза и вдохнул еще раз…

Перед глазами вновь возникла она. Ее нежная улыбка, ласковый голос, ее сияющие глаза, не оставляющие ни единого шанса не влюбиться в нее. На какой-то ничтожный миг он ощутил, будто она снова с ним. Он поверил, что она рядом. Поверил — а потом открыл глаза, и мираж рассыпался в пыль.

Вместо любимых шоколадных глаз на него смотрели водянисто-голубые, и не с нежностью, а с ужасом.

В приступе бессильной ярости он снова и снова вонзал нож в уже безжизненное тело.

Но ради этого ничтожного мига стоило жить.

* * *

Услышав, как открывается дверь, Элис подпрыгнула и прижала руки к груди, пытаясь угомонить бешено колотящееся сердце.

Нужно было придумать, как отсюда выбраться. Как не повторить судьбу девушек до нее. Но в голове настойчиво крутились только нецензурные ругательства.

— Белла, — выдохнул вошедший. Несмотря на панику, Элис узнала его сразу.

— Доктор Каллен? — шокированно вскрикнула она.

— Почему вдруг так официально, родная? — мужчина кривовато улыбнулся. — Ты уже проснулась, а я всего-то на минутку отошел. Как себя чувствуешь?

Мысли путались. На приеме доктор Каллен показался ей адекватным — да и сейчас вел себя вроде бы даже дружелюбно и почти нормально, за исключением того, что называл ее чужим именем. Тем невероятнее казалось то, что он — и есть тот серийный убийца, которого Элис так боялась последние десять лет. Хотя в то же время это было и логично — кто еще мог так до неузнаваемости изменить лицо Элис, если не лучший пластический хирург города…

— Не молчи, Белла, — умоляюще прошептал он. — Скажи что-нибудь…

— Б-Белла?..

Он подошел еще ближе и осторожно коснулся ее щеки. Элис вздрогнула.

— Не бойся, любимая, — шепнул он. — Все хорошо, я с тобой. Все хорошо.

«Лучше не бывает, » — мрачно подумала Элис.

Она вздохнула и закрыла глаза. Как там он ее называет? Белла? Интересно, что же случилось с настоящей Беллой…

— Я… — как же его зовут? Элис зажмурилась, пытаясь вспомнить. — Эдвард, — наконец, произнесла она. Его лицо просияло. — Эдвард, я… хочу пить.

Он отошел на шаг, и Элис напряглась, готовясь рвануться к двери, как только он ее откроет. Но мужчина лишь взял с комода стакан воды и протянул ей, не отрывая взгляда.

Мелкими глотками выпивая содержимое стакана, Элис пыталась придумать, как ей отсюда выйти. Надо же было так опростоволоситься с водой!

— Белла, ты как? — внимательно поинтересовался доктор Каллен. — Ты очень бледная, родная моя. Ты не заболела?

Даже с виду адекватное общение.

— Ты… давно делаешь… это? — осторожно спросила Элис.

— Что — это?

— Эти девушки… — выдохнула она. — Операции… и все остальное.

Зеленые глаза похитителя омрачились.

— Белла, милая… Я знаю, ты не в восторге от этого, — он грустно улыбнулся. — Я просто хотел вернуть тебя. И у меня, наконец, получилось.

— Вернуть… — повторила Элис, задумавшись. — Она… то есть, я, — быстро поправилась она. Кто знает, что еще он выкинет, если выдернуть его из этой иллюзии. — Умерла?

Он мотнул головой.

— Это был просто сон, — торопливо, будто убеждая себя, проговорил он. — Ты же здесь. Со мной. Ты вернулась, а я так скучал…

Элис закрыла глаза и глубоко вздохнула. Повисла невыносимая пауза.

— Можно… можно мне в туалет? — пискнула она. Ну не может же он тоже быть в комнате!

Как она и ожидала, Каллен открыл эту несчастную дверь и, взяв девушку за руку, вывел в коридор. Пройдя по коридору с кучей лампочек, они поднялись по ступенькам и очутились в небольшом холле. Из-под приоткрытой высокой двери струился свет и виднелись очертания мебели, вторая же дверь была поменьше — к ней ее и подвели. Элис озадаченно захлопала глазами — не может же все быть так просто?..

Доктор Каллен открыл ей маленькую дверь и включил свет. Внутри ожидаемо обнаружилась ванная комната.

Значит, та, вторая дверь… ведет к выходу?

Дождавшись, пока похититель отойдет — на пару шагов всего, — Элис рванула к двери.

Мимо убийцы. В гостиную — большую, просторную.

Две двери в разных концах. Наугад — к одной из них.

Плита, холодильник и обеденный стол.

Черт. Черт-черт-черт.

Элис развернулась. Эдвард Каллен перегородил ей дорогу.

* * *

Он жил от Беллы до Беллы, лишь бессмысленно поглощая кислород в промежутках между моментами, когда перед ним снова стояла она — живая, дышащая, настоящая.

Но эти моменты неизменно разрушались.

Они открывали глаза — чужие глаза на родном лице. Он научился косметическому изменению цвета глаз.

Они начинали говорить — звук чужого голоса, исходящий из родных губ. Он тратил годы на то, чтобы освоить технику изменения голоса.

Каждый раз что-то было не так. Каждый раз после мига счастья все разбивалось вдребезги. Каждый раз, приходя в ярость, он уничтожал фальшивок, так умело притворявшихся его ангелом.

Не в силах вновь смотреть на мертвое лицо любимой, он заворачивал их в ткань, закрывая лицо. Только тогда он мог избавиться от улик.

И продолжать пытаться.

Ведь возможность снова видеть ее стоила всех мучений.

* * *

Она убегала.

Почему?

Эдвард подошел ближе, а она отстранилась. Будто боялась его.

— Это не ты… — хрипло прошептал он.

— Послушай, — затараторила Белла с паникой в глазах. — Послушай… Эдвард. Ты… тебе нужна помощь.

Ее взгляд забегал и наткнулся на лежащую на столе трубку домашнего телефона. Цепкие пальчики схватились за нее, но Эдвард тут же вырвал аппарат и швырнул на пол.

— Подожди! — чуть не плача, вскрикнула она. — Подожди… пожалуйста. Тебе нужна помощь. Пожалуйста… пожалуйста, дай мне позвонить. Тебе помогут… я помогу тебе. Помогу справиться с этим, я обещаю… Ты же веришь мне? Веришь своей Белле?

— Белла…

— Только дай мне позвонить, — шептала она. — Пожалуйста.

Медленно отошел.

Что может Белла сделать плохого?

Поднял трубку с пола.

— Спасибо… — прошептала она.

Напряженным взглядом Эдвард проследил, как Белла набирала какие-то цифры. Как прислонила трубку к уху. Как торопливо затараторила, что ей нужна помощь, прося кого-то приехать.

— Адрес?.. — замялась она. — Адрес…

— Это наш дом, Белла, — пробормотал он.

Им подарили его на свадьбу ее родители. Совсем небольшой, находящийся близко к побережью. Тихий, мирный… Белла очень любила его.

Она молчала.

Она обманула его.

Трубка летит на пол. Он хватает кухонный нож.

— Это не ты!

— Стой! — кричит она таким родным голосом. — Нет, пожалуйста, не надо…

Он медлит. А она смотрит широко открытыми глазами, и в глубине их мелькает понимание.

— Ты стоишь, — торопливо говорит она, не останавливаясь ни на секунду. — Это из-за моего голоса, да? Из-за ее голоса? Ты не можешь причинить ей вред. Ты любил ее… любишь. Тебе нужна помощь. Я не обманывала тебя, я помогу тебе!

— Ты — не она…

— Ее больше нет, — убеждает она. — Ты еще можешь жить дальше. Ты можешь справиться с этим, если дашь мне телефон. Если назовешь адрес. Тебе помогут. Тебе только нужно понять это и смириться. Ее нет.

— Ты лжешь! — раненым зверем взревел Эдвард.

Рука дрожала, не в силах совершить начатое.

— Это правда! — с горячностью, чуть не плача, твердит она. — Ее нет. Она умерла! Смирись! Она не вернется! Не вернется!

— Ты лжешь!

Любимый голос прерывается вскриком.

Шоколадные глаза широко раскрываются, и взгляд растерянно опускается вниз.

На животе расплывается темно-красное пятно.

Эдвард медленно поднимает телефон. На дисплее горит «911». Голос из динамика тревожно зовет подойти к телефону.

Адрес, значит?

— Корнелл-Драйв 4753, — пустым тоном заученно твердит он, прислонив трубку к уху.

Телефон летит на пол, ударяясь о паркет. Пустые глаза убитой девушки — точной копии его Беллы — смотрят в потолок.

— Белла, моя Белла… — шепчет Эдвард, падая на колени. — Как же мне снова увидеть тебя?..

* * *

На месте происшествия были найдены два тела с ножевыми ранами.