Не уберег (джен)

Аластор вытер вспотевшее лицо. Мышцы ломило от приятной усталости, кровь бежала быстрее, почти как после настоящего боя. Почти настоящего — и это его радовало. Он повесил старенькое полотенце на гвоздь, расправил плечи.

— Мы только тренируемся и тренируемся! А толку? — резануло по ушам, и Аластор круто обернулся.

Фабиан Прюэтт осекся и прикусил губу, Эммелина Вэнс хмурилась и теребила палочку, Гидеон смотрел прямо и с вызовом.

— А вам в драку неймется? — Аластора накрыла усталость, словно гранитная глыба: не та усталость, которая только что растекалась приятной теплой волной по рукам, плечам и спине, а другая, тяжелая, холодная, от которой сводит зубы, будто от холодной гнилой воды.

— В дело, — вскинулся Гидеон. — Зачем это все? — он обвел взглядом то, что в Ордене гордо называли тренировочным залом. — Для еще одного экзамена по ЗоТИ?

Сириус прыснул в рукав, и Аластору очень захотелось съездить ему по зубам — без всякой магии, просто, по-маггловски, с кулака, чтобы они брызнули белой крошкой и кровь вспенилась на губах пузырями.

— Чтобы у вас дома не плакали, — зло бросил он, но знал, что не поймут. Приключений им не хватает!

Для Блэка, Поттера, Прюэттов война казалась романтичной чередой погонь, засад, героических дуэлей и что там еще пишут кретины-журналисты, чтобы продать очередной выпуск. И Аластор через себя изворачивался, чтобы так и оставалось, чтобы эти мальчишки с горящими глазами не узнали, что такое, когда рядом, захлебываясь кровью, падает твой друг, когда палочка прикипает к руке и отодрать ее можно только с кожей, когда тошнота подступает к самим зубам от вида оплавленных Финдфайром тел.

— Мы не дети! — запальчиво выкрикнул Гидеон. — Войны не выигрываются сидением по кустам.

— Правильно, — сплюнул Аластор. — Их выигрывают мозгами. Один маггл, кстати умный был мужик, сказал, что каждый солдат должен думать о том, как закончить ту войну, которую начал.

— Похоже, он был хоть и умный, но не очень смелый, — презрительно фыркнул Сириус. — Что еще от маггла ждать.

— Ты точно туда пришел, Блэк? — нехорошо протянул Аластор.

Сириус замялся, шагнул за спину Поттера, глаза спрятал — понял, что хватил через край.

— Да какая разница, — Фабиан сжал кулаки. — Мы тут отрабатываем Экспеллиармусы со Ступефаями, а там, — он дернул головой, — там людей убивают. Надо что-то делать.

Аластор тяжело вздохнул и отвернулся. Что тут говорить. Им хочется в бой, хочется, чтобы кровь кипела, заклинания свистели у самого виска, словно маггловские пули. Для них никто еще не умирает навсегда, и самая большая печаль — это рассаженная скула да несчастливая любовь.

— На сегодня все, — устало махнул он рукой.

Шуршали мантии, шепотки за спиной шелестели, как листья в ночи.

— Блэк, ты перегибаешь!

— А ты слишком нерешительная!

— Но мистер Грюм наверняка знает, о чем говорит. Он воевал с Гриндевальдом...

— Когда то было! Ты сейчас на него посмотри!

— Но директор Дамблдор считает, что он...

— Просто признай: Грюм сдал. Может, в ту войну он и был героем, но сейчас...

Вот как? Сдал, значит, ребятки? Пусть. Лишь бы вернуть их домой, лишь бы родня не плакала. Поттер рвется в бой, а у самого молодая жена. Грюм дернул мантию так, что нитки затрещали. Пусть хоть как назовут, только бы живы остались. Что толку Лили с того, что ее Джеймс умрет героем? А сейчас пусть не герой, но жив.

— Гидеон, не горячись.

— Иначе что? Нам надо самим...

Нехорошее подозрение кольнуло Аластора за ребрами. Но каждому же маячок не навесишь. Дома их запирать, что ли? Так не поможет — сбегут. Они уже никого не слушают, подвиги им глаза застят. Он, Аластор Грюм, только оттягивает неизбежное. За спиной хлопнула дверь, отрезая все разговоры, словно ножом. Перед глазами колыхнулись болотистые пески Нанта, запрокинулось и упало куда-то в сторону бледное, перекошенное лицо Натали Робардс, глухо отдалось в ушах набатом из прошлого: «Примите наши соболезнования, мадам. Ваш муж сражался и погиб как герой». Аластор снова леденел, как тогда, когда глухим воем отразилась от обшарпанных стен ее тоска и отчаяние. Но время прошло, отрыдали те, что не дождались. И вот опять что-то поднимается, ехидно скалясь, выглядывает из-за угла, ждет и будто облизывается.

* * *

— Не могу, Ал, — Грюм залпом выпил уже который по счету стакан воды.

— У нас других нет, — Дамблдор сутулился, словно на плечи ему давил весь Хогвартс. — Думаешь, мне легко?

— Ведь нам же их хоронить! — Аластор подался вперед, зашелся в кашле.

— Знаю, — и это короткое слово придавило их обоих тяжелой рукой. — Вспомни, каково нам пришлось.

— Ну, ты-то не был во Франции, — сорвалось с языка само собой, и Грюм тут же пожалел об этом.

— Не был, — морщины у губ обозначились резче, и Дамблдор враз будто постарел на пятьдесят лет. — Но я встречал их здесь и помню каждого. А ты?

В горле вспух и тут же умер глухой рык. Аластор опустил голову.

— Прости, Ал, — голос Дамблдора прошелестел бесцветно, сухим пергаментом. — Но иначе не выйдет.

— Хотя бы придержи их, — взмолился Грюм. — Дай им немного времени.

— Я стараюсь, — вздохнул Дамблдор. — Поверь, стараюсь. Но мы только оттягиваем неизбежное.

* * *

Как Аластор ни пытался, не удержал горячие головы. Патронус Макгонагалл разбудил его в волчий час, когда в небе только начинали бледнеть звезды. А говорят, что дурные вести приносят именно черные кошки.

Руки сами скользнули в рукава, пальцы совсем не дрожали, застегивая пуговицы.

— Кто? — быстро спросил Аластор, и ему казалось, что вместо него говорит кто-то другой.

— Фабиан и Гидеон Прюэтты, Эммелина Вэнс, Марлин МакКиннон, Карадок Дирборн, Эдгар Боунс, — сухо перечисляла серебристая кошка голосом Минервы.

Сорвиголовы и Вэнс. Наверняка до последнего надеялась остановить. В ледяном спокойствии Грюм аппарировал. Адрес он запомнил, словно на камне вырезал. Краем глаза успел заметить, как тает в воздухе серебряный силуэт.

Серая муть схлынула, в глазах прояснилось. Рядом, сжимая палочку дрожащими от нетерпения пальцами, рвался с места Сириус Блэк, плотнее запахнулся в мантию Джеймс Поттер, непривычно серьезный, замерла ледяной статуей Доркас, мрачно хмурилась Гестия Джонс.

Они вышли на опушку, кусты цеплялись ветками за мантии, ноги скользили по росистой траве. Сарай на поляне впереди озарялся короткими вспышками. И над этим всем раскинулась пологом тишина.

Слабый блик отразился от очков Джеймса, Грюм перехватил его взгляд, коротко кивнул: мол, пора. Он молился, хотя думал, что давно забыл, как это делается, чтобы тренировки не прошли даром. Сам коротким взмахом выбил дверь, бросился в сторону, уходя с линии огня.

Алая вспышка прожгла рукав, черт с ним. Мантий не жалко. Выберутся отсюда — он купит себе целый десяток. Аластор прижался к стене, рядом коротко выдохнула Доркас.

Впереди Фабиан и Гидеон отбивались одновременно от пятерых. Одного Грюм узнал сразу по небрежно-выверенным жестам — Долохов. Вот он скользнул вперед, легко увернулся от заклинания и коротко отмахнулся — у Фабиана плетью повисла рука. Гидеон оглянулся, теряя драгоценные секунды, пропустил чей-то выпад и начал заваливаться на спину, удивленно зажимая рассеченное горло. Между пальцами у него пузырилась кровь, широким потоком проливаясь на мантию. Фабиан коротко и страшно вскрикнул, рванулся вперед и обмяк, будто напоролся на невидимый меч. Мантия на груди вздыбилась, поднялась волнами, набрякла черным, с треском разошлась, обнажая кожу и белые ребра. Грюм видел, как судорожно сжались и опали легкие, когда Фабиан кулем рухнул на грязный пол сарая.

Откуда-то слева рванулась Вэнс, сосредоточенная и злая. Воздух пошел рябью, Аластор несколько раз быстро моргнул.

— Мистер Грюм, — один из тех, кто в черном, бросился вперед, взмахнув рукой, словно в дуэльном клубе.

Позер! Еще бы, Розье думает, что может себе позволить рисовку. Он же в дуэлях равных не знает. Но здесь не дуэль. Грюм сжал зубы, наотмашь полоснул его режущим. Качнулся, пропуская луч. И правда дурак. В бою не танцуют и не выделываются, а лупят так, чтобы наверняка. Два-три заклинания — и дальше. Или слег, или жив. Некогда время тянуть. Розье громко рассмеялся и перешел в атаку. Щеку обожгло, Аластор бросился в сторону, выставляя щит. Значит, быстро не выйдет. Жаль.

Потому что там впереди, упрямо сжав губы, отступает под атаками Долохова Вэнс. Вот Сэлвин насел на Поттера, но тот молодец, держится спокойно, как на тренировке.

Выпад, защита, снова выпад. Грюм не любил изящные и сложные заклинания. В настоящей драке от них никакого толку. Лучше всего полоснуть по горлу или груди, добить — и вперед. А вот Ивэн явно любит щегольнуть чем-то эдаким. Тем хуже для него. Аластор подался вперед и... нога поехала на чертовом маленьком камешке, который взялся тут неизвестно откуда. Розье торжествующе выкрикнул что-то, палочка взметнулась, как шпага. И Грюм провалился вперед, колено словно вспыхнуло огнем. Пол качнулся, оказался так близко. Надо же, погореть на такой мелочи! Аластор перекатился, поднялся на локте. Черт с ней, с ногой. Потом. Он вытянул руку, целя Розье в горло, но из-за боли в проклятом колене пальцы дрожали, как у пьяницы, и заклинание только задело тому плечо.

— Прощайте, — издевательски рассмеялся Ивэн, направляя палочку вниз, как заправский бретер.

И Грюм взревел, лицо словно обожгло кипятком, что-то горячее потекло по щекам. Кровь? Слезы? Какая разница уже. Только на одной злости он сморгнул красную липкую пелену и вытянул руку.

— Авада Кедавра, — прохрипел он и довольно оскалился, когда Ивэн совсем не красиво и не картинно взмахнул руками и рухнул лицом в кровавую лужу.

А потом в голове словно кто-то взорвал сразу сотню фейерверков. Аластору показалось, что она раскололась на столько кусков, что никакое Репаро не соберет. Они разлетались в разные стороны, а между ними проступала темнота, как вода через растрескавшийся лед. Она сыто хлюпнула, и Грюм ухнул в нее, как в прорубь.

* * *

На больничной койке он провалялся больше месяца. Целители с ним намаялись. Поначалу Аластор метался в бреду, путал не то Фабиана, не то Гидеона со старшим Робардсом, а потом рвался домой, к своим. Он должен сказать Филомене Прюэтт, должен.

Седой целитель хмурился, укладывая его обратно на жесткую подушку.

— Я виноват, — хрипел Аластор, с трудом разрепляя запекшиеся губы. — Я.

— Тише, — приговаривал целитель и грустно качал головой.

Силы возвращались, вот только мир Аластор видел несколько однобоко. С левой стороны картинку закрывало темное пятно.

— Глаз спасти не удалось, — седой целитель был прям и по-военному безжалостен. — Как и ногу.

«Врете!» — хотелось выкрикнуть Грюму, но вместо этого он только молча кивнул.

Отвоевался ты, Аластор. Вот и получил, что хотел. Когда целитель вышел, Грюм вцепился зубами в подушку и глухо завыл.

Приходил Альбус, долго стоял в дверях, потом присел на край кровати, небрежно отодвинув стул в сторону.

— Теперь один ты остался, — криво усмехнулся Грюм. — Я уже выбыл.

— Рано сдаешься, — Дамблдор грустно улыбнулся. — Я же мастер трансфигурации, такой глаз тебе сделаю — лучше прежнего будет.

— Только без ноги я никудышный боец, — Аластор развел руками.

— И это поправимо, — отмахнулся Альбус. — Все на свете поправимо, кроме смерти.

— Кстати, сколько? — в горле у Грюма пересохло.

— Гидеон, Фабиан. Карадок пропал, — Дамблдор снял очки, повертел в руках, словно до того никогда их не видел.

— Сбереги их, Ал, тех, кто выжил, — Грюм отвернулся, в единственном оставшемся глазу предательски защипало. — Раз у меня не вышло.

— Сберегу, — сухие горячие пальцы Дамблдора крепко сжали ладонь Аластора. — Обещаю тебе.