Эффект мотылька (гет)

Периодически, оглядывая весь фанфик в фокусе на Анри д’Ожерона, я размышляю над смыслом выражения «рояль в кустах». Но если серьёзно — им всем точно нужен был катализатор (волшебный пендель), иначе тупили бы до пенсии! Так что пусть лучше Анри будет данью мадамской литературе (даже если я никогда не доберусь до вбоквелла про Хлою Буржуа), «Одиссее капитана Блада» Рафаэля Сабатини и объективности Маринетт, канонически слишком скорой на суждение.

* * *

Утро Маринетт и большинства её одноклассников началось с урока литературы с мадам Лоран, а утро Хлои Буржуа — с мысли о пользе самостоятельного выполнения домашних заданий, к которой её привели одновременно настойчивость Поллен и непроходимая дурость Сабрины, компенсировавшаяся только ее трудолюбием. Весь класс — точнее, все, кто пошел с ними вместе в лицей — продолжал думать, что это Хлоя списывает у подруги, а не наоборот. И вплоть до нынешнего урока она каждый раз горько жалела, что взялась трудиться над заданиями лично (каждый раз, когда её не слышала зануда-квами) — вплоть до того момента, когда мадам Лоран объявила, что уходит в декретный отпуск (и это в их последний год, за неделю до весенних каникул!) и оставляет вместо себя красавчика месье д'Ожерона.

Маринетт подняла голову от парты только в тот момент, когда мадам Лоран сообщила о своём интересном положении (в последнее время она стала пропадать так часто, что вызывала подозрения — уж не перекочевал ли в её руки талисман Мотылька?), и в класс вошёл их новый преподаватель. Анри д'Ожерон был ожившей девичьей мечтой: стройный, зеленоглазый блондин с улыбкой, таившей некий секрет, недоступный другим. Словом, он был достаточно похож на Кота Нуара, чтобы Маринетт весь урок пялилась на него вместе с другими одноклассницами. Настолько, что на перемене Алья даже подколола её:

— Что, этот блондинчик так похож на Адриана, что ты переключилась?

Маринетт словно ледяной водой окатили: с каких это пор её стала интересовать личность напарника — и с каких пор они с Адрианом так сильно похожи на одного и того же человека? Весь второй урок литературы она тщательно присматривалась к новому преподавателю и пришла к выводу: это не Кот. Слишком взрослый, слишком иначе двигался, да и мимика... И ещё Маринетт прекрасно помнила то нежное чувство тихого бешенства, в которое Нуар приводил её несвоевременными шуточками, тогда как Анри д'Ожерон был до зубовного скрежета уместным. Как Адриан на публике, вдруг поняла она.

Тем не менее, когда месье д'Ожерон объявил, что в конце дня всех желающих ждёт факультативное занятие по литературе Древнего Востока, Маринетт ещё сомневалась: ей не хотелось оставаться после уроков. Однако заметив, как Алья и Хлоя синхронным движением теребят свои талисманы, и поймав себя на желании потянуться к серьгам, заподозрила неладное и подняла руку вместе с друзьями.

— Не нужно, не нужно, — усмехнулся преподаватель. — Пусть приходят те, кто захочет; я не буду считать.

В общем, Маринетт была на взводе — до такой степени, что даже не замечала внезапно задумчивого Адриана весь оставшийся день. Её нервозность усиливало и явное беспокойство Тикки, которое малютка-квами не могла сейчас выразить иначе, как бурной возней в сумочке. И как раз такой момент выбрала Алья, чтобы заговорщически прошептать подруге на ухо посреди столовой:

— Маринетт, мы с тобой обязаны быть на этом факультативе! Мне кажется, он Кот Нуар!

— Нет!

Когда все вокруг уставились на них, бесцеремонно выдернутая из раздумий Маринетт поняла, что ответила слишком громко, и понизила голос:

— Он точно не Кот Нуар. Проверь, я... несколько раз видела Кота на таком же расстоянии, как тебя сейчас, говорила с ним, он спасал меня не единожды.

— Ты говоришь так, будто хорошо с ним знакома, — насупилась Алья.

— Можно и так сказать, — ответила Маринетт, надеясь, что не спровоцирует излишней откровенностью принародное раскрытие Рены Руж. — Кот Нуар добрый и смелый, и всегда ставит чужую жизнь выше собственной, и очень хороший друг. Не уверена, что Анри д'Ожерон обладает всеми этими качествами.

— Подруга, да ведь мы совсем его не знаем... — пораженно ответила Алья.

— Что ж, у нас будет время. Как раз.

Маринетт постаралась вложить в эту реплику как можно больше тепла, понимая, что переборщила, защищая доброе имя Кота. И, наверное, поэтому не заметила ни цепкой задумчивости Альи, которая в другое время привела бы её в ужас, ни тем более того, что за соседним столиком притих, вслушиваясь в их разговор, предмет беседы и объект её пылких чувств.

* * *

Когда Маринетт с Альей собирались на факультатив, они не ожидали, что там будет много народу, но вот чтоб совсем уж... У двери в кабинет их встречали Адриан и Нино, а рядом подпирала косяк Хлоя.

— Я не хочу домой раньше времени, и уговорил Нино составить мне компанию, — обрадовался Адриан, увидев девочек, и Маринетт с трудом не покраснела.

— Вернее, это я увязался за бро, — ввернул Нино, подмигивая подружкам. — А Хлоя, кажется, запала на этого д'Ожерона.

— И ничего подобного! — ощетинилась Буржуа.

— А как ещё объяснить, что ты пришла без Сабрины, Хло? — поддел Адриан, не оставлявший надежду помирить подругу детства с остальными. — И отговорила полкласса от факультатива.

И тут Маринетт, с ревнивым интересом следившая за перепалкой, заметила в высшей мере странное: Хлоя смутилась и машинально коснулась рукой пчелиного гребня, державшего шишку из волос.

— Интересное украшение, кстати, — заметила Алья. — Тебе идёт. Стало гораздо лучше, чем раньше.

Мальчишки затаили дыхание, поражённые небывалым: Сезер сделала Буржуа искренний комплимент. И только Маринетт, пока они теснились в проходе, прошипела на ухо подруге, злясь на ее беспечность:

— Алья, ты что несёшь?!

— Уж ты-то должна понимать что, — подмигнула та.

Невероятно!!!

Наверное, только осознание полного отсутствия у подруги пиетета перед тайной Камней Чудес спасло Маринетт от последующего ещё более глубокого шока: когда они вошли в кабинет, месье д'Ожерон сидел на учительском столе, словно старшеклассник, а на его плече примостился... Квами?!

Невероятно в квадрате!!!

На самом деле, не спасло: Алье пришлось вести подругу, схватив за руку, и усаживать за парту насильно. Остальные справились с посадкой самостоятельно, во все глаза рассматривая ярко-синего кроху. Только Адриан, зашедший последним, вернулся к двери, чтобы её запереть. После этого месье д'Ожерон произнёс:

— Зовите меня Анри, а его, — натянуто улыбаясь, он указал на квами, — Дуусу. Просто по именам, потому что нам понадобится ваша помощь — соответственно, нужно сокращать дистанцию. Вижу, вы многое хотите спросить, поэтому давайте по очереди.

О, Маринетт многое хотела бы спросить! Но от вопросов о секретности, безопасности и прочих вещах, которые этот парень явно считал бессмысленными, её удержала очень вовремя подсунутая подругой ириска-тянучка, намертво склеившая зубы. Пока она сражалась с конфетой, Нино и Адриан одновременно воскликнули:

— Что это за штуковина?

— Это павлин?

Пока Анри — Маринетт просто физически не могла звать другого хозяина квами "месье" — объяснял, что такие же милашки помогают превращаться Ледибаг и Коту Нуару, и что — да, это действительно павлин, она подумала, что Адриан как-то слишком внимательно изучил стащенную у отца Книгу, но от мысли о том, что только Нино спросил, что это, а не кто, а больше странным образом никто не пришёл, её отвлёк вопрос Хлои:

— Какая помощь вам нужна, Анри? — скрестив руки на груди, она явно приготовилась торговаться.

— И почему именно мы, а не кто-то ещё? — добавила, хмурясь, Алья: Маринетт сильно подозревала, что подруга уже знает ответ, но хочет услышать версию оппонента.

Анри д'Ожерон потёр ладони, словно радуясь разожжённому энтузиазму, а квами-павлин — Дуусу, поправила себя Маринетт, его зовут Дуусу — смотрел на всех грустно и внимательно, и речь начал именно он:

— На самом деле, вас позвал я, и если сюда сегодня пришли вы пятеро, значит, так и должно быть. Нам нужна помощь, чтобы встретиться с Бражником.

— В вашем классе акумы захватывают людей чаще, чем во всём остальном Париже, — взял слово Анри. — И с вами, насколько мне известно из одного блога, — он кивнул Алье, — иногда встречаются герои Парижа — чаще, чем со всеми остальными горожанами.

— Это всё понятно, — впервые подала голос Маринетт, подивившись его мрачности. — Но зачем говорить с Бражником? Если можно победить его и забрать талисман, который даёт ему силу?

Остальные уставились на неё.

— Понабралась от Альи, — пробормотал Нино под молчаливое согласие Адриана.

— Потому что одна только победа не решит проблему. Корень её кроется в том, что однажды у Бражника — до того, как он впервые воспользовался талисманом — была семья, обожаемая жена и сын. Жена погибла, и теперь он хочет заполучить талисманы Ледибаг и Кота Нуара, которые, будучи соединены, исполнят одно любое желание. Вот только подобное желание может перевернуть Вселенную с ног на голову, да и такая магия никогда не работает просто так, а обязательно забирает что-то взамен.

— А вам-то что за беда? — спросила Хлоя, приподняв изящную бровку. — Ну, обменяет Бражник себя на жену. Не будет ни его, ни супергероев, которые были нужны, чтобы с ним сражаться — всё сложится само собой. Сплошная польза обществу — и никакого ущерба.

— Беда в том, что это не будет так просто, как ты описываешь, Хлоя. Это так не работает, я уже сказал, — на миг оскалился Анри, впрочем, тут же возвращаясь к прежнему дружелюбию. — И предваряя ваш следующий вопрос, почему нам с Дуусу не всё равно: Эмили была и остаётся хозяйкой талисмана Павлина и моей любимой старшей сестрой.

Были и другие вопросы, на которые отвечали Анри и квами-павлин, но Маринетт их уже почти не слышала, поражённая осознанием и злостью на бесцеремонность Анри. Она отмерла, только когда их маленькая группка разошлась, и в безлюдном школьном коридоре Алья вопросила:

— Нет, ты только подумай, что за парочка: Бражник и Павлин! И кто у них мог уродиться? Кот Нуар?!

— Ты не поняла! — воскликнула расстроенная донельзя Маринетт: она успела заметить, с каким лицом остался в классе Адриан, чтобы наедине поговорить с новым преподавателем. — Я знаю только одного человека с настолько поганым характером, чтобы он мог стать Бражником, и настолько печальной семейной историей и женой по имени Эмили!

— Оу... — протянула Алья, кажется, понимая.

Маринетт не захотела добавлять, что именно Габриэля Агреста она уже подозревала — и была так счастлива ошибиться — из-за книги о Камнях Чудес. И тем более не хотела говорить на тему очевидных подозрений Альи насчёт вторых личностей её самой и Хлои: привычный мир и так пошатнулся слишком сильно, и новой порции злости, перемешанной с неловкостью, Маринетт не выдержала бы.

* * *

— Скажи, Тикки, вот как можно так вываливать перед другими людьми чужие личные тайны?! — всплеснула руками Маринетт, расхаживая по комнате: из-за всех сегодняшних новостей она не смогла уснуть даже после патруля, на который Кот Нуар отчего-то не явился. — Ненавижу этого Анри д'Ожерона! Ты видела, как отреагировал Адриан?! Ясное дело, при всех друзьях практически заявили, что его отец — Бражник! А я понятия не имею, как ему помочь....

— Всё образуется, Маринетт, — начала квами, как делала всегда, когда её подопечная терялась в эмоциях. — Как думаешь, почему Дуусу позволил хозяину так поступить? И разве в том классе был кто-то, кому ты не доверяешь — и кому не доверяла бы, окажись на месте Адриана?

— Ты права, Тикки... Даже Хлоя оказалась вполне ничего, — Маринетт грустно усмехнулась. — И она не выдаст Адриана, что уж говорить про остальных. Но как я могу поддерживать его, если знаю, что наши с Нуаром талисманы могли бы вернуть ему маму — и не позволю использовать их?

— Не могли бы. Ты ведь слышала Анри, Маринетт, — испуганно пискнула Тикки. — Я не должна тебе этого рассказывать, но магия, которую используют Камни Чудес для исполнения желания, предполагает зеркальный обмен. И если говорить о жизни человека, то ценой будет другая жизнь — равная возращённой.

— В каком смысле — равная?

— Одна из предыдущих Ледибаг считала, что тут может быть два пути: кто-то, кто должен был умереть вместо возвращаемого человека; или кто-то, кто занял его место в жизни других людей.

— Мамочки... — Маринетт в ужасе прижала ладони к щекам, чувствуя, как засосала под ложечкой смутная тревога. — Может, Анри с Дуусу всё-таки ошиблись по поводу Бражника? И это не Габриэль Агрест?

— Ты ведь слышала, что они говорили, — вздохнула Тикки, — талисман Мотылька оставался у него, и Дуусу может чувствовать любого из нас на расстоянии.

— Надеюсь, этот придурок д'Ожерон не выдаст всех скопом, — пробормотала Маринетт под укоризненным взглядом пятнистой подружки. — Только подумай, Тикки, что случится, если Габриэль в самом деле Бражник, и ему достанутся наши талисманы, и он загадает желание? Мы ведь даже не знаем, кого Вселенная заберёт в обмен на маму Адриана, и вернёт ли её вообще...

Маринетт вдруг замерла, как громом поражённая. Не может быть... Пожалуйста, пусть этого не может быть...

— Тикки, если бы желание сработало, ценой стала бы жизнь Адриана?

— Я думаю так же, Маринетт, — квами тревожно вспорхнула. — Но мы не можем знать наверняка. Хотя главным условием, от которого зависит равноценность обмена, твоя предшественница предполагала точку зрения загадывающего желание. Но она не смогла разобрать манускрипты до конца.

— Тикки, я должна забрать Книгу! — Маринетт вновь заходила по комнате, размахивая руками от волнения. — Я должна встретиться с ним и отговорить! Не может быть, чтобы Габриэль Агрест добровольно принёс сына в жертву! Мы идём прямо сейчас!

— Мы никуда не идём! — заверещала квами. — И сначала ты должна успокоиться, Маринетт! Что бы ты сказала, заявись к тебе Бражник среди ночи через окно, пусть даже и с наилучшими намерениями?!

Маринетт озадаченно поглядела на Тикки, зависшую в любимой позе Альи, которая между ними называлась "руки-в-боки", и вдруг представила описанную картину. Вышло бы нехорошо, что и говорить.

— К тому же, — завершила наступление квами, — сегодня Адриан и сам наверняка найдёт, о чём поговорить с отцом.

— Ты права, — Маринетт обессиленно опустилась на кровать. — Но я не хочу, чтобы с ним случилась беда.

— По-моему, тебе не хватает дружеского совета. Совета человека, я имею в виду, — улыбнулась Тикки, пристраиваясь на подушке подле хозяйки.

— И снова права, — пробормотала Маринетт, начиная засыпать. — И куда только запропастился Кот, когда он так мне нужен?

Между тем, как рядом поперхнулась Тикки, сегодняшними событиями и отсутствием Кота Нуара на патруле точно была какая-то взаимосвязь, и на грани сна Маринетт показалось, что она вот-вот ухватит нужную мысль, но было слишком поздно.

* * *

Тем временем в особняке Агрестов тоже не спали. Промаявшись до полуночи под впечатлением от всего услышанного за день, Адриан отправился бродить по дому и вдруг заметил, что из-под дверей рабочего кабинета отца льётся свет. Это ли не шанс? Поговорить, пока они окончательно не запутались в секретах друг от друга?

— Ты обещал не раскрывать все карты сразу, — проскрипел из нагрудного кармана Плагг.

— А как мне начать разговор? — шёпотом ответил Адриан.

— Точно не со слов "Я всё знаю", — ответил квами, пряча за ехидством беспокойство о подопечном: уж лучше бы парень продолжал стонать о неразделённой любви — потому что Плагг понятия не имел, что делать с почти взрослым ребёнком, отчаянно скучающим по матери и не находящим взаимопонимания с отцом. — В конце концов, он ведь твоим отцом от этого быть не перестал? Ну и что, что Бражник? Поверь мне, Адриан, бывают папаши и похуже.

— Да уж, — фыркнул Адриан, решительно берясь за ручку двери.

— Нет, я серьёзно! — ухватился за идею Плагг. — Сам подумай: всё, что он наворотил, вы с Ледибаг легко исправляли!

— Я бы поспорил насчёт лёгкости... — начал Адриан уже с улыбкой, но в этот момент дверь под его рукой распахнулась — с другой стороны стоял отец.

И судя по выражению лица, он никак не ожидал встречи с сыном в такой час.

— Что ты здесь делаешь, Адриан? Уже поздно. И с кем ты разговаривал?

— Я... — Адриан вдруг испугался, поняв, что ему тяжело смотреть отцу в глаза. — Я хотел поговорить с вами и репетировал.

Ответом ему были приподнятые брови, словно родитель ждал, что же за повод заставил сына оторвать его от работы. Но Адриан только прошёл в кабинет, упорно глядя на собственные ноги.

— Машину не куплю, — вдруг отрезал Габриэль. — Тебе ещё рано водить!

— Что?! — оторопел Адриан; Плагг в его кармане тихонько хихикнул, и вдруг всё стало легко и прозрачно. — Глупости, отец! Просто тут такое дело...

— У тебя есть девушка, и она беременна? — видно было, что эти слова Габриэль выдавил из себя с трудом.

Покраснели оба. Ну откуда, откуда Адриану было знать, что сегодня милая Натали подсунула своему работодателю статью из глянцевого журнала с заголовком "Что скрывает ваш сын-подросток"?

— Отец, это вообще не то... — побагровел Адриан, голых девушек живьём ещё не видевший, несмотря на свои семнадцать лет и доступность развлечений в современном мире; Плагга в кармане пришлось сжать в кулак — на всякий случай. — Однако есть кое-что, что вы хотели бы узнать от меня. Как я полагаю.

— И? — крайнее смущение (и дался Натали этот журнал!) сделало Габриэля весьма раздражённым.

— Я сегодня познакомился с дядюшкой, — наконец сформулировал Адриан. — Он пришёл к нам в лицей преподавать литературу. И я надеюсь, что он на самом деле младший брат мамы, а не жулик, решивший выманить у вас деньги. Вы, наверное, будете против, чтобы мы общались — но я хотел, чтобы вы узнали об этом не от чужих людей.

— Почему ты думаешь, что я буду против? — Габриэль присел в кресло и дал сыну знак сесть рядом; видно было, что честность стала для него приятным сюрпризом, и Адриан почувствовал глубокий стыд за то, что на самом деле честен не до конца.

— Ну... — он отвёл глаза, обдумывая ответ — правдивый, но опять не полный, — мы ведь не общаемся с маминой семьёй.

— На самом деле, в этом больше моей вины, чем намерений. — Габриэль смотрел куда-то сквозь сына. — Когда ты родился, Эмили было всего девятнадцать. Её родители были против столь раннего брака, хотели, чтобы она стала в первую очередь высококвалифицированным переводчиком, а не актрисой и моделью, да и я им, признаться, не слишком нравился. И младший брат, Анри, у неё действительно был.

— Поэтому вы про девушку спросили? — улыбнулся Адриан, нащупывая ниточку понимания; отец сейчас выглядел слишком... Ранимым? Настолько, что хотелось его отвлечь. — На самом деле, есть... Скажем так, есть кое-кто, но у нас пока не дошло до знакомства с родителями, потому что она считает меня обалдуем.

Габриэль рассмеялся, и Адриан замер, затаив дыхание. Воистину, величайшее из чудес — улыбка близкого человека. Ещё некоторое время они проговорили об учёбе и о планах отца на бизнес — к обоюдному, тщательно скрываемому удовольствию.

Позднее в своей комнате, воодушевлённый прошедшим разговором, Адриан заявил Плаггу:

— Знаешь, я очень виноват перед отцом. Он заботился обо мне, как мог, а я совсем забыл, как сильно он любил маму. Я во что бы то ни стало помогу ему справиться с потерей, и никакие Камни Чудес не понадобятся.

— Вот это моя школа! — удовлетворённо мурлыкнул квами, облизывая с усов остатки камамбера. — Но ты лучше подумай, как будешь отцу заявленную девушку показывать.

— Да уж, — отозвался Адриан. — Представляю себе первую встречу: "Отец, знакомьтесь, это Ледибаг, моя подруга. Кстати, забыл сообщить: я Кот Нуар". Это ещё невероятнее, чем уговорить мою Леди на свидание.

— В крайнем случае, предъявим ему кого-нибудь из твоих одноклассниц, — безобразно довольный, что подопечный отвлекся от своих печалей, но разочарованный его патологической недогадливостью, посоветовал Плагг.

На том и порешили. Адриан не ставил себе это целью, но отсутствию акум в последующие дни город был обязан не в последнюю очередь их беседе с отцом. Магия Нууру, привыкшая следовать за горем и яростью хозяина, пропадала втуне: оттого, что Габриэль Агрест был так рад налаживающимся отношениям с сыном, бабочки выходили красные, синие и даже серо-буро-малиновые в крапинку — словом, какие угодно, только не чёрные — и лететь на поиски жертвы отказывались напрочь.

Я всерьёз рассчитываю, что однажды герои именно догадаются по поводу личностей друг друга, а не бездарно попадутся - потому что приз должен доставаться как итог поисков, а не на халяву; и ещё это будет означать, что они наконец начали по-настоящему присматриваться и прислушиваться друг к другу, как взрослые люди, и прекратили топиться в собственных проблемах и комплексах.

* * *

Несмотря на невероятно содержательный понедельник, Маринетт окончательно осознала, что мир никогда не будет прежним, только на следующее утро: когда она вошла в класс, первой с ней поздоровалась не Алья, а Хлоя. Конечно, сухой кивок вряд ли можно было засчитать за пламенное приветствие, да и после знакомства с Поллен она стала куда как сноснее, но... Хлоя, блин, которая не давала ей жизни с шестого класса коллежа!

Когда Маринетт плюхнулась на скамейку рядом с подругой, Ким спросил:

— Ребят, а что вчера проходили-то? На факультативе.

— Образ павлина в китайской мифологии! — хором отчеканили Нино и Алья — словно сговорились.

Маринетт чуть не расплакалась от радости, когда со всех концов класса загомонили желающие пойти на следующее занятие: уж очень ей не хотелось обсуждать с этим выскочкой Анри д'Ожероном какие бы то ни было вопросы, касающиеся Камней Чудес. То, сколь мало он питал уважения к их тайне, и то, что принесённые им новости наверняка ранили Адриана, задевало её слишком глубоко, чтобы она вообще хотела к нему приближаться.

Сам Адриан пришёл в класс уже после начала урока (к вящему неудовольствию мадам Гобле), задумчив и даже почти весел. Он, совсем как Кот Нуар, всегда старался делать вид, что на душе у него легко и радостно — даже когда всё было с точностью до наоборот, — да так ловко, что Маринетт иногда терялась.

— Чувак, у тебя девять жизней, что ли? — тихо спросил его Нино. — На химию опаздывать!

— Тшшшш, — прошипел Адриан, и это точно не относилось к болтовне на уроке, потому что в этот момент мадам Гобле собирала домашние работы и шептались все. — Прости, Нино, проспал: полночи с отцом проговорили.

Маринетт бы услышать последнюю фразу и увидеть, как друг улыбается, но нет... Это она уже пропустила мимо ушей, потому что в её голове словно разворачивалась киноплёнка: один за другим случаи, когда вместо пропавшего Адриана возникал Кот — и обратно; то, как Кот отреагировал когда-то на её подозрения в адрес Габриэля Агреста; то, как особенно быстро появлялся, если акума захватывал кого-то из их одноклассников; то, как от Адриана периодически не просто пахло, а прямо-таки разило камамбером; то, как Кот всегда прикрывал её собой, а Адриан ни за что не сдавал учителям товарищей, которые сбегали с уроков; как они оба были так по-разному похожи на Анри д'Ожерона (дядю Адриана, на минутку!); как Адриан, подобно самой Маринетт, боялся надеть маску Кота на съёмках клипа год тому назад — конечно, там бы и полный дурак догадался!

Да взять хоть клятую аллергию на голубиные перья!

Маринетт была в панике и в ярости одновременно, и воспоминание о том, как Адриан чуть не разбился, падая с башни Монпарнас (Кот паршивый, он ведь мог трансформироваться и не доводить её до сердечного приступа!), только подлило масла в огонь.

— Девочка моя, ау? — позвала Алья, подвигая подруге сборник задач по химии. — Держи учебник, открывай...

Ехидный тон подруги стал элементом, завершившим реакцию. "Действительно, кто ещё мог уродиться у Бражника и Павлина?!" — рыкнуло внутреннее я. Тикки в сумочке тихонько пискнула, но Маринетт уже занесла учебник над головой сидевшего впереди одноклассника и со свистом опустила на вихрастую макушку:

— Скотина!

В классе воцарилась гробовая тишина. Маринетт пришла в себя и, поняв, что натворила, залилась краской.

— Воу, — восхищённо присвистнул Нино.

Адриан обиженно потирал место удара, а Алья и остальные недоумённо замерли: влюблённая Дюпэн-Чен лупит Агреста по голове — это что-то новенькое!

— Мадемуазель, что вы себе позволяете?! — взвыла мадам Гобле, опомнившись раньше учеников.

— Там а-а-акума с-сидел... — пробормотала Маринетт первое, что пришло на ум.

— Я его не видела, — отрезала учительница. — Как и причин поддаваться массовой истерии по поводу чёрных бабочек именно на моём уроке. Вон из класса, и можете не приходить обратно!

— Да, мадам, — выдавила из себя Маринетт.

Стараясь ни на кого не смотреть, она собрала вещи и вышла в коридор, всё время молясь хотя бы не споткнуться перед ребятами. Жизнь была ужасна, хотелось свернуться калачиком, выбрав предварительно уголок потемнее, и Маринетт, наверное, так и сделала бы, не попадись ей навстречу Анри д'Ожерон.

Он, похоже, не ожидал увидеть ученицу в коридоре посреди урока, но тем не менее был рад этому обстоятельству.

— Мадемуазель Дюпэн-Чен, я хотел бы с вами поговорить. По поводу вчерашнего. Не уделите минутку?

Это не прозвучало, как вопрос, и Маринетт, ещё подавленная своей оплошностью в классе, согласилась молча и сердито. Зайдя вслед за Анри в свободный кабинет, она не заметила, как с химии, беспокоясь о ней, сбежали и друзья, совершенно наплевав на гнев мадам Гобле, и теперь собрались под дверью, чтобы послушать.

— Маринетт — вы ведь позволите по имени? — начал Анри, смущаясь, и в этот момент он был настолько похож на племянника, что у неё защемило сердце. — Вижу, вы не понимаете меня до конца и потому злитесь. Позвольте же показать вам проблему с моей точки зрения. После замужества Эмили я виделся с сестрой редко и украдкой. Она с удовольствием учила китайский, но не желала, чтобы родители что-то решали за неё — тем паче в выборе профессии и жизненного пути, и оттого избегала семейных сборищ, а они считали, что сестра плохо на меня повлияет. Как я уже сказал, мы встречались нечасто, но со мной она обсуждала всё, о чём не могла поговорить ни с кем другим. И вот однажды я увидел сестру в восторге, какого не знал раньше: в качестве гонорара за работу на переговорах Эмили получила старинную книгу и два ювелирных украшения — две броши необычайно тонкого исполнения. Как вы уже могли догадаться, броши изображали павлиний хвост и мотылька, а книга повествовала о героях древности, чьи силы значительно превосходили человеческие. Сестра, я знаю, проводила над книгой всё свободное время — по крайней мере, пока не родила сына — и многое из неё успела перевести. Однако по мере того, как Адриан рос, Эмили теряла интерес к переводу — или, как я полагаю сейчас, могла посчитать информацию в книге опасной и намеренно прекратила с ней работать. Она успела рассказать мне о законах, по которым действуют талисманы, о квами, о запретах и возможностях — но далеко не всё. А затем в один ненастный вечер ко мне прилетел Дуусу, едва живой, а в новостях показали, что машина, на которой Эмили возвращалась со съёмок нового фильма, упала в реку с моста. Тело так и не нашли, как, разумеется, и талисман.

— Я не злюсь... — призналась Маринетт, когда монолог закончился, и поняла, что это правда. — Но вы говорите так, словно хотите, чтобы Бражник получил Камни Чудес и загадал желание, но боитесь, что он напортачит.

— Как вы догадались? — Анри распахнул глаза, точь-в-точь как Кот, пойманный на горячем.

— Не так уж это и важно, — ответила Маринетт, всё ещё немного надеясь, что собеседник не в курсе всех личностей героев Парижа. — И я бы с радостью вам помогла. Я даже попыталась встретиться с Ледибаг и Котом Нуаром. Правда, Кот куда-то запропастился, но Ледибаг…

Господи, какую чушь иногда приходится нести…

— И? Что ответила Ледибаг? — надавил Анри.

Маринетт закрыла глаза и выдохнула:

— Что она, не задумываясь, отдала бы свои серёжки, если бы это было единственной ценой.

Это снова была правда. Ещё вчера, до разговора с Тикки, она подумывала принести Бражнику оба талисмана лично в руки, но затем всё опять слишком стремительно изменилось. И от пришедшего понимания Маринетт было очень и очень грустно, и она хотела, чтобы этот разговор поскорее закончился, и чтобы Анри д'Ожерон никогда не появлялся в их жизни.

— Маринетт, я всё же надеюсь... — начал было Анри, но договорить ему не дали.

— Хватит! — дверь в кабинет распахнулась, явив собеседникам взбешённую Алью Сезер; не дожидаясь продолжения, она взяла подругу за локоть и повела наружу, бросив на учителя уничижительный взгляд: — Если вы ещё раз посмеете на неё давить, будете иметь дело со мной!

Маринетт обрадовалась, что они с Альей наконец останутся наедине — но, как оказалось, поспешила с выводами: в коридоре их поджидали Нино и Адриан. Последний сразу же заговорил, словно боялся, что она убежит или перебьёт его:

— Знаешь, Алья мне всё рассказала, — на этой фразе у Маринетт душа ушла в пятки, потому что подруга владела слишком большим объёмом информации, однако Адриан быстро развеял её опасения. — Мой учитель фехтования тоже считает, что достойный удар отлично лечит депрессию... Но я в порядке, честно. В первую очередь я вижу не Бражника, а своего отца. Хороший или плохой, он меня любит, и я верю, что мы найдём общий язык. Так что я в порядке.

Адриан улыбался чуть надломленно и крутил перстень на пальце; честное слово, не зная Кота до конца — какой-то час назад, подумать только! — Маринетт поверила бы в это "в порядке". Она поняла, что раньше и вообразить не могла такой острой потребности кого-то защитить, и в который раз прокляла Анри д'Ожерона с его задушевными разговорами.

— Я знаю, — ответила она, вдруг ничуть не стесняясь, и накрыла дрожащие пальцы друга своими. — И не сердись на дядю, что он перегнул палку. Я тоже в порядке. Честно. А Ледибаг с Котом Нуаром должны сказать твоему отцу спасибо за регулярную физкультуру, — она улыбнулась настолько искренне, насколько сейчас была способна.

И ушла, прихватив с собой Алью и оставив мальчишек с отвисшими челюстями — и надеясь, что её "в порядке" получилось менее паршиво, чем у него. Потому что, как только они добрались до школьного двора с его скамейками, Маринетт рухнула без сил на одну из них и заревела в голос, судорожно вцепившись в Альину рубашку.

Та ласково гладила её по голове, а оба квами вились вокруг, не зная с какой стороны подступиться. Стыд перед подругой, которая, похоже, давно была в курсе её секрета, шок от осознания того, что Адриан и есть Кот Нуар, и не в последнюю очередь — нервное напряжение двух последних дней лились наружу нескончаемым потоком слов, на которые Алья умудрялась ещё и отвечать:

— А ты, что же, думала — у меня глаз нет? Есть глаза, есть... Нет? А, у тебя нет... Ну, так неужели ты реально не ожидала, что этот дурень един в двух лицах? Почему дурень? Потому что он Нино все уши прожужжал, как влюблен в Ледибаг, и не разглядел её прямо у себя носом... Ой, только не снова, у меня уже рубашка насквозь... Нет, правда, чего ты ждала при таком-то папочке? Гены пальцем не задавишь. О! Слушай, это что же получится, когда вы поженитесь?! Нет, мне чисто с точки зрения наследственности интересно...

На этом моменте Маринетт не выдержала и захохотала: рассуждения подруги были невероятны!

— Алья, спасибо тебе! — от души поблагодарила она.

— А ты чего ждала? Что я тебя брошу в таком состоянии? — Алья приняла деланно строгий вид. — И потом, по сравнению с моими сестрёнками, когда у них отнимают ведро с мороженым, ты просто дилетантка в слезах!

Глядя на трио из подруги и двух квами, собравшееся, чтобы её утешить, Маринетт поняла: даже если этот мир перевернётся, в нём всегда найдётся место для Альи Сезер с её неиссякаемым оптимизмом.

* * *

— Тикки, я никуда не пойду, — заявила Маринетт, когда её родители ушли в гости к друзьям, и квами намекнула, что на патруль можно сегодня и пораньше выйти.

Она подобрала с десяток аргументов, начиная от заданных сегодня уроков и заканчивая тем, что Кота уже видела, а на глаза ему показываться боится.

И всё равно через каких-то полчаса стояла на крыше пятиэтажки с видом на Эйфелеву башню: место встречи на всякий случай, о котором они условились почти с самого начала. Стояла, широко раскинув руки, ловя подобно парусу теплый западный ветер, и слушала город.

В квартале на запад уличный музыкант играл на аккордеоне "La vie en rose", на первом этаже хлопала дверь маленькой сербской пекарни, выпуская наружу дивные пряные запахи, ближе к башне высаживалась из автобуса детская группа, рядом цокал копытами конь, звеня колокольчиками на ходу...

— Моя Леди, ты прекрасна!

Горячее дыхание и нечаянное прикосновение губ обожгли ухо, и Маринетт поняла, что её обхитрили. Опять. Или она сама хотела обмануться и не видела дальше собственного носа? И кто из них был настоящим — Адриан или Кот? Ей равно дороги были оба, и путаница в голове, вызванная новым знанием, заставила её застыть столбом.

Напарника это не устроило. Кот медленно обошёл её и заглянул в глаза. И это было слишком. Слишком близко, слишком внезапно, слишком без спроса — и слишком похоже на него в обоих обличиях. Вместо того, чтобы отмереть, Маринетт от смущения пошла крупными пятнами в цвет костюма, которые он (конечно, ведь он не мог заглянуть ей в голову!) принял за гнев.

— Моя Леди, прости, я... эээ... Не имел в виду ничего такого, и вообще.... Не переживу, если ты тут будешь на меня сердиться. И... Эээ... А смотри, какой закат! Я просто хотел, чтобы ты не стояла с грустным лицом, а то...

У неё опустились руки, и Кот воспринял это с ужасом, со всей возможной выразительностью отразившимся на его лице. Маринетт словно ледяной водой окатило: и это из-за неё, всего лишь из-за перемен в её настроении? Терзаемая угрызениями совести и одновременно остро нуждающаяся в поддержке, Маринетт нашла единственное решение.

Она шагнула вперёд и крепко обняла напарника. Честно стараясь не думать совсем ни о чём, чтобы не вспомнить, что обнимает проклятого Адриана Агреста, и не убежать, роняя тапки.

— Прости, Котик.

Это было особенное прости — не только и не столько за то, что напугала сейчас, как за невнимательность и нежелание заметить его нужду в человеческом признании и близости за всё время их знакомства; это прости относилось одновременно к Коту, которого она гнала от себя последние два года, несмотря на возрастающую потребность хотя бы в его присутствии, и к Адриану, которого она, несмотря на всю вынянченную влюбленность, так и не заметила настоящего за маской идеала, созданной в угоду отцу и обществу, пока её не ткнули в действительность носом. Бесчувственная идиотка, помешанная на секретности и собственных переживаниях!

— Я тоже скучал, моя Леди, — ответил обескураженный поведением напарницы Кот. — Прости, что не пришёл вчера на патруль — семейные неурядицы.

— Я знаю, — машинально ответила Маринетт, отстраняясь — потому что прижиматься дальше было бы попросту нечестно.

— Что?..

Чёрт-чёрт-чёрт!!! Дня не прошло, уже спалилась!

— В с-смысле я помню, чт-то у тебя дома не всё гладко — ты ведь раньше говорил. Ничего страшного.

Глядя, как глаза Кота превращаются из суповых тарелок хотя бы в блюдечки, Маринетт поняла, что простого оправдания недостаточно. Нужно было его отвлечь, но как... Не целовать же — решит, что она с ума сошла, да и духу не хватит!

— Как думаешь, Париж переживёт один день без нас? — осторожно спросила она.

— Это смотря что ты предлагаешь, — усмехнулся Кот, ухватив настрой; нужно было срочно закреплять эффект.

— Предлагаю прогулять патруль вдвоём, — улыбнулась Маринетт, присаживаясь на нагретую солнцем крышу. — А будет акума, отсюда не пропустим.

— Готов биться об заклад, сегодня не будет, — пообещал Кот, опускаясь рядом. — В конце концов, разве мы не заслужили выходной?

Хорошо бы договориться на экзамены и выпускной, подумала Маринетт, хихикнув — и это не осталось незамеченным.

— Что с тобой сегодня? — встревоженно поинтересовался Кот. — Может, это и не моё дело, но вдруг я мог бы помочь?

— Всё хорошо, — она коснулась руки в перчатке, сквозь два слоя спандекса чувствуя, как часто бьётся его пульс; стремление отдавать собственное и получать взамен его тепло внезапно стало сродни необходимости дышать. — Просто начало недельки вышло — форменный дурдом.

Ведь могла она хотя бы это от него не скрывать?

— И не говори! — хищно улыбнулся Кот, и Маринетт с облегчением поняла, что в его "в порядке" почти не было фальши; от этого продолжение беседы застало её врасплох. — Моя Леди, до меня дошел слух... Будто бы ты сказала, что без раздумий отдашь свой талисман.

Это прозвучало не с осуждением, а с удивлением и непониманием. Маринетт догадалась: её разговор с Анри подслушивали втроём. Что ж, рано или поздно они с Котом должны были это обсудить. Она попыталась объясниться, но говорить так, чтобы не дать повода для догадок (не столько уже намеренно, сколько по привычке), оказалось непросто.

— Речь шла о человеческой жизни. И я действительно отдала бы возможность становиться Ледибаг, если бы это её спасло. И я не хотела, чтобы Маринетт этим делилась. И я не хочу говорить об этом сейчас.

И всё это было чистейшей правдой.

— Я понимаю, — сжав её руку в ответ, грустно проговорил Кот. — Я и сам отдал бы что угодно, чтобы... Но я не об этом, — вдруг оборвал он себя, словно спохватился. — Моя Леди, я даже не о том, что Вселенная вывернет наизнанку любое желание, загаданное с помощью Камней Чудес. Но... Пойми, прошу: мертвецов не возвращают, это противоречит природе мироздания. И...

— Не нужно больше, пожалуйста, — попросила Маринетт с комком в горле; от боли, которая сквозила в его голосе, хотелось завыть.

Я понимаю больше, чем ты можешь представить — и я не знаю, простишь ли ты меня за это, если узнаешь. Но не говори больше ни слова, потому что иначе я стащу у тебя Кольцо и сама попрошу о чуде. А разве желание Леди Удачи может сбыться неправильно?

Кот вытер глаза, пока она делала вид, будто разглядывает... скажем, его ботинок, и продолжил:

— Тогда пообещай не предпринимать таких важных шагов, не посоветовавшись со мной. Мы ведь, в конце концов, напарники?

Ещё ни разу Кот не представал перед ней таким открытым и таким ранимым. Маринетт снова вспомнила, сколько раз она чуть его не потеряла, и, внутренне ужаснувшись, попросила в ответ:

— Тогда ты тоже пообещай. Не погибни, пожалуйста. Тем более из-за меня.

— Я поклялся, что буду защищать мою Леди, — отвесил Кот шутовской поклон, явственным усилием воли возвращаясь в своё обычное расположение духа, и Маринетт разозлилась.

— Да я смотреть не могу, когда тебя ранят вместо меня! У меня сердце сжимается каждый раз — а вдруг Чудесное исцеление не поможет?! А то, что Бражник стал всё хуже контролировать акум — не забыл Цербера ростом по эту крышу, который получился из голодной дворняги? А младенцев — штуки три за последнее время? Что будет дальше? Вдруг однажды мы не справимся?!

— Да что на тебя нашло?! — Кот оторопело глядел на боевую подругу, не ожидав от неё такой вспышки эмоций (и умолчав, что бывший Цербер поселился у их охраны на заднем дворе, отчего отец два дня косился на сына со справедливым подозрением).

— Узнав про т... тайну личности Бражника, я вдруг вспомнила, что мы все под маской — обычные люди, — призналась Маринетт. — Магия квами даёт нам ловкость и силы, но не защищает от ран или смерти.

— Насчёт контроля... Может, это наоборот — хорошо? Может, однажды он сможет расстаться с привычкой насылать на город акум?

— Я была бы счастлива. И, в конце концов, до сих пор он не выпускал погулять ничего, с чем мы бы не справились, — с внезапным приливом нежности заметила Маринетт. — И даже больше: если бы не он, нас бы тоже не существовало — по крайней мере, таких, как сейчас.

— Ты неповторима, — расплылся в улыбке Кот. — И очень похожа на одну мою подругу — Маринетт, ты её знаешь.

— По мне, так мы слишком уж разные, — ответила она, отведя глаза.

— Не скажи! — напарник на беду увлёкся темой. — Вы обе — образец великодушия. И самоотдачи, когда дело доходит до важного. И сентиментальны до ужаса, — Кот подмигнул.

— Ты о чём? — спросила Маринетт, твёрдо намереваясь доказать обратное, но уже предвидя провал.

— Именно около этого дома мы встретились в первый раз, и только потом ты сделала его местом сбора, — подлец ухмылялся вовсю.

И Маринетт не нашла ничего лучше, как выдать:

— А она до сих пор хранит твой зонтик.

От смущения, будто это был и в самом деле чужой секрет, а не её собственный, она не заметила допущенной оплошности.

— Моя Леди, да ты, никак, ревнуешь? — хмыкнул Кот. — Значит, у меня есть шанс?

Ой, мама… Что ж с тобой делать-то, горе моё?

— Может, он всегда был? — зарделась Маринетт, уверяя себя, что сказала это исключительно ради поддержания боевого духа товарища; и тут же пожалела.

— Йухуууууу!!! — Кот издал победный клич, который слышало, наверное, полгорода, и растянулся на крыше во весь рост, увлекая её за собой. — Значит, у нас сейчас свидание?

— Не свидание, а сеанс моральной поддержки, — возразила Маринетт, но не отстранилась: ей было слишком хорошо сейчас, и желание продлить эти минуты пересилило все существующие установки.

Если бы Маринетт только знала, что её случайная фраза про зонтик западёт любимому в память, всё её умиротворение рассыпалось бы прахом. А пока был прекрасный вечер вторника, и даже Габриэль Агрест, опять обнаружив открытое окно в комнате сына и никаких признаков его присутствия, не стал созывать весь штат охраны и Натали, а только подумал, что переборщил со спортивной подготовкой мальчика, и что пора обсудить с Адрианом: для выхода из дома лучше использовать дверь, а не водосточную трубу.

Искренне надеюсь, что кто-нибудь из моих читателей знаком с анекдотом про маленькую девочку, спрашивающую у бабушки, кто же такой любовник. Конфетка про зонтик — для вас. Также надеюсь, что не одинока в своей точке зрения на маму Маринетт и трепетной нежности к дуэту Бражник/Ледибаг. Исключительно рабочему дуэту, прошу заметить, потому что зятья с тещами и невестки со свекрами прочно дружат гораздо чаще, чем это принято описывать.

* * *

После вечерних посиделок на крыше Маринетт и Адриан пришли на уроки настолько неприлично счастливые, что это не могло укрыться от внимания друзей. Свистящий шёпот Альи и многозначительное подмигивание Нино кого угодно довели бы до ручки, но на счастье тайных влюбленных, учителя с завидным единодушием устраивали им контрольные и тесты, аргументируя это приближающимися выпускными экзаменами — так что болтать было особо некогда.

В общем, день вполне устраивал Маринетт, и даже литература последней парой с Анри д'Ожероном в качестве неизбежного приложения не могли его испортить. Пока за окном не полил дождь. И дело было даже не в том, что он казался мелким, холодным и вызывал желание трансформироваться, чтобы добраться до дома. Нет, дело было в другом.

— Бро, ты хоть зонтик-то взял? — наклонившись к парте, спросил Нино.

И Маринетт получила удовольствие наблюдать перед собой крайне удивлённого Адриана, совершенно не в силах понять, с чего бы ему таким быть.

— Зонтик... — хитро прищурившись, пробормотал он. — Зонтик-то я и забыл...

Из головы Маринетт начисто вылетели подробности их вчерашнего разговора, и потому сие бормотание нисколько её не насторожило. И когда урок закончился, и Адриан развернулся, положив руки на их с Альей парту, это стало для неё интересным сюрпризом.

— Девчонки, мне нужна ваша помощь! — заговорщически пробормотал он.

— Списать не дам, — скептически хмыкнула Алья. — Дядя — твой, вот сочинение сам и пиши.

— Да нет, — Адриан махнул рукой на странноватую логику одноклассницы. — Я про другое. Помогите мне встретиться с Ледибаг, это срочно! Маринетт, ты же иногда общаешься с ней — а ты, Алья, ты ведь столько про неё пишешь в Ледиблоге, может, хоть что-то знаешь?

И Маринетт вспомнила про несчастный зонтик — и про вчерашний разговор. Зонтик ей подарил Адриан, а сказала она про это Коту Нуару! Разумеется, рано или поздно он должен был сложить одно с другим — и вот, это произошло.

Поздравляю, Маринетт, ты провалилась в тот же день!

И это означало, что нужно как можно скорее делать ноги. По счастью, после перемены был факультатив, а посещаемость Анри д'Ожерона не беспокоила.

— Алья, я совсем забыла: обещала помочь с каталогом в библиотеке, — бессовестно соврала Маринетт, понимая, что Алья не поверила ни на грош; и сердито добавила для Адриана в тон предыдущей фразы подруги: — Леди — твоя, вот сам и ищи!

И, ни на кого не глядя, вышла из класса.

Она не могла видеть, ни как хихикнула ей в спину Хлоя, ни как на "Что на неё нашло?" Адриана Алья картинно закрыла лицо руками, а Нино философски заметил:

— Сочувствую, друг. Но, как говорит мой папаня, у девчонок это бывает.

И тем более Маринетт было бы сложно предположить, что, когда Алья потянулась треснуть парня за этот сомнительный тезис, он ответил ей слишком понимающим взглядом.

* * *

По-хорошему, Маринетт следовало навестить мастера Фу ещё в понедельник, когда всё только закрутилось. Но решилась она на это лишь после звонка Альи, сообщившей, что с факультатива Анри уехал вместе с племянником — скорее всего, к тому домой. Маринетт слишком сильно беспокоилась: за Адриана, за то, что он согласится с надуманными доводами дяди и отца, а у неё не будет достаточно доводов, чтобы убедить его в неразумности использования Камней Чудес — и одновременно опасалась, что сама не знает чего-то важного, чего-то, что позволило бы найти лазейку в ткани реальности и перекроить её, не нарушив баланса.

Маринетт понимала, что мастер Фу не одобрил бы её точку зрения, но откладывать разговор с Хранителем больше не могла — в первую очередь, как Ледибаг. Однако вопреки её страхам, и мастер Фу, и его квами пребывали в прекраснейшем настроении: Вайзз что-то насвистывал, выгоняя паутину из углов, а его хозяин не желал ничего слушать, пока гостьи не отведали чая с печеньем.

— Итак, Маринетт, для чего ты пришла теперь? — спросил Хранитель, словно намекая, что прежде пару раз велел без острой нужды сюда не ходить; по крайней мере, слишком часто.

— Не знаю, с чего начать... — пожаловалась она, за время чаепития окончательно запутавшись в себе.

— С начала, моя дорогая, — мастер излучал удивительное добродушие, и это вдруг помогло.

С самого начала?

— Когда мы первый раз сражались с Бражником — я и Адриан, — я ещё не думала, что Бражник один из нас. Но даже позднее, сталкиваясь с ним всё чаще, когда я, казалось бы, могла это понять, даже услышав от вас про пропавшие талисманы, я всё ещё воспринимала его как врага, а следовало бы...— Маринетт видела, что от неё ждут правильного ответа, но не сразу смогла его подобрать; странно было думать в таком ракурсе о ровеснике своих родителей. — Как друга и союзника, попавшего в беду. И теперь я боюсь, что он допустит чудовищную ошибку, но не знаю, как её предотвратить.

— Скажи-ка мне, Маринетт: ты действительно беспокоишься о душе Бражника — или только боишься за жизнь возлюбленного? — усмехнулся мастер Фу, не скрывая сомнений в её искренности.

Отчего-то Маринетт совсем не была удивлена его осведомлённостью и чувствовала себя нерадивой ученицей, которую валит на экзамене преподаватель. Что ж, может, хоть на тройку она сдаст?

— Второе, мастер, — ответила она, ощущая, как стыд окрашивает щёки. — Но и первое тоже важно.

— А теперь скажи, — экзамен, похоже, продолжался, — ты действительно отдала бы талисман, который я тебе доверил, чтобы разрешить эту ситуацию? Я не говорю, что для исполнения желания нужны оба старших Камня. Я спрашиваю сейчас только тебя: Маринетт, ты оставила бы Париж без защиты? Если так, то, как Хранитель, я прошу вернуть Серьги Удачи. Камни Чудес не предназначены для использования в личных интересах.

Строгость мастера Фу заставила Маринетт вздрогнуть.

— Я не отдам талисман, Хранитель. Я поняла ваш урок.

— И всё ещё нет, моя дорогая. Ты мнишь себя героиней, но героиней нельзя быть пару часов в день, снимая и надевая костюм по щелчку пальцев.

— Вы неправильно меня понимаете, мастер, — чуть не заплакала от злости Маринетт. — Я только хочу спасти человеческую жизнь и не погубить другие! Костюм действительно не делает меня героиней, но показал, что я могу ею быть! Разве вы перестали быть героем, утратив возможность трансформироваться?! Разве момент, когда Адриан и девочки превращаются обратно, делает их другими людьми? Разве не герои полицейский Роджер, мои родители и все остальные, кто делает добрее мир вокруг себя?

К счастью, в этот момент у Маринетт попросту закончился воздух, и она вынуждена была перевести дыхание — и смогла, наконец, остановиться.

— Простите меня, мастер. Я не должна была повышать на вас голос, — пробормотала она, отдышавшись; такого безобразия, такой потери самообладания с ней не приключалось уже давно.

Маринетт ждала, что вот сейчас Хранитель точно выгонит её, окончательно запретив появляться на своём пороге, и заберёт талисман вместе с верной умницей Тикки. Тем удивительнее было, когда вместо всего этого мастер Фу расхохотался. Он держался за живот, слёзы катились из глаз, и даже Вайзз вился вокруг и мелко хихикал.

— Мастер?.. — опасливо позвала она, не зная, что добавить.

— Ох, правду говорили твои подруги, — ответил он, отсмеявшись. — Вайзз, не напомнишь дословно? Я не очень хорошо запоминаю этот современный язык, на котором разговаривает молодёжь.

— "До неё ничего не доходит, пока как следует не разозлишь!" — поучительно пропищал квами. — Обе повторили, слово в слово — Триккс и Поллен не дадут соврать.

Подруги? Нет, насчёт Альи она не стала бы спорить, но сочетание слов "Хлоя" и "подруга" вызвало желание расстаться с завтраком. Однако сейчас было не время и не место.

— Мастер, так вы не...

— Не собирался забирать у тебя талисман за некоторую свойственную возрасту безответственность? Это было бы глупо, — покачал он головой, — и расточительно. Поди найди нынче героев, да ещё с приличной совместимостью. Поэтому я и захотел встретиться с девочками, прежде чем отдал им Камни насовсем. А ты как думала?

— Я не подумала, мастер, — прошептала Маринетт, всё ещё пристыженная. — Но как мне поступить? Анри — вы ведь знаете про Анри и Дуусу, правда? — хочет воскресить сестру, поехал с этим к месье Агресту — и я его понимаю, правда понимаю, но...

— Так нельзя, моя девочка. Вы с Котом Нуаром правильно решили: воскрешение — противоестественно, и как правило дурно заканчивается. В прошлом, впрочем, иногда приходилось к нему прибегать — но в качестве крайней меры… И если уж мы с тобой перешли к насущному, кто говорит о мертвеце?

Мир Маринетт медленно, но верно перевернулся снова.

* * *

— Дорогая, Маринетт там спать, что ли, совсем не собирается? — повернулся к жене Том Дюпэн, ворочаясь в кровати под шаги дочери этажом выше.

— Не ворчи, Том. У девочки экзамены скоро, она волнуется, — ответила Сабина, тактично опустив, что до тех экзаменов ещё — как до её родины на вёслах. — Пойду посмотрю, не надо ли помочь, и вернусь.

Сабина сходила на кухню, проверила, заперта ли входная дверь и даже поправила фартуки на сушилке для белья, прежде чем нарочито громко, выбирая самые скрипучие ступеньки, отправиться наверх. Как она и ожидала, когда лестница закончилась, свет был аккуратно погашен, дверь на балкон закрыта, а под одеялом правильной человеческой фигурой устроились плюшевый медведь и манекен. Что ж, если завтра в Ледиблоге не появится свежих новостей, значит, дочка, наконец, начала сбегать на свидания.

Знала бы Сабина, что за свидание запланировано у дочери на сегодня, как пить дать — заперла бы её дома. Потому что, хоть Маринетт и в самом деле направилась в дом своего возлюбленного, её мать вряд ли бы одобрила порчу чужой охранной сигнализации, подслушивание, подглядывание и неуважение к старшим.

Итак, Маринетт (разумеется, не снимая трансформации), уже полтора часа болтала ногами на карнизе над окном кабинета Габриэля Агреста. За это время он успел трижды посетить свою тайную комнату, дважды — другую, судя по звукам, открыть и закрыть сейф, сделать четыре деловых звонка — но так и не отослал Натали. Она работала в кабинете босса и уходить не собиралась. Честное слово, хоть пожарную сигнализацию включай, чтобы отвлечь: но это было бы совсем неподходящим началом для деловой беседы с Бражником.

В итоге — спасибо сверчкам! — Маринетт, старательно вслушивавшаяся в мерное переплетение голосов из кабинета, в какой-то момент их отпустила и позволила себе задремать, а проснулась уже от постукивания костяшками пальцев по оконной раме.

— Мадемуазель, извольте спуститься: мне не улыбается лицезреть труп под окном, если вы сверзитесь во сне. — Габриэль до пояса высунулся наружу, чтобы они могли видеть друг друга, и Маринетт рассмеялась бы нелепости позы вечно элегантного модельера, если бы ей не было столь неловко. — Благодарю, что позволили мне закончить сегодняшнюю работу. Натали уже ушла, и нас с вами не побеспокоят.

— Это будет весьма кстати, месье Агрест, — Маринетт проскользнула в комнату мимо её хозяина, спросонья с трудом собираясь. — У меня к вам конфиденциальный разговор, поэтому стоит закрыть не только дверь, но и окно.

Не хватало ещё, чтобы Адриан облюбовал тот же карниз.

— Желание дамы — закон, — усмехнулся Габриэль с уже неприкрытой издёвкой. — Итак, зачем же ко мне пожаловала героиня Парижа? Хотите заказать новый костюм? Безусловно, могу предложить вам нечто столь же удобное, но куда более приличное.

Сказано было так, что Маринетт немедленно захотелось прикрыться. Понятно теперь, почему преобладающая аудитория Ледиблога — юноши-подростки.

— Меня не интересует основной вид вашей деятельности.

Ох, чего только не скажешь!

— Вас родители правду говорить не учили, мадемуазель? — Габриэль приблизился к ней, глядя сверху вниз. — Так или иначе, вынужден вас разочаровать: хобби не имею, как и других занятий, кроме модного бизнеса и воспитания сына. Рыбок не держу, в азартные игры не играю, авиамоделированием не увлекаюсь. Или что там ещё востребовано в нынешнем сезоне.

Понятно теперь, в кого у Кота чувство юмора. Но всё же… Неужели Анри ошибся или солгал? А как же мастер Фу?

— Я хотела обсудить коллекционирование бабочек, — веско ответила Маринетт, не отводя взгляда.

— Не представляю, о чём вы, — хозяин дома отвернулся, холоден и зол.

— Уверены? А если... — Маринетт вспомнила один козырь, который пришёл ей в голову ещё по дороге. — Если, например, опросить их жертв? Скажем, Бифану? Я знаю, она на днях приезжает в Париж — и она одна из немногих, кто сохранил некоторую память об акуманизации. Что скажете, месье Бражник?

— Скажу, что у вас дурное воспитание, миледи, — ответил Габриэль, но при упоминании Бифаны всё же поморщился, будто его заставили съесть лимон.

— Уж какое есть, — буркнула Маринетт, прикидывая, с какой бы стороны обойти бастионы собеседника. — Почему вы не хотите со мной разговаривать по-человечески?!

— А почему вы все целый день пытаетесь со мной поговорить?! — вспылил Габриэль; в его исполнении то, что должно было оказаться воплем, стало шипением разбуженной гадюки. — Сначала этот мальчишка д'Ожерон считает, будто знает о магии квами больше меня, затем вы на ночь глядя являетесь учить меня жизни! Неужели нельзя просто оставить меня в покое?!

— Так ведь с удовольствием бы! Если бы вы со своими акумами не срывали нам контрольные и давали нормально поспать!!! — взорвалась Маринетт, но быстро взяла себя в руки, поражаясь, как легко эти Агресты выводят её из себя. — Проверьте, мне не жаль было бы отдать вам талисман — если бы не риск, что магия желания заберёт вместо вашей жены Адриана... — она чуть не плакала, не зная, что ещё сказать, и понимая: разговор зашёл куда-то не туда.

— И снова лжёте, мадемуазель, — на грани свиста прошипел Габриэль, наклоняясь к ней близко-близко. — Вам было бы жаль. Вы горазды только говорить красиво, но никогда не расстались бы с тёплым местечком народной героини. Вы и пришли-то, вероятно, только затем, чтобы после похвастаться, что обвели Бражника вокруг пальца. Увольте, не доставлю вам этой радости. Напротив, коль скоро вы неосмотрительно пришли ко мне домой, я заберу ваш талисман, а после и за Кольцом Неудачи дело не станет. А уж там у меня будет время придумать, как ими воспользоваться, чтобы не остаться внакладе. И не смейте грозить мне жизнью сына!

Он протянул руку с растопыренными пальцами, словно хотел не забрать серьги, а задушить их владелицу. От страха у Маринетт вылетело из головы всё, о чём они говорили с мастером Фу, и она с трудом выдавила из себя фразу, с которой, по-хорошему, должна была начать:

— Эмили жива.

Да, я помню, что Маринетт — девочка. Порядочная, хорошая, с приличными манерами. Так что простите ей истерики и командирские замашки — она растеряна и устала. И ещё я совершенно не верю в заявление Тома Астрюка, что Хлоя — дура. Воспитание и окружавшая с детства среда сказались на её характере самым отвратительным образом, но не будем забывать — девочке на момент событий мультсериала всего пятнадцать, и ей не хватает чего угодно — но только не мозгов! И можно предположить, что к семнадцати годам она всё-таки подрастёт. И да — Маринетт в разговоре с Бражником цитирует реальную книгу, притом довольно известную.

* * *

К середине дня четверга Маринетт чувствовала себя почтовым голубем. Агрессивным от недосыпа и количества информации в голове, напрочь вымотанным почтовым голубем времён Великой Французской революции. Поговорить с одним, потом с другим, проследить, чтобы правильно поняли, проверить на честность и полноту выдачи информации (Как?! Да никак, чёрт побери!!!), обсудить всё со всеми по третьему кругу, потому что вводные данные опять поменялись... При этом собрать всех вместе, естественно, не позволяла конфиденциальность (успешно трещавшая по швам) и отсутствие взаимной лояльности сторон (иными словами, она боялась, что ребята сожрут Бражника живьём). Честное слово, только осознание близости цели не давало Маринетт опустить руки.

Однако сон в количестве пары-тройки часов за сутки на протяжении уже нескольких ночей явно сказывался если не на силе духа, то на умственных способностях. Потому что иначе её нынешнее положение объяснить было нельзя. Вместо того, чтобы зайти к Анри в аудиторию под видом Маринетт и выйти обратно через дверь, она спряталась в классе после ухода остальных, трансформировалась и в костюме дождалась преподавателя — и разумеется, после продолжительной беседы, которую подслушивали как минимум трое (ей показался шёпот Альи под дверью, а где Алья — там Нино, а где Нино, там обязательно и Адриан), выходить Ледибаг пришлось через окно.

По одним небесам ведомой причине она не осмелилась пересекать двор лицея на глазах у пары сотен школьников, решив подождать, пока территория опустеет. И теперь сидела в ужасно неудобной позе в кроне цветущей яблони уже без малого час, ругая себя на все корки. Постепенно школьники расходились, но в тот момент, когда двор опустел, и Маринетт с восторгом приноравливалась, как бы ей поудобнее слезть, из дверей школы вышли.... та-дам!... Адриан и Нино и сели на лавочку аккурат под её яблоней. Открыли учебник по высшей математике и принялись обсуждать домашку.

Потрясающе!

Понимая, что застряла надолго, Маринетт тем не менее не решалась задремать — слишком свежа была память о вчерашнем приветствии Агреста-старшего. Не хватало только повторить или свалиться Адриану на голову. А ещё страшно хотелось есть, домой и размяться. Наконец, Нино, зачем-то повертев головой по сторонам, пихнул друга локтем в бок — и Маринетт с ликованием увидела, что они собираются уходить.

А потом....

Какого рожна?!

Адриан картинно развернулся и, приняв позу канатного плясуна, вопроосил:

— Моя Леди, долго ли ещё прикажете ждать?

Нино хихикнул. Маринетт скрипнула зубами и попыталась изящно спрыгнуть, но затёкшие конечности превратили гимнастический трюк в падение мешка с… кхм… картошкой. Ругаясь под нос, она при поддержке не на шутку испугавшихся парней доковыляла до скамьи.

— Не ушиблась? — встревоженно спросил Адриан.

— Нет, только зад отсидела, — пожаловалась Маринетт, неаристократично потирая означенную часть.

— Слушай, а что ты с Анри обсуждала, что у него глаза по два евро? — ни с того ни с сего спросил Нино и, перехватив злой взгляд друга, добавил: — Ну а чего? Ты хотел о погоде и о современной музыке поговорить, прежде чем про главное спрашивать? Извини, нам Алья подслушивать не дала, выгнала, — пояснил он для дамы.

— Алья, говорите, выгнала? — истерически хихикнула Маринетт, уронив голову на руки. — Лучше бы не выгоняла, сейчас бы все уже обедали... Ну а если серьёзно... Адриан, Нино в курсе твоего хобби? Про семейные обстоятельства я знаю, что да.

— Я знаю, что он Кот Нуар, если ты про это, — серьезно отозвался Нино. — И знаю, что ты и Маринетт... — он сделал многозначительную паузу, на которой Ледибаг пожалела, что не дотянется однокласснику по голове йо-йо, — обсуждали с Анри, как спасти маму Адриана.

— Я уже говорил, что не хочу это обсуждать! — покраснел Адриан, и Маринетт стало неловко.

— Заткнись, бро, — попросил Нино; Маринетт заподозрила, что этот засранец всё-таки подслушал больше, чем показывал. — Ма... Миледи, просим.

Однажды она прикончит его за эти оговорки. И Алью за её длинный язык.

— В общем... — слова из себя приходилось чуть ли не выдавливать. — Кот, прости, что я не тебе первому об этом рассказала, потому что уж ты-то больше всех имеешь право узнать. И я сама услышала всё от мастера Фу только вчера, и просто не успела, а надо было ещё их навестить, чтоб дров не наломали... — увидев, как взгляд напарника наполняется ещё не надеждой, но искрами её предвосхищения, Маринетт прикусила язык.

Кончай уже оправдываться, трусиха!

— Если коротко, не бывает так, чтобы хозяин Камня Чудес погиб, а квами не вернулся в талисман. То есть если квами на свободе, значит, человек жив и талисман на нём. Но Дуусу говорит, что не может услышать свой камень и не может услышать Эмили, как будто она очень далеко. Мастер Фу считает, она попала в другое измерение и не может выбраться, — Маринетт понимала, что тараторит, не глядя на ребят, но всё равно не могла остановиться; почему-то она не стеснялась, объясняя то же самое ни замершему в ступоре Анри, ни нервно-взбудораженному Габриэлю, но когда дело дошло до необходимости рассказать Адриану, что его мать жива и они вполне могут её вытащить, все правильные и хорошо построенные в голове фразы как корова языком слизала. — В общем, есть один ритуал, но у нас большие проблемы с участниками, которые должны его выполнять, и сроки поджимают сильно... — чтобы хоть как-то скрыть смущение, Маринетт собиралась перейти к подробностям того, что им предстоит сделать, но в этот момент ей одним махом перебили дыхание.

Адриан, который слушал этот короткий сбивчивый монолог буквально с отвисшей челюстью, теперь сжимал подругу в судорожных объятиях. Маринетт осторожно приобняла его в ответ, тихонько поглаживая по спине в ответ на всхлипывающее "Спасибо!" и переглянулась с Нино. До сих пор ей не приходилось утешать кого-то, чьи проблемы были серьезнее двойки по алгебре или безответной первой любви. Что уж говорить про такое испытание... Нино в ответ пожал плечами — создавалось впечатление, что он потому и привел друга к ней, что сам не знал, как его поддержать.

— Твоя мама не умерла, — проговорила Маринетт как могла мягко. — И мы ей поможем, обещаю. Мы же непобедимая команда супергероев, забыл?

— Спасибо, — повторил Адриан, отстраняясь и пряча покрасневшие глаза. — А отец знает?

— Вчера рассказала, — хмыкнула Маринетт; упоминание о Габриэле отчего-то привело её в равновесие. — Чуть не удавил за многословие, но в целом мы поладили.

— Ну вот, а ты боялся! — подколол приятеля Нино, подхватывая перемену тона.

— Чего боялся? — не поняла Маринетт.

— С отцом тебя знакомить, — хихикнул Нино, с довольным видом уворачиваясь от подзатыльника друга. — И я предлагаю перейти к технической стороне вопроса. Ледибаг, ты сказала, что есть ритуал, но проблемы с участниками и сроками.

Теперь, когда она высказала главное, дышалось и думалось гораздо легче. Беда превратилась в задачу, которую предстояло решить сообща, с друзьями. И хотя Адриана по-прежнему хотелось коснуться, чтобы сказать: всё будет хорошо, — он неплохо держался, и Маринетт — тоже.

— Ритуал есть. В прошлый раз он использовался для возвращения к жизни погибшей на костре Ледибаг. Жанна д'Арк, представляете? Но прекрасно подходит и для возвращения человека из другого измерения, или из параллельной Вселенной, из другого мира и так далее. Поскольку мы имеем дело с Павлином, для ритуала понадобится старшая семёрка, — она увидела, что Нино теряет нить повествования, да и Адриан, кажется, тоже, и пояснила: — Существует много Камней Чудес, и они делятся на разные уровни по старшинству. Чтобы призвать в этот мир кого-то из владельцев Камня Чудес, не успевшего передать талисман преемнику, нужны все герои его уровня — плюс один. То есть для второго круга это семь человек: Божья Коровка, Черный Кот, Черепаха, Пчела, Лиса, Мотылек и Анри с Дуусу.

— Так, в общих чертах ясно, — ответил Нино за себя и за друга. — А теперь объясняй, в чём проблемы.

— Смотрите, — кивнула Маринетт, начав загибать пальцы. — Раз — участникам должно хватить энергии. Мы с Котом и девочками молодые и сильные; за твоего отца, Адриан, я бы, может, и беспокоилась — но судя по количеству и качеству акум, совершенно не стоит; однако у нас остаётся мастер Фу, не способный выдержать участие в ритуале, который к тому же, будучи Хранителем, должен его проводить — и остаётся Дуусу, которого нужно вписывать в круг, раз он в этом мире, а без трансформации это недопустимо.

— Позвольте заметить, миледи, — фыркнув, высунулся из хозяйского кармана сонный Плагг, — что Дуусу можно попробовать трансформацию вместе с Анри, раз тот смог подпитывать его силы два с лишним года. Без талисмана поможет одно зелье, и если вы сейчас выпустите к нам Тикки, она расскажет подробно.

— Лучше спросим мастера Фу, — Маринетт сложила жирный кукиш маленькому хитрецу; тот обиженно скрылся из виду, а она продолжила: — Проблема номер два — ближайший момент, когда будет подходящее положение планет, полпятого утра в это воскресенье. Следующий случай представится через несколько месяцев, и я не хочу ждать.

Адриан нахмурился и ушёл в себя, а Нино удивился:

— А почему сроки — проблема? Наоборот же, должно быть хорошо, что не надо ждать двадцать лет, как вечно в книжках пишут.

— Потому что в них надо решить проблему номер один. И потому что нам за два дня как-то надо научиться соизмерять силы друг с другом, — Маринетт собралась, готовясь сказать самое неприятное, то, что второй день мучало её своей необходимостью и неизбежностью, но Адриан её опередил:

— И потому что мы — все семеро — утратим связь с квами навсегда. Напряжение во время ритуала чрезмерно велико, это как оглохнуть, услышав слишком громкий звук.

— Откуда ты знаешь? — поразилась Маринетт, которой совсем не понравилось лицо напарника при этих словах.

— Хранитель рассказывал мне об Орлеанской деве — два года назад, после сражения с сиреной. Вряд ли он закладывал основу на будущее, — Адриан невесело усмехнулся, — но я запомнил: пришлось искать новых владельцев для талисманов, а троим участникам отшибло память, один чуть не умер. И ты хочешь, чтобы я разрешил остальным пойти на такой огромный риск?! Лучше уж мы найдём другой способ.

— Бро, это ведь твоя мама... — дрогнувшим голосом проговорил Нино. — Ты же сам говорил, что всё отдашь....

— Я — да! — огрызнулся Адриан. — Но я не могу позволить, чтобы остальные рисковали жизнью, если есть другой путь! Это слишком большая жертва...

— Да нет другого пути, эгоист этакий! — вскочила Маринетт. — И ты сам это знаешь, и что все твои отговорки цента не стоят. Ты просто боишься, и всё!

— Да, боюсь! — зашипел Адриан не хуже отца. — Тем не менее — не смей решать за меня!

— А ты не смей решать за нас всех! Не отказывай друзьям в праве тебе помочь!

Они замерли друг напротив друга, сжав кулаки. У Нино сделалось такое лицо, словно он колебался, разнимать друзей или спасаться, пока не поздно.

— Эмм... Ребят, если вы двое подерётесь, школу придётся по кирпичикам собирать.

Это немного остудило пыл спорщиков, но всё равно оба надулись.

— Конечно, моя Леди, вы старшая среди нас, и ваше желание — закон, — отвесил шутовской поклон Адриан. — Но не откажите и мне в скромной просьбе.

— Не ёрничай, а? — попросила она в ответ. — Что такое?

И ожидала услышать всё, что угодно. Нет, честно — всё. Но не это.

— Не впутывай, пожалуйста, Маринетт. — Адриан был серьёзен, как настоятель Собора Парижской Богоматери, и потому не заметил придушенного звука, который издал за его спиной Нино. — Она и так всё время оказывается рядом с акумами. Не хочу подвергать её опасности. Если хочешь конкретнее, она очень дорога мне. И это не обсуждается.

Маринетт, может быть, и спросила бы, при чём тут сейчас опасность для обычного человека — но, когда она пришла в себя от удивления, мальчишки были уже далеко, и Нино жестами показывал ей, что присмотрит за другом, чтобы тот не натворил дел. Пьер Лаиф был человеком действия и сына воспитал по своему образу и подобию. И когда Маринетт увидела Нино в следующий раз, на его запястье был повязан нефритовый браслет Черепахи.

* * *

Маринетт задумчиво водила пальчиком по календарю от субботы к четвергу и обратно. Плакаты с Адрианом и его расписание она сняла со стен в порыве самокритики пару месяцев назад, и теперь этот факт странным образом её устраивал, помогая разуму примириться со стремительно трансформирующейся действительностью. Боготвори она его по-прежнему, сегодняшний спор не дался бы так легко. Хотя какое там "легко"...

Вспоминать по-прежнему было неприятно, и разговор, несправедливо резкий и грубый, вертелся в голове закольцованной записью. Больше всего Маринетт хотелось, чтобы в её комнату сейчас зашёл Кот Нуар и выдал одну из своих глупых шуток. Хотя по-хорошему следовало обдумать, как встретиться с девочками и попросить их — как бы это ни выглядело и ради чего бы ни совершалось — сложить обязанности, только-только получив Камни Чудес в постоянное пользование. Да ещё и с солидным, по правде сказать, риском для жизни — в общем, само по себе намерение казалось столь же несправедливым, как и недавняя ссора с другом, и Маринетт отдавала себе отчёт: ради другого человека, не матери Адриана, не одной из Чудесных — она, скорее всего, не решилась бы.

Как ранее не единожды доказывалось опытным путем, Вселенная любила исполнять желания Леди Удачи — и подчас весьма неожиданным способом. В люк на потолке постучали со стороны балкона — три раза, как это всегда делал Кот. И в тот же момент Маринетт услышала донёсшийся с первого этажа звонкий голос Альи. Выбор был очевиден: пока подруга болтает с её мамой и поднимается, она успевала на балкон — и потому, спешно взбежав по лесенке, выскочила наружу, отбросив люк.

И села, где стояла. Потому что Хлою вместо Адриана она не заказывала!

Между тем её головная боль всех школьных лет, полируя ногти стеклянной дизайнерской пилочкой, поглядела на Маринетт и царственным тоном проронила:

— Я в курсе наших планов на ближайшие выходные.

— Н-наших? — поперхнулась Маринетт, прикидывая, как скоро Алья с мамой поднимутся — и как она объяснит гостью по крайней мере матери.

— Анри рассказал мне про ритуал. Так что можете не спрашивать, миледи, я в деле, — Хлоя поправила гребень, словно это была корона. — Правда, Поллен утверждает, что попытка сработаться всемером в такие сжатые сроки — сумасшествие, но когда это нас останавливало?

— Нас? — Маринетт обрела дар речи, но отнюдь не ясность мысли.

— Нам бы цветом волос сейчас поменяться, как говорит моя маменька, было бы самое то, — совершенно непритворно вздохнула Хлоя.

— Зачем?

— Хватит идиотские вопросы задавать, а?! — взбесилась Хлоя, присаживаясь на корточки рядом с Маринетт, и принялась объяснять, чётко разделяя слова и активно жестикулируя, словно маленькому ребенку или глуховатому старичку: — Я поговорила с Анри — он рассказал мне про ритуал, про то, что Эмили скорей всего жива и про проблемы, которые нужно успеть решить. В общем, всё то же, что услышал от тебя. И я в деле, что бы там ни было — потому что Адриан единственный, благодаря кому моё детство не было невыносимым.

— Спасибо, — Маринетт чуть не прослезилась, с удивлением признав, что Хлоя, наконец, повзрослела — впрочем, как и все они.

Однако, несмотря на снизошедшее откровение, Маринетт так и не знала, о чём говорить с внезапно заявившейся к ней на балкон одноклассницей. Спрашивать, откуда Хлоя узнала личность Ледибаг, было бы ужасно глупо — тем не менее больше ничего в голову не приходило, и от игры в молчанку Маринетт спас только увесистый удар под зад: Алья открыла люк не глядя.

— Опа! — воскликнула она. — Место встречи изменить нельзя! То с одним тут столкнусь, то с другим!

Маринетт бы с удовольствием послушала про это поподробней, но открыть рот ей подруга не дала.

— Я так понимаю, вы договорились? — радостно спросила Алья у Хлои.

Сам по себе диалог этих двоих без разлетающихся клочков волос и расцарапанных лиц столь остро отдавал сюрреализмом, что казался кинопроекцией, наложенной на задний план её маленького балкончика. Но чтоб Хлоя вот так запросто помогала Алье, забирая у неё тарелку с пирожными?..

— Да мы-то договорились, — отмахнулась Буржуа и досадливо поморщилась. — А вот Котик наш, я слышала, выпендривается.

И тут Маринетт не выдержала:

— Да откуда вы все всё знаете?!

Алья неопределенно пожала плечами — мол, долго объяснять, а Хлоя поучительно произнесла:

— Люди общаются — в твоём возрасте пора бы уже знать. И общаются, позволь заметить, без твоего высочайшего дозволения.

— Хватит ссориться! — воскликнула Тикки, потерявшая терпение вслед за подопечной.

— Мы и не ссоримся, — ответила Хлоя, как ни в чём ни бывало пробуя пальчиком крем на пирожном, и развернулась к Алье с Маринетт. — Но то, что я вас двоих терплю, ещё не значит, что вы обе мне нравитесь. Есть разница, согласны?

— Я помню, что ты присоединилась к нам ради Адриана, — произнесла Маринетт, не чувствуя ни капли ревности — не до того сейчас было. — Спасибо.

Она имела в виду не только и не столько нынешнюю ситуацию, сколько самый первый выход Хлои в маске Квин Би, и та поняла это. В попытке скрыть смущение Хлоя заметила:

— Кстати об Адриане — ты как, вообще, собираешься ему признаваться?

— Леди не к лицу признаваться первой, — вставил Триккс, поняв вопрос по-своему. — Это задача джентльмена.

Алья хихикнула, Маринетт погрустнела:

— Не собираюсь. Я просто хочу помочь. И я не хочу, чтобы он из благодарности вбил себе в голову, будто я ему нравлюсь. Неуклюжая, застенчивая Маринетт останется ему хорошим другом, как и должно быть. А Ледибаг скоро не будет — так пусть лучше останется мечтой, нежели разочарованием.

— С чего бы это? — напряглась Хлоя, не понимая.

— Ну как же? — слабо улыбнулась Маринетт, уже забыв об услышанном сегодня на школьном дворе. — Ледибаг необыкновенная, фантастическая супергероиня, у неё всё получается, она всегда побеждает. Она-то ему и нужна, меня Адриан никогда особо не замечал. Ведь я... Это просто я. Обыкновенная.

Алья, которой этот кризис самоидентификации изрядно наскучил, промолчала, квами не вмешивались, а вот Хлоя взвилась, будто ужаленная:

— Вы обе необыкновенные... Дуры! И угораздило же его, а! С чего ты вообще взяла, что его не интересуешь — может, Адриан просто боится, как Кот Нуар, подвергнуть тебя опасности?! Нет, в голову не приходило! Весь мир же вокруг тебя вертится! А может, он, как последний идиот, просто хранит верность своей Леди?! Да ты хоть на минутку об его чувствах задумывалась?!

Сколь бы ни было занимательным зрелище Хлои Буржуа, отчитывающей кого бы то ни было за эгоизм, это надо было прекращать, пока не началась всё-таки драка. Алья растерянно огляделась по сторонам, как на помощь ей пришел мобильник.

— Тихо! — прикрикнула она на спорщиц. — Нино звонит, — и сняла трубку, мигом преобразившись. — Да, дорогой?

Алья привыкла передразнивать Хлою, а та привыкла огрызаться — рефлекс надёжно укреплялся в течение трёх лет, и сейчас чуть было не пошатнул недавно заключённое перемирие. Маринетт вздрогнула, почувствовав повисшую в воздухе грозу, но подруга договорила по телефону раньше, чем Хлоя снова начала вопить, и объявила:

— Нино просил передать: через полтора часа сбор на заднем дворе у мастера Фу. В костюмах, разумеется. Поэтому предлагаю покормить квами и выдвигаться.

И Маринетт молча отправилась вниз за молоком для Триккса и мёдом для Поллен, попутно обдумывая, каким образом они втянули в происходящее Нино. Это однозначно было хорошо для Адриана — присутствие надёжного друга успокаивало его, но вдруг это был знак к чему-то большему, к чему-то будущему? Маринетт впервые задумалась, кому достанутся Серьги Удачи после неё — и позволено ли ей будет на это повлиять?

Ведь было бы неплохо, окажись это кто-то вроде Нино Лаифа, правда?

* * *

Итак, к вечеру четверга Маринетт, предполагавшая, что прошедшая половина недели подарила ей гибкость восприятия, стояла посреди заднего двора мастера Фу, и ощущала себя Алисой в Зазеркалье. Потому что рядом с ней стоял, опираясь на трость, Бражник, неподалёку от них Кот пытался продавить Катаклизмом Щит Карапаса, а Рена Руж с Квин Би увлеченно плели-распутывали лабиринт из иллюзий. А сам Хранитель опять варил в своем маленьком котелке нечто несусветное.

— Уникальное собрание — не находите, мадемуазель? — заметил Бражник, обводя взглядом спаррингующих; у него самого пот градом катил по лицу — фехтуя, они с Маринетт весьма увлеклись.

— "Легенды гласят, что в конце мира Хранители встретятся вновь", — процитировала девушка, охваченная внезапной печалью: она вдруг с особой остротой поняла, как счастливы они все в этот час, несмотря на обстоятельства, и что счастье это вряд ли повторится.

— Вы сожалеете? — едва заметно вздрогнул Бражник, понижая голос: другие пары тоже взяли передышку; даже эликсир, который дал им мастер Фу, чтобы поддерживать трансформацию после применения суперспособности, не мог восполнить физических сил.

— Никогда, — отозвалась Маринетт. — Даже если что-то пойдёт не так, я не собираюсь сожалеть. Но я не хочу разлуки. Ведь, утратив талисманы, мы все изменимся.

— Вы всё равно изменитесь так или иначе, — возразил Бражник. — Вне зависимости от влияния Камней Чудес. Потому что вы люди. Однако я не думаю, что разлука — это то, чего вам стоит бояться. По словам Адриана, у него очень дружный класс.

До Маринетт, по правде сказать, дошло не сразу.

— Вы знаете?.. — она замолчала, не способная сформулировать дальше.

Бражник расхохотался — так, что остальные обернулись к ним — и наклонился к Маринетт, чтобы их не расслышали:

— Я долго раздумывал, та ли вы девушка, что считает моего сына болваном, или та, что ударила его по голове книгой. А разгадав вас, легко узнал всех прочих.

— Надеюсь, подобная наблюдательность не наследуется, — съехидничала Маринетт. — И предлагаю продолжить!

Она взмахнула пятнистой шпагой, приглашая противника к бою. Время позднее, а им ещё нужно было успеть вымотаться, как следует.

Через два часа, оказавшись дома, Маринетт чувствовала себя выжатой как лимон. Она устроила на подушке тут же задремавшую Тикки; не раздеваясь, рухнула на кровать, не в силах больше пошевелиться, и стала прокручивать в голове события этого вечера. Там было много всего. Мастер Фу, отдавший свой талисман и Вайзза ради успеха ритуала. Напряжённая тренировка, призванная научить их чувствовать границы собственных сил и ритм их течения друг у друга. Удручённый Анри, до готовности зелья не способный трансформироваться. Едкое ощущение ужаса, когда запищали на последней отметке серьги — и усталое облегчение, когда обратной трансформации не произошло. Бражник, невесть каким чудом согласившийся тренироваться со всеми — и она сама, вставшая с ним в пару, словно на защиту. Натали за рулём, привёзшая к мастеру Фу трансформированных Агрестов — и Адриан, пружинящей горделивой походкой вышагивающий рядом с отцом.

Все, кого вспоминает Тикки — исторические личности или книжные персонажи, а если кому в ночной беседе Ледибаг с Котом померещилась цитата из «Дня Доктора» — знайте, не померещилась.

* * *

— Мам, пап, без вас я бы ни за что не пережила эту неделю! — расчувствовавшись, воскликнула Маринетт за субботним ужином.

Родители удивлённо переглянулись, бабушка усмехнулась чересчур понимающе, а сама Маринетт смутилась, несмотря на то что сказанное было чистой правдой. Когда с утра ты несёшься на уроки, кое-как не опоздав, готовишься к экзаменам и от каждого преподавателя выслушиваешь, что его предмет — самый важный, когда вместо обеда решаешь организационные вопросы, мечась через полгорода, а до позднего вечера тренируешься, тренируешься и ещё раз тренируешься — а потом ещё остаётся домашка, а когда-то надо и поспать, без помощи близких уже не обойтись.

Маринетт сознавала это, и была бесконечно благодарна маме и папе, насильно кормившим её при каждой (весьма редкой) возможности, неизменно подкладывавшим в сумку объёмные кульки с шоколадным печеньем и не задавшим за всё это время ни единого вопроса.

Надо будет обязательно рассказать им правду, когда всё закончится.

Не то чтобы Маринетт имела причины сохранять тайну Ледибаг перед семьёй до сих пор — опасности от Бражника, в конце концов, больше не существовало, — но не имела ни сил, ни времени, чтобы подобрать правильные слова для откровенного разговора. То, что её вторая жизнь не секрет хотя бы для кого-то из домашних, ей в голову не приходило.

С момента первой общей тренировки Чудесных Маринетт постоянно задумывалась о том, какая жизнь их всех ждала после. Не то чтобы она собиралась дружить с Хлоей или открыться перед Адрианом — но не терять же всех из виду, верно? Тикки утверждала, что её подопечная слишком любит командовать, а Маринетт думала про себя: не принимает ли она, в самом деле, за привязанность к людям привычку контролировать ситуацию?

— Рановато для профессиональной деформации, — заметил Бражник, когда она пожаловалась ему в перерыве; они часто разговаривали, даже если не сражались в паре.

— Что вы имеете в виду? — опешила Маринетт.

— Я тоже однажды заметил за собой привычку перекраивать реальность по своему вкусу, а потом обнаружил, что она присуща многим талантливым модельерам — но это произошло в несколько более позднем возрасте.

Тот факт, что легенда мира моды, великий Габриэль Агрест, поставил её на одну доску с собой, был шокирующим. Пожалуй, даже более шокирующим, чем его тождественность с Бражником. И, наверное, именно шоком — шоком и наличием костюма, всегда придававшего ей храбрости — объяснялось то, что Маринетт решилась сказать:

— Я надеюсь, мы ещё встретимся, как коллеги. Работать с вами — огромная честь и несравненное удовольствие для меня.

К сожалению, за собственными переживаниями она не заметила ревнивого взгляда Кота, и они с отцом, сражаясь под видом упражнений, чуть не разнесли задний двор мастера Фу, который потом долго ворчал, что мальчишки вечно понятия не имеют о чувстве меры. И это было прекрасно.

* * *

На последний перед ритуалом вечер мастер Фу не решился назначать очередную тренировку, и после дневной медитации распустил их по домам, напоследок велев сытно поесть и как следует выспаться. К ответственному часу им надлежало быть бодрыми и полными сил.

"Чертовски обидно будет всё просрать из-за недосыпа", — шепнул Нино так, чтобы слышали только Маринетт и Алья. Видя решение, имея возможность в нём поучаствовать, он не воспринимал произошедшее с Эмили Агрест как трагедию — но его тактичность по отношению к Адриану превыше всего показывала глубину дружеских чувств. Маринетт знала, что он сам предложил мастеру Фу свою кандидатуру — понимая, что после ритуала и прикоснуться к Камню Чудес не сможет, потому что магия выжжет их недолгую связь с Вайззом подчистую.

Чего Ледибаг не знала, так это того, что все ночи после получения нефритового браслета Черепахи Нино проводит в городских парках, увлечённо гоняя наркоманов, воров и любителей распахнуть плащ, под которым больше ничего нет. Короче говоря, он втихую развлекался, на всю катушку используя отпущенное ему время — и откуда только силы брались? — и всерьёз подумывал после школы пойти в полицейскую академию.

Не знала Маринетт и того, что Хлоя, днём храбрившаяся напоказ, теперь ревела в подушку в обнимку с Поллен, впервые в жизни не заботясь о том, как будет выглядеть наутро. Прислуга быстро поверила байке дворецкого про переходный возраст, а родителей, как всегда, не было дома — и не предвиделось. Так что, наплакавшись от души и взяв с квами обещание навестить её потом, Хлоя завела будильник на три часа ночи, и провалилась в сон.

Алья, в свою очередь, усадила Триккса смотреть "Титаник" и есть острые начос, настаивая, что давно собиралась познакомить его с "человеческими развлечениями". Разумеется, фильм оказался ужасно грустным, а кукурузные чипсы — столь же ужасно перчёными, и слёзы из глаз как девушки, так и квами катились по этой — и ни по какой иной причине.

Габриэль Агрест засел в кабинете вместе с Нууру и о чём-то долго с ним разговаривал. О чём, не знал никто, потому что он строго-настрого запретил себя беспокоить — и даже Адриан, помявшись под отцовской дверью с полчаса, так и не решился в неё постучать, уныло направившись в свою комнату.

— Слушай, парень, — завёл речь Плагг, — я тут ещё крутую вещь придумал!

Это был чуть ли не десятый план того, как им обхитрить судьбу. И если на Адриана в преддверии ритуала снизошло странное ледяное оцепенение, то Плагга близящеееся расставание внезапно сделало сентиментальным и втрое против обычного деятельным.

— Валяй, — Адриан приготовился снова объяснять чёрному всезнайке, что не только не собирается рисковать возвращением матери ради его сомнительных предприятий, но и попросту не посмеет.

— Вот смотри. Вырастешь, женишься — хоть на своей Леди даже. Детки пойдут, камамбером меня кормить будут… — мурлыкнул Плагг и, замечтавшись, не закончил мысль.

— Это навряд ли, — ответил Адриан, имея в виду одновременно перспективы семейной жизни и сохранения Кольца Неудачи.

— Да не, я серьёзно! — завертелся юлой Плагг. — Будет сын или дочка там, подрастёт, отдашь Кольцо — и вся недолга. А до тех пор припрячешь. Ну, посижу в шкатулке с четверть века — в первый раз, что ли? И подольше бывало — ничего, не рассыпался.

— И как ты себе это представляешь — припрятать Кольцо? — скептично хмыкнул Адриан, с размаха хлопнувшись на огромную, как аэородром, кровать и невидящим взглядом уставившись в потолок, едва угадывавшийся в темноте.

— Как-как — жо... Легко! — разозлился квами. — Сунул в карман и пошёл! Как будто пирожки с кухни ни разу не таскал!

— Таскал, — загрустив, Адриан стал немного более живым. — Безе у мамы из-под рук.

— Ну вот! — обрадовался Плагг. — Значит, навык имеется!

— Хранитель не позволит, — снова заледенел Адриан.

— А то мы спрашивать станем! Прекрати уже ныть, выход есть даже из задницы — но ты ведь меня вообще не слушаешь! — вконец взбеленился Плагг, когда его подопечный вместо ответа повернулся спиной и накрыл голову подушкой. — Тебе на меня совершенно наплевать! Правильно, прикольный костюм и так сошьют, и мерзкий сыр больше покупать не придётся!

В комнате наступила оглушительная тишина, нарушаемая только напряжённым сопением Адриана. Плагг, увидев, что провокация пропала втуне, понял: палку он всё-таки перегнул, и теперь не обойтись без посторонней помощи. Он фыркнул напоследок — для приличия — и вылетел в прикрытое окно.

Наконец, у Маринетт царило сухое деловитое спокойствие. Она вспоминала то одно, то другое — точь-в-точь сборы перед дальней дорогой.

— Хватит уже, пожалуйста, — пискнула Тикки, ласково касаясь щеки подопечной, когда та в четвёртый раз стала прогонять вслух подробности ритуала. — Успокойся и ложись.

— Не могу, — упрямо сжав губы, шепнула Маринетт.

Между ними всё уже было сказано и всё объяснено. Но если тоску пока удавалось подавить, то тревога о том, как ритуал отразится на Тикки (квами уж слишком обходила эту тему) и беспокойство по поводу будущего Камней Чудес было не побороть.

— Почему мастер Фу не говорит, что будет дальше? — спросила Маринетт, и это вышло почти жалобно.

— Потому что он сам не уверен, чем всё кончится, — нахмурилась Тикки.

Она не хотела пересказывать подруге хроники возвращения из иных миров других Чудесных, что были прежде неё. Потому что иногда утрата связи с Камнями была отнюдь не худшим исходом. Две тысячи лет назад погибла подопечная Плагга — и после возвращения стремительно утратила рассудок, через пять лет покончив с собой якобы из нежелания сдаваться врагу. Да что там, взять хотя бы это тысячелетие!

Другому Коту, лет этак двести назад, так не нравилось собственное тело, что вернулся он в этот мир... Котом. Чёрным, пушистым, говорящим — и отчего-то со страстью к мелкому лицедейству и поджогам. А подопечная Нууру, которая ослепла, а потом всю оставшуюся жизнь беседовала с покойниками и шастала из одного мира в другой, за что её признали великой предсказательницей? А её собственная подруга — юная цыганка, отказавшаяся возвращаться в этот мир после повешения и этим убившая остальных шестерых? Нет, Тикки точно не хотела об этом говорить.

Как и о том, что за последние две с половиной тысячи лет был всего один-единственный случай, когда Чудесный — из младшего круга — в ходе экспериментов с магией провалился в мир квами, и его спасение обошлось без потерь. И то потом книжки писал, странные...

— Во многих знаниях многие печали? — полувопросительно повторила Маринетт любимое присловье Хранителя.

— Особенно если эти знания не при нас, — прозвучало в ответ.

И это была не Тикки.

— Плагг?! — воскликнули хором Тикки с Маринетт, а последняя вдруг испугалась: — Случилось что-то?

— Случилось, — признал Плагг, взъерошив шерсть. — Мой пацан совсем захандрил. Переживёт, конечно... Но мастер Фу сказал, что на завтра нужен правильный настрой, а настроя-то как не бывало.

Разумеется, сознаться, что просто хочет порадовать подопечного, он не мог. Но Маринетт было достаточно — она протянула руку к Тикки, готовая к трансформации. Однако квами её остановила:

— Маринетт, на тебе пижамный костюм.

— Да и ладно, вернусь же! — отмахнулась та. — Слетаю туда-обратно, часа четыре поспать успею.

Скепсисом Тикки можно было резать гранит, как масло ножом, но Маринетт этого не заметила, видя перед собой только одно: Адриану нужна её помощь. Это ощущение настолько заслоняло все прочие, что ни захватывающие виды ночного Парижа, которые предстали перед Ледибаг во всей красе — подумать только, в последний раз! — ни подозрительно довольный своей поездкой в её декольте Плагг, не тронули её.

* * *

Первые пять минут после того, как Плагг замолчал, Адриан наслаждался долгожданной тишиной, думая, что квами просто заснул. Однако потом, обнаружив, что на соседней подушке никто не ворочается, он резко огляделся и понял: напарник смылся. Тишина вмиг перестала казаться благословенной. Конечно, к пяти утра маленький паршивец вернётся — но сейчас Адриан понимал, что обидел друга, закрывшись в коконе деланного равнодушия, и забеспокоился.

Некоторое время спустя беспокойство достигло того предела, когда он был готов призвать Плагга в Кольцо, лишь бы найти, но портить последние часы сотрудничества ещё больше не хотелось. Адриан помнил поучение Вайзза: принудительный призыв, да ещё на расстоянии за пределами видимости — сомнительное удовольствие. Не зная, как быть, он уронил голову на руки и сидел так, пока его не похлопали по плечу.

— Мне сказали, кое-кому здесь нужна компания на вечер?

Да, Маринетт прекрасно представляла, насколько пошло это звучит со стороны. Однако ничего более приличного придумать не успела — да и отвисшая челюсть напарника (в первую очередь — напарника! Плагг, отвали! Хуже Альи!!!) прекрасно отвлекала от накатившего смущения.

— М-моя Леди? Ты здесь?

Маринетт нахмурилась: неужели она с такими же глазами разговаривала с Адрианом в коллеже?

— Тьфу ты! — вылетел из её рук Плагг. — Нет, блин, Натали подсыпала тебе седативного и это всё глюки!

— Кыш! — шикнула Маринетт на квами: как бы опять не довёл! — и присела на корточки напротив Адриана. — Я действительно здесь. И не уйду, пока не удостоверюсь, что ты в порядке.

— Сеанс моральной поддержки? — уточнил он, вспоминая их посиделки на крыше. Последние, проклятье! — а ему тогда и в голову это не пришло!

— Всё верно. Не свидание же, — Ледибаг огляделась по сторонам, словно ища, куда спрятаться от неудобного поворота разговора; Плагг тем временем под шумок удрал.

— Кстати, о свидании, — Адриан приободрился. — Ты должна мне одно — за то, что первая меня раскрыла. И ещё одно — за то, что не собиралась мне об этом говорить!

На этих словах он по-кошачьи попытался сцапать подругу, но та вовремя увернулась, поражаясь пируэтам настроения своего... Возлюбленного, можно хоть самой себе-то не врать! И, неизвестно как набравшись храбрости, выпалила:

— Вот если узнаешь меня без маски — тогда хоть десять!

Понимая, что вряд ли придётся выполнять обещанное.

— Ты всерьёз? — Адриан затормозил, словно его водой окатили. — Или ты просто не собираешься со мной видеться, когда всё закончится?

— Я... — проклиная его проницательность, Маринетт кое-как решилась на полуправду: — Я не знаю, что тогда будет. И не хочу об этом думать, потому что уже кошмарно скучаю по Тикки, и потому что не представляю, как будут справляться девочки без своих квами, и ты, и даже Нино! Но... Слушай, я не собиралась тебе этого говорить, потому что не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым или слишком благодарным, потому что знаю, что ты и так будешь... — она уже не могла остановиться, захлёбываясь, словно тонула.

— Я понимаю, — тихо произнёс Адриан, беря её за руку и отчаянно надеясь, что Леди не отстранится, а затем, осмелев, обнял её. — Я знаю, что ты хочешь сказать. И я благодарен тебе — за всё, что было, и за всё, что ещё будет — ты даже не представляешь насколько. Но это совсем не повод прятаться от меня.

— Я не прячусь, — шмыгнула носом Маринетт, изрядно запутавшись. — Я — это я. Только Ледибаг — это маска.

— Кот Нуар — тоже маска, — улыбнулся Адриан, отстраняясь. — Но это ведь я! И спорим, я смогу проделать сальто не хуже!

— Иногда мне кажется, что Кот Нуар даже более настоящий, — определённо, это была не самая провальная попытка её развеселить, и Маринетт купилась. — Показывай сальто! И поклянись, что, даже лишившись Кольца, ты не станешь прятать Кота.

— В смысле? — уточнил Адриан, уже взобравшийся на кровать и готовый к прыжку.

— Что не перестанешь быть собой даже без талисмана. — И, припомнив Луку, Маринетт добавила: — Иначе тебя будет слишком легко спутать с другими. И что не перестанешь быть героем.

— Героем?! — лукаво ухмыльнулся Адриан. — Это как — вот так?

И, как следует оттолкнувшись ногами от спружинившего матраса, подбросил гибкое юное тело вверх. Прокрутил один оборот, второй... И не успев добрать его до конца, шлёпнулся на спину. Маринетт подлетела к нему, не помня себя от ужаса:

— Ты живой?! — а когда он засмеялся, рассерженно шлёпнула по руке: — Героем, а не идиотом!!!

— А не надо было по голове бить! — фыркнул Адриан и, пользуясь случаем, передвинулся и уложил упомянутую многострадальную голову к ней на колени; а когда Леди, вопреки ожиданиям, не отодвинулась, сменил тон: — Мы не перестанем быть героями без талисманов. В конце концов, что значит быть героем? Это обещание — не быть злодеем и трусом, никогда не сдаваться, никогда не отступать. В первую очередь с теми, кто рядом. Иногда мне кажется, что я и не был героем, раз не увидел в отце Бражника.

— Я тогда не лучше, — сжав его ладонь, произнесла Маринетт, удивлённая внезапной серьёзностью всегда валяющего дурака Кота. — Но может, это просто магия квами защищает наши личности?

— Пусть так, — умиротворённо улыбнулся Адриан, прикрыв глаза, и она не смогла удержаться от того, чтобы запустить пальцы в его волосы; щемящая нежность затопила всё её существо, и Маринетт с запозданием осознала следующие его слова: — Не уходи, пожалуйста. Я не хочу оставаться один.

— Не уйду, Котёнок, — пробормотала она в ответ, стараясь не думать, имеет ли напарник в виду сегодняшнюю ночь — или их будущее в принципе, и понятия не имея, как она исполнит это обещание во втором случае.

Потом снова была ужасная неловкость, когда Маринетт раззевалась и призналась, что спать в костюме неудобнее, чем на потолке, а Тикки тоже нужен отдых, и Адриан искал по всем ящикам маску для глаз, которую использовал в самолёте. И было осознание того, что она собирается заночевать у парня, при виде которого падала в обморок последние два с половиной года — да к тому же в его постели! Но усталость и мандраж перед завтрашним побороли стыд быстрее, чем Маринетт успела остановиться на этой мысли.

В конце концов, когда, погасив ночник, они приготовились ко сну, и Маринетт, сняв трансформацию, скользнула в пижаме под одеяло, а Адриан сжал в темноте её руку, это было настолько невинно, что у неё не осталось и тени сомнения в правильности происходящего. Они были нужны друг другу сейчас, и это отодвигало общепринятые нормы морали куда-то на второй план.

Семь — слишком популярное и потому слишком благодарное для литературных ассоциаций число, чтобы я могла его пропустить.

* * *

Воскресенье встретило их чуть розовеющим небом и не по-весеннему холодным сквозняком, хотя проснулась Маринетт от бешено колотящегося сердца. Ещё в полусне она разглядела в темноте свою руку, обтянутую красным, и поняла, что Тикки провела трансформацию сама, чтобы соблюсти их инкогнито. Адриана рядом не было, но в его честности Маринетт не сомневалась.

Неохотно выбравшись из-под одеяла, чтобы закрыть окно, она замерла, не донеся руки до защёлки. С улицы пахло свежестью раннего утра, мягкими булочками с корицей, слегка бензином и туманом, который тянуло с Сены.

Такая чудесная весна, а ты чуть было не умудрилась её проглядеть.

— Нравится? — раздался за её плечом тихий голос. — Если бы ты обращала на меня побольше внимания, могла бы видеть это чаще, — хмыкнул Кот, незаметно подойдя к ней — да, уже Кот.

— Нравится, — откликнулась Маринетт, на ощупь находя его руку; за два с половиной года она достаточно изучила напарника, чтобы понимать, какая сильная неуверенность во всём окружающем мире порой прячется за его глупыми шутками и подкатами. — Не бойся, Котик. Всё будет хорошо. Думай только о том, что самое позднее через час ты снова увидишь маму — и всё будет просто прекрасно.

— Если ты так говоришь, то и в самом деле будет, — пробормотал Кот, уткнувшись подбородком ей в макушку: за последние месяцы он сильно вытянулся.

Маринетт почти ненавидела себя за то, что не может сделать ничего большего, чем дружеское рукопожатие, однако к тому моменту, как они встретились с остальными в кабинете Агреста-старшего, Адриана практически перестало трясти. А затем, уже в лифте, на спуске в потайную комнату, её и вовсе отвлекла Алья, ворчливо приказавшая подруге:

— Я обязательно хочу узнать, как вышло, что вы провели ночь вдвоём. Потому что буквально полчаса назад я рассказывала твоей маме, что у меня прорвало водопровод и помощи попросить, кроме тебя, было не у кого.

Только открывшиеся створки лифта спасли Маринетт от необходимости давать ответ сию же секунду. Все были в сборе. Заранее начерченная семиконечная звезда слабо поблескивала, то тут, то там периодически заслоняемая скрюченной фигуркой мастера Фу, проверяющего напоследок каждую линию и каждый иероглиф. Габриэль же, пока Хранитель отвлёкся, замер в углу над оставленной без присмотра книгой и что-то в ней изучал, наморщив лоб. На расстоянии его высокая холодная фигура казалась Маринетт неживой, будто сделанной из воска, и ей совсем не нравилось это ощущение. Однако окликнуть его не успела — её опередил мастер Фу, когда ребята начали расходиться по лучам:

— Юноша, поторопитесь! Время!

Нехотя хозяин дома оторвался от манускрипта и занял свое место между Ледибаг и Котом. В руках Адриана уже темнел ручкой красного дерева ритуальный кинжал — ему было открывать круг, потому что всякий путь к победе начинается с неудачи. Маринетт ужасал момент, когда кинжал должен был дойти до неё. Нет, не тот факт, что нужно будет проколоть ладонь и извлечь каплю крови — но необходимость ради этого повредить костюм.

Это было сродни необходимости причинить вред квами, и Адриана, по-видимому, терзало то же самое. В ожидании, когда мастер Фу начнёт читать заклинание, он замер, словно воин, не решающийся занести меч; всегда готовый защитить всех и вся, но теперь сам защищённый от безжалостной магии ритуала лишь тонкой линией.

Рядом с другом стоял Нино, широко расправив плечи и обводя всех весёлым шальным взглядом. Поигрывал мышцами и глубоко дышал, будто сказочный кузнец, примеривающийся к молоту.

Дорогой друг, хранитель и опора, способный уберечь что угодно — но кто убережёт твою душу после обрыва короткой, но яркой дружбы с квами?

После Нино своё место на звезде занимал Анри. В неполной трансформации — вместо костюма Павлина туманность, едва обозначающая форму — он предстал перед остальными жуткой неведомой тварью из потустороннего мира.

Простишь ли ты недоверие и враждебность, с которыми я встретила тебя?

Разглядывая товарищей, Маринетт пропустила миг, когда ритуал начался. Тихий мерный голос мастера Фу, читающий заклинание, влился в происходящее откуда-то извне, из другого времени и места, и неразрывно сплёлся с настоящим — будто бы был здесь всегда.

Когда кинжал дошёл до Анри, Алья вздрогнула: она была следующей и, как и все остальные, боялась. Гибкая, по-лисьи изящная девушка — и Маринетт всей душой хотелось увидеть, в какую женщину превратилась бы Рена Руж со временем, да вот только времени этого больше не было.

Хлоя, приняв кинжал из рук одноклассницы, не тянула долго. Коротко замахнувшись, она воткнула острие в подушечку ладони — её сморщившееся при этом лицо в неверном утреннем свете на секунду показалось старушечьим.

Когда черёд дошел до неё, Маринетт с удивлением заметила, что клинок кинжала чист, хотя получил кровь уже пятерых человек. Вновь остро вспыхнуло сожаление, что она привела друзей к сегодняшней потере — в кошмарной смеси с гордостью за них и почти материнским стремлением отстоять и укрыть от боли. Что ж, сейчас она только и могла, что не сплоховать. Прижав кинжал остриём к ладони, Маринетт с усилием надавила — и, словно в фантастическом кино, ткань костюма разошлась, меняя структуру, и осталась невредимой, когда кинжал проколол кожу, впитывая ещё одну каплю крови, тяжёлую и ярко-красную, как гранатовое зёрнышко.

Завершал круг Бражник, и это тоже было правильно: в старые времена Хранителем всегда был владелец талисмана Мотылька, направлявший и обучавший остальных, как отец направляет по жизненному пути своих детей. Он взял кинжал за рукоятку так, чтобы ближе к лезвию оказался большой палец, а не наоборот, как брали другие — и это кольнуло Маринетт в сердце, но она не сразу поняла, что не так. А затем Габриэль Агрест полоснул кинжалом ладонь — от души, с размаху, и кровь закапала на каменный пол, и её было слишком много, больше, чем у всех остальных вместе взятых.

Словно этого было мало, он шагнул вперёд, пересекая защитную черту, и, опустившись на одно колено, вонзил кинжал в щель в центре звезды и повернул — то, что согласно плану отводилось мастеру Фу. Голос Хранителя при этом дрогнул, но заклинание не прервалось, а вот Адриан, в отличие от друзей, не смевших теперь пошевелиться, дёрнулся было следом — но Маринетт вовремя успела его остановить.

Хорошо, хоть за хвост ловить не пришлось, как обычно.

Кажется, выход Габриэля не нарушил течение ритуала, а только изменил распределение энергии: линии семиконечной звезды, которые были ближе к нему, теперь горели ярче. Маринетт с запозданием поняла, что именно он вычитывал в книге: Габриэль хотел оттянуть ритуал на себя, стремясь уберечь остальных, в первую очередь — сына. И, кажется, его задумка хотя бы отчасти удалась.

Вокруг кинжала тем временем разгоралось, разползаясь по линиям звезды, голубоватое пламя. Ребята постепенно успокоились и сосредоточились — даже Кот, неотрывно следивший за отцом, закрыл глаза, — и Маринетт тоже подобралась: тренировки пошли впрок. Когда пламя добралось до её луча, она ушла в себя, на время позабыв обо всём, чтобы сфокусироваться на ритуале.

Синеватые язычки, повторив все линии семиконечной звезды, будто бы не касались Чудесных, но Маринетт ясно ощущала, как вначале по её ногам, а затем всё выше и выше поднимаются искристо-холодные струйки. Магия добралась до сердца, притупляя сознание, и в этот миг стало так больно, что Маринетт упала на колени, не в силах терпеть стоя. Но вместе с тем она почувствовала боль других участников, и их энергию, сливающуюся воедино, и волю каждого, направляющую поток.

Получается!

Ликование наполнило душу — столь сильное, что боль, разрывавшая её изнутри, практически потеряла значение. И если именно таким должно было стать последнее их совместное с Тикки дело, то быть посему.

Заклинание ускоряло темп, словно живое существо, словно водоворот или буря. Уже не маленький огонёк, но целый костёр полыхал в центре звезды. Пламя теряло прозрачность, уплотняясь — так, что Маринетт почти не различала лиц товарищей, стоявших на другой стороне. И в ту секунду, когда боль стала особенно сильной, в центре полыхнуло, осветив потайную комнату от края до края и отбросив коленопреклонённого Бражника.

Он же погибнет так...

Ужас обуял Маринетт — совсем непохожий на страх, что посетил её в начале ритуала. Человек, распластавшийся непозволительно близко к центру звезды, был сейчас слишком беспомощен перед пожирающим его ледяным огнём, чтобы выпестованные за два с половиной года инстинкты Ледибаг не сработали прежде разума.

Раньше, чем успел дочитавший заклинание мастер Фу; раньше, чем Адриан рванулся на помощь отцу; раньше, чем остальные смогли что-либо понять — Маринетт уже тащила Габриэля Агреста прочь от средоточия магии, на задворках сознания удивляясь, откуда в таком тощем теле столько неподъёмного веса.

Ослеплённая пламенем ритуала, она уже не видела, как в его центре показались две человеческие фигуры, одна из которых сразу исчезла. Не видела и того, как Адриан, уже без костюма, метнулся к матери, едва узнав её в утихающем огне. Маринетт просто не могла увидеть ничего из этого и из всего, что произошло дальше, потому что, стоило ей оттащить Бражника на несколько рывков, мир вокруг померк, оставив только кромешную темноту.

По правде сказать, мы не думаем, что Адриан такой уж кретин (в конце концов, в этом фанфике у него был весьма мощный отвлекающий фактор). И даже более того - серия «Траблмейкер» и далее не учитывается как раз именно потому, что с неё становится почти очевидно: он догадался о личности Ледибаг, и неустанно проверяет свои догадки. Однако здесь по сюжету он маленько балбес, потому что без этого каркас повествования, и так хрупкий, рухнул бы с треском.

Да, также в этой главе назван новый Хранитель - но отдельного места в сюжете этой сцене, увы, не нашлось.

* * *

Пробуждение было сладостным. То самое, когда выныриваешь из долгого сна после непростой работы, но пока ещё не нужно никуда бежать и никого спасать, и нежишься под большим пуховым одеялом, а обоняние улавливает сладкий запах сдобы.

Подумав, что папина выпечка стоит даже того, чтобы выбраться из теплой неги, Маринетт разлепила глаза и попыталась встать. Но не тут-то было. Попробовала снова. И снова. Не пошевелились даже пальцы на ногах, а тело болело так, словно она поучаствовала в разборках футбольных фанатов, не меньше.

В попытке подавить панику Маринетт постаралась вспомнить, какой сегодня день, какой час, и что она делала накануне. По освещению выходило, что время обеда, а память в качестве признаков жизни подала, что каникулы. С началом каникул — вернее, с концом недели перед ними было связано нечто существенное — и настолько важное, что мозг буквально зачесался. Следом засвербели нос и щёки, но тело по-прежнему было способно шевелить только веками и фокусировать зрение на ползающем вдоль потолочной балки мотыльке. Разум, ухватившись за нехитрую подсказку, мгновенно выстроил ассоциативный ряд.

Мотылёк... Бражник, ритуал! Адриан, ребята, Тикки!

С обретением воспоминаний Маринетт стало до отчаяния необходимо убедиться, что с её друзьями всё в порядке, а мир не перевернулся — однако телефона в поле зрения не наблюдалось. Заставить тело работать стало важнейшей целью — и в результате к тому моменту, как в комнату поднялась мама, Маринетт уже вполне уверенно сидела на полу около кровати и прикидывала, как ей сползти с лестницы и при этом не убиться.

Застав дочь намного более подвижной, чем ожидала, Сабина горестно всплеснула руками.

— Милая, ну куда же ты?! Дядюшка Фу велел не перегружаться, кушать горячее и восстанавливать силы!

— Я уже, — проскрипела Маринетт: голоса внезапно не оказалось; однако насущный вопрос и порождённая беспомощностью жажда хоть какого-то движения заставили говорить ещё: — Дядюшка Фу?

— Нет-нет, — засмеялась мама, правильно поняв вопрос, и пояснила, подкладывая дочери подушки: — Это он так шутит — мол, все китайцы в родстве между собой. Заходил вчера, дал тебе снадобье и уехал.

Мама стала кормить её супом сама, поскольку руки у Маринетт немилосердно тряслись — Господи, какой же это был вкусный суп! — и рассказывать события последних дней. Последним, что помнила сама Маринетт, был ледяной жар магического огня и непосильно тяжёлый отец Адриана.

Оказалось, с тех пор её успели привезти домой — Хлоя Буржуа, кто бы мог подумать! — где она провалялась пластом два с лишним дня (на дворе был вторник). За это время два раза приезжал мастер Фу, оставив лекарства для подопечной и ряд рекомендаций, бабушка сидела с ней, словно с младенцем, папа от беспокойства испортил добрую половину пирожных, а мама...

— Прямо разрываюсь между вами четырьмя, — вздохнула Сабина под конец повествования, когда чашка с бульоном опустела.

— Четырьмя? — удивилась Маринетт, ощутившая прилив сил; по её подсчётам в доме, помимо неё самой, было три человека.

— Твоя Тикки окопалась в кладовой! — чуть ли не с восторгом ответила мама, хотя последующие слова предполагали тон жалобы. — Подъела у отца три пачки какао-порошка, банку конфитюра и полбанки шоколадных чипсов. А про ореховую пасту он пока не в курсе.

— Как — Тикки?! — Маринетт потянулась ощупать мочки ушей, чувствуя, как снова затряслись переставшие было руки — уже не от слабости, а от нервов, — и как отчего-то натянулась кожа на лице, ограничивая мимику; попрощавшись с квами вечером субботы, она уже не ожидала ни увидеть её, ни тем более услышать про свою Тикки; серёжек, однако, в ушах не оказалось, только непривычно колючие кончики волос около мочек; сознание сделало из этого единственный вывод (который прозвучал гораздо более грустно, чем она планировала): — Я больше не Ледибаг. Почему Тикки здесь, у нас дома?

— Вовсе нет, — Сабина тихонько рассмеялась, теребя пальцы; Маринетт начала понимать, сколько беспокойства принесла матери своим состоянием, и ей стало стыдно.— Ты не перестала ею быть. Хотя, по словам дядюшки Фу, тебе понадобится немало времени, чтобы вернуться в форму. А что до талисмана... — тут мама поправила причёску, открывая уши, и Маринетт ахнула, увидев на ней Серьги Удачи. — Их пришлось снять с тебя, потому что ты застряла в трансформации, но Тикки нужно было покормить, а это не очень-то сделаешь, пока она внутри.

— Мам, откуда ты всё знаешь? И вообще, столько... — опешила Маринетт, наконец, сообразив, что маму её тайной жизнью почему-то не удивишь, и тут же поняла, что никогда в жизни больше не соврёт родителям, даже если дело будет касаться двойки по физике.

— Ну, знаешь ли! — фыркнула Сабина, напомнив, что и она когда-то была девчонкой. — Я, по-твоему, собственную дочь не способна узнать?

Маринетт захотелось разреветься от облегчения, накатившего вперемешку с угрызениями совести, но она не успела.

— С папой тебе всё равно придется объясняться, потому что он ещё в шоке. Скажи спасибо бабушке, что она не позволила ему смотреть, когда с тебя снимали костюм, иначе запер бы тебя дома до старости, а не до выздоровления, — пригрозила мама. — Вначале он думал, что ты напилась. Потом чуть не вытряс душу из дядюшки Фу — а ведь ему под двести! И сейчас мы оба недоумеваем, что такое случилось, если в новостях тебя на этот раз не показывали, но раньше ты всегда возвращалась домой на своих ногах, а не на руках водителя месье Агреста в сопровождении мадемуазель Буржуа. Или до этого ты путешествовала во времени, чтобы подлечиться?

— Нет, никаких путешествий во времени, — поспешила заверить маму Маринетт. — Только обычные... — и тут поняла, что её понимание обычного за последние годы сильно отошло от среднестатистического. — Ох, мне действительно много нужно вам рассказать.

Её немного пугал тот факт, что число людей, которым известны личности Чудесных, растёт в геометрической прогрессии, но она не хотела и не могла больше скрывать что бы то ни было от своей семьи. Хватит.

— Но сначала нужно привести тебя в порядок — ты ведь всё-таки девушка, — заметила мама тоном, не допускающим возражений, — и твою кровать заодно.

Маринетт снова устыдилась, сообразив, сколько хлопот доставила родным, и твёрдо вознамерилась как можно скорее вернуть себе самостоятельность. Однако вниз её пока что пришлось провожать маме. Усадив дочь у зеркала, она ненадолго ушла, а Маринетт не сразу поверила в увиденное. Из зеркала на неё смотрело нечто узкоглазое, красное, с опаленными волосами и бровями и белым овалом вокруг глаз по форме маски; нос и щёки, к тому же, начали облезать — теперь, по крайней мере, было ясно, почему они так чесались; ненамного лучше были и кисти рук.

От падения в обморок после созерцания такой невероятной красоты её спас только звонок телефона. Кое-как докатившись до него на кресле и молясь, чтобы у звонящего хватило терпения, Маринетт вцепилась в трубку. Разумеется, это была Алья. И, конечно же, она сразу начала трещать, выдавая с головой своё беспокойство.

— Подруга, ты как?! Мы тебя уже все потеряли, а твоей маме мне набрать было стрёмно — после вранья про водопровод и после того, как Хлоя с Гориллой тебя домой повезли.

— Хреново, — честно ответила Маринетт. — Только проснулась, выгляжу как персонаж фильма ужасов — обгорела, похоже. А ты как? Как остальные?

— Я ни петь, ни свистеть, — откликнулась Сезер. — А Нино не только домой меня вернул, когда мастер Фу велел нам убираться от круга подальше, но и превращается уже, паразит! Хлоя в норме, Анри тоже, Адриана не видела, но в сеть выходит.

— Алья, Тикки дома, — неожиданно для самой себя всхлипнула Маринетт и вдруг, наконец, разревелась. — Я думала, больше её не увижуууууу. А она у п-папы ш-шоколад жжрёоооот...

— Ну, началось, дорогая моя! — вздохнула Алья в ответ. — Давай-ка я к тебе приеду!

— Только не сейчас! — пискнула Маринетт, не в силах в таком состоянии показаться лучшей подруге, но не зная, как объяснить.

Впрочем, та всё поняла сама:

— Тогда пиши, как очухаешься. Забегу. И загляни в общий чат, а то народ уже на ушах стоит.

Положив трубку, Маринетт послушно зашла в мессенджер и, удивившись количеству непрочитанных сообщений, сбросила в общую группу:

"Ребята, всем привет. Провалялась три дня с температурой, простите, что потерялась. Теперь всё ок, как возьмусь за домашку — скину".

В ответ посыпалась лавина откликов — в том числе с частично готовыми заданиями по разным предметам, но их Маринетт почти все пропустила, потому что ей в личку — подумать только! — написал Адриан:

"Привет. Рад, что ты поправилась. Я беспокоился. Хотел поделиться хорошей новостью".

Чуть не подскочив до потолка от восторга и чуть не грохнувшись вместе со стулом, она задумалась об ответе. С одной стороны — было лестно, что уж там. С другой — неужели ему больше беспокоиться было не о чем? Или он её узнал?

"Как родители? Как ты? Можешь трансформироваться?"

Маринетт набрала сообщение быстро, не задумываясь, потому что это знание было необходимо ей, как воздух.

"Нино — трепло", - пришло в ответ.

Не узнал... Точно.

Пока она размышляла, хорошо ли это, и стоит ли, возможно, всё же раскрыться, он дописал:

"Я счастлив", — и пропал из сети.

И этого было более чем достаточно. А с Альей они увиделись через два дня. Не выдержав, подруга примчалась в гости незваной, вручила, алея, как маков цвет, маме с папой огромную бутылку домашнего ликёра, а увидев Маринетт, надула щеки и пообещала:

— Знаешь, я придушу этого старого козла! Как доберусь — так сразу и! Мало того, что самому приспичило убиться, так тебя чуть не угробил!

Маринетт, считавшая, что лицо стало значительно более приемлемого вида, подстриженная бабушкой по своему образу и подобию, а главное, успевшая поразмыслить о произошедшем, имела на этот счёт другое мнение:

— Вероятно, мы сохранили свои талисманы только благодаря ему, — она машинально погладила серёжки. — Подумай, Алья: только благодаря ему тебе не пришлось расставаться с Трикксом.

— Так-то оно так, — поджала губы подруга. — Просто ты нас здорово напугала. Как сунулась за ним — я думала, вместе сгорите.

— А лучше было бы, если б он сгорел? — запальчиво ответила Маринетт. — Не могла я по-другому!

— Потому что он отец Адриана — или потому что антигерой? — решила вдруг докопаться до истины Алья. — Ты же любого гада спасать полезешь — чем хуже, тем лучше! И если бы Бражником оказался какой-нибудь левый чувак, и он не был бы на нашей стороне — голову готова дать на отсечение, ты бросилась бы на помощь ещё охотнее.

— Хватит! — резко одёрнула её Маринетт. — Потому что он человек. Потому что, если способна — помоги. И я не планирую меняться. Поэтому перестань, пожалуйста. С меня хватит и того, что с родными третий день объясняюсь.

— А ведь их там не было, — назидательно заметила Алья и повинилась: — Прости. Умом я понимаю, что бояться за тебя бесполезно, но страх ведь не от разума, верно?

Чтобы не расплакаться от избытка чувств, что в последнее время случалось с ней до неловкости часто, Маринетт покрепче обняла подругу, и тут вспомнила об ещё одном — весьма насущном — вопросе.

— Кстати, Адриан думает, что это Нино рассказал мне про... хм... воскресные события.

— Вау, — протянула Алья. — Так. То есть он по-прежнему в курсе только про Нино, родителей и Анри?

— Не уверена насчёт вас с Хлоей, — нахмурилась Маринетт, — но про меня точно не знает.

— Обалдеть. Магия квами, конечно — да и дома у него столько всего внезапно... Всё равно обалдеть. Ты как хочешь, — Алья решительно подобралась, — а я прятаться от своих не собираюсь. Тем более кроме вас с Котом и так почти все перезнакомились.

— Не говори про меня, пожалуйста, — попросила Маринетт, отводя взгляд.

— Тааааак, — угрожающе протянула Алья. — Дорогая моя, это по меньшей мере некрасиво. Он нам с Нино уже все уши прожужжал про тебя, и я больше не выдержу! Парень по тебе с ума сходит, у вас есть все шансы — да ещё и без Бражника над душой, наконец, время появится, — а ты заднюю включить решила?

— Про которую меня? — горько отозвалась Маринетт. — Он преклоняется перед Ледибаг — и я его не виню; а тихоня Дюпэн-Чен — хороший, верный друг, и точка. И уж тем более теперь...

— Про обеих! — рыкнула Алья, похоже, и в самом деле утомлённая этой темой. — И вообще — тихоня? Ты себя со стороны давно видела? Да, ещё — что там теперь?

— Я категорически не готова раскрываться перед ним — по крайней мере, сейчас. Я не хочу, чтобы он выдумал себе, будто бы влюблён в меня, потому что я оказалась Ледибаг, или, того хуже, из благодарности. Уж кого и нужно благодарить, так это Анри, без которого мы бы и с места не сдвинулись, или мастера Фу.

Алья ничего не ответила, только закрыла лицо ладонью. Этот спор повторялся по несколько раз в день вплоть до самого конца недели, но ни одна из сторон так и не взяла верх. Кончилось тем, что утром последнего дня каникул перед пекарней родителей Маринетт остановилось такси, из которого выскочила взъерошенная Алья и через пять минут препирательств усадила в него ненамного более прибранную подругу.

— Алья, объясни толком: куда мы едем? — слабо возмутилась Маринетт, украдкой оглядывая себя в зеркало заднего вида. — Близнецы опять что-то натворили?

— В гости, — старательно глядя в окно, ответила та. — К Агрестам.

— Как — к Агрестам?! — ахнула Маринетт, оглядывая свой простой наряд и ощупывая мальчишескую, ещё слишком непривычную, стрижку; таксист невозмутимо заблокировал двери, чтобы пассажирка не выпрыгнула на ходу. — Я не готова! Сказала бы — я бы хоть платье надела... И не накрашена. И вообще — у меня нос ещё красный.

— Не накрашена? — просияла Алья. — Это мы поправим. Ещё светофоров двенадцать, не меньше. Это раз. Согласно последним социологическим исследованиям, футболка и джинсы — самая сексуальная одежда для девушек. Это два. И если бы я хоть слово тебе сказала, то потом выцарапывала бы из ванной. Так что отставить истерику. Это три.

Маринетт невольно притихла, сдавшись под напором подруги, и даже позволила той навести макияж, а когда они заехали в цветочный за букетом для Эмили, успокоилась окончательно. Она старательно убеждала себя, что всего лишь имеет научный интерес к результатам ритуала, а жгучее до боли в груди желание увидеть Адриана тут совершенно ни при чём.

И всё же Маринетт проиграла самой себе. Как только они выбрались из такси и прошли сквозь ворота и фейс-контроль с голосом Натали, навстречу по дорожке уже спешили Адриан и Нино — и она пропала. Несмотря на то, что единство Адриана и Кота позволяло Маринетт нормально разговаривать с предметом обожания, она вдруг обнаружила, что не способна заставить себя на него посмотреть, и позорно спряталась за букетом. Адриана это, правда, совсем не смутило. Букет он конфисковал и к вящему восторгу Альи принялся с интересом рассматривать Маринетт.

— Вот это круто! Я всегда считал, что тебе пойдет короткая стрижка, но не знал, что настолько! — вынес он вердикт, коснувшись её волос кончиками пальцев. — Ай, колется!

В общем, Адриан болтал. И если раньше Маринетт думала, что напарник не в меру разговорчив, то сейчас поняла: она видела обычного Кота. Счастливый Адриан выдавал столько слов в единицу времени, что не до конца было ясно, как человеческое ухо их различает. О маме, об отце, о Натали и Горилле, об отцовской книге, об уроках, о Плагге, старом Хранителе, опять о Плагге — и о поставщиках сыра, и снова о родителях. Вшестером — к ним присоединились Хлоя и Анри — они устроили импровизированный пикник. Вначале Адриан делал пояснения для девочек касательно магии Чудесных, Нино и Анри притворялись, будто не в курсе личностей подруг, а Маринетт с Альей тихонько смеялись в кулак под укоризненным взглядом Хлои. Но потом почему-то перестало быть смешно, и вновь, как перед самым ритуалом, накатила паника.

С внезапной ясностью Маринетт поняла, что остальным скоро наскучит притворяться, а ей самой всё сложнее делать вид, будто в обсуждении ритуала много незнакомых слов. В очередной раз чуть не заспорив с Адрианом о причинах, по которым они сохранили талисманы, она в последний момент прикусила язык и сбежала в дом под предлогом естественной нужды, стараясь не обращать внимания, какими взглядами её провожают.

* * *

Когда Маринетт ушла, друзья на некоторое время замолчали, словно потеряв нить разговора, хотя тем у них было предостаточно. Наконец Нино, чтобы разбить напряжение, заметил, обращаясь к Адриану:

— Знаешь, бро, я с детского сада мечтал стать черепашкой ниндзя! Круто, что Вайзз всё ещё со мной.

— Да, — кивнула Хлоя, пристукнув ноготком по гребню. — Мне жаль было бы расставаться с этими крылышками. Хорошо, что не пришлось.

И, глядя на отвисшую до груди челюсть Адриана, довершила представление Алья с глубоким поклоном:

— Рена Руж к вашим услугам, милорд, раз уж пошла такая пьянка.

Сам же Адриан, пересчитав взглядом народ на поляне и родителей в доме, смог сформулировать одно:

— Если вы все здесь, то почему Ледибаг не пришла? Как она после ритуала? С ней всё в порядке?!

Когда на последней фразе его голос дал петуха, Анри тихо усмехнулся, а Хлоя, закатив глаза, заявила:

— Запомни, Адришу: в нашей команде только одна истеричная королева, и это не ты!

А на лицах Альи с Нино слишком ясно читалось: "Идиот!", — чтобы он мог этого не понять. И это был уже перебор.

— Что? — отчаявшись понять реакцию друзей, вопросил Адриан. — Что я не так сказал?

— Пацан, — не выдержал Плагг, — ты и правда дурак. Ледибаг здесь, если подразумевать под этим словом весь дом. Пока здесь — но я не очень-то удивлюсь, если она сбежит, потому что ты в очередной раз её не узнал — потому что даже я устал за последние два года намекать тебе на её персону!

— Ты? Устал намекать? — до Адриана медленно, но верно, начинало доходить, однако мозг ещё отказывался принимать реальность. — Ты сколько в курсе-то уже, бесстыжая прожорливая морда?!

— Караул! Убивают! — заверещал Плагг, уворачиваясь от попытки подопечного схватить его. — Квами — священные существа! Грубиян!

— А вы? Давно всё знали? — Адриан оглядел остальных, чувствуя, что мозг готов взорваться.

— По-разному, — пожала плечами Алья. — Но сейчас это неважно. Важно, чтобы ты догнал Маринетт, пока она не нашла способ сбежать из этого гигантского дома. И я очень надеюсь, что у тебя хватит ума сделать вид, будто ты обо всём догадался сам.

— Почему обязательно сам? — удивился Адриан, в сознании которого маленькие красно-чёрные молоточки выбивали Маринетт-Маринетт-Маринетт, и этот звон становился невыносимым.

Ответом ему снова было то же самое выражение на лицах друзей.

* * *

Не то чтобы Маринетт в самом деле рассчитывала сбежать от ребят совсем. В конце концов, она не знала дома и всё ещё не могла трансформироваться. Но удрать с лужайки в тот момент хотелось невыносимо — и, кроме того, ей не терпелось познакомиться с обоими родителями Адриана, и воочию убедиться, что пережитая боль не была напрасной. Ждать, пока их представят друг другу официально, было, по её опасениям, слишком долго. Да и поздновато как-то, прямо скажем, для реверансов.

— Ищите, и отыщете, — пробормотала Маринетт себе под нос, когда из кабинета хозяина дома услышала два одинаковых женских голоса.

Не сумев совладать с любопытством, Маринетт и Тикки заглянули в приоткрытую дверь. Там за разными столами сидели Натали, которую Маринетт с трудом узнала без привычного макияжа, и Эмили Агрест с выражением лица, как у Снежной королевы. Обе говорили по телефону, понижая тон, чтобы не мешать друг другу.

— Благодарю за комплимент, господин Орлов, — отвечала Эмили голосом Натали, — но больше не зовите меня Наташенькой, это неприлично. Ещё раз прошу извинить нас за доставленные неудобства, — она положила трубку, прокашлялась и произнесла уже своим голосом: — Ох уж этот русский! И как вы его раньше выносили, Натали?

— Прямо пропорционально объёму прибыли, которую он приносит, и квадрату расстояния между нами, — недобро и устало — и до ужаса похоже на своего босса — усмехнулась та. — Пожалуй, стоит сделать перерыв.

— Спущусь тогда, пожалуй, к детям… — потягиваясь, пробормотала Эмили и тут заметила Маринетт: — О! Здравствуй, дорогая!

— Здравствуйте, — Маринетт смутилась и попыталась исчезнуть, но это оказалось не так-то просто: с лестницы послышался голос Адриана, ищущего её, и не успели они с Тикки даже глазом моргнуть, как были бесцеремонно запиханы за штору.

— Мам, Натали, сюда Маринетт не заходила?! — прерывисто не то от бега по лестнице, не то от волнения спросил он. — Это ужасно важно!

— Нет, — процедила Натали, демонстрируя недовольство — не видя лица, сложно было сказать, деланное или настоящее.

— Но охрана спрашивала разрешения выпустить её с чёрного хода, — добавила Эмили к возрастающему удивлению гостьи.

Адриан убежал, топая, как стадо оленей, после чего Маринетт выпустили из-за шторы, и она недоумённо воззрилась на обеих женщин.

В один миг они из взрослых дам, помощницы и супруги законодателя парижской моды, по уши заваленных делами, преобразились в двух хихикающих школьниц. Маринетт с трудом вспомнила, что и Эмили, и Натали старше неё на двадцать лет.

— Надеюсь, ты извинишь меня за это маленькое представление, — неловко улыбнулась Эмили. — Однако я подозреваю, что мой сын, догони он тебя сейчас, наломал бы дров — и уж точно надолго занял бы всё твоё внимание. А нам необходимо с тобой переговорить.

За последующий десяток минут Маринетт обрисовали такую картину, из которой она сделала вывод: Габриэль Агрест сбрендил. По-видимому, от счастья. Иначе объяснить то, что с момента ритуала он покидал постель лишь в целях гигиены, напрочь забросил работу и наплевательски относился к членам семьи, было невозможно. Жена безвылазно сидела дома, секретарь отменила отпуск, сын боялся слово поперёк сказать, а весь штат прислуги, включая охрану, ходил по особняку на цыпочках.

— И так уже неделю! — жалобно подытожила Эмили по дороге к спальне. — Доктор Готье говорит — психосоматика.

Проще сказать — дурь в голове.

— Я только не совсем понимаю… — Маринетт подняла глаза на собеседницу, невольно любуясь ею: в жизни мать Адриана была ещё красивее, чем на фотографиях, и сразу становилось ясно, от кого её сын унаследовал обаяние. — Чем я могу помочь, если ваш муж не слышит даже вас?

«Вас, которую обожает настолько, что три года кряду терроризировал Париж и несколько раз чуть не угробил собственного сына», — захотела добавить Маринетт, но сдержалась. Ей вдруг стало важно подружиться с этой милой, искренней женщиной — безотносительно даже их с Адрианом будущего.

— Ты же Ледибаг, — лукаво прищурившись, ответила Эмили, но тут же рассмеялась; она вообще смеялась много и легко, несмотря на застигшие её по возвращении домашние сложности. — Шучу, шучу. Вижу, эта фраза тебя уже не радует. На самом деле, Анри сказал, что ты не слишком-то робеешь перед Габриэлем, в отличие от многих других людей — и я понадеялась, что ты сможешь его расшевелить. Что же до меня… Никогда особо не могла с ним спорить, а теперь и подавно.

— Это вы подсказали Адриану позвать нас всех в гости? — вдруг догадалась Маринетт. — Зная, что я тоже наверняка приду?

Эмили согласно кивнула, пряча печаль во взгляде:

— И ещё потому, что моему сыну просто необходимо развеяться, а он не выходит за порог, будто мы с его отцом — немощные старики.

— Сделаю, что смогу, — пообещала Маринетт. — Но не рассчитывайте, пожалуйста, на многое.

Задача, в общем-то, стояла простая и понятная — но увидев своего (до недавнего времени) врага, Маринетт оробела.

— Представь, что это Кот Нуар, — шепнула Тикки на ухо подопечной. — И что тебе нужно отругать его за неосторожность.

Стоило Маринетт включить воображение, дело пошло на лад. Правда, вместо того, чтобы выдать нашкодившего Кота, оно подбросило хозяйке мысль, что Габриэль Агрест в полосатой пижаме, небритый и красноносый, представляет собой нечто среднее между Сантой в отпуске и алкоголиком в психбольнице, и Маринетт, увлечённая такой картиной, громко фыркнула.

— Пришли позлорадствовать, мадемуазель? — повернувшись от окна и старательно не глядя на жену, просипел экс-Бражник.

«Отлично! — съехидничал внутренний голос Маринетт. — Связки уже сорвал, орать не будет!»

Собрав в кучу всё актёрское мастерство, бесстрашие и волю, Маринетт подсела к больному.

— Отчего же? — с наигранным весельем произнесла она. — Пришла проведать вас — так сказать, во исполнение обязанностей Ледибаг.

— Разве вы не в отпуске? — заинтересовался Габриэль, и Эмили, видя, что беседа занялась, тихонько оставила их. — К тому же, я более не вхожу в круг вашей ответственности. Хранитель ищет для Нууру нового хозяина.

— Не существует бывших Чудесных. Кто хоть день владел талисманом, навсегда остается одним из нас, — тоном примерной ученицы ответила Маринетт, не очень-то представляя, как повернуть разговор в сторону вреда уныния и бездействия (не путать с отдыхом!). — И у Ледибаг не бывает отпуска. Если только временная нетрудоспособность, — чуть смутилась она, не вовремя вспомнив, как единственная после ритуала попытка трансформироваться окончилась неудачей и трёхчасовой головной болью.

— Отрадно слышать, что Париж в надёжных, добросовестных руках, — надсадно закашлявшись под конец, выдавил Габриэль, однако, к разочарованию гостьи, в этой фразе не было и тени былого ядовитого ехидства. — И всё же: зачем вы явились ко мне? Я вас не звал.

— Зато ваша жена звала, — храбро ответила Маринетт, заранее предполагая бесполезность нотации. — Она уже отчаялась поднять вас с кровати и вернуть к жизни. Ей нужен муж, а не мумия в постельном режиме. Я уж не говорю про то, что они с Натали с ног сбились, прикрывая вас перед деловыми партнерами. И Адриану не хватает отца. Вы — именно вы — спасли всех нас, но это не повод хоронить себя в спальне!

— Да что вы понимаете? Я даже руки поднять не могу! — оскалился Габриэль, в подтверждение своих слов демонстрируя трясущуюся кисть, которую смог оторвать от покрывала едва на двадцать сантиметров и тут же уронил обратно. — Кому нужен муж и отец, без посторонней помощи не способный дойти до уборной?! На кой ляд вам понадобилось меня вытаскивать?!

— А есть не пробовали? Мясо, например?! Да хоть жиденький бульон с сухарями! — взъярилась Маринетт, страстно мечтая залепить собеседнику пощёчину. — Лекарства принимать? Допустим, снадобья мастера Фу вас не устраивают — а капельницу с витаминами?! Вам самому от себя не тошно?!

— Оставьте. Меня. В покое! — на грани свиста прошипел Габриэль.

Отлично! Гадюка возвращается.

Однако у Маринетт уже не осталось сил. Из неё словно выпустили воздух, как из проколотого шарика.

— Как скажете, месье. Но готова ручаться — вы пожалеете об этом желании ещё до конца дня.

У неё была одна мысль, и она срочно требовала реализации — так что оставалось только со всем достоинством Ледибаг подняться с постели больного и покинуть комнату, придушив в себе желание хлопнуть дверью напоследок. Почему-то мужчины этого семейства были способны довести Маринетт до белого каления эффективнее даже Хлои Буржуа.

Габриэль ещё некоторое время просидел в раздумьях, отвернувшись к окну, затем по обыкновению отказался от лёгкого обеда и задремал. Когда он проснулся, над ним стояла седая дама с Нууру на плече и мерной ложкой микстуры в руках. Запихивая ему ложку в рот (безо всякого на то согласия пациента!) дама возвестила — о, ужас! — голосом незабвенной Бифаны:

— Приятно познакомиться, месье Агрест. Меня зовут мадам Дюпэн. Однако лично вы можете называть Ночной Бабочкой.

* * *

Ещё прося бабушку принять талисман мотылька и привести Габриэля Агреста в чувство, Маринетт сомневалась в том, что эта затея — благо. И даже узнав нового Хранителя. И даже перестав заикаться по поводу того, кто это оказался. Но стоило ей увидеть, как бабушка (женщина, по сути, ещё весьма нестарая и бодрая духом) впервые трансформировалась с помощью Нууру вместе со своим мотоциклом, бодро засвистев в три пальца в качестве приветствия, неуверенность как рукой сняло.

Однако хорошее настроение продержалось недолго. Отговорившись грядущим учебным днём, Маринетт сбежала от родителей в спальню намного раньше времени сна и застыла над швейной машинкой, силясь придумать, как избежать завтрашней встречи с Адрианом. Потому что не ответила ни на один из двадцати трёх звонков от него — и даже вообразить себе не могла, как станет объясняться.

Потому что он теперь наверняка её ненавидит. За два года сплошных секретов, трусость и то, сколь упорно не воспринимала его всерьёз. По крайней мере, сама она действительно ненавидела себя за это — настолько, что от всей души желала провалиться сквозь пол, исчезнуть, превратиться в маленький комочек пыли и забиться в какой-нибудь дальний угол.

И надо же было Коту выбрать именно такой момент острейшего самобичевания, чтобы постучаться в люк в потолке комнаты.

— Маринетт? Ты дома?

Эта простая реплика полоснула сердце ледяным ужасом, от которого язык прилип к гортани, не желая произносить слова.

— Впусти меня, пожалуйста. Я видел, у тебя свет горит. Я хочу с тобой поговорить.

Кот был напуган, встревожен, и явно не собирался её ненавидеть, что заставило Маринетт ещё больше сжаться внутри. Она не могла сейчас его увидеть. Что она ему скажет?

— Почему ты пришёл?

— Ты не отвечала на телефон, и я беспокоился, — прозвучало в ответ.

— Я думала, у тебя есть сейчас гораздо более серьёзные поводы для беспокойства. — Чёрт, чёрт, чёрт!!! Почему вечно лезут неправильные слова?! — Извини, я не то хотела сказать. Как мама с папой?

— Хорошо, — пробормотал он из-за люка уже обычным голосом; очевидно, трансформация закончилась. — Впусти, пожалуйста. Тут холодно.

Спохватившись, Маринетт резко распахнула люк и, увидев посиневшего Адриана, чуть ли не рывком втащила его в комнату. Снаружи было на удивление холодно для начала апреля.

— И долго ты там просидел? — вопросила она, чувствуя, как вся робость слетает, словно сбитая щелчком.

— Д-д-да н-не очен-нь, — простучал зубами Адриан, пока она закутывала его в одеяло.

— Горе ты моё! — закатила глаза Маринетт. — Зайти внутрь не мог? У меня вообще-то не заперто. Мастер Фу разве не говорил тебе, что иммунитет после ритуала никуда не годится? Заболеешь — прибью.

Адриан фыркнул — совсем как настоящий кот, — но затем помрачнел, плотнее закутываясь в одеяло; Плагг возился где-то у него за пазухой.

— Я думал, ты не хочешь меня видеть. Что я и так достал тебя за последние два с половиной года, а если бы залез к тебе в дом без разрешения…

— Глупый Котёнок, — Маринетт обняла его поверх одеяла. — Я боялась, что ты разочаруешься, когда узнаешь меня под маской — ты ведь не особенно общался со мной в школе, в основном, из-за Нино и Альи. И разозлишься, что я хотела спрятаться от тебя, и что вечно говорю, что можно делать, а что — нельзя.

— Ну, ты Ледибаг — тебе полагается, — улыбнулся Адриан, радуясь теплу и близости подруги. — Погоди, ты только из-за этого сбежала? И действительно думала, что я нарочно с тобой мало общаюсь? Вот и правда же дурак! Я-то думал — это ты меня сторонишься, слова лишнего не скажешь; думал, считаешь меня богатеньким мажором и позёром вроде Хлои.

— А я просто ни одной фразы при тебе сказать не могла, чтобы не заикаться и не ошибиться в трёх словах из пяти, и то, если повезёт!

— Почему? — нахмурился Адриан; эта деталь была ему искренне непонятна.

Маринетт почувствовала, как пылают щёки, и, убрав руку с его плеча, решительно объяснила (правда, скорее своим коленкам, чем тому, кто заслужил эти объяснения):

— Да потому что я жить без тебя не могу. И знаешь, чем ближе мы становились с тобой-Котом, тем большей это делалось проблемой. Потому что мне нужны вы оба. Я люблю вас обоих, а не кого-то одного, и, если бы вы оказались разными людьми, я в конце концов сошла бы с ума.

Она не знала, куда глаза девать — не каждый день, в конце концов, отваживаешься на такие признания — как вдруг Адриан (к чьей порывистости, казалось бы, она должна была уже привыкнуть) выпутался из одеяла и, накинув его на обоих, крепко прижал её к себе внутри этого пухового кокона.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал он, уткнувшись носом в макушку Маринетт. — И я рад, что Ледибаг оказалась именно ты.

Ещё несколько дней назад она даже не надеялась такое услышать. Несколько дней назад, когда она думала, что их история скоро закончится. Но на самом деле всё только начиналось.