Случайный взгляд (гет)

Гарри вовсе не собирался подсматривать. Нет. Они с Роном всегда по-честному выходили из палатки, когда Гермионе требовалось переодеться и совершить гигиенические процедуры. Даже отходили подальше, чтобы не смущать её звуком своих голосов. Но теперь Рона рядом не было, а вокруг палатки стоял такой туман, что в двух шагах ничего не было видно. И Гарри решил присесть на лежащее прямо у входа брёвнышко. Старательно отвернувшись, он достал из мешочка на груди обломок подаренного Сириусом зеркала и в который раз уже заглянул в него. Гарри часто это делал просто так, ни на что не надеясь, не ожидая увидеть в нём что-нибудь кроме своего лица. Просто этот несчастный обломок придавал ему сюрреалистическое ощущение связанности с прошлым, крёстным и миром в целом. Потому что порой ему самому уже начинало казаться, что их путешествие бесцельное и абсолютно бессмысленное. Будто не существует больше ничего, кроме однообразной в своей отчуждённости от мира смены лесов, плато и горных озёр, возле которых они устраивали свои привалы. Каким образом Гермиона находила все эти места, он не знал, но мог ручаться, что все они были бесконечно унылы и пустынны.

Повернув в руках осколок так, чтобы не цепляться ладонью за острый край, Гарри поймал в нём кусок палатки за своим плечом, да так и замер. Выходя, он, оказалось, неплотно задёрнул полог входа и теперь сквозь приличную щель мог видеть Гермиону. Точнее, часть её голого бедра и округлого мягкого полушария. Несколько секунд он сидел, отчуждённо осмысливая, что именно он видит. А когда, наконец, понял, то уже не смог заставить себя пошевелиться. Тело отказалось слушаться и словно одеревенело, в горле почему-то пересохло и захотелось сглотнуть. Гарри смотрел, как отражение колышется, то подвигаясь и почти выходя за рамки обзора, то вновь показывая попу Гермионы почти целиком, и чувствовал нарастающую параллельно с возбуждением панику. Он не должен смотреть, нужно сделать над собой усилие и отвернуться, но почему-то безумно трудно сделать это. Неужели Рон был прав в своих обвинениях? Разве стал бы Гарри смотреть, если бы Гермиона была для него всего лишь другом? Но он обычный подросток с определёнными природой реакциями, которые в данный момент абсолютно отключили его рассудок и способность двигаться. Он мог только смотреть и мысленно умолять Гермиону исчезнуть полностью из поля зрения, но в то же время, противореча сам себе, желал, чтобы она никогда не уходила. Возбуждение захватило его целиком, в ушах шумело, и в голове вертелось неизвестно откуда взявшееся изречение: «Интимность сокрытого возбуждает больше откровенной наготы», а бурная юношеская фантазия ошалело дорисовывала недостающие очертания, затмив слабые попытки разума наложить вето. В какой-то момент Гермиона даже слегка наклонилась вперёд, чтобы надеть трусики, и этот момент стал роковым для Гарри. В следующую минуту она всё-таки вышла из зоны видимости, но юношу это уже не спасло. Он и так уже ничего не видел. Осколок зеркала, впивавшийся в сжимающуюся ладонь, выпал из расслабившихся пальцев.

Когда через несколько минут Гермиона откинула полог и вышла из палатки, Гарри сидел, обхватив руками голову, и не знал, куда девать глаза. Он всё ещё тяжело дышал, сырой туман охлаждал выступивший на висках пот. Мысли метались, словно пойманные в силки птицы. В своей сумятице Гарри чётко осознавал, что Гермиона никогда, ни при каких обстоятельствах — даже если когда-нибудь они будут вместе — не должна узнать о том, что сейчас случилось.

— Гарри, что с тобой? — обеспокоенный голос, тревожный взгляд. — Ты что-то увидел?

— Нет! — панический вскрик вырвался из горла полузадушенным всхлипом раньше, чем он успел осознать, о чём его спрашивают на самом деле.

Недоумевающий взгляд в ответ, и Гарри поспешил исправиться, пока Гермиона ещё ничего не заподозрила.

— Просто голова болела… Шрам, да. Очень сильно. Но я ничего не увидел. Попытался закрыть разум, как ты велела.

— О! — мягкие губы со слегка искусанными краями сложились колечком при этом удивлённо-восхищённом озвученном на вдохе звуке, навевая ненужные ассоциации, и Гарри поспешно отвёл взметнувшийся на секунду к её лицу взгляд. Смущённо потёр горящие уши и беспокойно поёрзал. Задница зудела от сидения на шершавом и твёрдом бревне, ноги затекли, но он не мог встать. Пока ещё не мог.

— Давай-ка я возьму крестраж. Тебе не мешает отдохнуть. Мне кажется, на тебя он действует сильнее, — Гермиона безапелляционно протянула руку.

Гарри поспешно стянул цепочку медальона и, отдавая, соприкоснулся с пальцами девушки, неловко вздрогнув при этом.

— У тебя руки замёрзли. Пойдём внутрь, — Гермиона, немного морщась от соприкосновения холодного, никогда не нагревающегося металла с кожей, заправила медальон за ворот джемпера.

— Ты иди, иди. Я сейчас.

Гермиона посмотрела на него с сомнением, но особо холодный порыв ветра заставил её поспешить внутрь, а Гарри ещё и нетерпеливо подгонял её движением ладони. Оставшись наедине, он с наслаждением поднялся и немного расправил плечи. Вдохнул сырой воздух полной грудью. В голове было легко и свежо, чувство неловкости испарилось. Это всё был крестраж. Он навеял этот дурман, нащупав в сознании Гарри мысли о чувстве вины перед Роном и причину этой вины. Если бы не крестраж, Гарри ни за что не стал бы смотреть. И, тем более, делать всё остальное. А Гермиона ему просто друг, и нет никакой причины испытывать неловкость. Всё будет как раньше, нужно просто выкинуть произошедшее из головы. Развернувшись, Гарри спокойно отправился в палатку.

Ему вслед, шелестя ветвями, насмешливо закачались деревья.