Падший ангел или?.. (джен)

Я видела, как изменились её глаза. Засветились изнутри светом, приобретая жёлтые искорки по краю радужки. Из уголков глаз текли слёзы, а она улыбалась. Правда, всего несколько мгновений.

Её нашли быстро. Не продержалась и нескольких дней. То-то же — не стоило нести всякую чушь с постаментов в глухую толпу. Сначала медики. Родители. Друзья. Говорили, говорили, убеждали. А затем — ОНИ. Её знание, её слова подтвердились. Она умела творить маленькие чудеса. И она была счастлива. Теперь её смогут услышать больше человек.

Я видела, как её нарекли пророком. Как все сильнее разгорались искорки в глазах. Ведь она была рада — нести открытие людям.

Чужие руки поместили нимб над головой, пририсовали крылья. Она больше не улыбалась, ведь её Слова меняли на ходу, поворачивая в нужную им сторону. Я говорила, остерегаться. Разве она меня слушала? Нет. Но дух борьбы и веры в ней был слишком крепок.

Я видела слёзы — не те, искренние и радостные, а полные боли и недоверия. Люди не слышали. Не хотели, не могли или не желали. Я видела, как гасли искры в её глазах. Как шевелились губы в пустой попытке вновь предостеречь.

— Я говорю, а они не слышат. Я бьюсь об их стену мелких проблем, — взгляд рассеянный, скользит сквозь меня. А из уголков глаз вновь текут слёзы боли. Я видела, как она трогает кончиками пальцев припухшую, саднящую скулу и морщится. Сегодня на неё поднялась рука. — Да я знаю, что большое складывается из малого. Но ведь то, что хотят они, и того больше, того малого, что я прошу. Любви ближнему, уважения. Они не слышат не только меня, но и друг друга. Слышишь?!

Я слышу. Но молчу в ответ, слушая сбивчивую исповедь упавшего ангела.

— Они все идут и идут. Воскреси, верни, исправь. Как же они не понимают, что первого я не могу, а второе и третье лишь зависит от них самих. Соверши чудо, — губы кривятся в грустной улыбке. — Чудо в них, а они похоронили его под горой обид и непонимания. Счастье в них не успевает проклюнуться, как гибнет под гнетом ненависти и боли, что льется отовсюду. Неужели весь наш мир — такой? Боже, а ведь так было просто… Я так хочу научить и помочь, но как учить того, кто не хочет делать ничего сам, уповая лишь на меня? Я не Бог, я лишь проводник, — она машет рукой и отводит взгляд. Несколько минут стоит тишина и кажется, что она сдаться окончательно.

Погас нимб, опустились крылья. Я видела, как горько мерцали её глаза. Но нет, она встаёт, шутливо кланяется и вновь идёт вперёд.

Она вновь вернулась на парапеты, шептала, опустив низко голову. Шепот разносился по толпе, но лишь некоторые подходили ближе. Осмеянных не любят.

— А ты знаешь, — продолжает она наш прерванный разговор через несколько дней. — Я ошиблась. Не все люди разучились говорить и слышать. Хотя говорить то могут все… Да и то не всегда верно. Сегодня встретила паренька — молодой, в руках скрипка. Его музыка похожа на мои Слова. Я долго наблюдала. Лишь несколько людей остановились дослушать. И их глаза светились. Они слышали его. Не чудо ли разве?

Те кто хотел слышать — слышали.

А люди… Люди давили, просили, кричали, ненавидели. Я видела, как она валилась с ног от усталости, но все равно поднималась на следующий день и шла обратно.

— Эти волны продолжаются. Я не боюсь ни успеха, ни падения. Лишь не донести Знание. Любите, смотрите, слушайте и слышьте. Я ведь не многого прошу. Из мелочей вырастает большее, — она устало опускается на пол и трет глаза, напоминая в этот момент ребенка. — Но с каждым днем не слышащих больше. Их сердца очерствели, а разум забит надуманными проблемами. Они собираются толпами и прогоняют меня. Мне жаль их. Я могла бы до них достучаться. Но их толпа, и мой глас тонет в их гневном крике.

Круг слышащих не становился больше. Ее губы все реже посещала улыбка, а голос хрипел от попыток быть услышанной.

— А еще дети. Дети всегда чисты. Они еще не научились прятать сердце за броней. В их глазах я вижу те же искры. Как жаль, что в большинстве своем они гаснут. И как же хорошо, когда я вижу взрослых, с солнечными искрами в глазах, — она слабо улыбается. — Сегодня мне удалось поговорить на несколько минут дольше.

Толпы растут. Я вижу, как она безмолвно сжимает кулаки, а по вечерам тихо всхлипывает в подушку. Ей тяжело. Она пропадает на два дня, заставляя меня мучиться в неведении.

Когда она возвращается, я вижу в ее глазах свет. Нестерпимо яркий и брызжущий наружу.

— Я научила говорить и слышать две половинки целого. Они останутся здесь.

Она продолжала учить людей слышать себя и друг друга. Кто хотел — смог. Я видела, как она шла вперед снова и снова. Пока однажды не пропала.

Говорят, её все ещё можно найти в лесах, а отрывки записей всплывают иногда, появляясь из ниоткуда.

Говорят, слышащий человек всегда сможет найти к ней путь.

Я больше не видела её. Ведь я не смотрю больше в зеркала.