Залог доверия (гет)

— Мастер Гарри Поттер, сэр! Что мне для вас сделать?! Я счастлив вам служить! Счастлив! Счастлив! Так что вы хотите? Что-нибудь выпить, мастер? Хотя вам, пожалуй, уже хватит… Отрезвляющее зелье? Зелье бодрости? Может, еду? Мастер такой худой! Вот смотрите, у меня есть список всякого, что могу быстро приготовить или принести с кухни, и там на другой стороне тоже есть — я все-все могу для вас сделать!

Гарри мысленно хлопнул себя по лицу, а нет, не мысленно, так как покачнулся и чуть не упал вниз с башни. Будь он трезвым, то вряд ли бы дошел до такого состояния, но сказать, что он не пил, было так же верно, как назвать венгерскую хвосторогу милой домашней зверюшкой. Как при этом он ухитрился членораздельно призвать Добби и стать его мастером, у него понять не получалось, что, учитывая туман вместо мыслей, было не удивительно. Стоять на ногах Гарри не мог еще два глотка назад — просто сидел на краю Астрономической башни боком, спустив одну ногу за ограждение. А что скажет Гермиона про порабощение Добби… Хотя… Какая уже разница.

Год решительно не задался. А ведь вроде начинался не так плохо: его приняли на курс зельеварения, и нашелся чуть ли не единственный человек, не только знавший его маму, но и готовый о ней рассказать. Но эта мелкая победа терялась на общем фоне продолжавшегося террора Волдеморта и все расширяющейся пропастью между ним и его друзьями.

Рон. Настоящую цену ему Гарри узнал на четвертом курсе. Простил его, но окончательно не доверял. Да и то, что он увлекся Лавандой Браун и мало был готов к времяпровождению с друзьями вне квиддича и уроков, принять было несложно.

Огорчала Гермиона. С самого начала учебного года она как будто задалась целью задеть побольнее Гарри. Если её замечания по поводу жульничества на уроках он еще готов был стерпеть. Это было очень неприятно, но справедливо. А вот ехидство по поводу того, что спортсменам голова нужна только чтобы в неё есть и отбивать бладжеры — это было уже обидно. Но это был детский лепет по сравнению с другим мнением, что женщинам нет никакой радости от их роста и внешности.

Гарри, может, и это смог бы пропустить мимо ушей, если бы чуть ранее Гермиона не восхищалась, скорее всего, фальшиво тем, как он изменился за лето. А её попытка подыграть МакЛаггену на отборочных! Он в любом случае не хотел видеть этого заносчивого придурка в команде, так что у неё бы все равно ничего не вышло. Уж он-то знал, кто должен быть в его команде, но сам факт. Решающим позывом к пьянству стала последняя выходка! Да как у нее вообще повернулся язык выговорить такое!

«Да и вообще, девушки Гарри не интересны»

Даже если бы это было правдой! Что было в корне неверно. Нравились ему девушки, кому, как не ей, об этом знать! Говорить такое вслух в гостиной. Как скалился сидевший рядом с ней, лапающий её МакЛагген…

Гарри знал, что при таких публичных обвинениях бесполезно отрицать, отнекиваться и объяснять что-то, только хуже сделаешь и еще сильнее убедишь в обратном. Поэтому он просто поднялся, вскинул голову в остатках гордости и, не опуская глаз, прошел к выходу. Пока Толстая дама ворчала, что ее побеспокоили, он оглянулся, пригвоздил взглядом пытавшуюся что-то промяукать про отбой Гермиону, и в полной тишине вышел.

Гордости его хватило только до ближайшего угла. Он наткнулся на тайник близнецов, в котором еще валялась пыльная бутылка огневиски. Он долго разговаривал сам с собой, пытаясь объяснить себе такое отношение друзей. Как иногда выражался Крам — «без бутылки не разберешься». Несколько глотков, еще несколько глотков. Ноги сами принесли его к Астрономической башне, и там поминки по великой дружбе вылились в философские рассуждения о необходимости этой самой дружбы. Не помогло. Спустя час он решил, что ему нужна компания, и позвал Добби. И как-то слово за слово оказался его мастером и сейчас пытался объяснить концепцию дружбы.

— Мастер Гарри Поттер, сэр! Добби будет вашим наилучшим другом, он может все, — домовик немного потупился, — ну почти все. Вот… Я могу вас развлечь. У вас еще не было такого друга!

Вальс и что-то вроде твиста, соло, исполняемые домовиком в воздухе под еле слышную музыку, Гарри все-таки развлекли и вытащили из апатии. Зелье слабого протрезвления придало немного ясности мыслям, а неведомо откуда доставленные горячие закуски таки самую малость подняли настроение. Прыгать в бездну и туда же погружаться вроде не хотелось, а вот желание пообщаться появилось.

— Не могу понять, что произошло и почему она так ко мне относится. Вроде всё было не так плохо. Добби, как сделать, чтобы это прошло? И вернулась наша дружба.

— Мастер Гарри Поттер, сэр! Добби не знает. Добби не может, — домовик замялся, — Добби не может влюбить, не может заставить разлюбить. Хотя Добби знает! Добби может подмешать «Привлекательность для ведьмы» из магазина рыжих ласок. Как делает Логги для другого мастера. Или наоборот, «Пусть вас бросит надоевшая ведьма» оттуда же…

— Есть еще что-то, что Добби не может? — невесело усмехнулся Гарри. — Подожди, что значит влюбить? Что значит подмешать?!

— Добби не знает, сэр. Но Добби может выполнить приказ. А с мисс Грейнджер и не нужно. Она уже влюбле…

Гарри как раз пил отрезвляющее зелье и поперхнулся и закашлялся.

— Гермиона в кого-то влюблена? — неожиданно от этой новости заныло сердце.

— Да, мастер Гарри. Но думает, что это неправда из-за зелья.

Гарри задумался. Теперь многое из её поведения становилось понятно.

«Но как она сама не поняла, что изменились ее чувства? И почему не пришла выговориться ко мне?» — подумал он, а вслух спросил:

— А подмешать что-нибудь очищающее… — Гарри глотнул из бутылки виски и неопределенно пошевелил в воздухе пальцами, — Гермионе можно? Но так, чтобы следы оставались? И продолжать помешивать, пока она не станет прежней.

— Добби может, — уши домовика опустились. — Но Добби нужны деньги. Или разрешение мастера на доступ к сейфу. Добби не умеет сам… такое зелье. И у него нету в запасах.

* * *

Гермиона, продолжая тереть спросонья глаза, не глядя, нащупала свой ежедневный стакан минеральной воды и одним большим глотком осушила его. Закашлялась, и схватившись за живот, еле успела добежать до ближайшего туалета. Она, немного пошатываясь, добралась до кровати, опустила голову на подушку и, широко открыв глаза, вскочила.

«Что происходит?»

Словно туман рассеялся, в котором она бродила. Сознание впервые с начала учебного года стало кристально чистым. Гермиона сразу вспомнила, что она наговорила Гарри, и схватила себя за волосы, ощущая во рту мерзкий привкус вины. Ведь она всегда такая правильная, и тут сказать такое. Стало невыносимо стыдно. Этот учебный год был таким странным. Её как будто рвало на части. Она стала какой-то дико возбудимой, причем стыдно признаваться — во всех смыслах.

Вчера, покраснев вспомнила Гермиона, МакЛагген лапал её практически на виду у всей гостиной, а она наслаждалась прикосновениями и даже не подумала его остановить. Когда он спросил что-то про вкусы Гарри, она совсем по-глупому захихикала и сказала ту самую ужасную фразу. Просто в том момент она знала, что это понравится Кормаку. Полная тишина в гостиной при этой и молча вышедший из гостиной Гарри дали ей понять, что мерзкие слова стали достоянием общественности.

Гермиона попыталась извиниться, как-то остановить его, но слова застряли у нее в горле от его бешеного взгляда, приковавшего ее к месту. Гарри вышел, и насколько она знала, до часу ночи как минимум не возвращался.

Почему она это сказала? Зачем она это сказала? Он же её лучший друг. Даже больше, чем друг, краснея, неожиданно поняла она. Его отстраненность и фальшивые успехи в зельеварении с самого начала года вызывали у нее неоправданное бешенство. Но так же не может быть! Ведь не может быть, что её неожиданно так сильно потянуло к человеку.

Гермиона вспомнила первый урок зельеварения в этом году.

«Амортенция! Ну конечно!» — подумала она в бешенстве.

Он задумал отомстить. И у него бы получилось! Если бы она не держала свои мысли под жестким контролем, то начала бы бегать за ним, как собачонка. Ведь ей уже сейчас хотелось найти его, посмотреть в зеленые как весенняя листва глаза, прижаться к его губам, телу и умолять о прощении. Гермиона стыдливо закрыла глаза, представляя все возможные способы извиниться. Она невольно представила себе, как его руки соскальзывают вниз, поглаж… Гермиона резко затрясла волосами, стряхивая наваждение.

«Точно приворот! Ну, Гарри!» — решительно направилась она к выходу.

Она уже думала с ним помириться, но… это. Не может быть, чтобы она что-то к нему чувствовала… Вернее, может, конечно, но чтобы так. Так сильно?

Она вспомнила, что наговорила ему в этих редких странных припадках ревности с начала года. Потом в какой-то момент поняла, что ей нравится Кормак. Гарри постоянно крутился рядом, заменяя Рона, с согласия его и профессора МакГонагалл на его общих с Гермионой патрулях. Ей хотелось пойти на патруль не с ним, а с другим красавчиком. Хотя Гарри сам стал исключительно красивым в этом году. И это как-то еще сильнее злило. Но на этот раз он и в самом деле перегнул палку.

Гермиона вздохнула. Она, Гермиона Грейнджер, староста Гриффиндора, факультета храбрых, и она не будет бегать от конфликтов, даже со своим лучшим другом. И от мысли о дружбе ей стало больно вдвойне…

Поговорить с Гарри удалось только вечером… Через три дня. Вокруг постоянно кто-то находился. Патрулей, как назло, не было, а сам Гарри после уроков слишком быстро исчезал. Наконец на третий день, наплевав на десятки глаз, за ней наблюдающих, Гермиона выловила его в закутке у выхода из Главного зала:

— Гарри?

На его лице в какие-то доли секунды отразилось небольшое недовольство от промедления, легкая паника, когда он узнал, кто его задержал, и наконец, отрешенное, покорное судьбе спокойствие. Причем все это в как будто замедленном, но крайне легком варианте, как будто не имели место не сами чувства, а их тень. Гарри легонько кивнул:

— Да, Гермиона.

Голос его был не особо приветливый, но скорее грустный, чем злой. Почему-то в этот момент Гермиона подумала, что Гарри не стал бы делать подобной мерзости, в которой она его сейчас обвинит. Но эти чувства, желание, и он так близко, что хочется…

— Гарри! Зачем ты мне подлил приворот?

Гарри задохнулся от возмущения, подтверждая надежды Гермионы. Потом вскинулся и практически на парселтанге возмущенно прохрипел:

— Ты! Я! Да я ничего тебе… — Гарри не секунду осекся и гневно зашептал: — Я не подмешивал тебе никаких приворотных! И ничего похожего! Вот еще!

— Зачем ты обманываешь меня? — Гермиона, приняв однажды решение, уже не могла остановиться. Она должна была убедиться до конца. — Что это было? Амортенция? Зелье ревности? Ведь так не бывает, чтобы вчера я к тебе ничего не чувствовала, а сегодня мне бешено хочется… — она на секунду запнулась, но все-таки продолжила, почти выплюнув следующее слово, — тебя!

Гарри под этим градом обвинений держался нехарактерно: молчал и слушал. Впрочем, последнее признание вызвало у него ухмылку, которая окончательно взбесила Гермиону, и она продолжила почти срываясь на крик: 

— Лучше сразу признайся! Или это зелье похоти?! Подмешивать мне — твоей лучшей подруге! Да как ты мог!

Проходящий мимо Драко Малфой не сдержался:

— Что, Поттер, даже грязнокровки тебе без зелий не дают?!

Он мгновенно облысел от заклинания Гермионы, которое та тут же бросила в него, и получил прыщи по всему телу от Гарри. На долю секунды они объединились, чтобы задать жару слизеринскому хорьку, который с воем умчался дальше по коридору. Впрочем, мгновение спустя они, не отвлекаясь больше на помеху, опять стали центром внимания друг друга.

«Прекрасная и ужасная», — подумал Гарри.

Он все не переставал ухмыляться, несмотря на испепеляющие взгляды Гермионы. Та же начала поднимать палочку:

— Ну! Гарри?!

Гарри заколебался, потом принял единственно возможное решение. Ухмылка трансформировалась в ироничную улыбку:

— Хорошо, — Гермиона не поверила своим ушам, он все-таки признался, но Гарри продолжил, — идем к мадам Помфри. Я подожду на входе, а ты попроси проверить тебя на зелья.

Гермиона, замешкавшись, нехотя кивнула:

— Ладно. Только иди до лазарета впереди меня и спрячь палочку.

Гарри подчинился, и они двинулись. Спустя некоторое время он улыбнулся с еще большей иронией, из которой полностью исчезло веселье и добавилось мрачности:

— А пока мы идем, подумай вот о чем. Как ты собираешься извиняться, если твои подозрения не подтвердятся. И имей в виду: «Гарри, прости» — уже не пройдет. Хотя, — хоть Гермиона не видела его лица, она живо представила себе его ухмылку и еще сильнее разозлилась, потому что его слова в точности отражали ее недавние мысли, — можешь просто следовать своему, — Гарри голосом подчеркнул последнее слово, — желанию. Правда, не обещаю, что поможет.

После своих слов, молотом стучавших в голове Гермионы, быстрым шагом пошел к лазарету. Он с улыбкой к ней развернулся, распахнул перед ней двери и, кажется, слегка склонился. Всякая тень улыбки исчезла с его лица.

— Прошу, мисс Грейнджер.

Гермиона гордо прошествовала мимо Гарри, а он уселся на стул, наколдованный неугомонным Добби, наколдовал довольно яркий люмос и углубился в чтение труда по артефакторике, доставленным все тем же Добби.

— Мисс Грейнджер? — обратилась мадам Помфри к вероятной пациентке и внимательно ту оглядела. Не нашла ничего особенно, кроме немного покрасневших щек, и обратилась повторно. — Мисс Грейнджер, с вами что-то случилось?

Та наконец-то вышла из оцепенения и несмело кивнула. Помфри не торопила и дала ей собраться с мыслями. Говорить об этом было стыдно, но наконец она решилась.

— Сегодня утром меня начало очень сильно тянуть к одному мальчику...

Гермиона начала рассказ, не называя имен, а Помфри хмурилась про себя, стараясь держать нейтральное выражение лица.

"Мордред и Моргана, все-таки интерес старосты к МакЛаггену был искуственным, ну если следы остались, он не отвертится. Как минимум от штрафа, а то и от магического обета", — возмущенно думала она, вспоминая последние сплетни и вслух сказала:

— Хорошо. Пройдите вон в тот круг, — указала она в центр помещения, — пожалуйста. Проверим.

Гермиона со все возрастающим страхом стояла и ждала, когда же мадам Помфри закончит вырисовывать незнакомые руны в воздухе. Продолжалось это добрых минут десять, но наконец она закончила.

— Ну что я вам скажу, мисс Грейнджер... — неловко замолчала мадам Помфри.

Гермиона нервно кивнула:

— Зелья? Похоти и ревности?

— Да. Еще отворотное и зелье лояльности.

— Ну, Гарри, — взбешенная Гермиона резко развернулась к дверям, но замерла, когда услышала:

— Да, отворотное было завязано, скорее всего, на него.

— Что значит отворотное? Не любовное? Не зелье похоти?

— Мисс Грейнджер, вы уже взрослая девушка и не глупая вроде. Покупайте или учитесь варить очищающие зелья. У вас в крови было зелье ревности, завязано на кого-то рыжеволосого...

"Рон", — с холодком подумала Гермиона.

— Зелье похоти, завязанное на блондина, — продолжала мадам Помфри.

"МакЛагген", — поняла Гермиона и осознала, что если бы не “охрана” Гарри, то ей было бы еще противнее от себя самой, чем сейчас.

— Да и еще зелье лояльности на кого-то из персонала школы.

"Не может быть!" — воскликнула про себя Гермиона.

— Несколько дней назад вы приняли очищающее, причем довольно дорогой его вариант, снимающий все привязки, но оставляющий возможность проверить следы принятых ранее зелий.

— То есть... — ошарашенная Гермиона попыталась осознать мысль, что ее травили подчиняющими волю зельями все кому не лень.

— В данный конкретный момент на вас не действуют никакие влияющие на психику зелья и чары, — ехидная улыбка мадам Помфри была на грани превращения в почти пошлую. — И то необычное влечение к молодому человеку, которое вы описали, — Гермиона покраснела еще гуще, — абсолютно естественно, хотя, — она на секунду задумалась, — возможно, чуточку сильнее, чем могло бы быть из-за подавления естественных чувств различными факторами.

Ошеломленная открытиями Гермиона просто опустилась на ближайшую кровать и, преодолевая смущение, обратилась к собеседнице.

— Что же мне делать, мадам Помфри?

— С этим молодым человеком? — подмигнув, осведомилась та и с бесстыдством любого медицинского работника продолжила: — Вроде противозачаточное зелья я вам выдавала в этом месяце?

Гермиона покраснела еще сильнее, хотя казалось, куда уж, но все же нашла в себе силы продолжить разговор.

— С зельями.

Помфри стала исключительно серьезной:

— Я не шутила насчет очищающих зелий. Это муторно, нужна небольшая порция, но каждый день. Еще можно купить артефакты, показывающие добавки в пище, но они несовершенны. Тот, кто дал вам очищающее зелье, сделал вам роскошный подарок. Ближайшие дней тридцать вам ни о чем беспокоиться не надо. Ну и вы всегда можете прийти провериться у меня, — ободряюще улыбнулась мадам Помфри. — Не стесняйтесь.

— Спасибо, мадам Помфри.

Гермиона, медленно поднявшись, почти боясь выйти из неожиданно показавшегося ей уютным Больничного крыла, пошла к выходу.

* * *

Дверь открылась, и Гермиона с каким-то невероятным цветом лица осторожно вышла в коридор.

— Гарри?

— Да, мисс Грейнджер? — закрыл он книгу и встал, скрестив руки на груди.

— Гарри! — сделала она шаг вперед и начала заламывать руки.

— А чего вы ожидали, мисс Грейнджер?

— Гарри, это нечестно, я была под зельями...

— Три дня назад, — с улыбкой, не затрагивающей глаз, спокойно и холодно напомнил Гарри, — и четыре дня назад. Я не понимал, что с тобой происходит, и пытался защитить.

— Гарри, извини, мне очень стыдно…

Гарри вздохнул, заметил, как стул с книгой развеялись в воздухе, заставив Гермиону вздрогнуть. Вот так же просто развеяна по ветру их дружба. Все из-за недоверия и лжи.

— Мисс Гермиона Грейнджер, вот уже почти пять лет я был вашим другом. Спасибо за все, — Гарри слегка улыбнулся, но лицо его снова посуровело и окаменело перед следующими словами, — я понимаю и не виню вас в вашем поведении с начала года. Сейчас ясно, что это было действие зелий. И ваше странное поведение относительно Рона, и нездоровое увлечение МакЛаггеном. И даже, — вздохнул, — вчерашние некрасивые слова...

Гарри ходил вдоль коридора из стороны в сторону.

— Гермиона. Ты меня знаешь пять лет. Знаешь, как я ненавижу принуждения. И ты думаешь, я бы стал... — безразличие в его голосе сменилось тихой яростью, — принуждать тебя к чему-то...

— Гарри, — Гермиона попыталась достучаться друга, или бывшего друга — думать об этом не хотелось...

Попыталась даже его обнять, но Гарри отшатнулся. На него странно посмотрел прошедший мимо них в Больничное крыло первокурсник, но ничего не сказал, а молча толкнул дверь. Правда, так внезапно появившаяся ярость Гарри уменьшилась.

— Не надо, Гермиона, — грустно сказал он. — Я понимаю, что это скорее всего какое-то остаточное влияние зелий. Может, действие зелья похоти прошло не до конца или еще чего. Нужна будет помощь — обращайся, помогу. Но... — Гарри покачал головой, — мы и так с тобой не особо общались в последнее время, — он грустно усмехнулся, — я почти привык.

Гермиона смотрела вслед Гарри, и тихие слезы вины и жалости к себе капали на ее школьную форму. А что она могла сказать в свое оправдание? Что первая мысль после того, как она осознала свои чувства, была о том, что такого быть не может? Что она сразу огульно обвинила Гарри, потому что так было... проще?! Да проще было обвинить Гарри в искусственных чувствах к нему, чем пытаться справится с фактом того, что чувства настоящие и требуют каких действий. Опять. И если они настоящие, то будет очень, очень больно. Опять. Как она вообще могла это ему сказать?

Осмотревшись вокруг, Гермиона вдруг поняла, что совершенно одна в коридоре и рядом никого нет. Она с ужасом осознала, что рядом никогда никого нет. Она одна. Она всегда остается одна. Даже Гарри, который когда-то стал для нее лучшим другом, всегда выбирал Рона или свои приключения, часто просто не слушая её предупреждения об опасности.

“Он опять меня бросил, — шмыгнув, подумала она, — он снова это сделал”

Чувство беспощадно злой обиды и состояние одиночества стремительно овладевало ею. Единственное, чего хотелось, — это спрятаться где-нибудь в углу и тихо прорыдаться от жалости к себе. Не дождетесь! Вместо этого она побежала за причиной своих страданий. Если он винит её в недоверии, то пусть выслушает до конца, что стало причиной этого.

Она резко откинула пышные волосы назад и решительно пошла в сторону гостиной, куда, вероятно, направился Гарри.

Она так и не смогла подойти к нему. Впервые ей не хватало смелости, тем более он так внимательно слушал, что ему там лила в уши Джинни Уизли. У Гермионы от наблюдения за этой сценой все сильнее бурлило в душе чувство ненависти, перерастающее в желание повыдергивать идеально гладкие волосы, которые Джинни игриво наматывала на палец.

“Возможно, я погорячился с обвинениями”, — подумал Гарри, краем глаза наблюдая за напряженной Гермионой.

Он почти не слушал Джинни, что-то раздражающе лепетавшую ему на ухо. Слишком беспокоился о подруге и возможности их дальнейших отношений.

“Интересно, я правда ей нравлюсь, или это просто эффект отмены зелья?” — спрашивал Гарри сам себя. Почему-то сейчас это стало очень важным для него. Особенно сейчас, когда Гермиона с ненавистью взирала то на него, то на Джинни и сжимала руки на своей книги до побелевших костяшек.

Он не мог больше на это смотреть. Еще немного, и он сам подойдет к ней с извинениями. Хотя с другой стороны, за что ему-то извиняться? Это она должна просить прощения и возможно, даже тем способом, который он предложил ей. Как вообще можно было поверить в эту гадость? Разве он давал повод не верить себе?

С этими разрывающими голову вопросами Гарри извинился перед Джинни и вышел из гостиной. Он с болью в сердце вспоминал, как часто раньше они с Гермионой сидели, тесно прижавшись друг к другу, разговаривая ни о чем. Просто болтали. Когда это было? Кажется, последний раз на четвертом курсе, перед первым испытанием. Когда же они стали отдаляться друг от друга? С чего вообще Гермиона решила, что он хочет ей отомстить. Возможно это… Некоторые люди часто проецируют собственные желания и страхи на других людей. Но за что Гермионе мстить ему?

Он долго шел по коридорам Хогвартса, думая о прошлых временах и приключениях, в которых Гермиона всегда была на его стороне. Строго говоря, она до этой ситуации его не предавала. Всегда поддерживала и верила его словам, даже порой самым невероятным предположениям. Так что же случилось с его Гермионой? Он давно стал думать о ней именно так. Его Гермиона.

Он сам не заметил, как ноги принесли его в библиотеку. Он даже улыбнулся. Все верно. Он ведь думал о ней. А Гермиону чаще всего можно было найти именно здесь — в этом оплоте знаний и мудрости. У нее даже был здесь свой уголок.

Гарри с нежностью вспоминал, как она однажды, прижав палец к своим губам и доверительно взяв его за руку, повела по лабиринтам библиотеки, показывая дорогу.

Чтобы попасть сюда, надо было целенаправленно искать это место, и не факт, что получилось бы с первого раза. Нужно было пройти в небольшой проем между стеллажами. Протиснуться по узкому коридорчику и выйти к тупику, которые образовывали шкафы у стен.

Глаза Гермионы светились, когда она привела Гарри в это место. Здесь было тесно, но уютно и тепло. Стоял огромный стол и стулья напротив окна, в которое часто смотрел на закат Гарри, пока она читала очередной фолиант.

Он подошел к стулу, на котором всегда сидела Гермиона, и провел пальцами по спинке.

"Именно здесь она раскрывала тайны Хогвартса и придумывала, как спасти мою задницу, а я…"

Это мое место! — неожиданно раздался отчаянный голос за спиной Гарри.

Он резко развернулся и увидел Гермиону, которая, сразу же протискиваясь мимо него, прошла и села на стул. Правда, к удивлению Гарри, заняла тот, на котором всегда сидел он. Рона сюда даже не приглашали.

Гарри смотрел на макушку Гермионы и любовался светом, который отражался от ее волос. Они становились красновато-каштановыми и словно горели огнем, он бы хотел прикоснуться к ним.

Он резко помотал головой, стряхивая наваждение, и развернулся, чтобы уйти, но не смог сделать и шага. Гарри вдруг понял, что не хочет отсюда уходить. Ведь это она за ним пришла. Значит, она хотела его видеть. Несмотря ни на что.

“Значит, не зелья”, — с улыбкой подумал он, а вслух сказал:

— Ты заняла мой стул.

Она резко выпрямилась и повернула голову. Гарри увидел, как по ее щекам текут слезы.

Гермиона была возмущена и чувствовала, как первая в жизни истерика подбирается своими щупальцами, проникая сквозь железный контроль.

Стул? Твой стул, — прошептала она неверяще и заметила блеск в его глазах.

Неужели можно сейчас говорить о таких мелочах? Неужели ему нравится видеть её слезы? Да что он за человек-то такой?

— Да если бы не я, ты даже и не знал бы, где находится библиотека!

— Это не правда, — возмущенно воскликнул он.

— И тем более никогда не нашел бы это место, — продолжала она говорить, не обращая внимания на его слова. — Что ты вообще здесь делаешь? Иди к своим поклонникам. Рон и Джинни заждались тебя.

Да, она ревновала. Никак иначе нельзя было объяснить неожиданную ненависть к веселушке Джинни. Ну и что, что та его любила. Нужно было быть смелее. Вот она смелая. Она всегда отправлялась за Гарри в самое пекло, а теперь выскажет все, что наболело у нее за несколько лет.

Ну что ты стоишь? Иди к ним. Они любят тебя, потому что ты избранный, а если…

— Остановись, Гермиона. Может быть, тебе успокоительного выпить? — осторожно спросил Гарри, двигаясь по кругу и закрывая собой её сумку. Он надеялся, что волшебная палочка там. В гневе Гермиона может натворить всякого.

Вопрос Гарри подействовал на Гермиону, как красная тряпка на быка. Она часто задышала, топнула ногой и, вынув палочку, взмахнула ей…

Гарри резко выдохнул, когда она отложила ее в сторону.

— Да если бы я принимала зелья каждый раз, когда ты меня оставляешь одну, то давно бы заняла соседнюю койку в палате Локонса! — закричала вдруг Гермиона и увидела, как удивился Гарри.

— Когда я бросал тебя? Тебе, может быть, плохо? Давай позовем...

— Кого? — подозрительно спросила она.

— Добби, — промямлил Гарри, зная, что сейчас последует взрыв.

— А, ну конечно! Волшебников, обожающих тебя, теперь мало? Потребовалось порабощать волшебных существ! — вопила Гермиона.

Да никого я не порабощал, — отнекивался он. — Я сам не знаю, как он стал выполнять мои приказы. И это я должен быть возмущен. Ты предала меня своим недоверием и мерзкими предположениями.

— Я предала?! — отвлеклась от домовиков Гермиона и переключила внимание на главную их проблему. — А ты хоть раз задумывался, почему я не поверила тебе?

— У меня было не так много времени, — оправдывался Гарри, ведь ее вопрос в точности отражал его недавние мысли. — Сейчас ты опять скажешь, что я бросал тебя?

— Конечно, скажу и расскажу! — вскричала Гермиона в гневе. — Сегодня тебе нужен Добби, завтра ты его выкинешь, и так же со мной!

— Что за чушь? — отмахнулся Гарри. — Ты точно еще под зельями… Выпей воды, — наколдовал он стакан и протянул ей, убирая палочку. Вместо того, чтобы выпить, Гермиона брызнула воду Гарри в лицо.

— Да что ты делаешь? — вскричал он, вытирая воду ладонью и стряхивая ее на пол.

— Ты делаешь! Ты постоянно делаешь мне больно, — вдруг зарыдала Гермиона. — Ты всегда принимал сторону Рона, всегда поддерживал его, а я оставалась одна. Постоянно одна. На третьем курсе ты объявил мне бойкот из-за чертовой метлы. А я ведь беспокоилась за тебя-я-я — прорыдала она, пока Гарри в панике слушал ее монолог.

— Гермиона...

— Когда Рон отвернулся, когда ВСЕ отвернулись, — я была рядом. Нам было так хорошо, — от слез она уже не понимала, что говорит. — Ты простил его и забыл про страшную заучку Грейнджер.

— Ты не страшная, — вставил он тихо.

— Да при чем здесь моя внешность? И почему тогда ты не пригласил меня на бал? И позволил Рону обвинять меня в предательстве?

Она продолжала стрелять обвинениями, как стрелами, которые входили в тело Гарри, впрыскивая в его кровь яд вины и ненависти к себе. Не помогало и осознание того, насколько беззащитной сейчас казалась Гермиона. Его Гермиона.

— И теперь, когда ты узнал, что в течение всего года меня накачивали зельями, снова бросаешь меня со словами: "Зови, если что случится?" Как честно и благородно, “великий Гарри Поттер, сэр”. Да как верить тебе после всего этого? — спрашивала Гермиона, вытирая злые слезы.

Она посмотрела на Гарри, молча ее слушающего, и поняла, что их дружбе уже ничего не поможет. Они больше не друзья.

— Знаешь, ты прав, — вдруг спокойно сказала Гермиона, шмыгая носом. — Мы давно отдались друг от друга. Я привыкла... — повторила она его недавние слова. — Я привыкла быть одна.

Вся в слезах, она взяла со стула сумку и повернулась в сторону выхода.

Гарри не знал, что ему делать. Еще десять минут назад он обвинял Гермиону в предательстве, а сейчас ненавидел себя. А как она должна к нему относиться? И её слова про зелья? Зачем их ей давали? Кто давал? И почему он задумался об этом только сейчас?

С другой стороны, она знала про него всё это и раньше и все равно чувствовала к нему… Что? Симпатию, желание? Может быть любовь? А что чувствует он? Не задело ли его так сильно её предательство, потому что он не ожидал, ведь она всегда… Всегда была рядом. Он не должен ее отпускать.

Гарри сделал резкое движение и остановил Гермиону, схватив за талию, а потом и полностью прижав к себе. Он положил руки ей на живот, с трепетом чувствуя упругую кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Носом Гарри зарылся в пышные волосы, ощущая приятный аромат яблок и свежего пергамента. Ни этот ли запах он слышал на первом уроке зельеварения в этом году?

— Ты не одна. — заговорил он тихо. — Ты не одна. Я с тобой. Я всегда был только с тобой. Я дурак, я такой дурак.

— Идиот, — прошептала она, даже не пытаясь вырываться и наслаждаясь этими объятиями. Она могла долго кричать, что больше не подпустит его к себе, что они больше не друзья. Но одно его объятие, такое привычное, такое желанное — раздавило её гордость под пресом трепетного счастья. Ведь он рядом. Он не бросит её. Еще минута и она все ему расскажет. И про зелья похоти и про зелье лояльности. Еще минута. Может быть две или три. Ведь так приятно ощущать себя защищенной в его крепких, надежных руках.

— Прости меня, — заговорил он, прервав поток её мыслей. — Я думал не о том. Я забыл, как много мы преодолели вместе. Как много ты для меня значишь. Как много я значу для тебя. Ведь значу? — спросил он, еще крепче прижимая её к себе и с удовольствие чувствуя как дрожь прошла по её телу.

Гермиона кивнула и слегка улыбнулась сквозь слезы, отпуская обиду и гнев. Ведь самое главное, что они все осознали, что будут верить...

— Конечно Гарри. И ты прости меня. Я должна была верить тебе.

— Мы должны доверять друг другу. Больше никаких секретов. Только… — остановился Гарри и слегка потерся носом о шею Гермионы. В нем стремительно росло желание попробывать на вкус эту сладко — пахнущую кожу. Его мизинец нашел лазейку между пуговицами на рубашке и коснулся места под грудью. — Нам нужно что-то...

— Что?, — уже дрожа от всевозможных приятных мыслей, спросила она, чувствуя весомое доказательство желания Гарри, упирающееся в неё сзади.

— Что-то, что докажет, что мы доверяем друг другу. Может быть какой-то амулет или клятва? — предложил он, уже несколько мгновений думая совершенно о другом.

Гермиона тоже задумалась, но сразу поняла, что даже амулет или клятва не дадут той эмоциональной связи, которая им требуется для доверия друг другу. Полного доверия.

— Я доверяю тебе Гарри, и… — она положила ладонь ему на руку, и потянула ее ниже. Еще ниже. — Мне не нужно доказательств твоей верности, просто…

— Просто? — сдавленно прошептал он, сдерживая невыносимое желание и надеясь, что Гермиона испытает что-то похожее.

— Просто люби меня, — хрипло произнесла она, направив его руку между своих ног.

Гарри охнул от восторга и развернув Гермиону к себе, впился в ее губы, почти до боли их терзая. Гермиона не уступала, дрожащими губами, яростно отвечая на его порыв.

Возможно, когда-то в прошлом они и целовали кого-то другого, но сейчас, здесь — все, что было за этими стенами, все что было в прошлом стало неважным. Важным были только их губы, руки, и мысли соединяющиеся в беспрерывном потоке светлой любви.

Гермиона провела руками по плечам Гарри и зарылась пальцами в его волосы, наслаждаясь их густотой и шелковистостью.

Гарри почти замурлыкал от удовольствия. Он сделал шаг вперед, двигая Гермиону к книжным стеллажам. Потом еще один, пока они не оказались прижатыми к многочисленным томам по истории магии.

Он боялся, боялся сделать ошибку и спугнуть наваждение, в которое они с Гермионой погружались. Он молился всем богам, чтобы их никто не обнаружил или Гермиона вдруг не решила, что происходящее — ошибка.

Гарри выпустил из плена её губы и начал ласкать шею, спускаясь все ниже к ключицам и в ложбинку между небольших полушарий. Он покрывал мелкими поцелуями кожу на груди, расстегивая пуговицы на рубашке.

Гермиона задыхалась, задыхалась от невозможности запечатлеть этот момент навсегда. Насколько хороши были ощущения. Гарри словно знал, как следует прикасаться и целовать. Она ловила ртом воздух и бессознательно двигала руками по его груди, постоянно касаясь пояса брюк, до тех пор пока не задела твердый бугор, вызвав стон Гарри.

Они замерли, отпрянули и посмотрели друг другу в глаза.

Тяжело дыша, Гарри внимательно осматривал результат своих действий.

Взъерошенные волосы, сверкающие желанием очи и припухшие от поцелуев уста. Она никогда не была красивее.

— Ты никогда не была красивее, — произнес он хрипло и понял, что его страхи не оправданы. Разве могут эти глаза, полные желания и любви лгать.

В вырезе расстегнутой школьной блузки виднелся простой белый лифчик. Белый, словно олицетворение чистоты. Гарри вдруг задумался об этом и решил, не таясь спросить о волнующем его вопросе. Ведь они договорились больше друг другу не лгать. Он опустил взгляд вниз, туда, где недавно была его ладонь.

— Гермиона. Ты…

— Нет, — помотала она головой и пальцами погладила то место, которое задела случайно. — Только ты.

— Только ты, — повторил он её слова с облегченной улыбкой и снял очки.

Это движение и стало отправной точкой перед прыжком в безудержный огонь любви, в который они прыгнули вместе. Их сердца бились в унисон, а движения рук были почти синхронным, пока они стягивали с друг друга мантии, развязывали галстуки и почти срывали рубашки.

Гарри пообещал себе быть нежным и осторожным, но разве можно о чем-то думать и соображать, когда на твои поцелуи отвечают с таким жаром, когда направляют и одобряют каждое твое действие.

Гермиона была ошеломлена той животной страстью, которую обнаружила в Гарри. Открытие принесло ей столько наслаждения, а ведь он еще почти ничего не сделал. Она боялась самого главного, но с трепетом ждала вторжения в свое тело.

Гарри порывисто поднял школьную юбку Гермионы и взялся за ягодицы. Она схватила его за плечи и сжала, когда он приподнял её и прижал к себе.

Неожиданно их прервал громкий хлопок. Гарри резко развернулся, закрывая собой Гермиону и увидел спину Добби с опустившимися ушами.

— Сэр Гарри Поттер! Добби не хотел! Добби не знал! Добби должен наказать себя.

— Гарри! — возмущенно воскликнула Гермиона, совершенно забывая о том, что обнажена. — Ты наказываешь Добби?

— Нет конечно! — сказал Гарри, застегивая брюки и поднимая с пола рубашку. — Добби, не надо себя наказывать. Все нормально, повернись.

— Гренджи сэра Поттера не одета. Эльфам нельзя, потому что…

— Я понял. Что случилось Добби? — спросил Гарри, подавая блузку Гермионе, задерживая взгляд на груди, которой не уделил ни капли внимания. Она покраснела и с улыбкой отвела взгляд.

— Директор Хогвартса везде ищет сэра Гарри Поттера. Срочно. Вы должны были куда-то отправиться!

— Отправиться?! Сегодня?!

Добби поднял уши, кивнул и повернулся. Гермиона как раз одевала галстук.

— Он ждет вас на Астрономической башне. Я могу вас перенести, сэр Гарри Поттер.

— Конечно. Сейчас.

Гарри повернулся к Гермионе и тут же оказался в крепких объятиях. Когда они были лишь дружескими.

— Удачи, Гарри, — пожелала она, и сначала решила не говорить ему о зелье лояльности завязанное на седого мужчину с бородой. Но резко передумала.

— Когда я вернусь, мы продолжим, — сказал он и вложил что-то в ее ладонь.

— Гарри, одно из зелий было завязано на директора, — прошептала она. — Будь осторожен. Пожалуйста.

Гарри мрачно на нее взглянул, кивнул и взял со стола палочку.

— А ты помни, что я говорил про Малфоя, и будь поосторожнее. Ты моя удача, и моя удача всегда быть с тобой, — кивнул он на её руку и через мгновение исчез.

Гермиона раскрыла ладонь и с удивлением увидела зелье, искрящееся золотом. Феликс Фелицис. Овеществленная удача в руках у личной удачи Гарри Поттера. Все будет хорошо. Все будет!