Белка в западне (гет)

В большой комнате окна открыты нараспашку, летний ветер треплет прозрачные занавески, игривые солнечные зайчики блуждают по стенам, оставляют блики на стекле и путаются в длинных светлых волосах. Юноша лежит на диване на спине, запрокинув ноги на стену, голова его свешивается вниз, а волосы, собранные в конский хвост, подметают едва заметные пылинки на паркете. Он держит в руках стопку совершенно различных листов — от клочков салфеток до неаккуратно вырванных из тетради страниц — и улыбается, беззвучно комментируя каждую бумажку. На большинстве листов изображены люди, — в основном наброски — кое-где мелькают пейзажи, зарисовки повседневных будней и самых обычных вещей. Юноша фыркает, когда видит свою спортивную сумку, как всегда брошенную кое-как, и кусок собственной ноги, выглядывающей из-за стены. На многих набросках изображен он в разных ситуациях: на тренировке, переодевающийся, спящий и готовящий что-то. Там даже есть набросок их первой встречи на льду, когда он безуспешно пытался научить ее хотя бы не падать. Этот же рисунок, детально проработанный и завершенный, он нашел уже давно, и, пользуясь положением, присвоил себе в вечное пользование.

На этом рисунке она такая красивая, раскрасневшаяся от холода и смущения, с застывшими в уголках глаз капельками слез, с побелевшими пальцами, намертво вцепившимися в его куртку. Он каждый раз ловит себя на мысли, что завидует нарисованному себе, бережно сжимающему ее талию. Нарисованный он смотрит на нее, и Виктор смущается собственного взгляда, хотя и уверен, что смотрит так на нее всегда.

Дверь негромко хлопает, и спустя пару минут в комнату заходит Она. Солнечные зайчики тут же вплетаются в русые волосы, придавая им оттенок сладкой карамели, бегают по тонким запястьям и отражаются в широкой улыбке. Она притворно вздыхает, глядя на застывшего в нелепой позе Виктора, и садится рядом прямо на мягкий ковер. Юноша пару раз моргает, аккуратно складывает кипу бумаги на пол и ловко переворачивается, нормально усаживаясь на диване.

— Привет, Светик, — едва ли не поет он, наклоняясь к самому ее уху, — как экзамен?

Света прикрывает глаза и откидывается назад, укладывая голову на бедро Виктора. Она довольно мычит и потягивается словно кошка, пригревшаяся на солнышке.

— Сдала на отлично, — коротко бросает она и податливо ластится к его рукам.

Они молчат какое-то время, но это молчание приятное, успокаивающее. Такое, которое заставляет прислушиваться к тихому дыханию, пересчитывать пылинки, парящие в воздухе, и прижиматься чуточку ближе. Эти двое умели молчать так, как не умел никто больше, они словно понимали друг друга без слов, были частью единого целого, по нелепой случайности оказавшегося разделенным на мужчину и женщину. Хотя, честно признаться, в общении с другими людьми и Виктор, и Света были теми еще говорунами, способными заболтать даже самого молчаливого и стеснительного человека.

Они начали жить вместе также неожиданно, как и встречаться, и никому, почему-то, это не казалось странным или неправильным. Света постепенно перетаскивала свои вещи в квартиру Виктора (с огромным содействием его же) и однажды просто осталась у него насовсем. Без словесного приглашения или намеков, это было так повседневно и естественно, как и все их отношения в общем. Так, словно это было всегда.

— Белка, — тихонько зовет Виктор, поглаживая девушку по волосам.

Короткие пряди струятся сквозь пальцы, и Света отчего-то хихикает, ловко хватая собранные в хвост волосы парня и взбираясь на диван рядом. Пепельные локоны остаются накрученными на аккуратный кулачок, и Виктор фыркает, усаживая девушку себе на колени.

— Тебе нравятся мои волосы, белочка? — фигурист польщенно улыбается и охает, когда Света тянет слишком сильно.

— Ага, — девушка улыбается слишком широко, явно вкладывая в простое слово что-то большее, — но мне не нравится, что у моего парня волосы длиннее, чем у меня.

Она капризно стонет, обхватывает Виктора за шею и снова дергает его за хвост. Блондин закатывает глаза, тянется к лежащим на столике ножницам, высвобождает шевелюру их цепких пальчиков и срезает хвост почти под корень. Света громко разочарованно стонет, подхватывая рассыпавшиеся пряди, и смотрит Виктору в глаза так обиженно, как умеют только маленькие дети.

— Я сама хотела это сделать! — раздосадованно восклицает она и зарывается пальцами в короткие теперь платиновые волосы.

Виктор заливисто смеется, отбрасывает собственный хвост, откладывает ножницы и сжимает Свету в объятиях. Она обиженно смотрит на него, но выпутаться не может, и только цепляется за свободную рубашку и кусает губы.

— Жарко же, пусти, — она премило дует губы, чем вызывает новую волну смеха и дуется еще сильнее.

Виктор опускает лицо ей на макушку, выдыхает рвано и крепче сжимает руки. Его пальцы слегка подрагивают, а дыхание то и дело сбивается, и он выдыхает еще раз. Света фыркает от набежавших мурашек и прислушивается, словно может пропустить что-то очень важное, если отвлечется хотя бы на мгновение.

— Зато у твоего мужа точно будут короткие волосы, — он выдыхает едва слышно и отворачивается, пряча покрасневшие щеки.

Света вскидывается, выпутывается из объятий и придвигается близко-близко, так, что их носы соприкасаются. Она долго смотрит блондину в глаза и ничего не говорит, а когда он снова отворачивается, заливается краской сама.

— Повтори, — голос едва ли ее слушается, и это все, что она может произнести в данный момент.

Сердце бешено стучит в груди, и Свете кажется, что за его стуком она точно ничего не услышит. Но слова врываются в самую душу, застревая в нутре и эхом отдаваясь в горле.

— Попалась ты, Белкина, — хрипит Виктор, красный до самых корней волос, — никогда тебя не отпущу.

Света смотрит на него слишком долго, медленно моргает и прячет лицо в ладонях. Ее плечи трясутся от едва сдерживаемого смеха, и Виктор снова обнимает ее, крепко прижимая к себе, и целует в макушку.