Зеркало (джен)

Впервые Джордж заглядывает в зеркало той же ночью.

В гостиной Гриффиндора, как всегда, тепло и уютно. Под руководством Кикимера, который махал половником и рассказывал про свершения хозяина Регулуса всем, кто готов был слушать, уставшие домовики давно вернулись на кухни и даже растопили камины.

Ярко-рыжие языки — того же теплого медного оттенка, что его фамильная шевелюра — старательно лижут камень и шарахаются по сторонам, когда Джордж протягивает навстречу ладонь.

Вокруг — ни души.

Все участники Битвы либо разбрелись по спальням и забылись глубоким спокойным сном, либо проводили предрассветные часы рядом с родными и близкими. Краем глаза он видел, как Джинни с решительным выражением лица тянула Гарри куда-то в дверной проем. Из окна было видно Рона: тот сидел у озера, и голова Гермионы покоилась на его плече...

Круглое, украшенное по ободку аляповатыми узорами зеркальце лежит на деревянном столике у камина, и Джордж не может отдать себе отчета в том, зачем тянет к нему руку.

Едва ли он и впрямь так хочет увидеть свое перекошенное, помятое лицо.

Зеркальце открывается с противным щелчком — точно так же щелкают незаряженные магловские «пистолеты», когда нажмешь на курок. Им с Фредом было по двенадцать, когда они пробрались в мастерскую отца и попробовали поиграть с такими.

Он и теперь помнит, как отец орал, увидев своих сыновей с этими смешными железными дудками в руках. Кто бы мог подумать, что подобным можно убить?

Джордж пристально вглядывается в свое отражение, словно и впрямь надеется увидеть что-то интересное. Он и сам не знает, на что наивно рассчитывал: на копну поседевших от горя волос, на парочку новых шрамов, что придали бы ему больше «шаг’ма» — или, быть может, на то, что у двойника в зеркале не будет зияющей дыры вместо уха...

Совсем некстати вспоминается, как летом Рон тряс перед носом пером, купленным в их с Фредом лавочке, и вопил что-то невразумительное про «Рундила Уозлика». Джордж был бы совсем не против оказаться им сейчас: абстрактный человек без прошлого, жизни и брата, что может быть лучше?

Но, глядя в зеркало, он видит все того же Джорджа Уизли. Рыжего, лохматого, с голубоватыми полукругами синяков под глазами, безухого и до странного неулыбчивого. Отражение не хочет ему подыгрывать, и он откладывает бесполезное зеркальце в сторону, поднимаясь на ноги.

Тела павших лежат в Большом Зале, и там ему сейчас самое место.

* * *

В следующий раз он знакомится со своим отражением через пару дней.

Похороны начнутся через час, и ему пора заканчивать со сборами, чтобы успеть к порталу. Родственники и Гарри с Гермионой, наверное, давно ждут во дворе, но Джордж никак не может заставить себя спуститься к ним.

Он с опаской подходит к зеркалу, якобы пытаясь пригладить лохматые волосы, и неуверенно замирает, разглядывая фигуру напротив. Синяки под глазами прекрасно сочетаются с темно-синей парадной мантией, и он почти готов об этом пошутить, но вовремя осекается — все равно никто не засмеется в ответ.

— Это нечестно, — бормочет он себе под нос, разглядывая висящее напротив отражение. Взгляд холодных голубых глаз равнодушно скользит по его фигуре в ответ. Они разглядывают друг друга с одинаковой незаинтересованностью, и вскоре Джордж отводит взгляд.

— Нечестно.

Фред был на пару минут старше, на полдюйма выше и всегда шел чуточку впереди. Большую часть гениальных затей близнецов Уизли сочинил именно он, и даже главная их задумка — магазин волшебных приколов — тоже была его авторства.

Со стороны и не скажешь, но в их дуэте Фред всегда был негласным лидером: он вел вперед, а Джордж позволял себя вести. Он шел по чужим следам, отставая всего на полшага, и послушно кутался в чужую тень. Тень осталась подле его ног и теперь: лежит безвольно и недвижимо, только хозяин ее исчез навсегда.

Джордж не был идиотом и не ждал, что брат посреди церемонии вдруг выпрыгнет из гробницы и радостно рассмеется, выкрикивая какую-то чушь. Он знал Фреда хорошо, лучше всех на свете, и за ним никогда не водилось тяги к таким паршивым розыгрышам.

Из зеркала на него по-прежнему смотрит Джордж. Всего лишь он сам: светло-голубые глаза, лохматые волосы, родинка на шее, возле единственного уцелевшего уха. Солнце светит в распахнутое настежь окно, и рыжие пряди сияют под лучами яркой медью, словно насмехаясь над его трауром.

Перси из двора выкрикивает его имя, и Джордж делает шаг к двери.

* * *

Спустя полгода Джордж окончательно свыкается со своим отражением.

Он не лежит на кровати, бездумно глядя в потолок, и не травит себя мыслями о том, как жить дальше. Он не спился, не подсел на «Грезы наяву», как многие ветераны войны, и в глазах не поселилась пустота пополам с отчаянием.

Нет, Джордж в полном порядке. Он работает над новыми товарами для магазинчика, не покладая рук, посещает все воскресные ужины в родительском доме, много шутит и улыбается так же ярко, как и прежде. С какой стороны ни глянь, становится ясно: Джордж и впрямь справляется, у него все хорошо.

Вранье, конечно же. Полное вранье, но окружающим нравится в него верить.

Его работа заключается в том, чтобы заставить людей забыть о печали, так что Джордж играет в клоуна, веселится и острит. Даже родная мать верит, что это его истинное лицо.

— Слушай, ты точно в порядке? — спрашивает его Рон однажды словно невзначай. Этим субботним вечером «мистер Уизли и мистер Уизли», как называет их ассистентка, неплохо приложились к огневиски — вряд ли бы иначе у брата хватило смелости задать такой прямолинейный вопрос.

Рон уже второй месяц помогает ему с магазином. С ним очень легко и спокойно: Рон не пытается его жалеть, не улыбается натянуто, не рассказывает о том, как он должен жить дальше. Он остается собой — все так же много ворчит, глуповато шутит и всегда находится рядом. Странно, но порой это действительно неплохо помогает.

Джордж поначалу теряется и совсем не знает, что должен ответить. Он начинает рассказывать о том, что должен двигаться дальше, что Фред не хотел бы видеть своих родных страдающими и не простил бы его, если бы он так и не смог взять себя в руки.

Он виртуозно пересказывает министерский буклет «Как жить после утраты», но Рон, кажется, покупается на эти красивые речи. Братишка с серьезным выражением лица кивает, опуская широкую ладонь Джорджу на плечо, и напоминает, что он всегда рядом и готов помочь.

На самом деле, он не солгал ни в едином слове. Фред и впрямь наверняка не хотел бы наблюдать, как его близнец размазывает по лицу сопли до гробовой доски.

Но что мешает Джорджу оставаться эгоистом?

— Привет, Фред, — шепчет он устало, приподнимая правый уголок губ в кривом подобии улыбки. Рон спит за стеной, а он стоит напротив зеркала, прижавшись лбом к холодному стеклу, и кажется себе до отвращения трезвым.

В комнате темно, и блики тусклого света, что льется из коридора, бродят всполохами по его осунувшемуся лицу. Отражение искажается и меркнет, скалится насмешливо, заглядывает ему в глаза — под заслон огненно-рыжих ресниц, под тонкие веки, под сотни улыбающихся масок своей омерзительной пустотой.

Фред, когда смеялся, всегда забавно морщил нос, и хохот у него был хриплый и низкий, грубоватый, совсем непохожий на звонкий смех Джорджа. Он улыбался совершенно по-другому: очень светло и открыто, ярко до ослепительности, и выразительно вздергивал вверх правую бровь, когда был чему-то удивлен — Джордж так не умеет, он как-то пробовал, но выходило слишком наигранно.

Они с Фредом — близнецы, единый организм, по странному стечению обстоятельств разделившийся на две части. Их зачастую путала даже собственная мать, но Джордж помнит наизусть все их различия, каждый незначительный нюанс, что отличает Фреда от него самого.

Помнит — и любит все эти мелкие детали так нежно, так сильно, что в сердце не остается места ни для чего другого.

Джордж почему-то совсем не к месту вспоминает свадьбу Билла и Флер: последний спокойный день в их с Фредом жизни. Он до сих пор помнит нелепую свадебную клятву, которую Билл тогда зачитывал: «Ты моя половина, мы будем вместе и в горе, и в радости…»

Полную версию он так и не услышал: Фред слишком громко гоготал у него над ухом, утирая слезы, и умолял запустить в него Авадой, если он сам начнет нести такую же сопливую чушь на собственной свадьбе.

«Половина», значит… Даже в пьяном бреду ему бы в голову не пришло сказать что-то столь пафосное про них с Фредом. Их дуэт невозможно было разделить надвое: они всегда были одним целым, и если одно звено их замкнутой цепи сломалось, у второго тоже нет шанса на существование.

Джорджа больше нет. Он мертв, целиком и полностью.

Фред из глубин зеркала делает шаг вперед, и Джордж неуверенно улыбается в ответ.