Озеро самоцветов (джен)

— Что не спишь, сынок? Уже поздно, — тёплые руки обнимают озорное личико, закутанное в пуховое одеяло.

— Папа, расскажи сказку, — звучит нежный, певучий голосок, и голубые глазёнки с интересом разглядывают отцовские очертания в темноте.

— Ну, хорошо, слушай, — придумывать незатейливые истории всегда было для Джорджа минутным делом, как и придумывать розыгрыши для детей и взрослых. Недавний мальчишка, чьи рыжие волосы окропила непрошеная седина, сел на край детской кроватки, вытянув длинные ноги, и взглянул в разрисованное морозом окно. — Далеко — далеко отсюда, стоял маленький городок. Он такой крохотный, что не отмечен на карте. Люди, жившие там, никогда не знали бед и радовались каждому дню. Приезжим казалось, что местные даже ругаются в шутку, а дерутся в форме игры. На окраине городка стоял небольшой дом, что представлялся огромным в глазах детворы. Он совсем не походил на особняк или дворец, но в нём всегда царили уют и покой, поддёрнутый шутками и песнями. Жили в нём два брата: Дред и Фордж, — с губ молодого человека сорвалась горькая улыбка, ещё непонятная этому милому созданию, дремавшему в кроватке. — Они были близнецами и делили на двоих одну жизнь, которая обещала быть очень длинной и такой же яркой, как их шевелюра…

— Папа, а дядя Фред приедет к нам на Рождество? — прервал мальчик, пододвинувшись к Джорджу поближе.

— Он далеко, сынок, но он обязательно пришлёт тебе в подарок какую-нибудь вещицу, — пообещал тот, помолчав немного. — И вот однажды, злой король, отравленный завистью к чужим богатствам, решил напасть на город. Он не верил, что не таило это тихое место в своих недрах жемчугов и самоцветов и жило лишь за счёт улыбок и доброты друг к другу, готовностью помочь.

Тёмные силы с лёгкостью отняли у горожан крышу над головой, а у многих и жизнь, но не смогли покорить сердца, горевшие любовью — чувством, о котором не имели никакого понятия. Смерть и хаос окутали город, улыбки исчезли с лиц, а небо сделалось серым, навевающим ужас.

Но вдруг, в одну из зловещих ночей, раздался пронзительный крик, и чёрные клубы дыма разорвала огромными крыльями огненная птица. Горстка людей, ещё имеющая силы сражаться, вдохновлённая её появлением, ринулась на своего опешившего противника и прогнала со своей земли. Недолго торжествовал король, решивший править на костях людей. Феникс сжёг его замок и заклевал самого, разбросав его пепел по ветру.

Воцарилась звенящая тишина на земле, и вот солнце несмело раздёрнуло серые шторы на небе, нежно коснувшись лучами, лежащего на камнях, Форджа, что пал, сражаясь в неравном бою. Огненная птица величественно опустилась подле него и закрыла крылами его рваные раны. Слёзы из глаз росинками стекли на них, излечивая до основания.

Фордж глубоко вздохнул и, приоткрыв воспалённые очи, увидел, как феникс, издав победный крик, поднялся в небо… и загорелся, растворяясь в солнечном диске.

Это был его брат, первый и настоящий друг, подаривший жизнь, ценою своей, и наказавший хранить этот маленький, но такой важный и тёплый мир. Мир улыбок и доброты, который нельзя купить деньгами, завоевать страхом и болью, покорить смертью…

— Папа, а феникс прилетит снова? — зачарованно спросил мальчик.

— Конечно, прилетит и будет охранять нас. Он знает, как всем нам нужен… Спи, родной, — Джордж поцеловал сына и оглянулся на звук открывающейся двери.

— Пойдём спать, Джорджи, — с улыбкой произнесла Анжелина, прильнув к супругу, невольно всплакнув, вспомнив недавние события, навеявшие эту сказку.

— Доброй ночи, Фредди…

Маленькие дети обычно боятся ночей — Гарри же они зачаровывали. Возможно, не столько они сами, сколько тишина, в которую погружался шумный дом Дурслей.

Что-то маленькое и гладкое наощупь давно остыло и опустело.

Гарри смотрел большими зелёными глазами, как на белом потолке играют уличные тени. Вот они мелькнули раз, вот замерли в углу, а вот и вовсе испарились, приняв чудную форму. Внутри что-то копошилось и недовольно урчало: та, которая помогала унять это, сегодня не пришла. Та… которая совсем не пахла мамой.

За окном шумел ветер — грозился сломать приоткрытое окно, и Гарри был уверен — ему никто не поможет, если так случится. Мысль оказалась слишком взрослой для его головы, и Гарри шмыгнул носом. Он ещё не знал названия чувству, охватившему его, но от того, что был всё время один, становилось больно.

Ветер протяжно завыл и снова стукнул в стекло. Хлипкий замок не выдержал. Тот, вечно недовольный в его животе перестал ворчать, зато другой предательски громко застучал.

Окно хлопнуло, затем что-то упало на пол — лёгкое, возможно, мягкое, как-то одеяльце, подаренное мамой.

Тут Гарри оцепенел от страха. Впрочем, лиц Дурслей, склонившихся над ним полуспящим в колыбели, оставленной на крыльце дома, переплюнуть было нереально. Возможно, поэтому Гарри и невзлюбил спать по ночам. Усвоил, что страху следует всегда смотреть в глаза. Вид тёти Петуньи внушал страх, вплоть до того, что во рту было горько, когда она смотрела. Дядя Вернон напоминал очень-очень злого Санту, чья улыбка заставляла рыдать, а от мальчика по имени Дадли всегда пахло выпечкой и сладостями, которыми, подозревал Гарри, он с ним никогда не поделится.

От воспоминаний сделалось ещё более жутко, но кричать совсем не хотелось. Кто-то пушистый и тёплый забрался в его кроватку, и та жалобно скрипнула — держалась на верном слове, а после Гарри увидел над собой внимательные кошачьи глаза. Очень умные, совсем человеческие. Кошка осторожно обнюхала его, лизнула в нос, склонила голову — то, что больно стучало в груди, успокоилось.

Затем, она пошевелила лапкой бутылочку с засохшими остатками смеси и грозно зашипела. Это стало последним, что Гарри запомнил об этой ночи — видимо, крепко уснул.

А утром до него донеслось недовольное ворчание тёти Петуньи, трапезничавшей вместе с семьёй на кухне. Гарри понял, что в отличие от него, она совсем не выспалась и целую ночь гоняла по дому какую-то «блохастую бродячую тварь». Он понимал, о ком она говорила, но не знал — почему сам в этот раз совсем не хотел есть.

Следующей ночью он снова смотрел в потолок и наблюдал за движением уличных теней. В этот раз они будто бы показывали ему представление: вот бежит лиса, а вот птица сидит на жердочке; вот маленький крабик зарывается в песок, а вот зайчик застыл, чтобы волк его не заметил.

Гарри звонко рассмеялся и захлопал в ладошки. Хорошо, что никто не услышал.

Окно отворилось снова. Дядя Вернон крепко запер его накануне, но это не помогло. Разве что стало душно.

Кошка снова проворно забралась в его кроватку и свернулась калачиком рядом. Гарри засопел, заслушавшись мурлыканием и уткнувшись ей в лоб. Её тепло сопровождало его до следующей встречи.

В третью ночь он впервые так крепко и спокойно заснул, правда, совсем не хотел пропускать визита пушистой ночной гости. Расслышал сквозь сон, как она привычно прыгнула к нему, обнюхала лицо, а затем ушла. Гарри потер глаза и мучительно открыл их, желая рассмотреть, но рядом никого не оказалось — лишь одна единственная тень на потолке застыла в форме конусной шляпы. Или не тень?

Женские руки заботливо вынули его из неудобной кроватки. Гарри увидел большие очки и добрую улыбку. У этой женщины были глаза той самой кошки, которая оберегала его сон, что он помнил себя или не помнил. От неё пахло травами и корицей, ароматным чаем с лимонными дольками и… материнским теплом.

Что-то болючее и горячее подползло к горлу и застряло. Гарри беззвучно заплакал и боязливо потянулся к лицу, улыбающееся ему сквозь те же слёзы.

Она не могла быть его мамой, нет, он помнил свою маму. И папу тоже. Но, если бы эта незнакомая женщина забрала его с собой из этого тёмного чулана, он бы отнюдь не расстроился. Как и все.

Свежий воздух из открытого окна выгнал страхи, тревоги и духоту. И принёс взамен тихую колыбельную ночной гостьи. Гарри боялся моргнуть и тем самым спугнуть свою «фантазию», Гарри боялся вздохнуть и помешать литься песне.

My precious one, my tiny one, lay down your pretty head.

My dearest one my sleepy one, its time to go to bed

My precious one my darling one don't let your lashes weep.

My cherished one my weary one it's time to go to sleep.

Гарри слушал. Гарри слушался. Но если это все сон, то пусть он никогда не проснется!

Бархатный голос, льющийся липовым мёдом, зазывал в долину сказок, в которых он — великий волшебник и дарит людям то, чего не имеет сам. А ещё… А ещё у него есть верные друзья и самый настоящий торт в блестящей коробочке под рождественской ёлкой!

Just lie your head and give your cares to me.

Just close your eyes and fall into the sweetest dream, cause in my loving arms.

Your safe as you will ever be so hush my dear and sleep.

Ночная гостья с кошачьими янтарными глазами аккуратно погладила его по шраму на лбу и легонько щёлкнула по носу.

And in your dreams you'll ride on angels wings.

That's when the stars will touch the face of God…

and if you should awake

My precious one, my tiny one

I'll kiss your tender cheek

And underneath the smiling moon

I'll send you back to sleep.

Гарри видел небеса, усыпанные звездами, большую жемчужную луну, пушистые белые облака, ведомые ветром. Он хотел бы спросить у них: «Где моя мама?», но уже был уверен в том, что среди них найдёт её. Долетит, дотянется, коснётся.

И Гарри взлетел. Высоко-высоко, неумело. И мягкие теплые руки прижали его к сердцу, что билось для него и неповторимо.

* * *

— Гриффиндор! — торжественно провозгласила Шляпа, и Гарри под овации помчался к нужному столу.

Заместитель директора Школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс» и декан Гриффиндора — Минерва Макгонагалл — сдержанно улыбалась, но в глазах её плясали озорные янтарные огоньки.

Гарри помнил эти глаза с самого детства. И пронёс их через всю свою жизнь.

Примечания:

Сонгфик на песню: My precious one (Céline Dion), посвящается памяти Мэгги Смит...