Леди Чант (гет)

Впереди, насколько хватает глаз, расстилается спокойная гладь моря с водами странноватого фиолетового оттенка. Шестая серия. Я прекрасно помню этот мир. И не столько потому, что он интересен сам по себе, сколько потому, что он связан со счастливыми воспоминаниями. Именно здесь мы с Кристофером провели большую часть медового месяца.

Я до последнего не знала, куда мы отправляемся на медовый месяц. А когда пыталась выяснить, Кристофер только улыбался и говорил, что это сюрприз. Иногда еще заверял, что мне понравится. Пришлось смириться и ждать, хотя меня страшно терзало любопытство.

— Скажи хоть, какие вещи стоит брать? — спросила я на следующий после свадьбы день за завтраком.

— Ну, климат может быть самым разным, — заявил Кристофер, — не угадаешь. И лучше много вещей не брать — в крайнем случае, наколдуем, если что понадобится.

Это повергло меня в полное недоумение и еще больше раздразнило любопытство.

Но мне ни разу и в голову не пришло, что представлением Кристофера об идеальном медовом месяце было путешествие по другим мирам. Когда он перенес нас на Вершину миров, чтобы выбрать, куда отправиться сначала, я некоторое время от восторга даже сказать ничего не могла. Кристофер моей реакцией остался доволен — даже чересчур.

Некоторое время мы прыгали по мирам, забавляясь как дети, пока не попали в это потрясающее место в Шестой серии. И задержались здесь надолго.

И вот двадцать пять лет спустя мы снова стоим на берегу фиолетового моря, а за нашими спинами оранжевый, почти красный пляж переходит в тропический лес.

— Что скажешь? — спрашивает Кристофер, после перемещения так и не выпустивший моей ладони.

— Скажу, что это отличная идея, — я улыбаюсь ему, слегка сжав его пальцы, и он улыбается в ответ.

Конечно же, это была его идея отметить серебряную свадьбу путешествием, оставив Замок на попечение Кота.

Кот, хотя и заметно нервничал из-за возлагаемой на него ответственности, идею с энтузиазмом поддержал.

— Если случится что-то непредвиденное, зови меня, — велел ему Кристофер.

Я чувствовала, он тоже нервничает из-за того, что оставляет всё на Кота — пусть даже на несколько дней.

Кот молча кивнул, зато высказалась Джулия:

— Он справится, папочка — не маленький. А если что — мы все поможем.

Я не смогла сдержать смешка от ее тона. Хотя по сути она была права: двадцать один год — действительно не маленький. Всего лишь на год меньше, чем было Кристоферу, когда он принял должность. Но… дети всегда остаются детьми, сколько бы лет им ни было.

— Можете не волноваться, — согласно кивнул Роджер, — и спокойно отдыхать.

Мы с Кристофером с улыбкой переглянулись — наши дети стали совсем взрослыми.

Кристофер выпускает мою ладонь только для того, чтобы обнять, притянув к себе.

— Все мои идеи отличные — давно пора это понять, — самодовольно заявляет он, и прежде чем я успеваю что-то сказать, добавляет: — Включая ту, когда я предлагал тебе сбежать на остров в Пятой серии. Зря не согласилась.

Я смеюсь и отвечаю со всем доступным мне ехидством:

— Конечно, дорогой.

Кристофер в свою очередь смеется и целует меня в нос. Сердце переполняет нежность и восхищение. Он так редко позволяет себе сбросить с плеч ответственность, лежащую на Крестоманси, и побыть просто собой.

Бесконечно уставший за долгие годы на посту Крестоманси, Габриэль передал Кристоферу должность, едва мы вернулись из свадебного путешествия. Контраст получился разительный. После того, как я круглые сутки была с Кристофером вдвоем (незнакомцы, встречавшиеся нам во время путешествия, не в счет), я внезапно осталась в одиночестве. То есть не в одиночестве, конечно — персонал Замка был достаточно многочисленным, — но без мужа. На второй месяц после свадьбы.

Я старалась держаться, но уже через пару дней меня охватила глухая тоска. Я пыталась утешиться, говоря себе, что надо только немного потерпеть: когда Кристофер освоится с работой, у него появится больше времени. Помогало плохо. Не выручали и столь любимые мною книги, которыми я пыталась отвлечься.

Но я упрямо не желала говорить об этом Кристоферу. Я видела, как он устает, и не хотела добавлять ему беспокойства. Только позже я поняла, как это было глупо с моей стороны. Что никогда не следует пытаться справиться в одиночку и скрывать то, что тебя беспокоит. Для того мы муж и жена — «едина плоть» — чтобы всё делить на двоих.

К счастью, Кристофер заметил сам.

— Милли, что случилось? — спросил он за одним из редких завтраков, которые мы проводили в те дни вместе — чаще он вставал гораздо раньше меня и завтракал один (если завтракал вообще).

Я вздрогнула и, оторвав взгляд от яичницы с беконом, в которой меланхолично ковырялась, уже хотела сказать, что ничего. Но, как когда-то в детстве, искренняя тревога в его глазах заставила меня всё рассказать. И в итоге я сама не заметила, как слезы покатились по щекам, и уже не в состоянии была их остановить, до смерти перепугав Кристофера. Я редко плакала, и, наверное, поэтому он всегда жутко боялся моих слез.

Наш завтрак закончился тем, что я выплакалась от души, свернувшись в уютных объятиях Кристофера, не особо прислушиваясь к успокаивающей ерунде, которую он шептал мне, поглаживая по спине. Один звук его голоса уже успокаивал. А выплакавшись, я почувствовала себя гораздо лучше. Возможно, следовало это сделать с самого начала, а не пытаться держать всё в себе.

— Прости, — прошептал Кристофер мне в макушку, когда я успокоилась. — Мне следовало раньше обратить внимание. Я слишком увлекся, совсем забыв о тебе.

И Кристофер в свою очередь признался мне, что им прежде всего двигало честолюбивое желание оказаться на высоте. Потому что многие поговаривали: мол, новый Крестоманси слишком уж юн — сможет ли он справиться? При этом постоянно сравнивая его с Габриэлем. Конечно же, самолюбие Кристофера не могло смириться с таким отношением. И со свойственной ему увлеченностью он бросился доказывать, что ничуть не хуже де Витта — и даже лучше.

Окончательно забыв про слезы, я уже широко улыбалась. Это было так похоже на Кристофера, который всегда и во всем непременно должен быть первым. Он тоже улыбнулся, успокоенный тем, что я повеселела, и поцеловал меня в нос. А потом, снова посерьезнев, продолжил:

— Я не могу обещать тебе, что буду проводить с тобой много времени, но постараюсь распределить свои дела так, чтобы каждый день побыть с тобой хотя бы немного.

Кристофер неукоснительно исполнял свое обещание, за исключением тех случаев, когда его куда-нибудь призывали на несколько дней. И когда мне нужна была его поддержка, он неизменно был рядом, умудряясь откладывать даже самые срочные дела. А я, в свою очередь, научилась быть для него надежной гаванью, каждый день создавая тот дом, в который хочется вернуться.

Кристофер всё еще улыбается, но его глаза становятся серьезными, когда он спрашивает:

— Помнишь, что ты сказала мне, когда родилась Джулия?

— Конечно, — киваю я. — И ведь я была права.

— Думаешь?

— Уверена. Мы вырастили замечательных детей. И они обожают тебя. Это ли не показатель?

— Твоя заслуга, — улыбка Кристофера наполняется нежностью.

— Наша общая, — возражаю я.

Кристофер умел держаться так, что окружающие считали, будто он никогда и ни в чем не сомневается. Однако я знала: вопреки присущей ему самоуверенности (на мой вкус, даже излишней), у него всё же было достаточно сомнений. И первейшее из них касалось детей.

Я долго не могла понять, в чем дело. Ведь, когда я сообщила Кристоферу, что жду ребенка, он абсолютно точно был счастлив. И тем не менее я чувствовала в нем какую-то неуверенность и… да, наверное, страх. Узнала я о том, что его беспокоит, только когда родилась Джулия.

Устало откинувшись на подушки, я с улыбкой наблюдала, как Кристофер держит на руках крошечную дочку с таким видом, будто это готовая взорваться бомба. Впрочем, как бы я ни забавлялась над ним, меня саму преследовал страх, что я могу неосторожным движением что-нибудь ей сломать. И чувствовала себя абсолютно беспомощной. Будь у меня мать, она могла бы подсказать. Наверняка, обычно так и происходит. Но нам с Кристофером приходилось справляться самостоятельно. Поскольку от его матери помощи, конечно же, ждать не приходилось.

Кристофер смотрел на Джулию с выражением восторга и ужаса одновременно. А потом перевел взгляд на меня, и в его глазах я снова увидела тот страх.

— Милли, — чуть ли не шепотом произнес он, — а смогу ли я стать хорошим отцом?

Я моргнула, от неожиданности даже не придумав, что сказать. Видя мое замешательство, Кристофер попытался объяснить:

— В детстве я так редко видел своего отца, что боялся не узнать его, если встречу в парке. Учитывая мою должность, не повторится ли сейчас то же самое?

Он немного помолчал, но прежде чем я успела придумать, как возразить, продолжил:

— А, кроме того, я не имею ни малейшего представления, как обращаться с детьми.

— Знаешь, я тоже, — улыбнулась я, — но мы можем научиться — было бы желание. Правильно?

И когда Кристофер кивнул, немного ободрившись, я уверено заключила:

— И ты станешь прекрасным отцом. Даже не сомневаюсь в этом.

Тут Джулия захныкала у него на руках. На лице Кристофера промелькнула паника, а потом он вдруг улыбнулся дочери, легонько покачал ее и склонился к ней, что-то зашептав — так тихо, что я не расслышала слов. Джулия моментально успокоилась.

— Что и требовалось доказать, — пробормотала я.

Время показало, что я была права. Кристофер был строгим отцом — дети до смерти боялись навлечь на себя его неудовольствие. Но в то же время они знали, что могут прийти к нему в любое время с любыми проблемами — и встретить понимание и поддержку. А если случалось, что в данный конкретный момент он не мог отвлечься от работы, он откладывал разговор с детьми на более позднее время, но никогда не забывал про него.

Да, дети обожали его.

Когда они поздравляли нас с юбилеем, Роджер заявил:

— Вы самые лучшие родители на свете.

— И мы счастливы, что вы у нас есть, — подхватила Джулия, лучезарно улыбнувшись.

Я была тронута до глубины души. А потом Дженет, немного стесняясь, продолжила:

— И что когда-то давно вы встретились. И желаем вам еще многих счастливых лет.

Всегда молчаливый Кот согласно покивал. На этом моменте я чуть не расплакалась. И хотя Кристофер изо всех сил старался казаться невозмутимым, я видела, что он тоже тронут.

В воздухе вдруг раздается нежная мелодия, разливающаяся над фиолетовым океаном и запутывающаяся в ветвях деревьев. Я верчу головой, пытаясь понять, откуда она исходит, пока не осознаю, что это магия — очень знакомая магия. Кристофер довольно ухмыляется, а потом с поклоном протягивает мне ладонь:

— Не окажете ли честь потанцевать со мной, леди Чант? — безукоризненно светским тоном осведомляется он, но в глазах пляшут озорные огоньки.

— Окажу, — с широкой улыбкой отвечаю я, вкладывая свою ладонь в его.

Я терпеть не могла светские приемы, но как жене Крестоманси мне приходилось на них регулярно присутствовать. Невыносимая скука с бессмысленной болтовней, сплетнями и интригами. Единственным исключением были вечера с танцами. Танцевать я любила. Правда, здесь таились свои подводные камни.

В первый вечер, на котором я присутствовала, меня поразило, как много лордов и пэров приглашали меня на танец. Я всем отказывала, не собираясь танцевать ни с кем, кроме мужа. И они отходили с непонятным мне выражением досады и неприязни.

— Что на них нашло? — спросила я Кристофера, когда он закончил свою беседу с королем и мы смогли потанцевать.

Он пожал плечами и само собой разумеющимся тоном заметил:

— Хотят попробовать воздействовать на меня через тебя.

От удивления я чуть не сбилась с такта.

— Ты серьезно?

— Абсолютно — обычная практика, — с прежней невозмутимостью произнес Кристофер. — Кстати, тебе стоит время от времени соглашаться — возможно, узнаем что-нибудь интересное.

Я подумала и кивнула.

Кристофер оказался прав — люди действительно были откровеннее со мной, чем с ним. В основном меня просили о ходатайстве по самым разным вопросам, которые порой и не входили в круг обязанностей Кристофера. Похоже, люди считали, что Крестоманси в ответе за всё.

Но один раз меня пытались вовлечь в заговор. Против моего мужа. Я была так ошеломлена, что с трудом нашлась, что ответить. А когда нашлась, ответила крайне резко — куда грубее, чем позволял этикет. Зато с тех пор мне больше подобных предложений не делали. А лорд Беррингтон внезапно для всех покинул страну. Полагаю, он просто сбежал — и правильно сделал.

— На что он вообще рассчитывал? — спросила я Кристофера позже.

— Судит по себе, — ответил он. — Брак по расчету, желание избавиться от опостылевшего супруга, сохранив при этом высокое положение в обществе.

— О! — только и смогла произнести я.

Кристофер засмеялся с моего изумленного лица. А я подумала, что мне повезло в жизни гораздо больше, чем я думала.

Кристофер кружит меня, прижимая к себе чуть ближе, чем требует танец. Он всегда так делал, позволяя себе эти маленькие моменты близости даже на публике. Музыка по-прежнему окутывает нас, почти становясь неотъемлемой частью пейзажа.

— Спасибо, любовь моя, — говорю я и после короткой паузы, собравшись с духом, добавляю: — Я никак не могла придумать, что подарить тебе столь же запоминающееся…

Кристофер собирается что-то сказать, но я мягко прижимаю ладонь к его губам, покачав головой:

— Подожди — дай мне договорить.

Он кивает, а в темных глазах вспыхивает любопытство.

— И в итоге я решила подарить тебе признание. Двадцать пять лет — немалый срок. Мы через многое прошли, и в нашей жизни было всякое. Но я всегда знала, что ты будешь рядом, что бы ни случилось. Простишь мои слабости, высушишь мои слезы, заставишь меня улыбнуться даже в час отчаяния. Я доверяю тебе так, как не доверяла никогда и никому. И я бесконечно счастлива, что однажды ты появился в храме Ашет, чтобы похитить одну из моих кошек. Без тебя моя жизнь была бы пуста. Если бы я могла, я подарила бы тебе весь мир.

Кристофер прерывает танец, чтобы поцеловать мои пальцы и серьезно сказать, посмотрев прямо в глаза:

— Ты подарила мне свое сердце. Это гораздо больше.