Обращение (джен)

Абрахам!

Последнее, что я помню, как звала тебя, звала что есть силы, звала до надрыва связок, до потери голоса. Абрахам... Нет, дорогой, я ни в коем случае не виню тебя в том, что со мной случилось! Сколько ещё мне осталось мыслить — мыслить своей головой? Ты говорил, что превращение занимает от двенадцати до семидесяти двух часов. Когда я полностью потеряю волю?

Мысли путаются, воспоминания становятся отрывочными... Я помню, как после твоего ухода неосознанно смотрела в окно, оценивая положение солнца, потом на часы, стрелки которых неукротимо бежали по кругу, одна за другой. С каждым полным оборотом, с каждым боем ощущение того, что именно этот удар станет последним, не покидало меня. Когда солнце почти спряталось за острыми крышами соседних домов, я поняла, что смотрю в окно чаще прежнего. Нет, я не боялась, мой дорогой! Ведь ты обещал вернуться вовремя, а ты никогда не нарушал своих слов, поэтому я ждала. Может быть, мне всё-таки стоило запереть дверь на ключ? Хотя, откровенно говоря, разве это бы помогло?

За время работы в университете я привыкла доверять книгам, но знаешь, милый Абрахам, этой ночью я в очередной раз убедилась, что не всему нужно верить. Крест, чеснок, святая вода, осиновый кол — это всего лишь бредни старого романтика Абрахама Стокера (а вы с ним тёзки, любимый, надо же, какая ирония!), а тот факт, что вампир не может войти в дом без приглашения хозяина, — ещё одно глупое старое шведское предание. Но ведь ты об этом, конечно же, знаешь. А я теперь не только знаю…

Немец появился на пороге нашего дома с наступлением темноты. Как я поняла, что это именно он? О, дорогой, достаточно было просто взглянуть на его чисто выбритое лицо, аккуратно уложенные блестящие светлые волосы… Но самое главное — его одежда. Разве можно было представить, чтобы кто-то из местных жителей или случайно забредших в эту глушь путешественников, мог бы выглядеть так идеально педантично? Сшитый из плотной дорогой ткани тёмный костюм, чёрное шерстяное пальто в лучших традициях европейских домов моды. Но его лицо… оно больше напоминало лица тех кукол, которыми отец баловал меня в детстве. Тонкие, точно выведенные кистью искусного мастера черты, лишь с виду напоминающие человеческие, и холодные глаза мертвеца. Был ли у меня хоть один-единственный шанс отрубить ему голову? Может быть, если бы не эти проклятые костыли, если бы в моих руках и ногах было хоть немного сил, если бы я могла взмахнуть мечом так же легко, как это делаешь ты...

Теперь же болезнь моя отступила: я чувствую, что могу крепко стоять на ногах, могу ходить без костылей, чувствую силу и твёрдость в своих дрожащих некогда руках — но я не уверена, что ты будешь рад этому. Только дышать с каждым разом становится всё больнее: глубокий вдох не даёт воздуха, такое чувство, что лёгкие сжались и постепенно перестают функционировать, голова кружится так сильно, что тошнота подступает к горлу. Или не тошнота? Скорее всего, я не протяну и двенадцати часов.

Этот голос... он постоянно в моей голове, он шепчет, шепчет и шепчет... Господи, помоги мне от него избавиться! Он зовёт, он требует, он ждёт. Он читает вслух мои мысли, листает мои воспоминания, как открытую книгу, просматривает каждое из них, пытаясь найти твоё слабое место. Только вот он даже не подозревает, что немец уничтожил твою единственную слабость и теперь ты не остановишься ни перед чем — ты поставишь мерзкую голову Хозяина на каминную полку в нашей гостиной.

Хуже голоса только черви: эти гадкие создания, ползающие у меня под кожей, и я чувствую, что с каждой секундой, с каждой минутой их становится всё больше — они въедаются в плоть, передвигаются там настолько свободно и безболезненно, словно всегда были частью меня. Я вижу, как они кишат под кожей ног, живота, рук, лица. Я чувствую их даже под кожей головы... В отчаянии я даже схватила нож, которым всего несколько часов назад разделывала рыбу для ужина. Лезвие легко вошло в кожу, но светло-розовая кровь, сочащаяся из пореза, заставила меня вскрикнуть и отбросить нож в сторону. Голос в голове разразился оглушительным смехом, вынуждая зажмурить глаза и прижать ладони к ушам.

Как странно подойти к зеркалу и с трудом себя узнать, ведь с каждым часом — что там часом, с каждой минутой! — изменения становятся всё очевиднее: зеленовато-серая гладкая физиономия вместо лица, тёмные, почти чёрные, тени под глазами и кровавая склера, окружающая зрачки. Но дышать больше не больно, скорее всего, потому, что мне хватает одного маленького глотка воздуха на несколько минут, чувствую, что совсем скоро надобности и в нём не будет вовсе. В горле саднит сильнее прежнего, и я прекрасно понимаю почему; ведь даже несмотря на то, что тогда был вечер и небольшой светильник слабо освещал коридор, жало немца, кажется, никогда не сотрётся из моей памяти.

На исходе пятый час, как ты должен быть дома. Голос Хозяина только что сказал, что ты больше не придёшь, никогда не придёшь, и, видит Бог, я не хочу ему верить! Я чувствую, совсем скоро Хозяин полностью поглотит меня, и как бы я хотела вытерпеть ещё хотя бы пару часов, дождаться тебя, сказать в последний раз, как я благодарна за все эти годы, как сильно я тебя люблю. Одиннадцатый удар часов похож на удар молотка по шляпке последнего гвоздя, который кто-то небрежной рукой забил в мой гроб, хотя я ещё жива. Пока жива…

Чувство невыносимого голода постепенно заполоняет все мысли, и я не знаю, сколько ещё смогу сопротивляться ему. Я ощущаю вкус крови на губах, хочу вдохнуть её аромат, насладиться им, но он постоянно куда-то ускользает от меня. И я почему-то расстраиваюсь из-за этого.

Уходя, ты обещал, что исполнишь мою единственную заветную мечту, когда всё закончится. Я освобождаю тебя, дорогой, от этого обещания! Знаешь, люди говорят, что заветная мечта недаром так называется, ведь именно в том и состоит её святость, что она никогда не сбудется, при этом умудряясь вселять в человека надежду, желание что есть силы лететь, бежать, идти, ползти, наконец, к ней навстречу, раздирая пальцы в кровь, срывая ногти о жёсткую землю. Я согласна с ними лишь отчасти, ведь сегодня ночью, дорогой мой Абрахам, я воплощу нашу мечту в реальность! Сегодня ночью у нас будет прекрасный сын, такой же сильный, как ты, и чудесная дочь, такая же хрупкая и нежная, какой когда-то была я... Сегодня я приведу их к тебе!