Пока ты есть (гет)

Ты почти никогда не разговариваешь со мной.

С тех пор как я узнала тебя, я не узнала о тебе большего.

Но мне достаточно просто знать, что ты есть.

Иногда ты неслышно приходишь посреди ночи, и, даже не вымыв руки, потный и грязный ты трахаешь меня, не трудясь разбудить простым словом «привет». Да и зачем? Я же всегда просыпаюсь.

Да, я всё ещё просыпаюсь.

Иногда я чувствую одну только боль. Всепоглощающую. Снаружи, от твоих бьющих, сжимающих, рвущих рук и зубов, вонзающихся в мою плоть. Внутри, когда ты с бешеной силой вдалбливаешься в меня, рыча как зверь, и осыпая отборной похабной бранью. А закончив, ты хлопаешь меня по заду и уходишь, даже не взглянув. И я умираю, потому что мне кажется, что ты больше не придёшь.

Но иногда ты бываешь другим. Твои руки с запахом пороха и крови настолько ласковы и нежны, что я таю. Твой хищный и рваный рот такой сладостный, что я улыбаюсь и плачу от наслаждения. Слова, которые ты жарко выдыхаешь в моё лицо, столь страстны и трепетны, что я теряю сознание. А взгляд твоих тёмных глаз касается самых сокровенных уголков моей души. И я возрождаюсь, потому что чувствую, как ты нуждаешься во мне.

А иногда ты бываешь и тем и тем сразу, и я дрожу, теряя разум от этого контраста.

Вся жизнь и смерть в одном твоем имени.

И это даже не имя.

Но я всё равно буду просыпаться, пока ты есть.

Потому что я люблю тебя, J.

* * *

Иногда... я хочу сказать тебе кое-что. Пару слов, не больше. Но каждый раз ты малость не дотя-ягиваешь, чтобы заслужить хотя бы одно из них.

Распинаться перед тем, кто не может приблизиться к краю, откуда смотрит моя бесстрашная суть, — н-не-е-т. Нет.

Порой ты подходишь к обрыву: я в отрадном предвкушении, — но вот же дьявол, — тебя непременно что-то удерживает в последний момент!

Я не стал бы тебя толкать — м-м, это скучно.

Я хочу видеть, как ты, туго спелёнутая трепетным благоговением, сама шагнёшь в пропасть. Как от собственного выбора у тебя, ах, перехватит дыхание и зажмурятся глаза; как ты беспомощно забарахтаешься в свободном падении, неуклюже дрыгая вдруг бесполезными конечностями; как от истошного крика порвутся связки в твоём горле, и кровь смешается со слезами.

И вот, когда ты онемеешь от ужаса, обделаешься, ха-ха, забудешь слова молитв и потеряешь смысл всего сущего вместе с привычным представлением о человеке разумном, — в этот са-амый момент взгляни на меня и улыбнись, — ты сможешь прикоснуться к покрову моей… хм-м… да, души-и.

Сделай этот шаг, — и я твой. Я стану твоим на целый миг головокружительного полёта — о-о, это слишком щедро! Слишком. Но будет так, обещаю, ведь я человек сло-ова.

Ты тешишь себя иллюзией моего пассивного присутствия.

Да, я присутствую. Но моё присутствие нельзя проигнорировать даже во сне.

Я трахаю тебя всеми возможными и невозможными (для тебя) способами. Я имею тебя во все мыслимые и немыслимые (для тебя) щели. Я заползаю и врываюсь в твоё существо отовсюду. Я делаю твой мозг жидким, а сердце твёрдым. Я сгибаю и ломаю тебя. Я вхожу в тебя и наполняю твоё нутро гремучим коктейлем собственного приготовления на открытом пламени страсти. Я встряхиваю и подбрасываю тебя высоко в небо, никогда не протягивая рук, чтобы поймать.

И ты падаешь, разбрызгивая вокруг себя соль и сахар, боль и похоть, страх и радость, плач и наслаждение, смешанные каждый раз в новых пропорциях — о, да, я никогда не повторяюсь, это приелось бы скорее, чем я успеваю наносить грим.

Любопытно: всегда что-то не даёт тебе разбиться вдребезги.

Я жду.

Когда ты доберёшься до моего утёса и...

Я жду-у-у.

Ты думаешь, что я прихожу и ухожу. Нет. Ты заблуждаешься — я есть всегда. И я буду всегда, пока ты продолжаешь брести к краю, спотыкаясь. Покуда твоя невидимая (для меня) пружина не порвалась. До тех пор, пока ты, умирая, возрождаешься в воспоминании моего лица. Пока ты засыпаешь с одним единственным набором звуков на устах. Пока ты всё ещё просыпаешься. Пока ты...

Но нет ничего вечного на этом свете.

Однажды я всё-таки скажу тебе:

— Полетаем, детка?