У нас будет шанс... (джен)

Теплое летнее утро согревало Литтл Уингинг, обещая за собой жаркий знойный день. И утро это было совершенно обычное и даже немного скучное для небольшого городка вблизи Лондона.

Иным оно и быть не могло, ведь по Литтл Уингингу не расхаживают странные личности, предпочитающие носить мантии, расшитые мерцающими звёздами, и отправлять почту совами.

Миссис Петунью Дурсль это устраивало как никого другого. Она готовила незамысловатый завтрак для своего сына Дадли, наслаждаясь обычностью и предсказуемостью размеренной жизни.

Единственное, что отличало это утро от сотни других — то, что мужу Петуньи Дурсль сегодня пришлось уехать из дома на два часа раньше, чтобы подготовиться к важной встрече. Но и это не было чем-то экстраординарным: отсутствие главы семьи на завтраке хоть и не часто, но случалось.

Тишину и спокойствие утра неожиданно нарушил далекий протяжный гул, утихший через пару секунд. Миссис Дурсль и Дадли переглянулись, недоуменно пожимая плечами, и в тот же миг земля содрогнулась. Послышался звон бьющегося стекла, задребезжали баночки со специями, стоящие стройным рядом на полке над головой Петуньи, а пол под ногами зашатался, будто палуба небольшого корабля. Женщина не потеряла равновесие только благодаря тому, что инстинктивно ухватилась за столешницу кухонного гарнитура. Спустя мгновение все прекратилось, и лишь вой сигнализаций машин убедил Петунью, что это не расшалившееся давление и звон в ушах, а действительно подземный толчок.

— Мама, это землетрясение? — как-то по-девчачьи пискнул вмиг побледневший Дадли.

— Ну что ты, сынок, разве подобное бывает в Британии? — дрожащим голосом постаралась успокоить сына женщина, но не успела она договорить, как последовал второй толчок.

Эта судорога земли, сопровождаемая оглушительным гулом, была значительно сильней и длилась, казалась, целую вечность. Дом задрожал, стекла сверкающими осколками брызнули во все стороны, впиваясь в лицо Петуньи сотнями острых жал. Послышался громоподобный треск разрываемого на части потолка, будто сделанного из бумаги. Пол шел крупными волнами, каждая из которых, подкатывая к обезумевшей от ужаса женщине, норовила сбить ее с ног.

Стены шатались, сбрасывая с себя шкафы, картины и полки. Та самая полочка с баночками обрушилась на затылок миссис Дурсль, отчего та рухнула на пол, потеряв сознание.

Когда Петунья пришла в себя, вокруг стояла звенящая тишина, не нарушаемая ни одним, даже самым далеким звуком. Земля мелко и часто дрожала.

— Дадли! — нечеловеческим голосом заорала женщина, но не услышала себя.

Она кинулась к центру кухни, пробираясь через завалы и все так же беззвучно выкрикивая имя сына раз за разом. Неожиданно ей послышался тихий стон из-под груды обломков, и в тот же миг все остальные звуки вернулись в мир: крики и вопли людей, вой сигнализаций машин, протяжный лай собак, стон дома, грозившегося обрушиться в любую секунду. И гул. Всепоглощающий, проникающий в самые глубины сознания гул, который, казалось, идёт от самой земли.

Женщина принялась разгребать обломки, обдирая руки до мяса острыми краями и осколками стекла. Густая туча пыли из извести и штукатурки, висящая в воздухе, застилала ей глаза, вызывая невыносимую боль, забивалась в рот и нос, не позволяя сделать глубокий вдох. Но Петунья, движимая, пожалуй, самым сильным инстинктом человечества, не остановилась до тех пор, пока не смогла вызволить своего сына. Дадли был весь в крови и пыли, но находился в сознании и мог передвигаться.

Помогая друг другу, женщина и подросток выбрались на улицу и ошеломленно застыли, не в силах осознать творящийся кругом хаос, едва различимый сквозь плотную завесу пыли. Большинство домов были разрушены. На соседнем участке по руинам полз окровавленный человек, настолько изуродованный, что невозможно было понять, женщина это или мужчина. То тут, то там вспыхивали языки пламени, пока только набиравшего силу, но не оставалось сомнения, что очень скоро оно разрастется до размеров огромного пожара и беспрепятственно запляшет на останках города.

По улице, отталкивая друг друга, бежали охваченные паникой люди в разодранных одеждах, покрытые пылью и кровью, с перекошенными от ужаса лицами. Никто не помогал встать упавшим — напротив, бегущие наступали на лежащих.

На улице непонятный гул был слышен еще сильней, но даже он не мог заглушить жуткие крики тех несчастных, что попали под ноги обезумевших людей, несущихся со стремительностью и неуклонностью стада, напуганного хищниками. Со всех сторон слышались отчаянные вопли раненых под обломками домов, плач перепуганных детей. Все это сливалось в один долгий протяжный звук, представляющий собой квинтэссенцию ужаса и затягивающий в пучину отчаянья каждого, кто находился этим утром в городе.

Петунья с трудом сбросила с себя оцепенение и посмотрела в ту сторону, откуда бежала обезумевшая толпа, тут же дико заорав, добавляя свой голос в общий хор ужаса. Вместо длинной прямой улицы, известной женщине с самого детства, за которой начинались окраины города, зиял огромный провал в земле, заканчивающийся в паре сотне метров от места, где стояли миссис Дурсль с сыном. Из пропасти беспрестанно взметались ввысь жуткие огненные фонтаны и гейзеры. Опускаясь на землю, они сжигали все на своем пути, безжалостно расширяя границы разверзнувшегося ада.

Дадли проследил за взглядом матери и, не теряя ни секунды драгоценного времени, рванул в сторону противоположную разлому, увлекая за собой Петунью.

За спиной беглецов раздался взрыв, ему вторил многократно усилившийся крик людской толпы, но никто даже не оглянулся — это было излишним, все знали, что позади только смерть, не важно, в каком именно обличии.

Чем ближе был центр Литтл Уингинга, тем чаще им встречались люди, бегущие навстречу, так что даже для охваченных паникой жителей городка становилось очевидно: и с той стороны приближается смерть. Мать с сыном метнулись в одну сторону, затем в другую, но отовсюду им навстречу мчались обезумевшие люди, вытесняя Петунью и Дадли на центральную городскую площадь, на которой уже толпились перепуганные жители, осознавшие, что бежать некуда.

Оглушающий грохот и взрывы раздавались все ближе и ближе, пока в огненную бездну не обрушились разом все здания вокруг площади, открывая взорам беженцев пропасть с бушующей лавой на дне. Вероятно, даже звук Иерихонской трубы не смог бы заглушить раздавшийся в этот момент вопль десятков людей. Но внезапно продвижение бездны остановилось — и все стихло. Тишина, опустившаяся на площадь, казалась абсолютной после того безумия, что творилось мгновение назад.

— Восхвалим же Господа нашего Iисуса Христа, подателя жизни земной и вечной, Спасителя и Избавителя от ада и вечных мук! * — в тишине хорошо поставленный голос священника раздавался как никогда громко и звонко.

И если на борту терпящего крушение самолета хоть кто-то может остаться атеистом, то здесь, на утопающем в аду островке, атеистов не осталось. Жалкие крохи выживших жителей Литтл Уингинга в едином порыве опустились на колени.

Но не Бога нужно было молить этим утром о спасении. Вероятно, только миссис Фигг из всех жителей Литтл Уингинга могла бы предположить, кто наслал бедствие на город, но пожилая женщина погибла под завалами своего дома еще во время первого толчка. Да и не помогли бы мольбы, даже будь они направлены по адресу, и бездна, никем не замечаемая, вновь начала свое продвижение, медленно, но неумолимо подкрадываясь к коленопреклоненным людям.

Молитва оборвалась, как только раздался вопль первого человека, улетевшего в пропасть. Паника и ужас вернулись в троекратном размере.

Кто-то попытался залезть на мачту городского освещения, и тут же его примеру последовал каждый, а через несколько секунд столб рухнул. Люди, забыв все человеческое, продолжали рваться, царапать и кусать друг друга в тщетной попытке забраться как можно выше. Они не обращали внимания, что лезут наверх уже по головам и руками таких же людей, как и они сами.

Петуния, в безнадежной и отчаянной попытке спасти сына, подсаживала его, помогая забраться повыше. И Дадли карабкался наверх, не замечая того, что топчется ботинками по лицу матери. Женщина погибла, задавленная десятком чужих ног, за секунду до того, как ее сын с криком сорвался в огненную пропасть.

Через несколько минут все было кончено. Городка Литтл Уингинг больше не существовало. На его месте зиял огромный провал в земле с лавовым озером на дне.

* Климов А. «Восхвалим Господа!»

Том понял, что страдания людей доставляют ему удовольствие ещё до того, как узнал о том, что такое раннее половое созревание.

Когда-то давно, в своём позорном приютском прошлом, в очередной раз запугивая соседей по комнате, он вдруг почувствовал, как кровь приливает к паху, распространяя волны тепла и наслаждения по всему телу. Тогда он сам испугался не меньше своих жертв и выбежал из комнаты. Сидя в тёмном углу под лестницей, он убедил себя, что это никак не связано с тем, чем он занимался.

Однако с тех пор ему стали сниться сбивчивые сны, в которых его боятся и умоляют о прощении. После таких снов пробуждение всегда сопровождалось тягостным ощущением внизу живота. Том обещал себе, что никогда не даст воли этим ощущениям, надеясь, что рано или поздно все пройдёт само. Он боялся и ненавидел сам себя, запрещая даже думать об этом. Он был уверен, что это ненормально и несколько раз порывался рассказать обо всем служителю приюта. Но его что-то останавливало.

А сны повторялись все чаще и с каждым разом становились все ярче. Ощущение мучительной тягости в паху становилось просто невозможным, не покидая его и днём.

Желание росло с каждой прожитой ночью, и вскоре Том сдался на его милость, сказав себе, что только один раз.

Он заманил двух сверстников в пещеру на берегу моря и там запугал их до поросячьего визга, не опасаясь быть застуканным. О, как упоительно сладко звучали их мольбы, как возбуждающе от них пахло страхом!

С каждым их вскриком на Тома накатывала горячая волна, заставляя вздрагивать всем телом от наслаждения. Его стоны, которые он не в силах был сдержать, пугали этих олухов ещё сильнее. Животный ужас жертв и ощущение безграничной власти над ними очень быстро вознесли его до вершины блаженства. Содрогаясь в своём первом оргазме, Том вдруг отчётливо уловил единственную связную мысль: он — особенный.

С тех пор, несмотря на все свои обещания, он учился манипулировать чувствами людей, стремясь не просто запугать детей, а взывать к их самым потаённым переживаниям и страхам. Благо, тема родителей и семьи в приюте была болезненна почти для всех детей, и довести до безудержных рыданий, разбавленных просьбами замолчать и прекратить, было крайне легко.

А потом в приют пришёл Дамблдор, и его визит стал ещё одним подтверждением, что Том особенный.

В Хогвартсе его жажда наслаждений на какое-то время была потеснена более насущными проблемами: Тому необходимо было занять достойное место в школьной иерархии. И ему приходилось довольствоваться только своими фантазиями. Как все подростки ночами пыхтели, разглядывая редкие фото девушек в купальниках, так Том с мучительным удовольствием вспоминал унижения приютских детей и представлял, как напыщенные чистокровные аристократы, которые сейчас презрительно терпят его присутствие, в будущем будут пресмыкаться перед ним.

Он научился жить со своей особенностью и получать от этого удовольствие, не мучаясь угрызениями совести. Как научился и контролировать это, не позволяя себе рисковать местом в Хогвартсе.

В четырнадцать лет Том впервые попробовал секс с девушкой, и это не доставило ему даже сотой доли того удовольствия, что он испытывал унижая и пугая людей.

Совсем иными ощущения были в другой раз, когда не особо разборчивая в отношениях семнадцатилетняя блондинка, имя которой он так и не запомнил, сама сказала, что любит «пожёстче». И с первым её вскриком Тому будто пелена застлала глаза, сделав весь мир красным. Он кусал, щипал и царапал её, не обращая внимания на то, что она кричит и вырывается уже всерьёз. Девушка сбежала с громкими рыданиями, как только он предоставил ей такую возможность.

Том не переживал, что она расскажет кому-то. Кто ж добровольно признается в том, что является потаскухой?

Тем более через несколько дней начинались летние каникулы, и она уехала из школы навсегда.

Так он понял, что физическая боль других доставляет ему не меньшее удовольствие, чем их страх и унижение. И что с женщинами можно придумать нечто куда более интересное, чем вытаскивать наружу их детские страхи.

Разумеется, Хогвартс был неподходящим местом для подобных экспериментов.

Другое дело ненавистный приют, где Том был вынужден проводить каникулы среди магловского отребья…

В первую же неделю по возвращении в приют он лестью и сладкими речами заманил одну из сирот в отдалённое место набережной Темзы. Там он просто сказал, что она должна раздеться догола. Молча, с удовольствием наблюдал, как она, возмущённая, попыталась пройти сквозь незаметно воздвигнутый им барьер*. Её возмущение сменилось непониманием, а затем и страхом. Она заметалась из стороны в сторону, натыкаясь на стены, которых не видела. Она позвала Тома на помощь и в ужасе отпрянула, увидев на лице своего спутника блаженствующую улыбку.

Вопрос, его ли это рук дело, прозвучал для Тома райской музыкой, отдаваясь удовольствием в каждой клеточке тела.

Она просила, угрожала, взывала к совести, молила выпустить её отсюда.

Том чувствовал, как постепенно её накрывает паника. Он молча ждал, упиваясь моментом: даже тогда в пещере ему не было так хорошо. Все потому что сейчас он знал — это только начало.

В конце концов, размазывая слезы по грязному лицу, она закричала: да что тебе нужно от меня, придурок?

С трудом сдерживаясь, чтобы не потеряться в бесконечном наслаждении, Том приказал ей раздеться… Нет, насиловать её он не собирался. Его вообще не интересовало её тощее магловское тело. Ему нужны были её боль, унижение, страх и чувство собственной безграничной власти над ней.

Том запретил рассказывать кому-либо о произошедшем, подкрепив свои слова непростительным заклинанием, велел ей прийти сюда через три дня в это же время.

На протяжении полутора месяцев два раза в неделю они встречались на берегу реки.

Почти как влюблённые.

Тома дико заводила сама мысль о том, что она идёт к нему, зная, что сейчас будет очередная порция унижения и боли. Страшась и ненавидя его всеми фибрами своей жалкой душонки, она все же шла, покорная его воле.

Он жил этими вечерами, смакуя в остальные дни подробности и придумывая новые унижения и пытки. И он берег её, подобно тому, как берегут дети пойманную в банку муху. Он не причинял ей боли сверх той, что она могла вынести, он залечивал самые глубокие раны и никогда не портил одежду, зная, что новую ей негде будет взять.

Он был добр к ней.

А она сбежала от него.

Тварь!

Покончила жизнь самоубийством, насмехаясь над его слабостью — Том не был властен над смертью.

На её теле заметили следы насилия. Было расследование, и только по большой удаче никто не вспомнил, что Том уходил из приюта в те же вечера, когда уходила и она…

С тех пор прошло много лет, в течение которых Том стал Волдемортом, подчинил смерть, заставил аристократов лебезить перед ним, а всех остальных бояться даже имени его. Впрочем, аристократы тоже боялись.

Волдеморт ещё много раз имел возможность убедиться в том, что он особенный и среди магов, но он никак не мог понять, в чём его предназначение.

Он никогда не верил в борьбу за чистоту крови — это был лишь удобный предлог, чтобы заручиться поддержкой власть имущих.

Но когда он нашёл в архивах министерства секрет создания философского камня, всё встало на свои места. Магия избрала его, чтобы он построил бессмертную империю, в которой маги займут принадлежащее им место по праву. Он тот, кто вернёт магам могущество, утраченное настолько давно, что маглы позволили себе верить, будто магия — это сказка. Никто кроме него не сможет создать философский камень достаточной силы, чтобы каждый достойный маг мог жить вечно.

Основным элементом камня оказались человеческие страдания. Чем больше их впитает в себя камень, тем мощнее он будет**.

Фламель — слабак. У него не хватило духа, чтобы сделать что-то самому. Он годами сидел в подземельях инквизиции, где пытали ведьм, по капле наполняя камень силой, будто милостыню получал от маглов**. Он потратил десятки лет на то, чтобы создать камень, способный поддерживать жизни всего лишь двух магов.

Волдеморт, разумеется, не собирался ждать так долго. Он сможет создать мощный философский камень значительно быстрее. И сделает это с удовольствием.

Большинство пожирателей были отправлена на создание камня: часть отвечали за поставку маглов, другая часть — за пытки. Кто проявлял недовольство или жалел маглов, сам становился «пищей» для камня.

С магов заряда было не больше, чем с маглов. Жаль.

Дело двигалось, камень набирал силу, но медленно. Слишком медленно.

Тогда Волдеморт решил испробовать заклятие, найденное в древнем архивном свитке министерства.

Неизвестный автор свитка назвал его «Врата Ада».

И оно полностью подтвердило своё громкое название. Действие заклятия было поистине ужасающим и разрушительным. Волдеморт даже залюбовался поначалу. Но потом стало понятно, что оно не помогает зарядить камень, несмотря на большое количество жертв. Нужны были именно физические страдания, а людишки дохли слишком быстро.

Ну что ж, значит пришло время волшебникам выйти из тени и заставить маглов служить им. Дело с камнем пойдет намного быстрее, когда людишки сами будут приходить куда следует. Можно будет даже не пытать их до смерти, используя несколько раз каждого.

— Мой повелитель, вы хотели видеть меня? — Люциус Малфой, даже кланяясь перед своим господином, умудрялся выглядеть так, будто оказывает великую честь.

— Ты должен сегодня же отправиться к маглам…

* * *

Премьер-министр нервно расхаживал по кабинету. Несколько минут назад темный портрет неизвестного господина вновь ожил, предупреждая о скором визите мага, тем самым разрушив все иллюзии премьер-министра.

Он до последнего надеялся, что к произошедшему в Литтл Уингинге волшебники не имеют отношения (мало ли, какой-нибудь чудовищный природный катаклизм).

Но было очевидно, что это не так. Не соболезнования выразить идёт этот волшебник, а сказать, что городок был разрушен очередным беглым преступником или что-то в этом роде.

— Премьер-министр, — обозначил свое присутствие высокий светловолосый мужчина, появившись во вспышке зеленого огня без всяких вращений вокруг своей оси, как делал это предыдущий визитёр, — меня зовут Люциус Малфой, — гость, не протягивая руки для приветствия и не дожидаясь приглашения, прошёл к письменному столу и уселся на одно из кресел возле него.

— Рад знакомству, мистер Малфой, — премьер-министр поспешил занять свое место во главе стола, чувствуя, как все цепенеет внутри. Очень не к добру такое поведение гостя.

— Не думаю. Впрочем это неважно, на реверансы нет времени. Король Британской Империи Волдеморт требует незамедлительно признать его неограниченную власть и передать все полномочия нашим людям.

— Б-британской Империи? — с запинкой переспросил премьер-министр. Конечно, устаревшее название страны было далеко не самым важным из того, что сказал гость, но, видимо, сработали какие-то защитные механизмы организма, и мозг сконцентрировался на самом безопасном вопросе. Потому что всё остальное означало войну.

— У меня нет проблем с дикцией, а у вас со слухом. Вы все прекрасно услышали: полная передача власти в наши руки. Без условий и ультиматумов. Иначе Литтл Уингинг станет лишь первым в списке погибших городов, — маг, не дожидаясь ответной реакции, одним плавным движением встал и направился к камину. — У вас двадцать четыре часа на раздумья, — с этими словами он скрылся в зеленом пламени.

Премьер-министр просидел несколько минут, глядя в пустой камин, собираясь с мыслями.

Война. В конце концов, преодолев желание хорошенько отхлебнуть из бутылочки, припрятанной в нижнем ящике стола, он прошёл в малый кабинет.

Обстановка тут была куда как скромнее, чем на основном рабочем месте, но самое главное, что в нем не было никаких портретов, зеркал и прочих предметов, позволивших бы магам следить за происходящим. Зато были некоторые устройства, позволяющие убедиться в отсутствии малейшего магического фона.

 — Созвать срочное заседание Палаты духовных лордов и Комитета по противодействию колдовству, — отдал распоряжение по внутреннему телефону премьер-министр. — Да, сейчас. Заседание должно начаться через два часа пятьдесят минут.

Примечание к части

* Надзор накладывается не на палочку, а на место обитания несовершеннолетнего. Соответственно в отдалении от жилья можно колдовать спокойно.

** Идея, что философский камень создаётся за счёт душ людей — не моя.

**Фламель родился 1340 году (реальный человек). Масштабная охота на ведьм началась в конце XV-го века. Учитывая, что маги живут дольше маглов, Фламель вполне мог создать камень будучи уже стариком.

Макс ещё не закончил завтрак, а уже опаздывал на встречу с друзьями. Впрочем, это было нормой, и никто на эти встречи не приходил вовремя. Если договаривались встретиться в двенадцать, это означало, что примерно к часу-двум после полудня большая часть соберется в обозначенном месте. Остальные подтянутся еще позже, вплоть до… до скольки угодно. Поэтому Макс совершенно не переживал, что время почти полдень.

— Ты как всегда не читал газету? — Лиза вышла из ванны полотенцем на голове и в длинном пушистом халате (как вообще можно мёрзнуть в начале августа?).

— Н-нет, а есть что-то стоящее? — когда они только стали жить вместе, Макс был удивлен такой старомодной привычке своей девушки, как чтение Таймса за завтраком. Сам он читать не начал, но пересказ и обсуждение новостей постепенно стало частью утреннего ритуала, которому они следовали независимо от того, во сколько утро началось.

— Пишут, что магия существует, — Лиза пожала плечами, будто оправдываясь за абсурдность сказанного, — и именно ведьмы и колдуны уничтожили Литтл Уингинг. И что, вероятно, пропажи людей дело рук волшебников.

— Малышка, с каких пор ты стала читать жёлтую прессу?

— Это в Таймс статья! На первой полосе и двух разворотах. Там много и подробно написано, почитай сам.

— … и первое апреля давно прошло. Не буду я всякие бредни читать.

— Размах статьи и то, где она напечатана… Не похоже на розыгрыш или попытку сочинить сенсацию, — казалось, что Лиза очень хочет услышать что-то успокаивающее.

— Зато очень похоже на то, что правительство крупно облажалось с каким-нибудь экспериментом в Литтл Уингинге и теперь отчаянно хочет скрыть это от общественности, — Макс в один глоток допил уже остывший кофе. — Ну все, мне пора бежать. Вечером поговорим об этом.

— Да, конечно, если ты будешь в состоянии, — Лиза усмехнулась, подставляя щёку для поцелуя. — Когда ты уже сбреешь это?

— Совсем плохо, да? — Макс глянул в зеркало. Светлая, жидкая бородка, а скорее даже жалкое её подобие, не придавала его лицу брутальности, которой так хотелось. Ну или не брутальности, а хотя бы перестать быть похожим на девочку-подростка.

Лиза любила шутить на тему, что в их паре вовсе не она является прекрасной половиной.

— Вечером. Всё, убежал!

С этими словами Макс вышел из их маленькой, но очень уютной квартирки недалеко от центра Лондона. Машину он оставил на парковке, рассудив, что к вечеру, несмотря на обещание, норма алкоголя в крови будет значительно выше допустимых промилле.

Проходя мимо газетного киоска, он вспомнил про статью и решил купить газету, чтобы всё же прочитать, что там такого сочинили. Но, как ни странно, не оказалось ни одного экземпляра Таймс.

Ведьмы и колдуны, ну надо же! Чего только не придумают, чтобы отмазаться от своих ошибок. Но написано, видимо, очень убедительно, раз даже Лиза поверила. Уж кто-кто, а она была не из тупых дурочек, которые верят во всякую чушь.

В отличие от большинства своих сверстников, политической обстановкой, да и вообще происходящим в мире он интересовался достаточно серьезно. И чем старше становился, тем больше возникало вопросов к правительству. Но такое откровенное сочинительство — это что-то новенькое.

На площади перед входом в метро Макс задержался, заинтересовавшись группой людей в черных балахонах в пол. На лицах у них были жуткого вида маски с различными орнаментами, а в руках какие-то палочки. Они стояли посреди площади, озираясь вокруг, будто оказались тут только что.

Несколько секунд спустя один из них направил на девушку, стоящую неподалеку, свою палочку, из которой тут же вылетел луч зеленого цвета. И как только луч достиг девушки, она тут же упала замертво.

В этот же момент второй тип в балахоне что-то выкрикнул, поднял палочку вверх, и из нее вылетел не луч, а как будто шар зелёного света, взорвавшийся в небе. На месте взрыва заклубился плотный туман, быстро приняв форму черепа с выползающей изо рта змеёй.

Макс восхищенно подумал, что ребята очень оперативно организовали акцию против нелепости, написанной в газете. Спецэффекты более чем достойные, да и игра девушки потрясающая — не каждый сможет так натурально брякнуться «замертво».

— Стоять! Не двигаться!

Макс невольно оглянулся назад на полицейского за своей спиной, успев еще удивиться тому, что тот направил пистолет на людей за безобидное представление.

А в следующий миг полицейский взорвался.

Ошметки плоти и кровь полетели в разные стороны, заляпывая все вокруг. Максу показалось, что включили замедленную съемку, переводя камеру с одного плана на другой: вот отскочила девушка, брезгливо перебирая ногами; тут мужчина упал на землю, закрыв голову руками; ребенок открыл рот, готовясь оглушительно заверещать, и его мать в точности повторила движения. Он видел, как женщина в нескольких метрах от него рефлекторно стерла с лица окровавленные клочки волос. Неизвестно зачем Макс проследил за движением руки вниз, и, как только останки коснулись тротуара, тут же отключилось замедление. Люди бросились врассыпную с площади: кто-то ломанулся в магазины и кафе, другие поспешили спрятаться за машинами, кто-то просто прочь.

Макс тоже рванул со всей скоростью, на которую был способен, к ближайшему переулку, замечая боковым зрением, как-то тут, то там падали люди, сраженные зеленым лучом, а некоторые и взрывались так же, как полицейский.

В переулке не было ни души.

Поворот направо, затем на Венн-стрит до конца, там налево и по прямой до дома.

Мысли панически метались в голове, сменяя друг друга, даже не успевая толком оформиться, но все они так или иначе сводились к отчаянному желанию добраться скорее до дома.

Взлетев на свой этаж, перепрыгивая по две-три ступени за раз, Макс судорожно заколотил кулаками в дверь, даже не подумав достать ключи. За те несколько нестерпимо долгих секунд пока не открывалась дверь, он уже представил себе окровавленную спальню и клочок каштановых прекрасных волос Лизы с кусочком кожи, свисающий со стола.

Картинка была настолько яркой и детальной, что ее не мог смазать даже голос разума на задворках сознания, твердящий, что люди взрывались там, на площади, а вовсе не у них в спальне.

И когда дверь наконец-то распахнулась, Макс даже растерялся от вида мирной обстановки в квартире, но в следующее мгновение он уже сжимал свою девушку в объятиях, настолько крепких, насколько это было возможно без причинения вреда.

— Ты жива!

— Конечно я жива! Что произошло? — Лиза мягко, но настойчиво освободилась от объятий. — Это кровь на тебе?

Макс недоуменно перевел взгляд на зеркало. Он был весь забрызган кровью. Он разглядывал красные капли, проложившие дорожку от его щеки по диагонали вниз и закончившие свой путь в районе живота. Кровь отлично видно на красной футболке. А он всегда думал, что на красном она будет незаметна…

— Ма-а-а-кс! — как будто издалека донесся встревоженный голос девушки.

Мысли ворочались с огромным трудом.

Лиза. Дом. Кровь. Полицейский.

— Он взорвался! — не своим голосом закричал Макс, тряся Лизу за плечи. — Понимаешь? Взорвался! Вот прям как в кино, взорвался изнутри, будто гранату проглотил!

— Отпусти! Мне больно! — плаксивые нотки в голосе любимой немного отрезвили. — Кто взорвался? Откуда на тебе кровь? Что случилось?

— Нам нужно срочно уехать из города! — Макс сделал над собой усилие и слегка ослабил хватку. — Уехать. Как можно скорее и дальше. Колдуны настоящие, все правда!

— Очень смешно, придурок! — Лиза с несвойственной для нее злостью и силой оттолкнула парня от себя.

Макс закрыл глаза, желая успокоиться и собрать мысли в кучу, но перед глазами тут же возникла женщина с клочками окровавленных волос на лице. Он распахнул глаза, уставился на дальний угол под потолком. Медленно, контролируя дыхание, досчитал до десяти. Потом еще раз. Лиза ждала, сцепив руки в замок.

— Ведьмы и колдуны — это правда, я видел, — почти нормальным голосом начал он, приходя в себя с каждым произнесенным словом. — Они были у метро, сперва убили девушку, пальнув в неё из чего-то типа волшебной палочки, только без звездочки на конце. Просто вспышка — и она упала, как будто выключатель нажали, даже не охнула. Потом полицейский… он приказал им не двигаться, а через секунду взорвался. Серьезно, просто разлетелся на части, будто тыква, начиненная петардами! А потом все побежали, и я побежал. Они умирали, взрывались, я видел… — Макс замолчал, не в силах продолжать.

— Да-да, конечно, как тыква, — Лиза поджала губы и ушла в комнату.

Макс решил, что лучшее, что он сейчас может сделать — это умыться и переодеться, а заодно успокоиться насколько это возможно. И тогда уже можно будет поговорить спокойно и последовательно.

Несколько минут спустя, выйдя из ванны, он увидел Лизу, замершую посреди комнаты перед включенным телевизором. В экстренном выпуске новостей сообщали о нападениях в разных точках города, которые начались примерно два часа назад. Было несколько видеозаписей с места событий. Везде примерно то же самое, что было и на площади у метро: люди в чёрных балахонах с масками на лицах убивали и рушили всё вокруг, выпуская из палочек преимущественно красные и зеленые лучи.

— Так это не розыгрыш? — голос девушки был полон ужаса и отчаянной надежды.

Макс до боли хотел сказать Лизе, что он идиот и это масштабный и глупый розыгрыш, но не мог.

— Нет, это всё правда, и я действительно считаю, что стоит срочно уехать. Давай собирать вещи, пожалуйста, — со всей нежностью на которую только был способен, провел руками по плечам, обнимая со спины.

— Но куда мы поедем?

— К твоим родителям. Думаю, на севере Шотландии сейчас безопаснее всего.

— К маме. Да, хорошо, — Было похоже, что мысль об отчем доме немного успокоила Лизу. — Берём только самое необходимое, верно?

— Да, малышка. Ты как всегда умница.

Лиза обладала поразительной чертой характера: чем сложнее жизненная ситуация, тем чётче и быстрее она действовала.

В этот раз она превзошла саму себя, умудрившись за каких-то полчаса собрать не только самое необходимое, но и вообще почти все их вещи. И собрала бы, возможно, больше, но в машине закончилось место.

Несколько часов спустя на заправке Лиза позвонила родителям и предупредила о скором визите.

Они решили тут же покушать и прихватить что-нибудь с собой, чтобы потом не делать уже долгих остановок, иначе вообще приедут под утро.

В кафе при заправке, на удивление, было людно. Больше половины столиков были заняты. Над стойкой висел телевизор, по которому в прямом эфире репортер рассказывал об очередной глухой пробке на кольцевой дороге Лондона.

Аппетита не было, несмотря на то, что завтрак был лёгким.

Вяло ковыряясь в картофельном пюре, Макс задумался о том, что они делают. Теперь, когда эмоции улеглись, он уже не был так уверен в том, что видел, да и вообще стоило ли так поспешно уезжать.

Может, и не взрывался полицейский и другие. Скорее всего, стреляли в них чем-то. Хоть и ужасно это, но не настолько, чтобы бежать из города. Видимо, размышления о статье наложились на случившееся, вот в панике и придумал себе невесть что.

Погрузившись в свои мысли, он не заметил как в кафе стихли все разговоры. Внимание всех посетителей было приковано к экрану телевизора. Взглянув туда, Макс в первое мгновение не поверил своим глазам: в воздухе над дорогой летал человек. Было плохо видно, но, кажется, он сидел на метле.

— Я не понимаю, что происходит и кто этот человек, — бормотал репортёр из-за кадра. — Возможно, это как-то связано с сегодняшними нападениями в городе.

Летающий над дорогой вдруг выпустил вниз струю пламени, которая, едва коснувшись машин, вспыхнула, будто там был сухой хворост. Отовсюду послышались крики. Камера резко дёрнулась вниз, и на экране замельтешили ноги, но вскоре мельтешение остановилось, камера поднялась — и зрители увидели происходящее.

Пламя полыхало на несколько метров вверх и стремительно расширялось во все стороны.

Из машин выскакивали люди и бежали прочь. Но самым ужасным было то, что языки пламени целенаправленно преследовали бегущих людей.

В это было сложно поверить, но отдельные, самые крупные языки пламени принимали форму животных и разлетались по воздуху во все стороны, опускаясь в итоге на машины подобно хищным птицам, пикирующим на добычу.

— Всё горит! — репортёр кричал в ужасе, но его было почти не слышно, да и нужды в комментариях особо не было. — Огонь как живой! Он гонится за людьми! Господи Иисусе, уходим!

На камеру с диким рёвом летел, раззявив пасть, огненный дракон. Он буквально пожирал все на своём пути, стремительно увеличиваясь с каждой секундой. Через несколько мгновений изображение пропало. Чёрный экран довольно быстро сменился изображением студии, где явно не на шутку взволнованная ведущая сообщила, что связь со съёмочной группой потеряна, и как только будут известны хоть какие-то подробности, они обязательно сообщат зрителям, а сейчас -реклама.

Макс отстраннённо подумал, что вряд ли репортёр и оператор живы. Дальнейшие новости с места события косвенно подтверждали его предположение. Двое суток пожар полыхал и разрастался, несмотря на все усилия. Он сжигал и плавил всё на своем пути, в том числе каменные и бетонные сооружения. И только на третьи сутки начал уступать пожарным, постепенно затухая.

Выгорело дотла несколько районов города, десятки людей погибли и сотни пострадали.

В стране был объявлен трёхдневный траур, а после — введено военное положение.

В ожидании возвращения Гермионы Гарри и Рон сидели перед входом в палатку, установленную посреди национального парка.

Между ними стояла шахматная доска с неоконченной партией, в которой явно побеждал Рон, но до неё не было сейчас дела. Гермиона должна была уже вернуться. До сих пор она всегда соблюдала обещание уложиться с покупками за час, хоть у неё и был с собой запас оборотного зелья на случай непредвиденных обстоятельств.

Сегодня Гарри как никогда прежде злился на то, что никак не может настоять на своём и отправиться за продуктами самостоятельно.

У Гермионы в день бегства с площади Гриммо в чудесной сумочке помимо всего прочего были и запасы оборотного зелья, а также небольшой клочок волос её матери. Именно поэтому за запасами в деревне Гермиона ходила всегда сама, непреклонно заявляя, что не позволит кому-нибудь превращаться в её маму, особенно если этот кто-нибудь мужского пола.

Подруга каждый раз обещала добыть волосы каких-нибудь маглов во время вылазки, но каждый раз у неё что-то не получалось. Гарри подозревал, что Гермионе просто нравится самой ходить за продуктами. Это, как-никак, все же разнообразие, плюс возможность позаботиться о друзьях и побыть кормилицей. Правда приготовление пищи ей пришлось всё же уступить Гарри. У него получалось значительно лучше — сказывался опыт приготовления завтраков и, временами, обедов у Дурслей.

Тихий хлопок возвестил друзей, что за ближайшим кустом кто-то только что аппарировал. Несмотря на веру, что это Гермиона, Гарри выхватил палочку, отмечая боковым зрением, что Рон поступил точно так же.

— Всё в порядке, это я, — Гермиона уже в своём обличье беспрепятственно зашла в защитный круг.

— Почему так долго? Что-то случилось?

— Случилось, но не со мной, а в стране. Я купила газеты, сами всё прочитаете, а я пока сделаю нам чай.

Первая газета оказалась недельной давности. Можно было только гадать, как Гермиона умудрилась её добыть.

На первой полосе огромными буквами чернел заголовок: «Трагедия в Литтл Уингинге». Гарри поспешил открыть нужный разворот. По мере чтения статьи, в которой сообщалось о гибели города вместе с жителями, Гарри почувствовал, как руки начали предательски дрожать, а к горлу подступил ком. Он хоть и не испытывал особо нежных чувств к своим родственникам, но и смерти им никогда не желал.

Дочитав до конца, он с ужасом осознал, что погибли-то не только дядя с тётей и Дадли, но и ещё тысячи человек… И все они погибли из-за него. Волдеморт напал на Литтл Уингинг, потому что он, Гарри, там жил.

— Читай дальше, — шёпотом сказала Гермиона.

— Но…

— Я знаю, Гарри, — весь вид подруги выражал сочувствие, — но это еще не всё. Читай дальше.

Гарри не хотел даже брать в руки следующую газету, не говоря уже о том, чтобы прочесть её. Но спрятаться от реальности всё равно не получится.

Вторая статья была о нападениях в столице. Произошедшее в Лондоне шокировало не меньше, а может даже и больше. Пожиратели действовали в открытую, не скрывая своих магических способностей, на весь мир заявляя о себе. И опять огромное количество погибших и пострадавших. А он по-прежнему не представляет, как остановить Волдеморта. Не знает, где искать остальные крестражи, не знает, как уничтожить медальон…

— Гарри, ты как? — участливо спросила подруга, дотронувшись до его плеча.

— Не знаю, это какой-то кошмар… Чего он добивается?

— Да что за заклинания такие, которые способны уничтожать города и выжигать кварталы? — голос Рона был полон ужаса.

— Насчет первого не знаю, а второе — это адское пламя. Очень тёмное заклинание, которое даётся далеко не каждому. А ещё меньше тех, кто может его контролировать. Это пламя сжигает всё на своем пути. В нём гибнут даже призраки.

— А крестражи? — встрепенулся Гарри.

— Что?

— Крестраж в нём сгорит?

— Да, адское пламя способно уничтожить крестраж, — Гермиона нахмурилась больше прежнего, понимая к чему клонит Гарри.

— Газета утренняя, и тут пишут, что бедствие не утихает. Значит мы можем избавиться, наконец, от медальона.

— Гарри, ты не понимаешь? — Гермиона вскочила с места. — Маглы не оставят это просто так.

— Вот именно! — Гарри резко встал, опрокинув стул, и напряжённо замер, вглядываясь в лицо подруги. — И пострадали уже тысячи человек, пока мы тут пьем чай и размышляем о том, в какие бы ещё кусты спрятаться! А сейчас у нас есть возможность сделать хоть что-то, чтобы уничтожить эту сволочь.

— Не кипятись, мы уже многое сделали, дружище, — встрял Рон, приняв на себя непривычную для него роль миротворца.

— Что? Добыли медальон? Он с нами не в большей опасности, чем был и у Амбридж, — Гарри уже почти кричал, чувствуя, как злость закипает в нём. — Гарри Поттер — избранный хранитель крестража. Звучит?

— Гарри, сними медальон.

— Дело не в нём, я надел его полчаса назад.

— Всё равно сними. Давай поговорим, пока он просто лежит на столе. И попьём чай.

— Не надо меня успокаивать! — Гарри сдернул медальон. — Я отправлюсь в Лондон и один, если вы не согласитесь.

— Я с тобой, но давай хоть немного обдумаем, — Рон похлопал Гарри по плечу, выражая поддержку.

— Наверняка район оцеплен, — со вздохом произнесла Гермиона, признавая поражение.

В процессе обсуждения было решено, что в Лондон отправятся все вместе, а за оцепление Гарри полетит на метле, укрытый мантией-невидимкой.

Собрав лагерь и сняв защитные заклинания, друзья аппарировали в Лондон.

— Если я всё верно поняла, то тут идти минут пятнадцать до места, — только Гермиона ориентировалась в городе.

На улицах было крайне мало людей, несмотря на отличную погоду для этого времени года. Запах гари чувствовался даже тут и усиливался с каждым шагом. Очень скоро они увидели оцепление.

— Но я не вижу никакого бедствия, — Рон вглядывался в дальний конец улицы.

— Разумеется. Оцепление всегда делают с запасом. Тем более тогда, когда есть угроза жизни. Я наложу на этот переулок маглоотталкивающие чары, а то мы слишком бросаемся в глаза. Гарри, ты готов?

— Ты уверена, что огонь уничтожит крестраж?

— Абсолютно.

— Значит готов, — Гарри накинул на себя мантию.

— Порядок, — Рон подтвердил, что он надёжно укрыт. — Удачи!

Гермиона наложила на Гарри заглушающие чары.

— Удачи!

Гарри ничего не ответив — всё равно его не услышали бы, — покинул переулок, направившись в сторону оцепления.

Когда он был маленьким, на соседней улице от дома Дурслей случился пожар. Посмотреть на работу пожарных его никто не отпустил, но на следующий день Гарри специально пошёл дальней дорогой, чтобы взглянуть хоть одним глазком. На пожарище остался полуразрушенный остов дома, рядом стоял сгоревший автомобиль, а вокруг валялись почерневшие балки и всякий мусор.

Но то, что открыло ему, когда он дошёл до места, не имело ничего общего с виденным в детстве, а больше походило декорации к фильму про апокалипсис: перед ним была выжженная пустошь с редкими островками оплавившегося камня. Невозможно было даже предположить, где тут раньше стояли дома, а где была дорога. Адское пламя уничтожило всё в буквальном смысле этого слова.

Оторвавшись от созерцания черного пепла, Гарри уселся на метлу и направился к видневшемуся вдали мареву раскаленного воздуха, за которым угадывалось бушующее пламя. Чем дальше он продвигался вперед, тем очевиднее становилось, что уничтожить крестраж будет не так просто, как думалось: температура воздуха становилась всё выше, а кислорода в нём — всё меньше. Кроме того, воздух, напитанный дымом и чадом, застилал глаза, вызывая невыносимое жжение. Гарри не придумал ничего лучше, кроме как наколдовать себе головной пузырь. Это отчасти помогло.

С каждым метром становилось жарче, глаза щипало от пота и гари, а воздуха катастрофически не хватало, несмотря на заклинание. Когда послышался рёв пламени, жар стал нестерпимым, и пришлось признать, что к адскому пламени можно подобраться только сверху. Гарри поднялся так высоко, как никогда прежде. Тут было не так жарко, но над пожарищем клубилась непроглядная туча дыма. Развивая максимальную скорость, на которую способна его метла, Гарри, зажмурив глаза и стараясь не дышать, полетел вперед, в гущу дыма. Несколько секунд спустя, он осмелился приоткрыть глаза и, с облегчением, увидел мелькающие в дыму языки пламени. Он тут же, сорвал медальон с шеи и швырнул вниз. На сомнения не было сил и времени.

Из последних сил Гарри развернул метлу и полетел назад, не веря уже, что сможет выбраться. Его мутило и от нехватки воздуха в голове пульсировала кровь, заглушая даже рёв пламени.

Кажется, он отключился на несколько секунд, потому что вдруг понял, что летит уже над выжженным полем, где можно было немного дышать, и даже пропало ощущение, что вспыхнешь сейчас как свечка в раскаленном воздухе.

В полубреду Гарри долетел до места, которого не коснулось адское пламя. Рухнув на колени, он попытался хоть немного отдышаться, но окружающий мир то возвращался, то снова уплывал. Ему было очень плохо и бесконечно мутило, язык во рту, казалось, распух до невероятных размеров. Когда его, наконец, вырвало, это принесло толику облегчения.

Гарри сейчас отдал бы всё ради стакана воды и возможности вздремнуть хоть полчаса. Но ни то, ни другое было недоступно пока он не вернется в тот переулок, где его ждут друзья. Можно было даже не пытаться наколдовать себе воды в таком состоянии, не говоря уже об аппарации. И, собрав всю волю в кулак, он побрёл, с трудом переставляя ноги. Оставалось только надеяться, что заглушающее заклятье по-прежнему работает.

Казалось, что он брёл целую вечность и ему ни за что не дойти, но показавшееся за поворотом ограждение придало ему немного сил: друзья рядом. А там вода и отдых. Рон и Гермиона позаботятся обо всём. Последние метры до переулка Гарри преодолел, цепляясь за стены. Завернув за угол, он последним усилием воли сорвал с себя мантию-невидимку и отключился.

В себя он пришёл от того, что на него бесконечным потоком лилась ледяная вода.

— Рон, прекрати! — Гарри замахал руками.

— Большего оскорбления вы не могли мне нанести, мистер Поттер, — Гарри с ужасом узнал голос ненавистного мастера Зелий. — Говори, что ты там делал?

— Я же сказала, мы хотели потушить адское пламя! — раздался голос Гермионы из-за спины.

— Молчать!

— Северус, ну какое дело, что эти щенки там забыли. Прибить их и дело с концом, — обладателя этого голоса Гарри ненавидел не меньше, чем Снейпа — это, с обычным для неё кривлянием, говорила Беллатриса Лестрейндж.

— Нельзя. Ты же знаешь. Тёмный Лорд сам хочет разделаться с мальчишкой.

— Тёмный Лорд доверил мне хранить чашу. Уж убить мальчишку он мне точно позволит.

— И зря доверил, раз ты всем уже разболтала, что она хранится в сейфе!

— Всё равно туда никому не проникнуть.

Гарри осматривался вокруг, не забывая прислушиваться к перепалке.

Они находились на опушке какого-то леса. Сбоку от пожирателей были густые кусты, в которых, возможно, получилось бы выиграть несколько секунд при побеге. Но Гарри был надёжно связан вместе с Роном и Гермионой спинами друг к другу.

На дальней стороне поляны показался ещё один пожиратель. При его приближении Гарри с легкостью, несмотря на уродливую маску, узнал Люциуса Малфоя.

— Почему ты притащил нас сюда?

— Что за фестиваль тупости? Потому что в поместье нельзя посторонним! — Снейп, судя по всему, был раздражён до предела.

— С грязнокровкой уж точно можно позабавиться, — Белла, воспользовавшись тем, что Снейп отвлекся, с маниакальным блеском в глазах потянулась к Гермионе.

— Не трогай её, ведьма! — Рон яростно задёргался, будто действительно мог что-то сделать.

— Заткнитесь! — Снейп рявкнул так, что ведьма отпрянула, сделав несколько шагов назад. А может и приложил её каким-то невербальным, потому что она действительно затихла, — Вызывай домового, пусть сообщит Лорду о нашей удаче, — почти нормальным голосом обратился Снейп к Малфою.

Наблюдая как Малфой щелчком пальцев вызвал эльфа, Гарри вспомнил про Кикимера. А что если его также можно вызвать? Руки, конечно, связаны, но это никак не мешает щёлкнуть пальцами. Но Кикимера точно убьют, как только он появится на полянке.

Гарри судорожно размышлял о возможности сбежать. Желательно до встречи с Волдемортом. Им, если верить пророчеству, предстояло сразиться ещё один раз как минимум. Но сейчас он точно к этому не готов.

Гермиона сидела тихо, не шевелясь. Гарри не сомневался, что она тоже просчитывает побег, отметая один план за другим.

Рон за спиной сильно ёрзал, видимо пытался развязать узлы на руках. Если бы ему это удалось, то был бы шанс выхватить палочку (которая, как ни странно, лежала в кармане, ощутимо вдавливаясь в ногу) и дать бой или, что ещё лучше, просто быстро аппарировать.

Может, попробовать оскорблениями и насмешками спровоцировать Беллу на дуэль, а потом… Думать мешала нестерпимая головная боль и ухающая кровь в ушах. Гарри сделал несколько глубоких вдохов и попробовал собраться с мыслями, но в этот момент на поляне второй раз появился домовик Малфоя. Он сообщил, что Тёмный Лорд уже в пути.

Больше терять время было нельзя. Гарри с отчаянием щёлкнул пальцами, мысленно вызывая Кикимера. Сперва ему показалось, что ничего не произошло, но затем он заметил лёгкое шевеление в кустах. Присмотревшись, он разглядел глаза-блюдца домовика. Значит, он может не только услышать зов, но и понять, что появиться нужно тайно!

Ликуя, Гарри так же мысленно отдал приказ перенести их отсюда куда-нибудь подальше. Ничего. Кикимер по-прежнему стоял в кустах, не шевелясь.

— Куда это ты уставился? — взвизгнула Белла, озираясь по сторонам.

— Аппарируй нас! — Гарри, перенервничав, прокричал приказ во всю глотку.

Домовик, будто только этого и ждал, в удивительном прыжке вылетел из кустов, приземлился возле ребят и тут же вцепился хозяину в плечо. Одновременно с ним, с другой стороны, к заложникам рванула Белла. Гарри на мгновение показалось, что она успеет ухватиться за Гермиону. Последним, что он увидел перед тем как почувствовал резкий рывок аппарации, был Волдеморт, появившийся на поляне вместе со своей змеей.

Сразу после аппарации Гарри услышал жуткий визг Гермионы. Он дёрнулся на помощь, но верёвки все ещё надёжно держали руки.

— Кикимер, развяжи!

Путы тут же исчезли. Повернувшись, он увидел, что ноги подруги представляют из себя сплошное кровавое месиво. Гарри выхватил палочку и замер, не представляя, что он может сделать.

— Гермиона, что с тобой? — Рон, бледный как смерть, тряс девушку за плечи.

У Гарри промелькнула совершенно неуместная мысль, что это, пожалуй, самый глупый вопрос, который можно было задать.

Гермиона вдруг замолчала и неожиданно подскочила, отпрянув назад.

— Это не моё!

— Это не её, — ошарашенно подтвердил Рон, умудрившийся побелеть ещё сильнее, тыча пальцем вниз.

Гарри совсем перестал что-либо соображать. Голова вмиг разболелась с утроенной силой. Он тупо посмотрел туда, куда указывал друг: на земле, среди лужи крови и ошметков плоти лежала женская рука, оторванная почти по плечо.

— Это Беллы, — пропыхтела Гермиона, которая остервенело выдирала траву и пыталась ею оттереть брюки, отбрасывая один пучок за другим. — Она ухватилась за меня в последний момент. Расщепление…

— Эванеско! — к Рону постепенно возвращался нормальный цвет лица. — Думаешь, она выживет после такого?

— Да хоть бы и сдохла! — а к Гарри вместе со злостью вернулась способность мыслить. — Гермиона, ты в порядке?

— Да, всё хорошо.

— Дружище, ты очень круто придумал вызвать Кикимера!

— Я у Малфоя подсмотрел…

— Неважно, всё равно ты молодец и всех спас. Странное место, если честно, — Гермиона закрутила головой по сторонам. — Кикимер, тут безопасно?

Они находились на берегу крохотной бухточки. Под ногами крупная галька, которая приятно шуршала, когда достаточно спокойное море набегало на берег. От кромки воды вела вымощенная дорожка к площадке, окруженной рядом камней. Посреди площадки был высокий камень, грубо вырезанный в форме какого-то существа.

Сперва Гарри подумал, что именно из-за площадки подруге место кажется странным, но, бросив взгляд на скалы, окружавшие бухту с трёх сторон, понял, что площадка тут вовсе ни при чём: с уступов скал свисали большие, в половину человеческого роста, не то коконы, не то яйца серо-зеленого цвета.

— Это место рождения эльфов, — в голосе домовика слышался почти священный трепет. — Сюда самостоятельно не попадёт ни один волшебник. Здесь абсолютно безопасно, но людям тут не место, поэтому утром вам нужно будет обязательно уйти.

— Отлично! Рон, займись палаткой и ужином, — тоном, не терпящим возражений, распорядилась Гермиона, не отвлекаясь на дальнейшие расспросы. — А я пока разберусь с Гарри. Не нравится мне его зеленоватый оттенок лица. Обо всём поговорим позже.

Поколдовав немного над другом, Гермиона выдала несколько зелий и пучок травы, который велела тщательно разжевать и только потом проглотить, несмотря на его горечь. Травка оказалась действительно преотвратной на вкус, но помогла очень хорошо. Вновь ощутить лёгкость и ясность в голове было просто восхитительно. А уловив ароматы готовящейся пищи, доносящиеся из палатки, Гарри почувствовал, как жизнь начинает вновь играть яркими красками.

— Не знал, что Рон умеет готовить.

— Я тоже, — Гермиона слабо улыбнулась.

Оказалось, правда, что Уизли всё-таки готовить не умеет, а восхитительный ужин дело рук домовика. Утолив немного голод, Рон приступил к расспросам:

— Что произошло? Почему ты выглядел так, будто сбежал из пекла?

— Потому что так и было, — нахмурился Гарри, в красках описывая увиденное. — Пламя и не думает утихать. Мы должны что-то сделать, пока оно не уничтожило весь город.

— А если снова нарвёмся на пожирателей? Второй раз так легко сбежать не удастся.

— Мы будем держаться вместе и дадим бой!

— Ты шутишь? Нас схватили, а мы даже палочки достать не успели.

— Вас застали врасплох.

— Но они-то успели… — голос Гермионы был полон горечи. — Понимаешь, они так же не ожидали нас увидеть, но среагировали намного быстрее.

— Кстати, почему у нас палочки не забрали?

— Снейп, — Рон буквально прошипел имя убийцы, — сказал, что на это нет времени и нужно убираться из переулка.

— Повезло… И всё-таки, нельзя же всё так оставить, нужно что-то делать!

— Гарри, наша задача — уничтожить крестражи. В конце концов, мы не единственные маги на свете.

— Не единственные, но адское пламя пожирает город до сих пор, и ни одного мага не было рядом, не считая пожирателей, — Гарри раздражался с каждым словом всё сильнее. Гермиона второй раз за день предлагала просто бездействовать!

— Я думаю, нужно связаться с кем-то из наших и узнать, что вообще происходит, — словно почувствовав, что ещё чуть-чуть и будет ссора, внесла она предложение.

— Отличная идея! — просиял Рон, которому явно не улыбалась перспектива вновь отправиться в Лондон. — Заодно предупредим моих родных, что пожирателям известно, что я с вами, а не лежу дома больной.

— Вот и договорились, — поспешила поставить точку Гермиона, пока Гарри не начал возражать. — Завтра обсудим это подробнее. Нужно будет устроить мозговой штурм как пробраться незамеченными. Не забывайте, у нас теперь нет мантии-невидимки.

— Чёрт! — Гарри расстроенно хлопнул себя по лбу. — Я совсем не подумал, что был в мантии там.

— Да, её Снейп забрал.

— Нужно вернуть мантию. Кикимер, ты можешь попробовать выследить Снейпа и при случае отобрать мантию?

— Хозяин, домовые эльфы не могут воровать, — Кикимер горестно смотрел на Гарри, всем видом показывая, что очень хотел бы, но никак.

— Но это ведь не кража, — пришла на помощь Гермиона. — Ты заберешь вещь, которая принадлежит хозяину!

Домовик задумался, слегка закатив глаза, будто прислушивался к чему-то.

— Забрать вещь хозяина Кикимер может.

— Отлично! Только делай это лишь в том случае, если тебе не будет угрожать опасность. Понял?

— Кикимер всё сделает! Но Кикимер не может оставить вас здесь одних. Это место эльфов.

— Отправишься утром, — разрешил Гарри, рассудив, что спешить уже особо некуда.

Больше в этот день они почти ни о чём не говорили. Только Гермиона перед тем как лечь спать попросила Кикимера рассказать об этом месте и о том, как рождаются эльфы.

Домовик, казавшийся польщенным интересом волшебницы к своему народу, повел рассказ в несвойственной для него манере речи, будто читая былину, передаваемую из поколения в поколения из уст в уста:

— Никому из ныне живущих доподлинно неизвестна природа нашего рождения. Но эльфы верят, что когда умирает маг, истинно радеющий за свой род и дом, он не может покинуть родных и перерождается в домового эльфа. Мы чувствуем рождение каждого эльфа и собираемся здесь, чтобы приветствовать его. Мы поём песни и танцуем всю ночь напролёт. Никто не знает в какой дом пойдет рожденный эльф, и в праздную ночь это неважно. Здесь нет вражды и разногласий. Здесь мы эльфы — единый народ, радеющий о процветании семей. Это наш дар и проклятье, ведь мы обязаны подчиняться приказам магов, а они не всегда ведут к процветанию дома…

Тихий дребезжащий голос Кикимера убаюкивал лучше всякой колыбельной. И уже засыпая, Гарри сквозь пелену сна с грустью подумал, что если смотреть с этой стороны, то Добби выродок среди эльфов, предавший не просто семью, а и саму суть своего народа.