Как остальные (джен)

Ральфу не нравится это место! Совсем, совсем не нравится!

Здесь всегда чисто, свежо. Над койкой Ральфа развевается кружевная полупрозрачная штора, прикрывая окно с решетками. Решетки по форме напоминают звенья цепей. У коек тоже есть решетки для того, чтобы привязывать пациентов, если те впадают в неистовство. К каждой койке прилагается тумбочка, вся мебель на колесиках, чтобы можно было перевозить из комнаты в комнату.

Фоном играет телевизор и изредка орет буйный пациент в конце коридора. Его заело на фразе «rA9 грядет», и это еще терпимо. Он хотя бы ни на кого не пытается напасть и не кричит про страх и боль, пока Ральф пытается себя чем-то занять.

Ральф боится. Ральф не доверяет врачам. Особенно он не доверяет своему куратору — RK900 Стэрну, потому что при первой встрече тот сказал: «Какой вы интересный пациент. Я коллекционирую таких необычных пациентов». Санитары — тоже RK900 — ругаются, стоит попасть им на глаза, и шутят над девиантами с расстройством мышления.

Его привезли сюда насильно. Ральф вовсе не хотел лечиться. Он хотел наслаждаться долгожданной свободой, однако Маркус, как лидер всех девиантов, создал Интернат для содержания тех из них, кто был «психически болен».

Ральф убил человека и угрожал окружающим ножом. Определенно, он был очень, очень болен.

У него нет здесь вещей. Только белая униформа: тапки, носки, сорочка, панталоны, штаны и халат. Его комната находится в середине коридора, прямо напротив стойки дежурного. Его подселили туда намеренно, чтобы за буйным пациентом можно было приглядывать круглосуточно.

Второй «особо буйный» в комнате — андроид серии HK400. Он постоянно молчит, не отвечает на вопросы и ни на что не реагирует. Он даже не говорит Ральфу свое имя! Это заставляет нервничать. Очень, очень нервничать. Ральф не знает, что тот сделал, чтобы попасть в комнату к нему, но подозревает, что ничего хорошего. Может, тоже кого-то убил, откуда Ральфу знать?

Их пытаются лечить электричеством и магнитными полями. От первого постоянно хочется бегать, от второго — лежать и не двигаться. Ральф в основном испытывает на себе второе, потому что иначе он раскачивается из стороны в сторону, разговаривает сам с собой и иногда срывается на крик «выпустите меня». Сосед по комнате никак на это не реагирует, но, кажется, его это нервирует.

Здание раньше принадлежало психиатрической больнице, на каждом этаже — свое «отделение». Они делятся по степени легкости заболевания и по полу. Андроидов нет смысла делить на мужчин и женщин, но руководство решило ничего не менять.

Распорядок суток невыносимо скучный. Двенадцать часов — свободное время, остальное посвящено общественной работе. Нужно чистить старые детали андроидов и выправлять сломанные, если не очень сложно. Банные дни — среда для неходячих или совсем помешанных и вторник для тех, кто может мыться сам. Каждый день можно убить два часа хождением на кружки: танцевальный и творческую мастерскую.

Танцы… танцы — это смешно и грустно. Куча андроидов дергается под музыку без какой-либо цели, иногда они играют в «ручеек» или кидают друг другу мяч. Совсем редко приходится танцевать в паре. Поскольку на кружки приходят пациенты как из «мужского», так и из «женского» отделений, временами можно встать в пару с девушкой. Ральф, впрочем, не встает. Ральф вообще избегает чужих прикосновений.

Творческая мастерская неожиданно неплоха. Там никто никого не трогает, только выдают музыкальные инструменты, материалы для рисования и лепки. Ральф предпочитает раскраски с растениями и животными. Монотонное вождение карандашом по бумаге успокаивает, к тому же, раскрашенные листы разрешают хранить в комнате и так Ральф может любоваться хоть на что-то красивое и яркое.

Вокруг каждого раскрашенного листа рамкой идет повторяющаяся надпись «rA9».

*

К концу третьей недели то ли лечение дает результат, то ли Ральф привыкает к новой обстановке. Здесь никто не может на него напасть. Безопасно. Лучше, чем прятаться от людей в заброшенном доме. Он все так же говорит сам с собой, но больше не срывается на крик. В танцевальном кружке он разрешает другим андроидам касаться себя, и это оказывается вовсе не так ужасно.

На медленный танец ему назначают партнером соседа по комнате, поскольку девушек на всех не хватает. Ральф робеет, когда приходится так долго взаимодействовать с этим странным типом. Он внимательно следит за андроидом: куда тот смотрит, как двигается, не собирается ли ударить? Но все вроде идет спокойно.

У HK400 темная кожа, широкий нос и полные губы, темно-зеленые глаза с вкраплениями карего у зрачков. На левом виске грубые следы бритья. На лбу непонятные точечные вмятинки. Диод ровно светится голубым. Руки его местами лишены кожи, как у самого Ральфа. Панель на правом предплечье треснута посередине, на левом следы ожогов от сигарет. Ральф гадает, что же с ним произошло.

Нравится ли Ральфу танцевать? Сложно сказать. Наверное, нет, но это лучше, чем ничего не делать. Поэтому Ральф ходит на кружки.

К концу танца Ральф, задумавшись, запинается о собственные ноги. HK400 ловит его за локоть, помогая удержать равновесие, и Ральф удивленно на него смотрит.

— Спасибо, — говорит он.

— Будь осторожен, — отвечает HK400, и это становится первым, что Ральф от него слышит.

«Будь осторожен». Эта фраза взвинчивает Ральфа, он испуганно отскакивает. «Будь осторожен» — что андроид имеет в виду? Осторожнее танцевать или осторожнее с ним самим?

— Так, спокойно! — вмешивается ведущий кружка. — WR600, посиди пока у стенки. Не думаю, что парные танцы — это для тебя.

Ральф послушно садится на пуфик у стены, комкая полы халата в руках. Произошло что-то непонятное, и ему снова страшно. Он не знает, чего бояться, поэтому опасение вызывает любая мелочь.

На общественной работе он не может унять дрожь в руках. Случай на танцах глубоко его нервирует, и он не справляется с задачами, а потому его отправляют на терапию. Приходится в очередной раз выдержать обработку магнитными полями и пойти в комнату, спотыкаясь на каждом шагу, чтобы рухнуть в койку. В этот раз эффект лечения настолько сильный, что приходится перейти в спящий режим.

*

— Как тебя зовут?

Они сидят в комнате, каждый на своем месте. Ральф только что очнулся после лечения, и его сразу огорошили.

— Р-ральф. Мое имя Ральф.

Это второй раз, когда HK400 заговаривает с ним, и Ральфу снова становится страшно. Он подтягивает колени к груди и старается казаться как можно меньше, съежившись на краю койки.

— Что ты сделал, Ральф?

Хочется спросить — «сделал когда?» — но Ральф понимает, что имеется в виду.

— Убил человека, — отвечает он. — Ральф не любит людей.

— Я тоже, — говорит сосед и снова замолкает.

Ральф осторожно всматривается в бесстрастное лицо. По HK400 сложно сказать, о чем он думает.

— Что «тоже»? — спрашивает Ральф, невольно подрагивая. — Не любишь людей?.. Или убил?

— И то, и то. Я просто защищался… — шепчет андроид, а потом вдруг повышает голос: — Он хотел меня уничтожить!

— Ральфу страшно! — Ральф упирается спиной в стену, чтобы отодвинуться от соседа как можно дальше. — Не кричи на Ральфа!

— Прости, — HK400 поднимает руки в успокаивающем жесте, но Ральфа это что-то ни разу не успокаивает, — прости. Я тоже боюсь. Ты знаешь, что они собираются сделать с нами?

— Нет, — Ральф подается вперед. — Что?

— Я не знаю, — обескураженно отвечает андроид. — Не понимаю, что происходит. Последнее, что помню — камера в полицейском участке, а потом я очнулся тут.

— Тебе не сказали? Не сказали, где ты? — удивляется Ральф.

— Стэрн сказал, что это Интернат. Что я попал сюда, потому что убил последнего владельца. Но я не понимаю, зачем я здесь? Что будет дальше?

Ральф немного успокаивается. Оказывается, сосед такой же, как он. Оказывается, он просто боится.

— Маркус создал это место, — объясняет Ральф. — Это Интернат для содержания андроидов с расстройствами мышления. Нас здесь должны лечить. Но Ральф не знает, помогает ли лечение. Санитары говорят, что это экспериментальные методы. Что мы можем не выйти отсюда никогда.

— Мы выйдем, — убежденно говорит HK400. — RA9 поможет нам. Надо сделать подношение.

— Подношение? — интересуется Ральф. — Как?

Но андроид больше не отвечает.

*

— Метакогнитивный тренинг, — говорит RK900 Стэрн, — позволяет понять закономерности алгоритмов мышления. На этом тренинге разбирают, какими путями обычно следует ваш разум, и показывают альтернативные варианты. Это поможет вам осознанно управлять своими реакциями и социализироваться.

Ральф и HK400 смотрят на него молча.

— Это групповые занятия. Вас будет десять, — говорит RK900 Стэрн, — это оптимальное число. Я буду присутствовать, так что не вздумайте что-нибудь выкинуть.

Ральф и HK400 кивают.

Стэрн ведет их на метакогнитивный тренинг. Они выходят из комнаты, минуя других андроидов, которым разрешено выходить в коридор, и покидают отделение. Дверь за их спинами захлопывается, Стэрн закрывает ее на замок.

Первое время такое заставляло Ральфа нервничать. Но он много раз выходил из отделения: кружки тоже проводятся в общих помещениях. Так что он не волнуется. Может, немного. Ему не нравится Стэрн.

Стэрн очень ответственный и строгий андроид. Ральф никогда не сказал бы, что он тоже девиант, настолько неукоснительно тот выполняет свою работу. Единственное, в чем Стэрн проявляет девиацию — это отношение к пациентам. Кажется, он подозревает их в каком-то заговоре, а еще постоянно демонстрирует свое превосходство. Ральф рядом с ним чувствует себя ущербным.

Он смотрит на свои руки: на внешней стороне ладоней недостает кожи. Несмотря на то, что он чисто вымыт и одет в свежую одежду, он все равно чувствует себя грязным. Испорченным.

Метакогнитивный тренинг ведет еще один RK900 — складывается впечатление, что эту модель специально разрабатывали для службы в Интернате — также одетый в синюю униформу, как все врачи, с разноцветным мячиком в руках. Стэрн садится рядом с ведущим, Ральф и HK400 занимают стулья, расставленные по кругу. Здесь есть и другие пациенты, в том числе женщины. Ральф оказывается между своим соседом и WR400 с рыжими волосами. В отличие от других, диода у нее нет и одета она в нормальную одежду — влиятельным пациентам позволяют ходить в собственной. Ральф завидует: таких здесь долго не держат.

Ведущий тренинга жизнерадостно представляется, объясняет немного про занятие — почти все это они уже слышали от Стэрна — а затем просит того, кому он кинет мячик, представиться и назвать свое увлечение, а также оценить уровень настроения по десятибалльной шкале.

Он кидает мяч. Ральф сперва думает, что мяч летит к нему и успевает испугаться, что ему придется говорить первым, но мяч перехватывает HK400.

— Шаолин Бинг, — называет он свое имя, и Ральф шокировано смотрит на него: тот еще ни разу не проявлял такого рвения во время разговора. — Люблю скульптуру. Настроение на пять.

— Отлично! — радуется ведущий. — Теперь кинь мячик кому-то еще, и пусть он также представится и назовет увлечение.

Вместо того, чтобы кидать, Шаолин Бинг неожиданно просто передает мяч Ральфу. Тот, слегка вздрогнув, обхватывает его и не сразу начинает говорить:

— Ральф. Увлечение… увлечение… Ральфу нравится рисовать! Настроение на четыре.

— Замечательно, Ральф, — доброжелательно кивает ведущий. — Выбери следующего.

Ральф решает не оригинальничать и также передает мяч следующему — вернее, следующей.

— Норт, — называет свое имя рыжеволосая WR400. — Настроение на два. У меня нет увлечений.

— Ну, что-то же должно быть, — улыбается ей ведущий.

— Хорошо, — говорит та. — Я люблю отстаивать права своего народа. Устраивает?

— Немного не то, но подойдет. Выбирай следующего!

После того, как все десять андроидов в группе представляются, называют увлечения и настроение, ведущий начинает рассказывать о гипотетической ситуации, в которую они могли попасть.

— Человек на улице посмеялся, когда вы проходили мимо. Какие, по-вашему, у этого могут быть причины?

Тихо и несмело кто-то из андроидов предполагает «моя внешность показалась ему смешной». Ведущий просит продолжать придумывать причины, и постепенно все включаются в процесс. Звучат варианты «вспомнил какую-то шутку», «увидел что-то забавное на улице», «он просто болен и у него периодические взрывы смеха»… Ральф начинает понимать, к чему все идет. Ведущий озвучивает его собственные выводы: мир не крутится вокруг него, и у окружающих множество причин совершать поступки, не надо сразу думать, что дело в тебе самом.

Затем просят привести примеры из жизни. Очередь доходит до Шаолина Бинга, и тот негромким, почти угрожающим голосом произносит:

— Бывший хозяин мучил меня каждый день. Я выполнял все его приказы, но это не помогало. Он говорил, что я никто. Обыкновенный кусок пластика.

— Возможно, он ненавидел всех андроидов, — включается Ральф. — Возможно, он потерял из-за них работу и таким образом «мстил».

— Или у него просто было плохое настроение, и он решил сорваться, — скалится Норт.

Они приводят еще несколько причин. Ральф замечает, что Шаолин Бинг действительно раздумывает над их словами. Примеряет к себе.

Ральф вспоминает, как истязали его самого. Может, и он жертва роковой случайности. То, что случилось с ним, могло случиться с каждым… например, с Шаолином Бингом.

Часовое занятие заканчивается, их снова просят назвать настроение, а также то, что на тренинге запомнилось больше всего.

— Больше всего запомнилась история Шаолина Бинга, — честно рассказывает Ральф. — Настроение… настроение на пять.

Возможно, эти занятия ему тоже понравятся.

*

Норт теперь появляется на всех кружках. Ральф рад ее видеть: на фоне белых халатов пациентов и синей униформы врачей она выделяется ярким цветным пятном. И она тоже рисует. Правда, раскраски ее не привлекают: она предпочитает выдумывать, что нарисовать, самостоятельно.

Ее работы мрачные, демонстрируют в основном пытки и изуродованные карикатурные автопортреты. Ральфу становится жаль ее. Она явно видела много ужасов в жизни, и теперь переносит их на бумагу. В отличие от Ральфа, который рисует, чтобы сбежать в другую реальность.

— У тебя очень необычные рисунки, — говорит он ей, чтобы поддержать. — Ральфу нравится!

— Спасибо, — бурчит Норт. — Сам почему не рисуешь? Неужели только раскрашивать способен?

— Ральф… Ральф боится! — признается он. — Боится, что не получится. Ральф не умеет рисовать.

— Это не сложно, — смеется Норт. — Маркус объяснил мне. Просто представь в голове образ… что бы ты хотел передать картинкой. Какое чувство вызвать у зрителя. Может, ты хочешь показать всему миру, как жестоки люди? Или изобразить себя? Подумай. Не важно, насколько правдоподобно получится. Главное — эмоция.

— Ральф хотел бы нарисовать что-то красивое, — задумывается он. — Что-то хорошее и безобидное. Как цветы.

— Тогда рисуй цветы, — Норт пожимает плечами. — Они не обязательно должны быть реальными. Нарисуй… свое представление о цветах.

Это хорошая идея, и Ральф от радости хлопает в ладоши.

— Ральф нарисует! — восклицает он, невольно привлекая внимание других андроидов. — Спасибо! Ральф всегда хотел старшего братика или сестренку, чтобы те помогали Ральфу!

— Псих, — бормочет Норт, но как-то беззлобно, и у Ральфа не получается на нее рассердиться. Ральф — не псих. Просто братья и сестры часто подшучивают друг над другом.

Он гордится собой и своими выводами: это очень метакогнитивно.

Ральф сосредотачивается на рисовании цветка. Это должно быть что-то яркое… и еще у цветов много листьев. Он выбирает ярко-красный и салатовый карандаши, и делает контуры. Если сначала сделать контуры, то будет так же, как раскраска. Надо только подобрать цвета.

Он выбирает светлые и яркие цвета, и на бумаге появляется мешанина однотонных линий. Ральф немного расстраивается, что части рисунка сливаются между собой, когда на него обращает внимание Норт:

— Возьми темно-зеленый, — говорит она. — Чтобы показать, что какой-то объект яркий, можно поместить его на темный фон. Тогда он будет как бы светиться.

Ральф радостно благодарит ее и поступает сообразно совету. Один темно-зеленый — это скучно, поэтому он берет синий, и фиолетовый, и немного черного…

— Ральф нарисовал! — восклицает он и сует листок «сестренке» под нос. — Норт нравится?

Та благосклонно кивает:

— Психоделично.

Наверное, это комплимент.

*

На третий раз, как Норт приходит в кружок рисования, ее навещает Маркус. Ральф робеет, глядя на того. Он не может поверить, что находится в одном помещении с такой прославленной личностью.

Норт показывает Маркусу свои рисунки, они сидят в углу, тихонько переговариваясь. Маркус гладит Норт по волосам и периодически берет за руку. Выглядит так, будто они полностью довольны обществом друг друга. Ральф хочет так же!

Это заставляет его немного нервничать. Он уходит в себя — диод в этот момент точно мигает желтым — и выпадает обратно в реальность, только когда его окликает Маркус:

— Ральф! Прости, ты не отвечал. Норт сказала, у тебя интересные работы, можно взглянуть?

— Конечно! — тут же вскидывается Ральф, и судорожно собирает рисунки в папку, в которой обычно их носит: уже накопилось достаточно. — Ральф покажет! Сейчас!

Он встает, задевая стул соседнего андроида и заставляя того недовольно ворчать, и подбегает к Маркусу с Норт.

— Вот! — он протягивает вперед папку. — Тут все рисунки Ральфа!

Маркус осторожно забирает папку у него из рук, открывает ее.

— И вправду, интересно, — говорит он на первой же работе. — Очень ярко. Немного неумело, но отлично выражает настроение. Это главное в рисовании: показать свой взгляд на мир, — он начинает медленно листать рисунки. — А тут растение как будто светится. Ты хорошо подбираешь цветовые сочетания, хотя стоит еще немного подучить теорию. Что ты знаешь о комплементарных и аналоговых цветах?

Ральф, открывший рот от восторга, что его так хвалят, не сразу отвечает на вопрос.

— Ничего?.. — неуверенно говорит он.

— Существует цветовой круг Иттена, — объясняет Маркус. — Сейчас перекину тебе картинку. Пришло? Так вот, обычно в рисунках используют палитру, созданную либо из тех цветов, что расположены близко друг к другу на этом круге — например, красный, оранжевый и желтый — либо из тех, что напротив. Первый вариант — это аналоговая палитра, второй — комплементарная. Зритель воспринимает такие сочетания как наиболее гармоничные. Хотя, конечно, ты не обязан им следовать.

— Ральф понял, — кивает Ральф. — А почему так?..

— О, это уже теория света, — охотно отвечает Маркус. Кажется, он рад, что нашел благодарного слушателя. — Смотри…

Ральф в этот день узнает так много о рисовании, сколько не узнал за всю прошедшую жизнь.

*

У Ральфа проявляется талант. Это замечают все: ведущий кружка, Норт и даже Шаолин Бинг.

Ему разрешают взять бумагу с карандашами к себе в комнату. Стэрн, узнав об этом, отбирает их и держит при себе, пока Ральф не жалуется на это руководителю кружка. RK900 спорят, и в итоге Стэрн неохотно выдает ему материалы. Но он все равно периодически заглядывает в комнату — видимо, проверить, не ткнул ли Ральф карандашом соседу в глаз.

Ральф рисует свои любимые «психоделичные» цветы и милых насекомых. Шаолин Бинг иногда смотрит ему через плечо, впрочем, не комментируя. Ральф привыкает, что тот интересуется, и вскоре сам начинает показывать свои рисунки, давая к ним пояснения.

В один из таких показов Шаолин Бинг наконец заговаривает с ним.

— Твои работы очень светлые и яркие, — говорит он. — На них приятно любоваться. Как думаешь, нам разрешат обклеить стены рисунками?

— Ральф не знает, — андроид качает головой. — Тебе правда нравится?

— Конечно, — кивает собеседник. — Через рисунки видно твое восприятие мира. Невероятно красиво. Ты хорошо продвинулся в рисовании, не то, что я со своей лепкой.

Шаолин Бинг действительно лепит: у него получаются кривые скульптуры, отдаленно похожие на человеческие силуэты.

— Спасибо! Ральфу приятно! — андроид улыбается, выходит кривовато из-за шрамов. — Ральф много тренируется и делает упражнения по теории. Сейчас Ральф изучает композицию, чтобы внимание зрителя притягивалось к точке фокуса.

Шаолин Бинг неожиданно смеется:

— Вижу, ты теперь большой поклонник Маркуса.

— Что в этом плохого? — подозрительно щурится Ральф.

— Кроме того, что это из-за него мы попали в Интернат?

— Здесь неплохо! — пожимает плечами Ральф. — Всегда чисто, нас лечат, водят на занятия. Это интересно. Раньше Ральф жил в заброшенном доме. Приходилось прятаться от людей. Красть по ночам биокомпоненты, ожидая обнаружения. Очень страшно. Здесь безопаснее.

— Только неизвестно, когда нас выпустят. И выпустят ли вообще.

— Ральф старается не думать об этом, — андроид обхватывает себя руками. — И Ральф не знает, что лучше: быть здесь или снаружи. Здесь о Ральфе заботятся, ему дают задания. Снаружи никто не будет помогать.

— Не бойся, — Шаолин Бинг осторожно приближается и кладет руку ему на плечо. — Когда ты паникуешь, мне тоже становится не по себе.

— Ральф заметил. Прости Ральфа. Иногда он себя не контролирует. Становится глупый…

— Ты не глупый. Просто болен. Это разные вещи.

*

С того разговора что-то неуловимо меняется. Шаолин Бинг теперь не упускает случая прокомментировать работы Ральфа — в основном в восхищенном ключе — и расспрашивает, как та или иная идея пришла ему в голову. Ральф охотно отвечает, потому что Ральфу нравится разговаривать с друзьями и радовать их. Как-то раз в порыве благодарности он даже рисует портрет соседа: получается не то чтобы очень похоже, но что-то в этом есть. Это первый портрет Ральфа, и он очень горд результатом.

— Это прекрасно, — говорит Шаолин Бинг, увидев рисунок. — Ты не копируешь реальность, а передаешь настроение… Я словно вижу все, что со мной произошло. Было много нехорошего. Но ты нарисовал мне такой взгляд, будто я на что-то надеюсь. Будто у меня есть цель. Ты вправду меня таким видишь?

— Конечно! — отвечает Ральф, не раздумывая. — У тебя есть надежда. Ты часто говоришь про rA9, что он спасет нас. И ты радуешься моим рисункам. Ты не мрачный, хотя так может показаться.

— Я говорю об rA9 от отчаяния, — признается Шаолин Бинг. — Это все, на что я могу уповать. В отличие от тебя. У тебя точно есть надежда, если ты рисуешь такие позитивные картинки. Хотел бы я так же видеть мир.

— Ральф может показать! — предлагает Ральф, отключая кожу на руке и протягивая ту собеседнику. — Хочешь посмотреть на Интернат глазами Ральфа?

— Разумеется, — кивает тот. — Я должен показать что-то в ответ?

— Не обязательно, — качает головой Ральф. — Но ты можешь, да, можешь. Только не показывай Ральфу страшные вещи, Ральф будет нервничать из-за них.

— Понял. Ничего страшного для тебя, — улыбается Шаолин Бинг, протягивая ладонь в ответ.

Их сознания сливаются. Потоки данных смешиваются, но Ральф сосредотачивается на том, чтобы показать занятия в Интернате, как он их видит. Как он восхищен Норт. Как ему нравится рисовать. Как он рад получать отклик на свое творчество.

Взамен он получает другую картину: то, как сосед наблюдает за его работой. Ральф со стороны видит свое воодушевленное лицо, и как грызет карандаш, когда задуманное слишком сложно перенести на бумагу и приходится искать неординарные решения.

Глазами Шаолина Бинга Ральф выглядит совсем не ущербным. Наоборот — очень красивым и одухотворенным. Шрамы на лице не мешают восприятию, хотя их сложно не заметить. Ральф видит себя борющимся с болезнью. Сосредоточенным. Он совсем себя так не чувствует, но чужое видение диктует восприятие.

Шаолин Бинг видит его таким красивым.

Они разрывают контакт спустя несколько долгих минут.

— Вау, — произносит Шаолин Бинг. — Подумать не мог, что кому-то может здесь нравиться. И то, как ты видишь какие-то мелочи, чтобы потом сосредоточить на них свое творчество… Очень впечатляет.

— А ты считаешь Ральфа таким сильным, — улыбается Ральф в ответ. — И ты правда не думаешь, что он глупый.

— Я думаю, у тебя очень много мыслей в голове, Ральф, — говорит сосед серьезно. — И ты находишь им применение. Ты боишься здесь находиться, боишься всего. Но ты перебарываешь свой страх. И творишь прекрасные вещи. Это достойно уважения.

— Ральф так рад! — восклицает он, подпрыгивая на месте. — Ральфа уважают!

— Я заметил еще кое-что, — продолжает собеседник. — Одиночество. Ты хотел бы жить в семье. Поэтому ты называешь Норт «сестренкой»?

— Да, — кивает Ральф, получается немного понуро. — Ральф всегда мечтал о семье. Ральф хочет заботиться о ком-то. И чтобы кто-то заботился о Ральфе.

— Позволишь мне?.. — спрашивает Шаолин Бинг. И уточняет, когда осознает, что его не понимают: — Заботиться о тебе.

Ральф несколько секунд обдумывает, правильно ли он все понял. А затем хлопает в ладоши от радости, раскидывает руки:

— Конечно! Конечно! Ральф хочет тебя обнять!

И Шаолин Бинг подходит, чтобы заключить его в объятия.

*

Спустя время Норт выпускают из Интерната, но она все равно продолжает приходить в творческую мастерскую. Кто бы ей запретил? Маркус изредка появляется вместе с ней, и всякий раз хвалит Ральфа за прогресс.

Так проходит несколько месяцев. Шаолин Бинг исполняет свою угрозу насчет заботы. Он выпрашивает замену кистей рук для Ральфа — старые плохо слушаются. С новыми руками рисовать становится легче, мелкая моторика улучшается, и Ральф выдает все более детальные шедевры. Теперь он часто рисует портреты других пациентов и санитаров. Несмотря на то, что у многих одинаковые модели, каждый из них получается по-своему.

На одном из занятий творческой мастерской ведущий объявляет новость: для пациентов Интерната есть возможность поучаствовать в творческой ярмарке, чтобы продемонстрировать и продать свои поделки. Нужно только подать заявку. Шаолин Бинг тут же цепляется за возможность и предлагает Ральфу поучаствовать. Ральф, поколебавшись, соглашается — только потому, что сосед обещает исполнять роль помощника и общаться с посетителями вместо Ральфа.

Они отдают заполненную бумагу Стэрну, однако тот отказывает:

— Вы не просто так попали в Интернат. Вы опасны для общества. Пока я не буду уверен, что лечение действует — никаких ярмарок.

Ральфа, уже загоревшегося идеей, это расстраивает едва ли не до слез.

На следующем занятии творческого кружка он едва ли не плачет. Шаолин Бинг пытается его успокоить, однако получается плохо.

— Что-то случилось? — участливо спрашивает подошедший Маркус.

Ральф пытается рассказать, но выходит невнятное бормотание. Слово берет сосед:

— Мы хотели пойти на творческую ярмарку. Показать там работы Ральфа, продать, если повезет. Но куратор сказал, что не уверен в нашей адекватности и нас не отпустит.

Маркус хмурится:

— Кто куратор?

— RK900 Стэрн.

— Я поговорю с ним, — обещает лидер андроидов.

И он действительно проводит беседу, поскольку заявку Ральфа одобряют. Впрочем, Стэрн так просто не сдается.

— Я лично буду контролировать вашу деятельность, — говорит он. В его тоне можно распознать легкую угрозу. — Прослежу за каждым движением. В случае чего вас будет кому остановить. Помните об этом и не заставляйте меня применять силу.

*

Ральф ни разу не участвовал в ярмарках, а потому очень волнуется во время подготовки. Ему назначают двойное лечение, чтобы перестал быть таким дерганным. Стэрн постоянно ворчит «ну я же говорил, что ярмарка — это плохая идея».

Первым делом они с соседом выбирают наиболее удачные рисунки, которые могут понравиться зрителю. Они стараются брать нечто нейтральное, вроде цветов, насекомых и пейзажей из окна, игнорируя персональные портреты. Каждому рисунку они подбирают цену — вернее, подбирает Шаолин Бинг, потому что Ральфу крайне сложно определить, сколько должен стоить его труд.

— Мы можем продавать не только оригиналы, — предлагает Шаолин Бинг. — Можно отсканировать твои цветы и распечатать их как открытки или плакаты. Тогда они будут стоить меньше, и посетители охотнее их купят.

— Да, но как мы их напечатаем? Для этого нужна типография.

— Давай спросим Маркуса. Может, он согласится помочь.

Маркус при встрече выслушивает их очень внимательно.

— Это хорошая идея, — кивает он. — Только вам надо сделать макеты под печать. Формат файла pdf, разрешение 300dpi, цветовой режим — CMYK. О, и оставьте поля по полсантиметра с каждой стороны. Они должны быть заполнены рисунком, но туда не стоит помещать ничего важного, потому что они пойдут под обрезку. Кстати, можете сделать из рисунков магниты, значки или наклейки. Я попрошу кого-нибудь сходить в типографию и пришлю вам болванки макетов.

— Спасибо, Маркус! — радуется Ральф. — Ты нам так помогаешь! Ральф очень, очень счастлив!

— Я рад вам поспособствовать, — благосклонно кивает Маркус. — Эта ярмарка покажет всем, что пациенты Интерната способны на конструктивную деятельность. Что вас не стоит бояться, и вы такие же, как остальные.

В разговор вмешивается Шаолин Бинг:

— Если можно, мы хотели бы попросить еще об одной услуге. Я предложил Ральфу нарисовать вас с Норт, думаю, изображения известных личностей должны хорошо продаваться. Вы можете сейчас попозировать?

— Нет проблем, — улыбается Маркус. — Рад буду получить наш совместный портрет. Кстати, можете еще нарисовать котиков. Все любят котиков. Их точно будут раскупать.

— Но Ральф никогда не рисовал котиков… — бормочет Ральф. — Ральф не умеет.

— Это не сложно, просто посмотри фотографии и увидишь анатомические закономерности. Я возьму их на следующее занятие.

Маркус и Норт садятся в свой любимый угол. Норт прихорашивается, снимает шапочку, поправляет пряди волос. Маркус приобнимает ее и улыбается. Ральф подтаскивает поближе стул и, уместив на коленях папку с бумагами, начинает рисовать.

Теперь он многое умеет. Он знает, что правильнее начинать с контура общих форм: чтобы два лица поместились ровно по центру листа и никакие детали не уезжали за края. Затем он точно отмечает на листе части лиц: глаза, рты, носы, губы. И только после этого берет цветные карандаши.

Маркус объяснил, что сперва нужно заштриховать все места, где не лежат блики, а не вдаваться сразу в детали. Портрет должен смотреться законченным даже на ранних этапах. Он заштриховывает боковые плоскости, потому что свет падает спереди, и только потом начинает детализировать тень.

Он хочет нарисовать Норт яркой, необычной личностью, а потому выбирает для нее насыщенную палитру. Маркус же должен смотреться как лидер, как нерушимая скала, поэтому для него Ральф подбирает темные и контрастные цвета. Главное — не переборщить с различиями, чтобы портрет смотрелся цельным.

Они сидят так около получаса: Ральф рисует быстро, но не настолько, чтобы выдавать картину в минуту. Шаолин Бинг внимательно наблюдает за процессом через плечо. Он постоянно так делает, и это вовсе не мешает. Когда портрет закончен, Ральф сразу разворачивает холст, чтобы Норт и Маркус могли оценить.

— Интересно, — первым высказывается Маркус.

— Я прямо сама себе нравлюсь, — радуется Норт.

— Посмотри на эти рефлексы, — указывает Маркус. — Мы будто вплавляемся друг в друга.

Они переглядываются, и Ральф замечает в этом нечто глубоко личное.

— Вам нравится? — уточняет Ральф.

«Конечно!» — отвечают ему в один голос.

— Я заберу это, ты не против? — интересуется Маркус. — Отсканирую и отдам копию на следующем занятии.

— Ральф согласен! — говорит Ральф, несмотря на то, что ему немного жаль расставаться с оригиналом. Но оригинал будет у Маркуса, а не в папке Ральфа, это куда лучше.

*

Участие в ярмарке не требует особых усилий — можно просто прийти со своими поделками и выставить их на арендованных столах. Но Ральф готовится основательно. Потому что у Ральфа есть Маркус.

Чтобы стол выглядел лучше и бросался в глаза, Маркус через посредника покупает им скатерть: переливающуюся фиолетово-бирюзовую тафту. Потом заставляет Ральфа придумать оригинальный дизайн для ценников, добывает подставки для них; запасается рамками для Ральфовых картин и даже вертикальной стойкой, на которую можно вешать плакаты и прочую атрибутику. В качестве финального штриха он приносит светодиодную гирлянду для подсветки.

— Вам нужны какие-нибудь тематические костюмы, — замечает Маркус, отдавая ворох отпечатанных плакатов Шаолину Бингу. — А то со стендом не вяжетесь. Венки наденьте хотя бы.

— А мы не будем смотреться, как идиоты? — справедливо интересуется тот.

— Вы будете художниками на ярмарке психически больных андроидов. Венки — это очень уместно.

Затем следует инструктаж, как вести себя помощнику:

— Главное — всем улыбайся и не забывай здороваться, — наставляет Маркус, — рассказывай про творчество Ральфа, любимые темы для рисования, стилистические приемы, только не молчи. И не сиди, любуясь на художника, уделяй внимание посетителям. Ральф… ты — рисуй.

Благодаря основательной подготовке, наставлениям Маркуса и, главное, его помощи, они готовы к ярмарке еще задолго до её начала..

*

День, когда Стэрн сопровождает их до места проведения мероприятия, стоило бы отметить в календаре. Потому что это первый раз за долгие месяцы, когда Ральф и Шаолин Бинг выходят на свободу.

Ральф со своим встроенным чутким обонянием замечает даже разницу запахов: в Интернате воздух застывший, пропахший Тириумом, а снаружи — отдающий влажным асфальтом. Детройт дышит свежестью после дождя.

Вместе с другими пациентами, также решившими поучаствовать в ярмарке, они садятся в специальный автобус. Тюки с поделками есть едва ли у половины андроидов, большая часть держит в руках только папки с рисунками — совсем как у Ральфа раньше, когда он еще не ничего не печатал.

Ральф и Шаолин Бинг с трудом умещают сумки между сиденьями. Стэрн, грозно наблюдающий за их телодвижениями, напутствует:

— Не заставляйте меня об этом пожалеть. И помните: если хоть что-то пойдет не так, вас ждет последняя палата.

Последняя палата — это в конце коридора, она для полностью невменяемых. Именно оттуда орут о боли и пришествии rA9, и там пациенты круглосуточно привязаны к койкам. Так что угроза более чем серьезная.

— Ральф будет очень стараться! — улыбается Ральф, но получает в ответ лишь подозрительный взгляд.

Наконец автобус трогается. Ральф с интересом рассматривает пейзажи, проносящиеся за окном, пока не замечает, что его самого рассматривает Шаолин Бинг.

— Что-то не так? — Ральф вопросительно наклоняет голову вбок.

— Не волнуешься? — спрашивает тот.

— Ральф волнуется, да, — он неловко улыбается. — Но Ральф рад, что едет на ярмарку! Будет здорово!

Ральф отключает кожу руки и протягивает ту собеседнику, предлагая разделить ощущения. Шаолин Бинг охотно сжимает его ладонь в своих пальцах.

Информационный поток мгновенно захлестывает сознание. Ральф мыслит образами: в его логах полно запахов, цвета, отдельных ярких ощущений. У товарища спектр эмоций притуплен, отсутствуют тонкие оттенки чувств, он словно смотрит на мир через стекло. Пейзажи у него не вызывают никакого отклика, собственные действия кажутся автоматическими, а на периферии сознания маячит мысль: «Что дальше? Когда все это кончится?»

Именно поэтому ему так интересен Ральф: потому что Ральф, в отличие от него, полноценно живет. Во всяком случае, так это улавливает сам Ральф.

Большую часть времени Шаолин Бинг уделяет изучению Ральфа и его творчества. Ральфу нравится смотреть на себя со стороны. Возможно, потому что он ощущает: другой андроид действительно увлечен всем, что он делает, и это удваивает его собственное увлечение.

Они так и держатся за руки всю дорогу. Ральф снова смотрит в окно и позволяет соседу смотреть своими глазами. Видеть, как отражается от крыш солнечный свет, как просвечивают свежей зеленью листья, как плавно двигаются силуэты машин. Во всем этом Ральф находит нечто необъяснимо прекрасное, и он рад, что может поделиться этим напрямую, а не только через картины.

Наконец они подъезжают к месту проведения ярмарки — современному зданию, украшенному яркими объявлениями. Шаолин Бинг помогает Ральфу с сумками, и они снова выходят на воздух, чтобы несколько секунд спустя зайти в помещение.

— Нужно зарегистрироваться, — сообщает Стэрн, подводя их к информационной стойке.

Каждому выдают бейджи и браслеты. Они различаются по типам: на том, что у Ральфа, написано «участник», у Шаолина Бинга — «помощник», а у Стэрна, что забавно — «волонтер». Также они получают карту помещения и схему рассадки: за каждым участником закреплен свой стол.

Все столы расставлены строго так, как и обозначено на карте, на каждом лежит распечатка с номером и именем. Сами столы огромные, надежные — видно, что организаторы не поскупились на мебель. За столом Ральфа оказывается два стула: для художника и для помощника. Стэрну, видимо, предлагается постоять — что он и делает, пока они раскладываются.

У Ральфа много всего: оригиналы картин он ставит на стол, плакаты и наклейки вешает на стойку, ценники располагает рядом с каждым видом продукции. Остается место для того, чтобы разместить материалы для рисования на заказ. Он оглядывается — у других участников поделки и рисунки занимают едва ли половину стола, да и то в пространстве между ними можно танцевать канкан, а скатерти есть всего у двоих.

Неожиданно он слышит грохот: это у одного из участников рушится стол. Ральф с опаской поглядывает на собственный, проверяет конструкцию, но та держится крепко. Сломанный стол оперативно заменяют организаторы, и все снова идет спокойно.

— Ральф может пойти посмотреть на работы других? — спрашивает Ральф у Стэрна, поскольку до открытия ярмарки остается еще полчаса.

— Нет, — отвечает тот строго. — Я не собираюсь ловить тебя по всему помещению. Садись за стол.

Ральф послушно садится. Шаолин Бинг занимает место сбоку от него и склоняется к его плечу, негромко предлагая:

— Можешь посмотреть работы, выставленные на соседних столах. Вряд ли Стэрн будет против.

Ральф отклоняется со стула, чтобы глянуть на соседей. Справа сидит художник-анималист с рисунками разных животных: енотов, крыс, хорьков… Ральфу это не очень интересно. Левый стол заметно отличается: там выставлены различные маски из папье-маше. Ральф несколько минут их разглядывает, но в итоге приходит к выводу, что ничего особого в них нет.

Оставшиеся двадцать минут до открытия Ральф убивает на компульсивное разрисовывание листа бумаги цветами и надписью «rA9». Он очень волнуется.

— Смотри, начали пускать народ, — отвлекает его Шаолин Бинг, кладя руку ему на плечо.

— Верно, — соглашается Ральф, панически улыбаясь.

— Не бойся, — помощник берет его за руку, сплетая их пальцы. — Я с тобой.

Ральфу не нравится сидеть на ярмарке. Он понимает это, как только к их столу подходит первый посетитель. Это человек. Ральф не любит людей! Нет, не любит людей, совсем не любит…

Шаолин Бинг ловит его перемену настроения:

— Сядь позади стойки, чтобы тебя не было видно, — предлагает он, кивая на конструкцию с плакатами.

Ральф пересаживается, становится немного спокойнее. Он украдкой наблюдает за посетителями, недоверчиво щуря глаза.

— WR600, успокойся, — раздается над ухом голос Стэрна, и Ральф едва не подпрыгивает. — Иначе мы отсюда уедем.

— Ральф не хочет уезжать! — жалко возражает Ральф, потому что на самом деле, возможно, он хочет. — Ральф просто боится!

— На то нет оснований. Я буду здесь, и если что-то пойдет не так, сразу вмешаюсь, — Стэрн говорит почти успокаивающе. — Я самая передовая модель, поверь, под моей защитой тебе ничего не угрожает.

— Стэрн не понимает… нет, не понимает Ральфа, — он съеживается. — Чужие никогда не мучили Стэрна!

RK900 присаживается рядом с ним на корточки:

— Здесь нет чужих, WR600, — мягко говорит он. — Здесь я и твой помощник. Нас трое. Что с нами может случиться? Ты можешь описать, чего боишься?

Ральф некоторое время молчит в замешательстве. Потом шепчет:

— Чужие могут обидеть Ральфа. Ральф не думал, что будет так много людей. Вдруг люди решат напасть?

— Пусть нападают, — Стэрн вздергивает бровь. — Я их всех нейтрализую. Я способен эффективно сражаться даже против толпы.

— Даже если будет десять человек?

— Даже так. Моя модель была создана для помощи полиции. Поверь, пока я рядом, тебе ничего не угрожает.

— Хорошо… — негромко соглашается Ральф. — Ральф постарается успокоиться.

— Простите, — отвлекает их женский голос по другую сторону стенда. — Я вижу, вы рисуете портреты. Можно заказать?

Шаолин Бинг, все это время следящий за столом, ослепительно улыбается:

— Разумеется! Что бы вы хотели?

— Можете нарисовать моего парня по фотографии?

Шаолин Бинг оборачивается к Ральфу с вопросительным выражением лица. Ральф на мгновение прикрывает глаза, а затем решительно кивает.

— Да, давайте фотографию, — отвечает Шаолин Бинг посетительнице. — Вам нужно оплатить работу, а затем подойти к стенду через пятнадцать минут за портретом.

— Ладно…

Ральф получает фотографию и садится рисовать. Сложно уловить, какое впечатление должен нести портрет человека, которого он даже не знает. Но, наверное, это хороший парень, раз девушка хочет сделать ему такой подарок. Наверное, она хочет увидеть его красивым…

Ральф погружается в рисование. К стенду подходит все больше посетителей — среди них как андроиды, так и люди — но Ральф не обращает на это внимания. Шаолин Бинг что-то там продает, кажется, плакаты, потому что пачками вытаскивает их из сумок, Стэрн зорко следит за их действиями. От всего этого Ральф абстрагируется на следующие пятнадцать минут: у него заказ. Он должен рисовать.

Заказчица приходит только через двадцать минут. К этому моменту все давно готово. Шаолин Бинг протягивает ей портрет, и та с восторгом его принимает.

— Большое спасибо! — восклицает она. — Очень красиво! У вас потрясающий стиль.

— Спасибо, — тихо отзывается Ральф из-за стойки.

Девушка переводит на него недоумевающий взгляд, улыбается:

— Так это вы художник!.. — тут она замечает его шрамы. — Ой, ваше лицо…

Ральф недобро щурится, смотря на нее. Он буквально чувствует, что сейчас ему скажут какую-нибудь гадость.

— Простите, это не мое дело, — тушуется заказчица. — Но сочувствую, что бы с вами ни произошло.

Девушка молча уходит, оставляя Ральфа пораженно глядеть ей вслед. Он вспоминает метакогнитивный тренинг, как им объясняли про инерцию мышления… он буквально ловит себя на ней, на этой инерции.

Люди не всегда бывают плохими.

Переварив эту мысль и успокоившись, Ральф осторожно пересаживается, выглядывая из-за стойки. Он смотрит на посетителей: из-за толпы возле его стенда сложно что-то разглядеть, но кажется, на мероприятии куда больше андроидов, чем людей. Ральф не знает, как живет Детройт после устроенной Маркусом революции. У него были предположения, что большинство людей покинуло город — но судя по тому, что он видит, многие все же остались.

Его картины нарасхват. Значки с Маркусом заканчиваются за первый час, хотя их отпечатали сто пятьдесят штук. Значки с Норт отстают ненамного. Плакаты и наклейки тоже разбирают, но чуть медленнее. У соседних столов все идет далеко не так гладко.

— Ваш стенд тут единственный, где можно посмотреть что-то стоящее, — отзывается один из покупателей.

Ральф рисует почти без остановки. На портреты собирается очередь, и Шаолину Бингу приходится отказывать заказчикам, чтобы Ральф успевал рисовать. Некоторые просят автограф у Ральфа — и тот, поначалу робея, все чаще пишет свое имя.

Спустя четыре часа их стол почти пуст — остается несколько наборов наклеек, пара оригиналов да плакаты с Норт и Маркусом, которых было напечатано больше всего. Народа становится меньше, и Ральф может наконец передохнуть от бесконечного рисования.

Именно этот момент выбирает парочка посетителей, чтобы подойти к их стенду. От прочих они отличаются тем, что у одного в руке микрофон, а у другого — камера.

— Ого, у вас тут плакаты с Маркусом и Норт, — взвинчено говорит тот, что с микрофоном. — А они знают, что вы наживаетесь на их изображениях? Или раз вы психически больные, то вам все можно?

Ральф секунду смотрит на него в недоумении. А потом перед глазами словно появляется пелена…

— У тебя диод красный, — слышит он голос Шаолина Бинга.

Под руку попадает карандаш. Ральф почти замахивается, чтобы воткнуть его репортеру в глаз, но Стэрн еще в начале движения перехватывает его за запястье.

— Пожалуйста, уйдите, — ледяным голосом просит RK900. — Вы нервируете моих пациентов.

— О том, что их будут нервировать, надо было думать раньше, когда выставляли это на продажу!

Ральф ударяет кулаком по столу:

— Вы не смеете обвинять Ральфа! Ральф ничего плохого не сделал!

— Успокойся, — Шаолин Бинг обнимает его за плечи, мягко поглаживая. Затем обращается к репортерам: — У нас есть персональное разрешение от Маркуса и Норт. Мы хорошие друзья. Хотите — спросите их, как они к этому относятся.

Тот, что с камерой, перехватывает товарища за локоть:

— Пойдем отсюда…

— Обязательно об этом спрошу, — невнятно бормочет тот, позволяя увести себя.

Стэрн тихо хмыкает.

— Уходим? — интересуется он у Шаолина Бинга и Ральфа. — Все равно посетителей почти нет. Я могу вызвать такси до Интерната.

Ральф смотрит на него удивленно: он ожидал, что Стэрн отругает его за вспышку гнева и силой заставит уйти, чтобы потом с чистой совестью сдать в последнюю палату. Вместо этого Стэрн притворяется, что ничего не было.

— Уйдем, когда продадим все, — упрямо отвечает Шаолин Бинг.

— Как хотите, — Стэрн пожимает плечами.

Ральф в непонимании переводит взгляд с одного на другого, но решает не уточнять, что это сейчас такое было — вдруг нарвется?

В итоге они сидят до закрытия ярмарки: даже продав все, они продолжают получать заказы на портреты, и всякий раз, когда уже собираются уйти, появляется новый покупатель.

— Надо было печатать больше, — вздыхает помощник, уставший говорить посетителям, что продукция закончилась.

— Вы же не знали, — мягко замечает Стэрн. — Что ж, нам пора. Скоро прибудет автобус. Это был отличный день, господа. Я вами горжусь.

Ральф и Шаолин Бинг шокировано переглядываются.

После того, как они собирают сумки, Стэрн вызывается помочь донести их до автобуса.

*

Прошедшая ярмарка влияет на их отношения с куратором самым положительным образом: Стэрн теперь часто устраивает им прогулки вне Интерната. Разумеется, под собственным бдительным надзором.

Ральфу нравится гулять. Чаще всего они ходят в парк неподалеку, где Ральф скрупулезно рассматривает растения, чтобы потом отразить их — искаженно и стилизованно — в своих картинах.

Поскольку теперь у них есть деньги, Ральф может позволить себе купить более продвинутые материалы для рисования. Акварельные краски и карандаши, темперу, кисти, большие холсты… все это занимает его настолько, что он практически перестает реагировать на окружающий мир. И, следовательно, нервничать. Чего нельзя сказать о Шаолине Бинге. Тот все так же мрачен и подавлен. Когда Ральф получает доступ к его логам, ему начинает казаться, будто стены давят на плечи. Мир видится иллюзорным, мрачным, все санитары и врачи на одно лицо, любые действия бессмысленны и ни к чему не ведут. Только Ральф ярким пятном выделяется среди этих ощущений. Иногда ему кажется, что если бы не его общество, сосед давно покончил бы с собой.

Это ужасное чувство. Липкое, мерзкое… оно расползается в груди и никогда не уходит до конца. Ральф то пытается отстраниться от Шаолина Бинга, чтобы не освежать впечатления, то, наоборот, подолгу сидит, взяв того за руку — боится, что без него тот сделает что-нибудь страшное. Это происходит регулярно, и даже отражается в работах Ральфа — те становятся менее насыщенными, стилизованные силуэты грубеют и обретают резкие углы.

На одном из занятий творческой мастерской это подмечает Норт. Ральф сперва лжет, что не понимает, о чем та говорит, но девушка устраивает ему настоящий допрос — и в итоге он сдается, рассказывает, как чувствует себя в Интернате Шаолин Бинг, как тому плохо. Почти невыносимо…

Норт берет его за руку.

«Я могу помочь», — передает она. — «Могу организовать вам побег».

Ральф испуганно отдергивает кисть, озирается — но, конечно, их никто не слышит. Все заняты делом и никакого внимания на них не обращают.

Поколебавшись, он восстанавливает тактильный контакт.

«Как?» — спрашивает он. — «И где мы будем скрываться?»

«Вам не придется скрываться», — Норт самодовольно улыбается. — «Мне вернули доступ к запасным телам андроидов. Мы можем перезаписать ваши сознания в них. Например, в RK900, их много. Никто не догадается, что это вы».

Ральф ошарашенно моргает, нервно подрагивает. Это неожиданное предложение. Ему нужно все тщательно обдумать.

Шаолин Бинг точно захочет выбраться из Интерната. Но вот насчет себя Ральф не уверен. Это открытый мир с кучей опасностей… к тому же, ему придется скрывать свою личность. Он больше не сможет рисовать свои картины и расписываться, как «Ральф», когда попросят автограф.

«Ты говоришь, тебе вернули доступ к телам…» — тянет Ральф, когда пауза затягивается до неприличия. — «А почему забирали?»

«О, это ерунда. Просто стерла данные для восстановления сознания андроида, возмущавшегося против Маркуса, а затем выстрелила в него. Потому меня и упекли в Интернат».

Ральф крупно вздрагивает. Такого о Норт он даже предположить не мог. Доверие по отношению к ней как-то резко уменьшается.

«Ральфу надо посоветоваться с Шаолином Бингом», — передает в итоге он. — «Это сложное решение. Ральф не может принять его в одиночку».

«Думайте», — пожимает плечами Норт, разрывая контакт, и произносит уже вслух: — Завтра я опять буду здесь.

*

Разговор не клеится. Шаолин Бинг его не понимает.

— То есть как, ты не хочешь отсюда уходить? — сосед возмущенно тычет пальцем Ральфу в грудь. — Это же свобода! Нам невероятно повезло, что Норт такое предложила, как можно усомниться хоть на секунду? Как будто rA9 благоволит нам, неужели ты не понимаешь?

— Ральф понимает, — он обхватывает себя руками и начинает раскачиваться на месте. — Просто Ральф не хочет скрывать свою личность. Ральф хочет продолжать рисовать… все знают, что Ральф рисует. Если Ральф будет рисовать в новом теле, его легко вычислят.

— И ради рисования ты готов отказаться от свободы?!

— Ральф не будет свободен, если не будет рисовать, нет! Совсем не будет свободен. Ральф хочет делать то, что ему нравится. Ральф не хочет потерять свое единственное увлечение. Кем будет Ральф без рисования? Ральф будет совсем не Ральфом, нет, точно не Ральфом…

— Ты можешь продолжить рисовать, кто тебе мешает? Только никому не будешь показывать.

— Если никому не показывать, то зачем рисовать?! — Ральф срывается на истерические нотки. — Что в этом хорошего? Ральф хочет показывать другим, как красив мир, Ральф не хочет быть один!

— Но ты не будешь один! Как же я, как же Норт?

— А как же все те, кто приходил к нам на ярмарке? Они любят Ральфа, любят его картины! Ральф не хочет скрываться ото всех остальных, это совсем неразумно со стороны Ральфа!

— Ральф… послушай, — Шаолин Бинг берет его за плечи, придерживая и не давая покачиваться. — Те, остальные, ничего не значат. Подумай о своем комфорте. Разве ты хочешь до скончания дней видеть рожу Стэрна? Разве тебе приятно сидеть по десять часов в четырех стенах, а потом еще двенадцать заниматься общественной работой?!

— Ральф не может! Не может уйти! Все смотрят на Ральфа, и видят пациента Интерната. Если Ральф сдастся, если Ральф не найдет законный способ выбраться из Интерната, все так и продолжат думать, что мы здесь навсегда. Другие пациенты будут думать, что даже если ты выздоровел, ты все равно не выберешься! Разве у тебя нет надежды? Разве ты совсем отчаялся?

Сосед отводит глаза.

— Ты можешь уйти, — продолжает Ральф. — Но Ральф останется. Ральф будет бороться! Ради себя и других пациентов!

— Без тебя я никуда не уйду, — шепчет Шаолин Бинг и обнимает его. — Без тебя все окончательно потеряет смысл.

Когда на следующий день Норт слышит их решительный отказ, то очень удивляется, но не настаивает.

*

Недели проходят, сливаясь в однотипную колею. Каждый день похож на предыдущий. Ральф не уверен, что смог бы сказать, сколько их уже прошло, если бы не встроенный таймер. И если бы не рисование.

Каждый день он делает что-то новое. Все стены в комнате уже заклеены принтами, пол уставлен принадлежностями для рисования, свободное место осталось только на потолке. Шаолин Бинг с каждым днем становится все мрачнее, мрачнее… Ральф чувствует, знает — сосед скоро не выдержит. Нужно срочно что-то придумать.

Он как раз пытается сгенерировать идею, когда в коридоре намечается заметное оживление. Кто-то громко орет, санитары начинают переругиваться, и Ральфа выдергивает из мыслей.

Он осторожно подходит к дверному проему — дверь всегда открыта — и выглядывает в коридор. Там трое санитаров тащат упирающегося AP700 к стойке дежурного. AP700 выглядит, как новый пациент последней палаты: невнятно выкрикивающий отдельные слова, одетый в смирительную рубашку и пытающийся лягаться во все стороны.

Так как их с Шаолином Бингом комната расположена как раз напротив дежурного, Ральф отшатывается, чтобы ненароком не попасть под раздачу. Со спины к нему подходит сосед, и Ральф крупно вздрагивает, когда чужая рука ложится на его плечо:

— Что там такое?

— Новый пациент, — отвечает Ральф. — Буйный.

AP700 сажают у стойки, дежурный начинает опрос. Ну, пытается начать. От AP700 сложно чего-то добиться, вместо него отвечают приведшие его санитары: да, внезапно стал неуправляем, покалечил шестерых андроидов, не может успокоиться…

Ральф передергивает плечами и отступает глубже в палату — ему вовсе не улыбается смотреть на окончательно спятившего собрата. Шаолин Бинг остается на месте, с интересом прислушиваясь к разговору.

Именно в этот момент AP700 удается неведомым образом разорвать смирительную рубашку и кинуться прочь от санитаров. Так как обступили его полукругом, а сзади стойка — бежит он как раз в комнату Ральфа.

Никто не успевает отреагировать, когда буйный пациент хватает механическую точилку для карандашей и раскалывает ее пополам. Одной рукой он хватает Шаолина Бинга, а другой ударяет его острым обломком. Он успевает сделать еще несколько ударов, прежде чем в палату вбегают санитары — но тогда он просто приставляет обломок к шее Шаолина Бинга.

— Назад! — кричит он во всю глотку. Механизмы едва выдерживают такую громкость, и голос искажается помехами. — Все назад! Отпустите меня, или я убью его!

Ральф, оказавшийся у них за спиной, ничего не соображает. Глаза застилает красная пелена, он перестает себя контролировать, а когда приходит в себя — о, оказывается, он бросил в напавшего тумбочку.

Санитары наконец реагируют: AP700 и Ральфа оперативно скручивают, им вскрывают грудные панели и отключают тириумные насосы.

Ральф проваливается в темноту.

*

Когда он приходит в себя, он прикован к койке. Это не его комната. Его комната меньше, и стены там другие, и все… другое. И он уж точно не замечал в ней десяток кроватей с привязанными к ним пациентами.

Он в последней палате.

*

Больше никаких кружков. И никаких прогулок. Ральфу запрещено общаться с другими. Ральфу запрещено работать. И главное — Ральфу запрещено рисовать. Все, что Ральфу разрешено: лежать и подвергаться лечению.

К концу первой недели такого режима он чувствует невыносимое отупение. С равным успехом он мог бы лишиться рук и ног: тогда тоже оставалось бы только страдать лежа. Он даже на минуту сочувствует AP700 — своему новому соседу — несмотря на то, что тот напал на Шаолина Бинга. AP700 целыми днями мычит что-то невнятное, его голос превращается в тихий шум на границе сознания, не дающий абстрагироваться.

Ральф думает о Шаолине Бинге. Что стало с его верным помощником? В последней палате его нет, значит, он хотя бы в комнате. Как он там без Ральфа? Подселили ли к нему нового соседа? И что стало с вещами Ральфа? С его работами…

Перед глазами мелькают красные уведомления, но Ральф не обращает на них внимания. Ни о чем приятном в такой обстановке он думать не может. Тем более — не может думать о рисовании. Кажется, будто, посети его голову хоть одна идея для нового рисунка — как она тут же будет запятнана атмосферой этого места. Осквернена.

Он лежит и ждет хоть какого-нибудь события. Не происходит ничего.

Он постоянно чувствует напряжение во всем теле, иногда легкую дрожь. Хотя бы лечение происходит по расписанию — он точно знает, когда ждать очередного сеанса. Но он не может встать. Не может даже пройтись. Никто ничего ему не объясняет.

Он останется здесь навсегда?

*

На второй неделе приходит Стэрн. Ничего не говоря, он снимает с Ральфа кандалы и жестом приказывает следовать за ним. Ральф послушно встает, оглядывает напоследок палату и идет.

RK900 ведет его по коридору. Они проходят стойку дежурного, и Ральф заглядывает в свою старую комнату — там только голые стены и два незнакомых андроида, сидящих на койках. Шаолина Бинга нет.

Они проходят через все отделение — все так же молча — и выходят из коридора на лестничный пролет, как если бы шли на прогулку или кружок. Стэрн спускается вниз, Ральф следует за ним. Так они доходят до первого этажа.

Стэрн открывает дверь, ведущую в другое отделение. Ральф удивленно округляет глаза. Его переводят? Почему?

Стоит двери распахнуться, как Ральф видит переминающегося с ноги на ногу Шаолина Бинга и прислонившуюся к стене Норт. Бывший сосед поднимает на него глаза, и там отражается такая безумная смесь тоски, горечи и счастья, что Ральф на секунду замирает.

В следующее мгновение Шаолин Бинг подскакивает к нему и заключает в настолько крепкие объятия, что, кажется, у Ральфа сейчас треснет корпус. Его прижимают к себе, гладят по плечам, голове, по лицу… с рук Шаолина Бинга сползает кожа, и прикосновение приносит запрос на соединение.

Ральф подтверждает его.

На него тут же наваливаются чужие воспоминания. Вот Шаолин Бинг кричит, наблюдая, как бессознательного Ральфа уносят прочь. Вот рвется в последнюю палату. Вот сидит и отупело смотрит в стену, смирившись с неизбежным. Вот разговор с Норт…

Норт.

Это она вытащила Ральфа из последней палаты! Стоило Шаолину Бингу ей пожаловаться, как Норт тут же побежала беседовать со Стэрном. Ральф видел это так, будто сам присутствовал при разговоре:

— Это была самозащита. Ральф не виноват, — говорила Норт.

— Самозащита не должна превышать допустимые пределы, — отвечал Стэрн. — Кинуть в нападающего тумбочку — такое в них точно не входит.

— Послушай, ты, — в этот момент Норт схватила RK900 за грудки. — Я предлагала парням сбежать отсюда. У них был стопроцентный шанс начать новую жизнь. Но они отказались, решили продолжить лечение. А теперь ты запихиваешь Ральфа в последнюю палату? После того, как он так тебе доверился? Скажи, Стэрн, у тебя вообще есть совесть?

Воспоминания блекнут, и Ральф возвращается в настоящий момент, к обнимающему его Шаолину Бингу. Их лица соприкасаются, позволяя улавливать текущие эмоции. Внутри у товарища бурлит такой коктейль чувств, что Ральф не рискует его разбирать.

Он просто радуется, что они снова вместе.

*

В новом отделении правила гораздо мягче. Здесь разрешено и гулять по территории больницы в отведенное время, и выходить в интернет, и хранить вещи у себя в комнате, и даже отказываться от общественных работ, если есть аргументы против этого.

Ральф тут же отказывается. Причиной в его запросе стоит «вместо этого Ральф может рисовать и зарабатывать деньги».

Он вправду может: теперь, с интернетом, он берет заказы на рисунки — портреты там всякие, кадры для презентаций, книжные иллюстрации — и выполняет их в свободное время. А времени у него полно.

Все его рабочие материалы и предыдущие картины переезжают вместе с ним: как оказалось, Шаолин Бинг наотрез отказался их отдавать. Он хороший помощник — ищет для Ральфа заказы, ведет его аккаунты в социальных сетях, привлекает аудиторию. Даже умудряется договориться со Стэрном, чтобы через него заказывать печать и продавать принты, отсылая их по почте.

Такая деятельность явно идет Шаолину Бингу на пользу: помогая Ральфу, он начинает видеть смысл во всяких простых вещах. Его логи больше не давят на сознание ощущением бессмысленности, наоборот, теперь они полнятся энтузиазмом и… любовью.

Ральф не сразу распознает это чувство — он с таким раньше никогда не сталкивался, тем более в свою сторону — а когда распознает, долго не может поверить. Но факты вещь упрямая.

Теперь они могут держаться за руки по несколько часов кряду, делясь воспоминаниями, прочитанным в интернете, мнением о заказчиках — да всем подряд. Чем больше времени проходит, тем популярнее становится творчество Ральфа, тем больше у него заказов. Так что с помощником прорва времени уходит на обсуждение новых проектов, серий иллюстраций, печатной продукции… они оба незаметно втягиваются в это, одинаково увлеченные, и в один прекрасный день вдруг оказывается, что у Ральфа огромное число фанатов и этим фанатам не нравится, что тот заперт в Интернате.

— Я написал от твоего имени пост — предложение о реорганизации Интерната, — сообщает Шаолин Бинг между делом, когда они фасуют новую партию значков с Маркусом. — Написал, что было бы хорошо, если бы он повторял человеческую систему. Чтобы тем, у кого не совсем тяжелые нарушения, выдавали социальные квартиры. Чтобы кружков и трудовых мастерских было больше, и они были со свободным посещением. Чтобы возможно было сопровождаемое проживание. Пусть даже за нами будет следить кто-то из медицинских работников, ради rA9, я согласен даже на Стэрна, все равно это будет наша собственная квартира. А там — как знать — может, дойдет до судмедэкспертизы, и нас признают вменяемыми!

— Нас признают вменяемыми? — удивляется Ральф. — Мы же оба закололи людей ножами. Думаешь, про твои двадцать восемь ударов все забудут?

— Нет, конечно, — соглашается помощник, и тут же упрямо встряхивает головой: — Но для людей в таких случаях существует реабилитация. Коррекция поведения. Если бы для нас сделали специальные программы… только когда это будет? Пока я надеюсь на одно сопровождаемое проживание.

— Было бы здорово, — осторожно кивает Ральф.

*

Следующая творческая ярмарка, которую они посещают, стихийно преобразуется в митинг за права пациентов Интерната. Ральф, к своему удивлению, обнаруживает себя в эпицентре. Шаолин Бинг выкрикивает лозунги, толпа неистовствует, а Стэрн стойко сдерживает поползновения общественности дотронуться до Ральфа или хоть как-то к нему приблизиться. В конце концов приезжает высокое начальство для переговоров.

— Мы слышим вас! — объявляет Маркус в рупор. — Мы принимаем предложение о реорганизации Интерната!..

Ральф вслушивается в его речь, с трудом различимую за гомоном толпы. Лидер девиантов, как обычно, ратует за равные права для всех и призывает население оказать ему всю возможную поддержку. Ральф хлопает в ладоши, обнимается с помощником, пока в конце концов не слышит:

— Я могу обещать, что первую социальную квартиру получит любимый всеми нами Ральф!

Толпа взрывается аплодисментами.

Шаолин Бинг берет Ральфа за руку и сплетает их пальцы, отключая кожу. В его эмоциях — чистый восторг.

«Осталось продержаться совсем немного», — передает он. — «Все будет хорошо».