Сказка о невидимых драконах (гет)

С утра драконы вылакали все молоко и улетели на юг, вслед за тучами. Старая липа, отвыкшая от таких гостей, вздыхала с облегчением под порывами ветра. С обеда зарядил мелкий дождь. Тогда позвонила внучка Эллы — Клэри. Она звонила с работы, поэтому говорила быстро, но Элле все равно было очень приятно слушать голос внучки на том конце провода. Клэри сказала, что вместе со своим женихом приедет навестить бабушку вечером. Элла раньше никогда не видела жениха внучки, и ей было очень любопытно посмотреть на него. Она улыбнулась и сказала, что приготовит особое жаркое, Клэри не дослушала и положила трубку. Печально повздыхав на гудки, Элла собралась идти в магазин. Она собрала тележку и подготовила калоши и клюку для похода по лужам. Вернулась, нагруженная пакетами, коты-стражи вились у ее ног. Она накормила котов, потом полила цветы, открыла кулинарную книгу и приступила к готовке. Пока она терла морковку и нарезала кольцами лук-порей, в голову все время лезли непрошеные мысли, и Элла скоро включила телевизор, чтобы отвлечься.

Элла достала из-под переложенных шариками от моли простыней свое лучшее платье, быстро расплела седую косу и расчесала волосы. Они были жидкими и белыми. Элла, удивляясь сама себе, смотрелась в зеркало с досадой. В зеркале отражалась сутулая, сухая старушка в бархатном платье, побитом молью.

По грязной дороге в туманных сумерках зашуршали шины, и напротив калитки остановилась черная машина, хищно поблескивающая фарами. Ей вдруг стало очень грустно, но она уговорила себя подождать с этим, влезла в рукава шубы, накинула на голову шерстяную косынку, и вышла к воротам. Коты вились у ее ног.

* * *

Клэри улыбалась бабушке с пассажирского сидения. У нее была красная помада, серьги в виде сердечек и не было зонта.

Когда она вышла из машины, дождь намочил воротник ее кашемирового пальто. Жених Клэри заглушил двигатель автомобиля, вышел из машины и подал ей руку. При взгляде на него у Эллы перехватило дыхание. Воспоминания звенели у нее в ушах, она смотрела на его лицо и узнавала каждую черту.

На нем было старомодное черное пальто, он был высоким и худощавым, немного смущенным и ослепительно молодым.

— Бабушка, это Редж, мой жених. — Редж, это моя бабушка Элла.

«Редж», эхом звучало в ушах Эллы. Он улыбнулся вежливо, но по его поведению было видно, что не узнал ее.

— Рада знакомству, — сказала Элла и пожала руку жениху своей внучки.

Окружившее их смятение разрушила Клэри, которая повела их в дом. Она лучилась счастьем и ничего не замечала.

На полинявших от времени штофных обоях в пыльной позолоченной раме висел портрет Эллы и ее мужа. Краски потемнели и выцвели от солнечных лучей, несмотря на то, что Элла заботилась о картине. Ярким пятном было розовое платье счастливой восемнадцатилетней девушки с кудрявыми каштановыми волосами и темно-зеленая военная форма ее мужа.

Редж, как вкопанный, остановился перед портретом. Он смотрел на восемнадцатилетнюю Эллу, не в силах повернуться и увидеть ее в восемьдесят. Клэри привычным взглядом скользнула по портрету и заметила интересную деталь.

— Мама всегда говорит, что я как две капли воды похожа на бабушку в молодости. О, смотри, Редж, а ты похож на дедушку Реджинальда! Если бы не эта ужасная военная стрижка и уродские усики вас можно принято за братьев! Хах, вас даже зовут одинаково! Я раньше не замечала этого! Так что можем притвориться, что это наш с тобой портрет!

— Действительно, — сказал Редж, глядя на картину. — А что случилось с дедушкой Реджинальдом? — Спросил он, глядя на Эллу. От его красноречивого взгляда прическа Эллы могла бы задымиться, но Клэри не смотрела на бабушку.

— О, я думала, мама тебе рассказывала. Она обожает травить всякие байки про старину! Ну ладно. Он был морским офицером, мобилизовался и пропал без вести в июле сорок третьего, через месяц после написания картины, — безмятежно отмахнулась Клэри — Мне повезло, что бабушка тогда уже была беременна моей мамой, иначе бы меня не было. Бабушка у меня замуж повторно так и не вышла. А все-таки очень интересно, — она подошла к портрету вплотную, почти соприкасаясь носом с щекой нарисованного Реджинальда.

Скоро они оба молчали, разделенные столешницей. Клэри кто-то позвонил по работе, поэтому она извинилась, оставила жениха и бабушку в доме, и вышла во двор.

Элла выставила вазочку с конфетами, сахарницу, чайник и три чашки с блюдцами. Потом достала жаркое и разложила по тарелкам. Редж повесил пальто на спинку стула и помог ей накрывать на стол. Они выглядели очень странной парой. В напольном старом зеркале отражалась белая макушка Эллы, застёжка старинного нефритового колье на ее шее, морщинистые руки, огромная пропасть лакированного стола, а потом чашка, висящая в пустоте, и отодвинутый пустой стул. Глядя в зеркало, Элла думала, что это какой-то странный сон перед рассветом. Но Реджинальд, который позировал с ней для свадебного портрета шестьдесят лет назад и с тех пор не постарел ни на день, сейчас сидел за столом, и задумчиво вертел в руках пустую чашку.

— Она до сих пор ничего не заметила? — Наконец, нарушила тишину Элла.

— Нет, — ответил Реджинальд, глядя в чашку, потому что избегал смотреть на седую покрытую морщинами жену.

Когда Клэри вошла, ее двадцатипятилетний жених и восьмидесятилетняя бабушка сидели друг напротив друга и держались за руки, как старые знакомые. Они повели себя как застигнутые врасплох: Редж выпустил ладонь Эллы и снова взялся за чашку, а Элла стала разглаживать складки на платье. Они оба чувствовали себя так, будто делали что-то дурное. Клэри ощутила странный магнетизм в воздухе, не поняла, что произошло в столовой старого дома ее бабушки, и обернула все в шутку:

— Секретничаете? Бабушка, неужели ты уже успела увести у меня кавалера, пока меня не было?

— Да нет, — Улыбнулась Элла, глядя на свои руки. — Я просто рассказывала Реджу, как мы с твоим дедушкой познакомились.

— Расскажи с начала. — Клэри пододвинула стул, поставила локти на стол и повернулась к Элле, приготовившись слушать, — Я очень люблю эту историю.

— Ну, хорошо,— начала Элла. Реджинальд встретил ее взгляд и еле заметно кивнул. — Думаю, я смогу открыть тебе одну семейную тайну. Нас свели невидимые драконы. Они каждый май прилетали к старой липе во дворе моего дома, пили молоко, пророчили июньские грозы, пугали соседских псов и улетали к северным горам, до следующего мая. Мы с сёстрами обожали бегать на танцы в офицерский клуб. Там было многолюдно, накурено, в воздухе стояли пары дрянного алкоголя, а с открытой танцплощадки был виден залив. Но главное — там была музыка и возможность танцевать, вырваться из скучного мирка с воскресными походами в церковь, сплетнями наших матерей в допотопных салонах красоты, куцых огородов, ржавых великов, продуктовых магазинов и скучных уроков в старшей школе для девочек. А еще там были молодые солдаты и офицеры, и у них была форма. Мне не было до этого дела — я всегда хотела просто танцевать, а вот мои подруги ходили из-за офицеров. Обычно я танцевала с разными кавалерами. Но до фривольностей никогда не доходило.

В мае накануне своего восемнадцатилетия невидимые драконы предостерегали меня от смертельной опасности и пророчили большую любовь. Я смеялась. А потом я встретила там Реджинальда. В клубах сигаретного дыма, в блеске ламп и огней залива он божественно танцевал. Я не помню его партнершу, я смотрела на его спину и движения ног. Я слушала музыку. Я влюбилась, даже не видя его лицо. Это было опрометчиво, это было безрассудно. Мне не хватило духа заговорить с ним в тот вечер. Я даже не подошла поближе, мне было ужасно стыдно, что-то внутри меня кричало об опасности и советовало немедленно уносить ноги. Ночью я лежала в своей кровати и не могла заснуть. Музыка их танца играла в моей комнате так отчетливо, как будто ее записали на пластинку и проигрыватель вращался рядом с моим ухом. Сцена танца проецировалась на потолок надо мной, как если бы я смотрела фильм. Я была удивлена тем, что моя память воспроизводила каждую деталь — от пятен на скатерти моего столика до бликов на туфлях партнерши Реджинальда. Я лежала и смотрела свои воспоминания как наяву и заметила одну интересную особенность. Напротив танцпола висело длинное зеркало, которое отражало гостей, сидящих за столиками, комнатные цветы в кадках, лампы, и, конечно танцующих. Я сидела боком к зеркалу, и поэтому отражение на протяжении всего танца прочно записалось в фильм моей памяти. Часть моего разума, советовавшая мне бежать, заметила это, в то время как я убеждала ее в том, что память записана неправильно. Дело в том, что танцор не отражался в зеркале. Партнерша Реджинальда танцевала с пустотой.

— О, черт! Я раньше не слышала этой версии! Дедушка-вампир это чертовски круто! И поэтому свадебное фото такое странное, да? Бабушка, покажи Режду то свадебное фото.

Элла встала из-за стола и принесла шкатулку. Пока она выходила, Клэри бросила Реджу красноречивый взгляд: мол, она старенькая и начинает впадать в маразм, не принимай ее истории за правду. А потом сказала Реджу шепотом:

— Обычно все идет без привлекательных молодых вампиров, а по наезженной колее с этой же преамбулой про загадочного незнакомца, и влюбленность с первого взгляда, но без зеркал и несуществующих отражений. Потом там по регламенту встречи на скамейке в парке, прогулки при луне, закатное море, обмен любимыми писателями и все в таком духе. А потом свадьба. И грустный конец. Но как пойдет сейчас, не знаю.

В шкатулке лежал засушенный цветок карликовой розы, и несколько старых черно-белых фотографий. Элла нацепила на нос очки с толстыми стеклами и после недолгого копания нашла нужную. Это была старая фотокарточка, на которой получилась одна только Элла. Румяная и смущенная, в ситцевом белом платье, восседающая на диване, где было место для двоих. Она протягивала руку с обручальным кольцом, где ее пожимала пустота.

— Я раньше думала, что это шутка, или фото сделано уже после исчезновения дедушки! — воскликнула Клэри.

— Это правда, — сказал каким-то чужим голосом глядящий в пространство Редж. Элла смотрела на него ободряюще, а Клэри вначале не придала значению реплике, а потом с непониманием уставилась на Реджа, который снова гипнотизировал чашку.

— Что? — Шепотом спросила она. — Ты-то откуда знаешь?

— Потому что это меня тогда увидела твоя бабушка в клубе для офицеров. Обо мне ее предупреждали невидимые драконы. Я не получился на этой фотографии. И там висит наш с ней портрет.

Клэри вытаращила на него глаза, а Элла молчала, беспомощно комкая в старческих руках платок.

— Это вы договорились так пошутить, когда я выходила говорить по телефону. Да? Шикарно, держите меня за дурочку и дальше. Ну, прости, Редж, звонили по работе, и я должна была ответить. Или это в отместку за тот раз, когда тебе показалось, что на меня официант как то не так посмотрел? Знаешь, мне до чертиков надоела твоя беспочвенная ревность. — В ее голосе звучала накопленная обида. — Бабушка, а ты зачем потакаешь ему?

— Клэри, — Редж говорил тихо, — Посмотри на меня. А потом в зеркало.

Клэри, закипая, оглядела его от макушки до кончиков пальцев рук, сложенных на столе, а потом глянула в зеркало. И обомлела. Там был стол, тарелка, вилка, нож, спинка стула. Даже та самая чашка. Но Реджа не было.

— Что за бред?

— Открой наши фотографии на телефоне. Раньше ты не замечала этого, потому что я не хотел тебе показывать.

Клэри, по-прежнему сердито сопя, достала мобильник из кармана, разблокировала его, открыла галерею и с накатывающим сомнением пролистала ее всю до конца. На всех их совместных фото она была одна. На каких-то кадрах в воздухе висели предметы, которые Редж во время съемки держал в руках.

— Фотошоп, — сказала она нетвердо. — А это, — указала рукой на Реджа и его исчезнувшее отражение, — фокус какой-нибудь. Или ты мне галлюциногены в чай подлил.

— Это не фотошоп, — немного оскорбленным тоном сказал Редж, указывая на свадебное фото.

— Бабушка сфотографировалась одна в память об ушедшем на войну муже. Черт, я мало помню про вампиров, вроде они светятся на солнце, как в одном идиотском фильме, и не переносят чеснока. Ты же не хочешь, чтобы я совала тебе в нос чеснок, правда, Редж? Так что заканчивай этот цирк.

Бабушка на время их перепалки исчезла куда-то, из-за стенки слышался скрип выдвигаемых ящиков комода, и вскоре появилась Элла с почерневшей от старости вилкой. Эту вилку она положила на стол перед Реджинальдом.

— Серебро, — пояснила она в ответ на удивленный взгляд внучки.

— Вначале я подержу ее в руках, вдруг и это часть плана, — Клэри схватила вилку и изучила ее со всех сторон. Она нашла даже клеймо завода и убедилась, что вилка правда из серебра, потом положила ее на место. Потом в лучших вампирских традициях оскалилась в сторону Реджа и сказала с сарказмом:

— Прошу вас!

Того необходимость касаться вилки не очень привлекала, но он, словно преодолевая омерзение, взял ее двумя пальцами, как мерзкое насекомое.

Скептицизм не сходил с лица Клэри до тех пор пока пальцы ее жениха ни задымились, и он выронил вилку.

Клэри порывалась вскочить со стула, но Элла мягко остановила ее, а Реджинальд обиженно болтал в воздухе обожжённой рукой. Клэри скинула руку бабушки, встала, аккуратно отодвинула стул, Реджинальд встал и попытался ее успокоить, но Клэри схватила вилку, как оружие.

— Не приближайся! Ты пользовался бабушкой, играл влюбленного, чтобы получить ее кровь, потом пропал на шестьдесят лет и теперь делаешь тоже самое со мной! Знаешь, кто ты после этого!?

— Не правда! Кровь я пил в последний раз еще задолго до моего знакомства с Эллой.

— Интересно, почему я тебе не верю?!

Реджинальд устало посмотрел на нее.

— Тибетские методики познания своего тела и разума творят волшебные вещи! Помнишь, ты в октябре готовила ужин и поранила руку ножом? Там же было страшно много крови, по твоей логике я должен был сорваться и загрызть тебя на месте.

— Руку поранила? Кларисса! Ты мне ничего не говорила! — Бурно отреагировала Элла, потом ее усадили обратно, и сели за стол вместе ней. Правда, Клэри вилку так и не опустила.

— А солнечный свет? И разве у таких как ты могут рождаться дети?

— Тибетские методики! А еще я ем обычную пищу и пью кофе. Как можно прожить столько лет без кофе и зеленого чая?

— А если это тоже был обман зрения?

Реджинальд демонстративно отхлебнул чай.

— А клыки?

— Показывать не буду. Это унизительно.

— Редж! — Клэри подняла вилку в боевую позицию и тот со вздохом подчинился.

После сконфуженно выпил еще чая. С длинными белыми клыками это смотрелось гротескно, но не походило на фильмы ужасов или сопливые мелодрамы, которые Клэри отчаянно презирала. После одного глотка он убрал этот ночной кошмар дантиста, но Клэри хватило.

— Ну что ж, поверить не могу, что говорю это, но, кажется, я верю тебе. По сравнению с нашей семейкой старик Эдип мирно курит в сторонке. Начнем знакомство, дорогой дедушка Реджинальд. Хех, я думала у меня дедушка Элверт со странностями, занимается разведением роз, починкой старых мотоциклов и бухает в гараже по выходным. Но все его странности меркнут по сравнению с тобой! Меня зовут Клэри. Это бабушка Элла, хотя ты ее знаешь лучше, чем я, правда? А тебя как зовут?

— Реджинальд К.

— Поведай нам историю своего рождения и… как это у вас там называется? Второго рождения? Еще сразу напрашивается вопрос — сколько тебе лет?

— Я родился в Соединенном Королевстве в отдалённом герцогстве еще при Генрихе Седьмом, который был дедом знаменитой Елизаветы I. Мой отец был обнищавшим герцогом, наш семья не появлялась при дворе задолго до моего рождения.

— Сколько. Тебе. Лет?

— Пятьсот семнадцать.

Клэри присвистнула.

— Я думала ты лет на двести моложе. Неплохо сохранился. И кстати, я что, тоже герцогиня, если твоя внучка?

— Увы, родовые грамоты пропил мой двоюродный праправнук еще до французской революции. На месте семейного замка сейчас пустырь, даже руин не осталось. Лес, в котором любил охотиться мой отец, вырубили относительно недавно, в девятнадцатом веке, а озеро с утками еще сохранилось. Только очень загажено. Хотя, оно на моем веку никогда особо чистым и не было. Не могу сказать, что наша семья процветала, но мы и не бедствовали. Папочка был справедливым, не драл с крестьян бешеные налоги, а они сами ему за это приносили овощи с огорода, приводили скот. К сожалению, отец любил выпить и умер от этого, оставив замок и крестьян на моего старшего брата. Он и посоветовал матери сплавить меня, так что мне не было и пятнадцати, как меня отослали в Лондон, учиться. Благодаря знакомствам с сынками влиятельных людей, я скоро бывал даже при дворе. Там я встретил ту, кто меня обратила. Она была из очень почитаемого рода, прожила уже не одну сотню лет и то и дело всплывала в Английской истории под видом своей очередной внучки, конечно же. Она была ярким пятном среди остальных придворных дам, и я не понимал, почему я один замечаю это. Мы разговорились, и она поведала мне свою историю. Она понимала, что это не оттолкнет меня, а, напротив, еще сильнее привяжет к ней. Мы провели одну ночь вместе, а с утра она исчезла. Через несколько часов слуги нашли меня в собственной постели с перегрызенным горлом, почти обескровленного. Дикие животные, конечно же, посчитали гвардейцы, обнаружившие тело. За два дня меня доставили домой, и там похоронили на семейном кладбище. На следующий день я очнулся и выбрался наружу. Замок опустел: сестер отдали замуж, а мать и братец к этому времени уже лежали на фамильном кладбище, по соседству со мной. Я скрывался в опустелом замке и разбирался в преимуществах моего нового положения. А потом…случилась не очень приятная история. Я забыл о своих благих побуждениях и отдался воли голода. А потом убедился, что люди бывают очень жестоки. Жертвами стали крестьянские девушки, я не очень-то скрывался, поэтому скоро в замок вломилась вооруженная вилами, факелами и кольями толпа крестьян. Они жаждали возмездия, они его получили. У них была проверенная схема против таких, как я и она сработала. Мне отрубили голову, проткнули десятком кольев, потом разрубили останки на несколько частей, окропили святой водой и похоронили на перекрестке. Мне потребовалось более двухсот пятидесяти лет, чтобы восстановиться. За это время замок успел стать руинами, моя благодетельница даже в виде собственной праправнучки успела исчезнуть в веках, а я сам стал полузабытой легендой местного городка, в который превратилась деревня вокруг замка. Потом я отправился в тибетский монастырь, учиться снова быть человеком, чтобы не повторилась история с крестьянами. Еще раз выносить отрубание головы и последующее, а потом ждать двести пятьдесят лет я точно не собирался.

Часы с мерным звуком отмечали улетевшие в небытие секунды и минуты, Элла не отрывала взгляд от Реджинальда, который с королевской невозмутимостью пил чай, а Клэри, наплевав на изумленный взгляд бабушки, курила в форточку, (Мне можно, не каждый день узнаешь, что помолвлена с собственным дедушкой), наблюдала за парящей в зеркале чашкой, и удивлялась сама себе, что уже не удивляется этому. Элла думала о Реджинальде, о чем думал Редж непонятно, возможно, вспоминал загадочную вампиршу, с которой был знаком пятьсот лет назад.

А потом Элла открыла глаза, ее щеку поливал солнечный луч. Наступило утро. Она еще немного полежала в своей постели, ей было зябко, несмотря на то, что она лежала, укутанная по плечи в клетчатый плед. Один из котов лежал в гнездышке на одеяле у нее в ногах, второй растянулся на простыни у ее левой руки. Элла закрыла глаза и вспоминала ускользающий с каждой секундой бодрствования сон. Она помнила, что во сне к ней вроде бы приехала внучка, и еще там почему-то был ее Реджинальд, и еще что-то про невидимых драконов. Невидимые драконы — это так сказочно, — думала Элла, гладя кота, слушая его мурчание, ее пересохшие губы растянула теплая улыбка. Она не видела, как невидимые драконы, как птицы, уставшие от долгого перелета, отдыхают на ветвях старой ивы и их разноцветные длинные хвосты полощутся в воздухе, а двое самых смелых даже спустились вниз, цепляясь лапками за кору, и с причмокиванием лакали молоко. Совсем как кошки.