Ночь из жизни министра (джен)

Камин сработал ровно в одиннадцать, и Кингсли не надо было смотреть на него, чтобы знать, кто с ним связывается. И дело было вовсе не в его пророческих способностях, которые во время учебы, кстати, оценивали как “выше ожидаемого”. Просто в одиннадцать вечера связаться с министром мог только один человек — тот, который уже делал это вчера в это же время, и за день до этого, и неделю назад, и месяц…

И точно так же, как и месяц назад, у Кингсли все еще не было ответа.

— Добрый вечер, профессор, — поднимая наконец голову, произнес Кингсли и попытался-таки выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки.

Последние несколько месяцев большую часть своего времени он проводил на работе — тут он ел и зачастую даже спал, трансфигурируя для этого цветок в очень неудобный диван веселенькой розово-зеленой расцветки и остро сожалея в эти моменты, что так мало внимания в своей жизни уделял подобным “бытовым” заклинаниям. Свалившаяся на него должность министра убивала в прямом и переносном смысле, и даже то, что соратники верили в его способность управлять магической Британией, мало помогало, когда ему на плечи падала очередная проблема, гарантирующая еще пару бессонных ночей, которые он проведет в бесконечных и безрезультатных попытках найти выход, ворочаясь на жестких подушках, остро пахнущих свежескошенной травой, запах которой у него теперь прочно ассоциировался с безысходностью.

— Добрый вечер, Кингсли, — МакГонагалл кивнула в ответ, насколько ей позволял сделать это камин, и привычно спросила. — Есть какие-то новости?

Новости, естественно, были, например, сегодня вечером Кингсли обнаружил, что в отделе магического транспорта выходит на работу едва ли половина числящихся сотрудников, но даже если бы выходили все — этого было бы недостаточно, чтобы обеспечить нормальную работу отдела. А еще трое авроров загремели в Мунго, пытаясь поймать кого-то из шестерок Грейбека, что было очень печально по текущим временам. А Визенгамот в очередной раз отказывался принимать необходимые законы, мотивируя это тем, что не могут собрать достаточно членов для голосования, потому что часть этих самых членов в этот самый момент сидела в камерах предварительного заключения, которых, кстати, необходимо было в ближайшее время освободить, потому что новых задержанных некуда сажать. Впрочем, учитывая количество оставшихся на ногах авроров, маловероятно, что они сумеют еще кого-то задержать.

В любом случае, это все абсолютно не интересовало МакГонагалл, вопрос которой звучал так лишь в силу привычки и полученного в детстве воспитания, но на самом деле был о другом.

— Нет, Минерва, у меня все еще нет денег на ремонт Хогвартса, — не пытаясь подбирать слова, сказал Кингсли, устало потирая глаза. — Нет, и я не знаю, когда будут.

— Но, Кингсли, нам нужны хоть какие-то средства. Хогвартс — не Нора, на чарах держаться не будет, — голос Минервы звучал обреченно. Она уже не раз говорила об этом, каждый раз пытаясь подобрать новые слова и сравнения, но суть каждый раз оставалась одинаковой. Не будет галлеонов — не будет Хогвартса.

— Ну, попросите помощи, соберите попечителей в конце-то концов, — очередная жалкая попытка спихнуть проблемы на чужие плечи, и пусть это выглядит не очень достойно, но если есть хоть малейший шанс...

— В прошлый раз, когда я просила помощи, мне пришлось краснеть перед волшебниками, которые желали лично поучаствовать в восстановлении школы. Но с тех пор, как мы разобрал камни, мне нужны не люди, а галлеоны, Кингсли, — Минерва не удержалась и под конец тирады таки поджала губы, которые за последние пару месяцев стали, кажется, еще тоньше.

— А попечители? — ни на что особо не надеясь, спросил Кингсли. Он искренне хотел, чтобы жалобные нотки в собственном голосе ему почудились.

— Где мне прикажешь их собирать? В камерах предварительного заключения? — как-то зло усмехнулась Минерва. — Или сразу в Азкабане? Может, там Флинт и Нотт будут более щедры?

Кингсли молчал. Этот ежевечерний ритуал выматывал его. Первые пару недель ему искренне было стыдно за то, что он ничем не может помочь Минерве. Это было до того, как они лишились половины и без того немногочисленных авроров. И до того, как министерство брали штурмом выпущенные из Азкабана магглорожденные, требуя денежных компенсаций. И до того, как в Мунго закончились деньги даже на самые простые зелья. И до того, как разъяренная Молли разгромила ему кабинет за то, что он разрешил Гарри и Рону помочь аврорам… Теперь же он просто устал и каждый вечер ждал конца этого разговора, чтобы сказать, что завтра с ним связываться не надо, но малодушно молчал.

— Вернись к реальности, Кингсли, все заняты решением собственных проблем. До завтра, — Минерва устало кивнула.

— Минерва… — начал было Кингсли, но замолчал, все еще не решаясь сказать, что завтра денег все так же не будет.

— Что? — она оглянулась.

— Ничего, — все же смалодушничал он. — До завтра.

Пламя опало, погружая кабинет в темноту. Кингсли спрятал лицо в ладонях. Как бы он хотел быть сейчас где угодно, только не здесь.

* * *

Сон не шел. Диван в этот раз получился не просто жесткий, а, кажется, даже колючий, словно трансфигурация мстила Кингсли за то, что он ничем не может помочь профессору МакГонагалл. Но вставать и пытаться снова у него не было сил, поэтому он просто лежал на спине и смотрел в потолок.

Было бессмысленно себя обманывать — его задели слова Минервы. Все эти несколько месяцев он пытался быть правильным министром. Честным и справедливым, пытался построить то правительство, за которое ему не было бы стыдно. Он, не пытаясь ничего выкроить, отдал большую часть имеющихся у него денег, чтобы оплатить лечение пострадавших от режима Волдеморта авроров, честно договорился с представителями магглорожденных, что компенсации они обсудят после судов над Пожирателями, он пытался вникнуть в дело каждого сотрудника, за работу при предыдущей власти получившего статус ненадежного. День за днем он тратил свои силы и свое время на людей, которым не было дела ни до кого, кроме самих себя. Вылечившиеся авроры не торопились возвращаться, оставляя грязную работу на своих менее удачливых коллег. Робардс, кажется, единственный вернувшийся в строй после Азкабана, при каждой встрече напоминал Кингсли, что им катастрофически не хватает людей, и что он вынужден работать с “продажными шавками типа этого Долиша”. Магглорожденные, несмотря на обещанные компенсации, продолжали устраивать разные акции, то просто митингуя у стен Министерства, то пугая гуляющих по Косому переулку костюмами дементоров, разогнать их было некому. А Министерство тем временем продолжало пустеть — кто-то уходил затравленный коллегами, которые всегда были на светлой стороне, кто-то не выдерживал задержек зарплат, ставшими теперь регулярными. А кто-то, в попытках убежать от неприятных воспоминаний, вообще уезжал из страны. Волшебники даже не утруждали себя подачей заявлений об увольнении, просто в какой-то момент переставали выходить на работу, и все окружающие относились к этому как к должному.

Кингсли не первый день знал о том, что происходит, но, наверное, только сейчас осознал масштаб происходящего. Прежде чем лечь спать, он прошелся по пустым темным коридорам, отмечая творящиеся вокруг запустение. Война закончилась два месяца назад, но если бы он не знал об этом, он решил бы, что она закончилась вчера, и только мирно спящий дежурный за столом, на котором проверяют палочки, всем своим видом демонстрировал, что мир давно вступил в свои права.

Стараясь его не разбудить, Кингсли поднялся на поверхность и вышел на воздух, чтобы сделать несколько глубоких вдохов, а потом вернулся назад, потому что боялся, что аппарируй он домой — завтра Министерство не досчитается еще одного сотрудника.

Вот она — обратная сторона победы.

* * *

Утро наступило непростительно быстро. Если он когда-нибудь решится написать мемуары — он завещает потомкам заканчивать войны зимой, когда длинные ночи позволяют министрам хоть как-то высыпаться.

В реальности за окном было лето, Министерство разваливалось в прямом и переносном смысле, а он рисковал стать министром магии, продержавшимся на посту самый короткий срок в истории. В реальности люди пытались, но в большинстве своем не могли жить дальше. Одним не хватало денег на лекарства, у других так и не было палочек, третьи все еще боялись выходить из домов, тем более что вид Косого переулка не сильно изменился за прошедшее с победы время, потому что у торговцев не было денег на восстановление их магазинчиков. В реальности им некуда было отправлять детей первого сентября, потому что они не могли восстановить Хогвартс.

В реальности деньги лежали в сейфах тех, кто сейчас ждал судов в камерах предварительного заключения, и Кингсли видел единственный путь до них добраться — обменять на свободу.

И, кажется, он был готов на этой пойти. Тем более камеры действительно надо было освобождать.

Минерва ответила на каминный вызов практически сразу.

— Я знаю, где найти деньги, — твердо сказал Кингсли, больше не собираясь малодушничать. — Но мне нужна твоя поддержка.

— Только если ты не будешь их делить без меня, — Минерва впервые за эти месяцы посмотрела ему прямо в глаза.

— Без тебя? Никогда.