3 секунды счастья (гет)

Поднимаюсь на последний этаж, перелезаю через ограждение и попадаю ко входу на крышу. Поднимаюсь. Она уже там. Сидит на краю крыши и слушает что-то в наушниках. Медленно подхожу и сажусь рядом так, чтобы не напугать ее.

— Привет, — говорю я.

— Привет. Откуда ты узнал, что я здесь? — спрашивает она, хотя и сама знает ответ.

— Ты всегда здесь в это время, — отвечаю я.

— Садись тогда. Что пришел?

Слегка улыбаюсь и протягиваю ей руку с черным шоколадом. Горький, её любимый. Ловлю её улыбку. Лучшая награда за мои старания. Сажусь рядом. Она раскрывает обертку и фольгу, надламывает два кусочка и дает один мне. Вкус шоколада резко вбрасывает эндорфины в мозг и становится приятно. Оглядываю взором ночной город. Тысячи маленьких огоньков, словно свечи, освещают кромешную тьму. Ветер слегка развивает её волосы. О чем она думает? Наверное о том, как прекрасно вдыхать полной грудью свежий воздух. О том, что звезды подбивают людей делать то, что давно лежит на сердце. О том, как облака скрывают это от посторонних глаз. О том, как ветер разносит крики, так, чтобы их не услышали посторонние. О том, что луна делает людей безумными и от того счастливыми.

— Принес? — спрашивает она.

— Хахаха, ты уже привыкла, что я всегда приношу их?

— А как же, ты всегда это делаешь.

Достаю из кармана куртки две сигареты с ментолом. Закуриваем. Дым гуляет по легким и струйкой выходит через губы. Легкий дурман покрывает сознание. Немного погодя она заговаривает.

— Опять легко оделся? А еще говорят, что я веду себя как ребенок. Выругала бы тебя, будь я твоей матерью.

Легко смеюсь и ничего не отвечаю. Она легко покашливает, закрывая рот рукавом и спустя мгновение продолжает.

— Видишь какой сегодня приятный вечер? Воздух такой теплый и мягкий, словно в нем можно парить, как в облаках.

И правда, сегодня очень хороший вечер, думаю я, но не успеваю что-то ответить. Мне всегда требуется некоторое время, чтобы обдумать, что ответить.

— Я сегодня ходила в церковь и в это время там шла панихида за упокоение усопших. Люди заплатили деньги за то, чтобы священники молили Бога о том, чтобы люди, которых они никогда не видели в лицо, и с которыми они не были знакомы, и которых они не любили, попали в рай. Но разве в рай можно попасть вот так, за деньги родственников или молитву священнослужителя, будь он даже патриархом? Думаю только любовь в сердце открывает перед человеком врата рая.

Она всегда рассуждала в слух на какие-то межличностные темы, об отношениях людей, о справедливости, добре и зле. Не знаю почему мне нравилось это слушать. Мне не было особо интересно, что конкретно она сказала, ведь мне было просто хорошо быть с ней и наслаждаться каждой секундой, проведенной вместе. Я наблюдал за движением её губ и устремлением взгляда. Она смотрела куда-то вдаль, возможно даже не на что-то, а в глубину чего-то. Когда она думала и говорила, она как будто бы уходила из мира сего, полностью погружаясь в свои мысли.

Я не считал себя в праве критиковать чьи-то взгляды, особенно если я их не понимаю, поэтому просто промолчал. Ей, впрочем, и не было важно, отвечу ли я что-то, она просто рассуждала вслух. Она вновь прокашлялась. Этот кашель преследует её последние три месяца, как плата за многолетнее пристрастие к табаку. Сегодня она не так весела, как обыкновенно, словно тут пролетели дементоры и высосали из неё жизнь, оставив лишь несколько капель, чтобы протянуть до утра. Вдруг она поднимается, берет меня за руку и встает у самого края. Тепло её рук вселяет в меня спокойствие и я так же становлюсь рядом. Почти шепотом, будто мурлыча, она спрашивает:

— Помнишь, как мы прыгали в детстве с пирса в море, взявшись за руки, а потом смеялись, брызгая друг в друга водой?

— Да, было круто.

— Прыгнул бы сейчас со мной? — спросила она, смеясь.

— В последний полёт? — отшучиваюсь я.

— Да, — отвечает она уже серьезнее.

— В другой раз, — заканчиваю я.

Она поворачивается ко мне и обхватывает меня. Прижимаю её крепче к себе. Чувствую её учащенное сердцебиение. Провожу рукой по ее волосам и вдыхаю их запах.

— Хорошо, что ты пришел сегодня, — сказала она, дрожа голосом, подобно тому, как отзывается скрипка на движения смычка по ней.

Приподнимаю ее голову, чтобы поцеловать её. Она немного отстраняется, но я ловлю её рот своими губами. Чувствую жар её лица и тепло дыхания. Ищу её язык своим, но нахожу кровь в её рту и прекращаю поцелуй. У нее во рту кровь. Слегка оторапеваю и не нахожу что сказать. Она понимает это и начинает говорить сама.

— Я не хотела говорить. Я была у доктора, меня обследовали и нашли запущенный рак. Мне сказали, что мне осталось не больше двух недель.

Я, опечаленный и шокированный этой новостью, не находя что сказать, молча отворачиваюсь, продолжая держать её руку. В горле стоит ком от шока. Пару минут вглядываюсь в городской пейзаж, пытаясь осмыслить все услышанное.

— Я пришла сюда, потому что хотела спрыгнуть, — тихо говорит она спустя время.

Я закрываю глаза, не желая ничего слышать. Прихожу в себя и не спеша говорю.

— Закрой глаза. Слышишь как кричат чайки? Как ветер гоняет волны и те разбиваются о берег? Как тысячи капель плескаются на песок? Чувствуешь как яркий солнечный шар плавится, нежно греет и заставляет морщиться от света?

— Да.

— Сейчас мы прыгнем и опять вынырнем, а потом ты будешь брызгать в меня водой и смеяться, хорошо?

— Хорошо.

Прыгаю, не отпуская её руки. Ветер разносит наши крики и тысячи капель крови брызгают на асфальт. Луна заходит за облака, словно завершая представление. Звезды, совершив задуманное, проходят, и наступает утро. Яркий, багровый восход смывает кровь, впитывая её в свою палитру. Танец солнца и луны продолжится еще тысячи лет.