↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Выстрел автомата прозвучал, как зов к пробуждению, но для Никанора он означал лишь, что где-то идет бой. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, ведь там, на родной Украине, остались его жена и двое маленьких деток.
«Как вы там, дорогие мои? Что с вами? А живы ли еще?» — от мысли о том, что его семья могла погибнуть, на глазах Никанора выступили слёзы. Но этих слёз не видел никто, кроме облупленных стен полуразрушенного дома, в котором расположился временный штаб артиллеристов.
Для солдат он был товарищ, старший лейтенант Никанор Тимофеевич Саенко, а там, в Петропавловке, его доченька и сынок ласково звали: «Папуля, папочка!».
Володя был старшеньким и понимал, куда идет отец. А Людочка, милая синеглазая Людочка… Помнила ли она отца, ведь еще совсем малышка?
Ход его мыслей прервал голос рядового Степы Валенцева, который опрометью вбежал в комнату.
— Товарищ старший лейтенант!
— Да… Я слушаю, — собравшись с мыслями, произнес Никанор, — Что случилось, Степан?
— С юга в нашем направлении движется батальон румынских войск.
— Какое расстояние от вражеской армии к нам?
— Разведка говорит, что примерно дня два пути. К нам на помощь уже выслали стрелковый батальон из Белоруссии. Завтра-послезавтра должен прибыть.
— Что же, давайте теперь подумаем, с какой стороны нам устраивать засаду. Посмотрим на карте. Деревня, где мы сейчас находимся, на ней не обозначена, но если рассчитать, то мы примерно здесь, — он указал на отметку на карте, — На границе с Украиной. Но не стоит так надеяться только на подмогу, надо и самим противостоять фашистам.
— Так точно, Никанор Тимофеевич. Вы правы. Нужно быть готовыми дать отпор немцам и румынам… — Степан замолчал на минуту. — Товарищ старший лейтенант, я хотел сказать… Вы же знаете, что один из наших хлопцев — ваш земляк, из Бажановки?
— Да. А что же?
— Жена прислала ему письмо. Пишет, что сёла Анастасиевку, Бажановку и Леонтиевку оккупировали румынские войска. Идет бомбежка. Возможно, они уже добрались и до Петропавловки.
Сердце Никанора защемило от боли. Ефросиния… Дети… Неужели с его семьей все-таки случилась беда? Неужели он остался один? Нет! Нет!
Он не знал, что его родные в порядке, что они живы и ждут его возвращения. Но надеялся, верил и молился, достав так надежно спрятанный от чужих глаз крестик.
В размышлениях о семье он провел всю ночь: «Что будут делать они, если погибну я? Выдержат ли? Я-то смерти не боюсь — уж и голод пережили, перетерпели. И войну переживем. Ради своих я готов и жизнь отдать. Ради них…»
Тут он вспомнил слова стихотворения, которое любил:
«Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди...»
Пролетела ночь. Она была очень длинна и черна. Все ночи были черными с того времени, как началась война. Сколько сыновей украинских, российских проглотила она своим страшным ртом, сколько невинных жизней погубила. Когда ей придет конец?
А утром прибыл белорусский батальон, и — совсем неожиданно — пошли в атаку фашисты. Почему так быстро? Но советские воины не могли напророчить точное время наступления врагов.
Началась страшная стрельба. Пули свистели над головой, и Никанор видел, как падают убитыми незнакомые солдаты, друзья, земляки, а на чёрной земле расцветают кровавые маки. Но воин шел вперед с верой в победу, с надеждой на возвращение домой.
И вдруг сильная, жгучая боль в груди. Зацепило? Но нет. Пуля ранила возле самого сердца. Видать, суждено ему умереть, так не увидев родных людей.
Теряя сознание, лейтенант Саенко слышал, как кричал раненый Степа Валенцев: «Товарищ старший лейтенант, держитесь!». А в душе звучали строчки:
«Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.…»
9 февраля 1945 года в Украину, в родное село, полетела похоронка.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|