Снежинки в волосах (гет)

Палец осторожно скользил по корешкам книг, губы беззвучно шептали названия, а между бровей пролегла задумчивая складка. Гермиона ходила между стеллажами, пытаясь найти хоть что-то, способное помочь ей найти ответ на ее вопрос: как вернуть память родителям. Она уже перечитала все, что на ее взгляд, могло быть полезно, и не нашла ничего путного, но не теряла надежды и все свое свободное время коротала в библиотеке в надежде найти хоть какую-то зацепку. Ей не хотелось вспоминать сочувствующий взгляд мадам Помфри, она верила, что сможет решить эту проблему самостоятельно.

Она настолько увлеклась, что не заметила человека, на которого натолкнулась спиной. Раздался глухой звук упавшей книги, и она тут же инстинктивно сжалась: как бы мадам Пинс не услышала. Повернувшись, она обомлела: перед ней стоял Драко Малфой, который осторожно наклонился и поднял упавшую книгу, стараясь не рассыпать приличную стопку из остальных. Гермиона растерялась и неловко пробормотала:

— Э-э-э… Извини?

Малфой, не глядя на нее, кивнул и молча ушел в дальний угол библиотеки, который хорошо просматривался с ее излюбленного места. Она некоторое время смотрела ему вслед, пытаясь проанализировать ситуацию.

Придя в себя, Гермиона обернулась к стеллажу и продолжила поиск хоть какой-нибудь книги.

* * *

Ей хотелось кричать. Прошло несколько месяцев, а она ничего не нашла. Ни одной зацепки. Ничего, что могло бы ей помочь. А только что она получила письмо от целителя из Мунго, где ей основательно, а от того куда более безжалостно, расписали, что в случае с магглами и заклинанием такой силы и продолжительности, как ее, его отмена попросту невозможна. А если все же пытаться это сделать, то в лучшем случае ее родители просто сойдут с ума и станут безвольными куклами, а в худшем — погибнут от невыносимой нагрузки на мозг.

Она ничем не могла им помочь. Не могла вернуться в их жизнь, как дочь. Она осталась сиротой при живых родителях, и ей хотелось разорвать свое сердце от отчаяния, только бы оно так не болело.

Она шла по коридорам, комкая в руках злосчастное послание, и ее глухие шаги, эхом раздающиеся в пустом замке, набатом отзывались в ее голове. Все уехали на рождественские каникулы, но она решила остаться в Хогвартсе. Ей не хотелось ехать в дом Уизли. Ей не хотелось видеть раздосадованного ее вечным просиживанием в библиотеке Рона, который решил, что он ей больше не нужен. Не хотелось видеть искривленное косой улыбкой лицо Джорджа, в глазах которого вместо былых искр веселья поселилась пустота. Не хотелось подмечать отчаянные взгляды и поджатые губы Молли при виде Джорджа. Не хотелось наблюдать за вечными подбадривающими поглаживаниями спины жены от Артура, в то время как у самого в глазах не переводилась печаль. Не хотелось слышать виноватые бормотания Гарри, если он вдруг засмеётся с Джинни не к месту. Не хотелось смотреть на Перси, который слонялся по дому как неприкаянный, не зная, как загладить свою вину. Ей не хотелось вновь входить в чужое горе, когда вдруг так резко на нее обрушилось свое. Ей просто хотелось побыть в тишине и покое там, где ей не будут сочувствовать, и где не будет сочувствовать она. Там, где ее действительно услышат и поймут: в одиночестве.

Она закуталась поплотнее в мантию, и толкнула дверь. Ей хотелось, чтобы снежный ветер вымел из ее головы все мысли, чтобы хоть немного расслабиться и ни о чем не думать.

С тихим скрипом дверь поддалась, и Гермиона ступила на частично засыпанную снегом открытую площадку на Астрономической башне. Осторожно прикрыв за собой дверь, Гермиона сделала несколько шагов вперёд, как вдруг заметила: она была здесь не одна. На самом краю между двумя выступающими каменными зубцами стоял Драко Малфой. Он стоял так близко к краю, чуть накренившись вперёд, и такой уязвимой казалась его поза, что Гермионе внезапно стало страшно. В голову пришла мысль, что она застала его в непростой момент выбора.

Внезапно испугавшись, что ее неожиданное появление может спугнуть Малфоя, и он просто оступится, срываясь в бездну, Гермиона осторожно позвала, стараясь сделать голос как можно мягче:

— Драко?

Он не вздрогнул. Очевидно, он слышал ее приход, но так и не шевельнулся, продолжая смотреть вниз в темноту.

Она сделала шаг вперёд, всматриваясь в его напряжённую спину. Гермиона не знала, что делать. Она надеялась, что сейчас в башне никого, ведь почти все разъехались на каникулы, а доступ в поздневечернее время в башню был только лишь у старост или очень одаренных студентов. Ей хотелось развернуться и уйти, но что-то удерживало, не давая отвести от Малфоя взгляда.

Он не шевелился, лишь белые волосы немного трепыхались на ветру, и Гермиона почти затаила дыхание, глядя на него. В голове она прокручивала все, что знала о нем с тех пор, как война закончилась. И, судя по всему, выходило, что знала она достаточно.

Летом было слушание, где судили всех Пожирателей смерти, которых удалось поймать, или же которые сами сдались, подобно Малфоям. Однако Люциусу это не помогло, и он был заключён в Азкабан. Но Нарцисса и Драко избежали тогда подобной участи: частично потому, что Нарцисса прикрыла Гарри, соврав Темному Лорду; частично потому, что Гарри лично настаивал на том, чтобы Малфоя-младшего не приговаривали к Азкабану, видимо, чувствуя за собой некую вину; частично потому, что Драко действительно не участвовал ни в одном задании Лорда полноценно и не причинил никому настоящего вреда, сравнимого с остальными преступлениями. Но и они не были отпущены на свободу: все оказалось сложнее. Нарциссу посадили на домашний арест, а Драко отправили вместе со всеми желающими на седьмой год переобучения в школу. Не столько потому, что ему действительно необходимо было восстановить знания, которых практически не давали им в прошлом году, сколько потому, что в Хогвартсе за ним было легче следить, чем в Малфой-мэноре. Да и так они были разлучены с Нарциссой, что почти лишало их возможности разработки и реализации каких-либо заговоров. Но и это не все. Вместе с тем, как Нарциссе Малфой было запрещено покидать свой дом, Драко запрещалось покидать территорию Хогвартса. Даже походы в Хогсмид были запрещены. И раз в неделю Драко был обязан предоставлять свою палочку директору для выявления наличия или отсутствия каких-либо подозрительных заклинаний. Иными словами, за ним устанавливался полнейший контроль со стороны Министерства и самой школы. Но помимо этого, Драко преследовали и другие проблемы. В Хогвартсе все знали, что он — отпущенный на свободу Пожиратель Смерти, а оттого отношение большинства было к нему соответствующим. Некоторые настолько перегибали палку в своей ненависти, что обвиняли Драко во всех грехах Темного Лорда, списывая на его руки смерти своих друзей и близких. Мало того, что он не мог ничем ответить, потому что фактически остался без палочки, так ещё и был совершенно один: Крэбб погиб от своего же заклинания в Выручай-комнате, Гойл не вернулся в школу, Панси лечилась в Мунго в том же отделении, где содержались родители Невилла, а больше друзей у Драко не было. Он замкнулся в себе, стал молчаливым, и с тех пор, как Гермиона столкнулась с ним между стеллажами, она заметила, что он практически не выходил из библиотеки, полноценно оккупировав тот угол.

И теперь она стала случайным свидетелем того, как Малфой стоит в зимнюю ночь на вершине Астрономической башни в одной лишь рубашке на краю обрыва. Она совсем не задумалась о том, что ему могло быть холодно, ее больше заботил его взгляд, будто бы с любовью направленный в темноту под его ногами.

Время тянулось, а они даже не сдвинулись с места. Гермиона боялась его спугнуть, но в то же время ноги будто приросли к полу, не желая уходить, оставляя его в таком состоянии. Он был явно не в лучшей форме, и Гермиона действительно переживала. Она не стала относиться к нему хоть сколько-то тепло, но былая ненависть исчезла, сменившись чем-то другим. Чем-то таким, что не было похоже на жалость, но и не давало ей полноценно его ненавидеть. За эти несколько месяцев наблюдения за ним в библиотеке, в ее душе поселилось иное чувство, которое пугало ее даже больше, чем жалость. В ней зародилось понимание.

Вдруг Драко повернулся и, словно не удивившись ее присутствию, криво улыбнулся. После чего сделал приглашающий жест рукой и, немного отодвинувшись ближе к одному из каменных зубцов, сел прямо на пол, свесив ноги в пустоту.

Гермиона замялась. Ей совершенно не хотелось сидеть рядом с ним, но чем хуже это было того, если бы она вот так сидела одна? Так хоть ее мысли не только прокручивали свои собственные проблемы, заставляя жалеть себя, а… Она махнула головой, сбрасывая ненужное. Это было действительно опасно, она могла погрязнуть в этом, а оттого решилась. Не зная, что ее ждёт, Гермиона решилась сесть рядом с человеком, которого ненавидела всю жизнь, но от которого было сейчас больше толку, чем от всех друзей вместевзятых: он ее ни в чем не обвинял и не кидал на нее сочувственные взгляды, потому что был в ещё худшем положении. Сейчас он был тем, с кем можно было помолчать рядом и понять, что в принципе, все не так уж плохо. И не давая себе шанса на передумать, Гермиона быстро подошла и опустилась рядом с Малфоем, невольно отметив, что в этом месте снега не было, и камень был теплым.

Драко поднял на нее взгляд и вроде как намеревался что-то сказать, но вдруг передумал и вновь повернул голову в сторону обрыва. И тут Гермиона поняла, на что он смотрел. Он не представлял, как делает шаг вперёд, а наблюдал за хлопьями падающего снега, который красиво завихрялся на подлёте к башне и волшебными узорами растворялся в темноте. Ей вдруг стало в разы спокойнее, и она расслабилась, случайно коснувшись бедром Драко. Он не отодвинулся, а она почему-то не убрала ногу, удивлённо осознавая: у него нога теплая. Несмотря на то, что Малфой был практически раздет, его тело сохраняло тепло, и это удивляло.

— Тебе ответили?

Гермиона недоуменно уставилась на него.

— Из Мунго, — указав на клочок бумаги у нее в руке, ответил Драко.

Она растерянно кивнула:

— Но откуда ты…

— Не только ты наблюдала за мной, Гермиона, — тихо сказал Драко. — Я услышал ваш разговор с Уизли, — он неосознанно поморщился, — где вы обсуждали твоих родителей. И узнал, в чем твоя проблема.

Гермиона ошарашенно смотрела на него, ничего не понимая. Как же… он же?..

— Мне надо было отвлечься, делать хоть что-то, чтобы не сойти с ума, — он продолжил, вдруг посмотрев Гермионе прямо в глаза. — Весь мир обернулся против меня, и мне оставалось либо это принять, либо начать его ненавидеть. Но на ненависть у меня не осталось сил, оттого я выбрал первый вариант. Я занимался, много читал…

Он вдруг замолчал, и Гермиона решила тихо ответить:

— Да, я видела.

Он снова отвернулся и чуть откинулся назад, опираясь руками в пол позади себя. Ровным, почти механическим голосом он продолжил:

— А тут ты со своими родителями. Мне подумалось, что стоит что-то в своей жизни начать менять. Я многое понял за это лето. И мне захотелось вас… поблагодарить, — казалось, ему это далось с трудом.

— Но я не понимаю.

— Вы спасли мне жизнь. Тогда в Выручай-комнате, потом убили Темного Лорда, которому я был не более, чем игрушка, а потом ещё и от Азкабана избавили. Я обязан. Хотя бы чем-то. И решил начать выплачивать долги. Заодно и от хаоса, который в моей жизни происходит, отвлечься. Я тоже пытался все это время понять, как можно снять заклинание с твоих родителей.

Гермиона смотрела на него, но не видела его лица. Лишь подбородок — его взгляд был устремлён в небо. Ветер начал немного стихать, и снежинки по все более ровной траектории опускались на башню, оседая у них в волосах. У нее не было слов. В душе что-то скреблось, но она боялась прислушиваться.

— Тебе ведь сказали, что невозможно отменить заклинание, верно?

Он даже не спрашивал. Скорее утверждал. Но все равно молчал в ожидании ее ответа.

Гермиона еле слышно прошептала: «Да». Но он услышал. Услышал и улыбнулся:

— А знаешь, в этом ведь и есть ответ на твой вопрос, как вернуть их. Я долго думал, но разобрался.

В ушах Гермионы шумело. Казалось, она слушает его через старенький маггловский телефон — так сильно искажался звук.

— Тебе не надо отменять заклинание, это действительно убьет их разум. Это даже волшебнику очень опасно, а тут лишь магглы. Они в разы хуже воспринимают магию, — в его голосе почти не появилось прежних честолюбивых ноток. — Но что тебе мешает действовать совсем иным путем?

— Но как? Я уже все перепробовала, — в ее глазах стояли слезы, но она все равно не отводила взгляда от острого подбородка. Он вдруг опустился, и ее глаза встретились с его. Он чуть прищурился, глядя на ее слезы, но не отвернулся. И она не стала. Она ждала.

— Тебе не надо трогать свое заклинание. Но ты можешь его обогнуть. Пойти обратным путем, схитрить, будто ты слизеринка. Тебе ничего не стоит по маленьким крупицам, потихоньку, через сны начать вкладывать им в головы свои воспоминания. Это не такое серьезное воздействие магии, и если делать все очень аккуратно, то вполне можно попробовать вернуть им так всю память. Да, на это уйдут годы, но что это такое по сравнению с жизнью в одиночестве? — он на секунду зажмурился, осознав, что в последней фразе дал промашку, ошибся, оголив очередной свой страх. Но Гермиона и так все поняла. Она не знала, что говорить и делать, а потому лишь осторожно положила свою ладонь на его:

— Драко…

— Не надо, Гермиона. Просто верни им память, хорошо?

Но руки он не отнял. По его лицу было видно, как ему этого не хватало. Человеческого тепла рядом и простого разговора с человеком без каких-либо обвинений или же попыток его заколдовать.

И сейчас, после всего, что ему пришлось пережить за эти полгода, ему было без разницы, кто перед ним: чистокровный или же маглорожденный волшебник. Хоть сам Гарри Поттер. Лишь бы хоть немного коснуться социума. Одиночество в толпе ранит сильнее, чем когда нет вокруг вообще никого. И теперь Драко понял, как сильно ему было ранее важно всеобщее внимание, любовь Пэнси и просто иногда общение с не блещущими умом Крэббом и Гойлом. Потому его рука даже не дрогнула под маленькой нежной ладошкой.

Гермиона молчала, и он вновь отвернулся, уставившись в небо, ловя лицом медленно опускающиеся предрождественские снежинки. Он впитывал в себя тепло ее бедра, что так и касалось его, и руки, что немного подрагивала на его длинных пальцах. Старался поярче запомнить этот момент, понимая: не скоро ему ещё придется делить с кем-то общение, даже если оно будет таким же странным и однобоким, как этот разговор с Гермионой Грейнджер.

Вдруг пальцы на его руке чуть скребнули ногтями кожу, и слабый голос произнес:

— Драко, а у тебя какие планы на Рождество?

Он резко сел, уставившись в ее глаза, пытаясь найти в них причину такого вопроса. И он почти нашел ее, но не знал, стоит ли рисковать. Потому лишь пожал плечами.

Из ее губ донёсся словно бы разочарованный выдох, и он, вновь откинувшись назад, произнес, понимая, что сейчас это нужно им обоим. Просто для того, чтобы чувствовать себя чуть увереннее.

— А ты знала, что у тебя снежная шапка на голове?