Плакса (джен)

Его разбудил плач.

Домка дёрнулся, вскочил с кровати и прислушался, но всё вновь стихло — плач прекратился, словно его и не было. Домовой потянулся, зевнул и, хорошенько взбив подушку, улёгся опять и начал потихоньку засыпать...

* * *

Гостиница, в которой он остановился переночевать во время своей очередной поездки по поручению Олега Ивановича оказалась вполне ничего себе, уютная, из так называемых "домашних" — хозяева (семейная пара) пожилые, причём муж и жена очень похожи друг на друга, что бывает, если супруги прожили полжизни вместе, комнаты очень миленькие — кружевные салфеточки на столике, фотографии кошечек и бабочек в круглых рамках, ажурные занавески, вязаные коврики... Домке предоставленная в его распоряжение комната понравилась сразу — и мягкой кроватью, и тёплым светом, струящимся сквозь золотистые шторы... да вообще самой атмосферой домашнего уюта. Так, наверное, можно было бы чувствовать себя в доме старенькой леди старой доброй викторианской Англии. Ну, вот хотя бы взять мисс Марпл... Кстати, сама хозяйка была очень на неё похожа. Смотрели сериал "Мисс Марпл" с милейшей Джоан Хиксон в главной роли? Ну, так вот — почти полная копия. А муж — ну просто вылитый Эркюль Пуаро из одноимённого сериала с неподражаемым Дэвидом Суше. Скажете, как такие разные внешности могут быть похожи? А повадка, а жесты, а мимика? Они-то и играют главную роль в похожести людей и не всегда надо точно маскироваться под кого-либо...

...Обедать и ужинать домовой не стал, так как не питался человеческой пищей и этим несказанно огорчил хозяйку гостиницы, пекшей, по её словам, изумительные пироги и пирожные. Пришлось сослаться на строжайшую диету, показать справку от врача (липовую, конечно) и успокоить милую даму тем, что обязательно возьмёт с собой десяточек её восхитительных пирожных и угостит ими свою девушку. Даже двух девушек, мысленно добавил Домка, которые отличаются от остальных почти рубенсовскими формами, любовью к сладкому и совсем несладкими характерами.

Вечером он улёгся спать. И уснул. И проснулся от детского горького плача навзрыд...

Но сейчас царила тишина. Скорее всего, это ему действительно почудилось и пора бы... Но тут снова раздался детский плач: со всхлипываниями, с жалобным поскуливанием, тяжкими заливистыми вздохами. Плакала, по-видимому, девочка... только вот что маленькому ребёнку делать в такой час на улице? Может, её родители алкаши и выгнали маленькую дочь? Или же безответственные мама с папой, плюнув на родительские обязанности, умотали на какую-нибудь гулянку, а дочка проснулась в доме одна, перепугалась и побежала искать их? В любом случае хоть кто-то из взрослых должен был выйти на улицу, услышав детский плач и успокоить ребёнка... Вот хотя бы соседи! Но, по-видимому, никому и дела не было до чужого малыша, и ребёнок всё плакал и плакал, буквально выматывая своим плачем душу, хотя у домовых, как считается, нет бессмертной души, зато в наличии бессмертие. Относительное, конечно.

Послушав ещё с полчаса плач, Домка не выдержал, вскочил с кровати, подошёл к двери, открыл её и почти сразу же столкнулся с хозяйкой, неслышно ступающей по коридору.

— Не спится, молодой человек? — ласково спросила она. — Наверное, есть хотите? А я ведь говорила вам, что спать на голодный желудок не рекомендуется никому, даже людям, находящимся на строгой диете! Если хотите, у меня осталось несколько кусочков чудесного пирога...

— Нет, спасибо! — поблагодарил тот добрую старушку. — Я вовсе не из-за этого проснулся. Скажите, а вы сейчас ничего такого не слышали? Очень похожего на детский плач?

На мгновение старушка нахмурилась, но почти сразу же её лицо прояснилось.

— Ах, это? — воскликнула она. — Нет, молодой человек, это плачет вовсе не ребёнок, а... птица! Видели возле нашей гостиницы большое дерево? Вот на нём она и живёт, а иногда ночью кричит ну совсем как ребёнок. Мы тоже поначалу пугались, а потом привыкли... Идите спать и не думайте ни о чём!

Что ж, птица так птица, подумал домовой, снова укладываясь спать. Может, всё именно так, как сказала хозяйка, а может, и нет...

Плач вскоре стих. Да, наверное, это и в самом деле какая-нибудь ночная птица, уже засыпая, решил он. Вот как сова, например... или сплюшка... или... или ещё... кто-нибудь... А какая, впрочем, разница?

...Проснулся Домка от солнечного зайчика, что настойчиво лез ему прямо в нос, заставляя чихнуть и... негромких, встревоженных голосов за дверью.

"Кому-то плохо, — решил он, вскакивая и торопливо одеваясь. — Сердце прихватило или ещё что. Могло даже так случиться, что какой-нибудь постоялец упал ночью с лестницы, когда шёл в туалет... Да мало ли что может произойти с обычным человеком?"

В дверь вежливо и тихо постучали.

— Молодой человек! — послышался голос хозяйки. — Вы проснулись? Можно войти?

— Да-да, пожалуйста! — ответил Домка, лихорадочно гадая, что же могло привести "мисс Марпл" к нему в такую рань. Не вежливый же интерес к его сну?

— Доброго утра! — улыбаясь, сказала хозяйка. — Как прошла ночь? Больше никто не будил?

Вроде бы всё как обычно — и улыбка, и поведение, вот только руки выдавали терзавшее её волнение: судорожно стискивали пальцы, потирали ладони, похрустывали суставами...

— Что случилось? Кто-нибудь умер? — прямо спросил домовой. "Мисс Марпл" широко раскрыла глаза и, судорожно сглотнув, кивнула.

— Не знаю, что могло с ним случиться... — пролепетала она. — Еда тут вовсе ни при чём, клянусь! Может быть, у него было больное сердце?

— Всё возможно ... "Скорую" и полицию вызвали?

— Разумеется, я не хочу неприятностей с законом. И знаете, я даже испугалась... У него было такое лицо!

— У кого?

— У Алексея Сергеевича. Ну, того, кто умер ночью!

А вот это было уже интересно. Человек умер ночью, возможно, от сердечного приступа. Конечно, лицо его может быть искажено приступом боли... но неужели до такой степени, чтобы испугать повидавшую жизнь женщину?

— В его комнате сейчас есть кто-нибудь посторонний? — спросил Домка. — Я бы хотел посмотреть на тело.

— А он... — хозяйка замялась. — А его в комнате и нет. Он умер на улице, на ступеньках дома. Вот я и хотела попросить вас, молодой человек, перенести его в его бывшую комнату... а то постояльцы пугаются.

— Не думаю, что это понравится полиции! Лучше оставить всё как есть... но я пойду, посторожу его, а то мало ли что...

Обрадованная хозяйка поблагодарила его и убежала на кухню — готовить завтрак, а Домка спустился вниз, захватив с собой покрывало, чтобы прикрыть умершего.

...Труп действительно находился на крыльце, только не лежал, а сидел, бессильно привалившись к стене. Прижатые к груди руки со сжатыми в кулаки пальцами, склонённая голова... а лицо и в самом деле было страшным. Нет, на нём не было ни ужасающих гримас, ни жутко разинутого рта как в американском ужастике "Звонок", а вот смертельная тоска, душевная боль, тяжёлое отчаяние отпечатались на уже немолодом лице как на фотографии, и это было действительно ужасно... Вдали завыла "скорая", к ней тут же присоединилась полицейская сирена... Полицейские выгрузились, позволили медикам забрать тело и тут же приступили к опросу постояльцев, но безрезультатно. Никто, разумеется, ничего не видел и не слышал, так как по ночам порядочные люди спят, а не шляются невесть где и не подглядывают за кем попало. Так и не добившись ничего путного, полицейские переписали паспортные данные постояльцев и уехали, а сами постояльцы начали потихоньку разъезжаться, страшно огорчая этим хозяйку гостиницы, которая была совершенно уверена, что теперь её маленькому бизнесу придёт конец. Она металась от одного постояльца к другому, обещая снизить плату и наготовить ещё больше вкусностей, но те, напуганные внезапной смертью и ещё больше — полицией, были непреклонны и вскоре из десяти человек остался один Домка, да и то больше из сочувствия к "мисс Марпл". Ну, и ещё потому, что ему очень хотелось узнать, отчего же умер тот мужик и что за "птица" плакала так горько ночью. Может, это баньши? Нет, это точно не она... Баньши является всем взрослой или даже пожилой женщиной, пронзительно вопит, предрекая скорую смерть, а тут явно плакал маленький ребёнок. Не сходи с ума, одёрнул себя домовой, откуда здесь взяться баньши? Был, правда, в своё время в их городке случай, когда трое друзей приволокли с собой проклятый клад и тот притянул за собой баньши, которая убила их всех... Но потом-то она ушла обратно! Так что тут явно что-то другое.

Хозяйка гостиницы, которую, кстати, звали Валентина Андреевна, страшно обрадовалась тому, что хоть один постоялец не бросил её, как она выразилась, на произвол судьбы, и поэтому окружила Домку такой заботой, что не было слов — и подушки ему принесла самые лучшие, и покрывало дала пушистое и мягкое и пообещала готовить ему всё, что он ни пожелает. Предложила даже поменять комнату, если ему мешает солнечный свет, но тот отказался наотрез — и потому, что очень любил солнце, и потому, что неподалёку росло большое раскидистое дерево, на котором, по словам хозяйки, и жила та самая загадочная птица, чьё пение было так подозрительно похоже на детский плач.

...День прошёл быстро. Солнце медленно скрылось за горизонтом, один за другим погасив свои лучи, и Домка притаился за окном, ожидая, когда же раздастся плач. Постепенно становилось всё темнее и темнее... На небе бледно засиял тоненький серпик месяца в окружении редких звёзд... и тут же заплакал ребёнок — тоненько, жалобно, выматывая душу. Домовой вскочил, распахнул окно, сиганул через подоконник и, мягко приземлившись, подбежал к дереву, где должна была жить загадочная птица.

Плач тут же, как по волшебству, стих. Видимо, птицу напугал внезапно появившийся человек и она смолкла. Домка медленно обошёл дерево, пристально вглядываясь в крону... Никого. Вздохнув, он развернулся, чтобы уйти и тут же наткнулся на маленькую девочку, что внезапно появилась из-за ствола дерева.

— Привет! — ласково сказал Домка, присаживаясь на корточки и стараясь не делать резких движений, чтобы ребёнок не испугался. — Ты кто такая, малышка? Что здесь делаешь? Где твои папа с мамой?

— Они меня здесь оставили! — всхлипнула девочка и вытерла замурзанные щёчки. — За-аперли, а сами ушли! Я плачу-плачу, а они всё не идут и не идут... Дяденька, а ты их не видел?

— Нет, вроде... Маленькая, а ты здесь вчера была? Это же ты плакала ночью?

— Я-а...

— А ты видела вчера ночью здесь мужчину?

— Того, что сидел на ступеньках? — неожиданно деловито поинтересовалась малышка. -Да, видела. Я стояла тут, возле дерева и плакала, плакала... А он даже не подошёл ко мне, нехороший дядька...

— Что с ним произошло, не знаешь?

— Он схватился за бок, стал смешно хрипеть и умер! — пожала плечами девочка. — Дяденька, а ты не можешь отнести меня к моим папе и маме, а то у меня ножки болят... Пожалуйста!

Домка хотел было сказать, что ему некогда таскать всяких там малявок к папам и мамам, которым явно наплевать на своих отпрысков, но посмотрел в огромные синие умоляющие глаза девочки и... согласился. Он шагнул к малышке, по-прежнему стоявшей возле дерева, поднял её на руки, подивившись про себя, какой неожиданно лёгкой даже для него оказалась ноша, и направился к калитке. Сделав пару шагов, домовой внезапно почувствовал, как его тело словно упёрлось в тонкую, но неожиданную преграду.

— Что за...? — выругался Домка, покрепче прижал к себе девочку, неожиданно притихшую и, зажмурившись, плечом ударил невидимую стенку. И пробил.

— Куда ни поеду, обязательно вляпаюсь в какую-нибудь историю... — пробормотал он, внимательно глядя на девочку, волосы которой под светом луны обрели явственный голубой оттенок. — Признайся, малявка, ты какой-то страшный демон?

— Нет, я Даша... — робко сказала малышка, испуганно хлопая длиннющими чёрными ресницами.

— Даша? Да ты скорее уж Мальвина, чем Даша! И куда же тебя отнести, Даша-Мальвина?

— К папе и маме, — последовал лаконичный ответ.

— Это я уже понял. В какую хоть сторону идти?

— А во-он высокий дом с бревенчатой крышей! — Даша вытянулась стрункой на руках Домки, указывая, в какую сторону ему надо идти. — Там я и живу!

— Ясно... Ну что ж, пошли, только у меня к тебе одно условие — сиди и не вертись, хорошо?

Малышка серьёзно кивнула, поёрзала, устраиваясь поудобнее, и затихла, обняв спасителя за шею маленькими ручками. Домка неторопливо шёл по тёмной улице, нёс Дашу, чувствуя её тёплое дыхание у себя на шее, ощущая, как прижимается к нему хрупкое тельце... и впервые в своей жизни ясно понял, что ему никогда не стать отцом. Он, конечно, не зомби и не вампир... но и не человек!

— Мы пришли! — дёрнула его за волосы Даша. — Ты о чём задумался?

— А? Что? Извини... — Домка ласково потрепал малышку по кудрявой головке и бережно опустил её на землю. — Это и есть твой дом?

— Ну да. Нравится?

— Окна тёмные... Наверное, твои родители спят давно и забыли про тебя. Может, постучать?

— Не-а, не надо! Я их сама разбужу... До свидания... Нет, прощай, дяденька домовой!

— Прощай... — Домка вздохнул, провожая взглядом маленькую фигурку, легко взбежавшую по ступенькам, и вдруг сказал. — Если что, приходи ко мне... Хорошо, Даша?

— Хорошо! — отозвался тоненький голосок, и Даша пропала за неслышно закрывшейся дверью. Домовой постоял, подождал немного — не случится ли чего? — и, так и ничего не дождавшись, медленно побрёл обратно в гостиницу.

И уже у самого крыльца вспомнил, что ни разу не сказал Даше, кто он на самом деле...

* * *

Хозяйка хлопотала вокруг единственного своего постояльца как курица над цыплёнком — предлагала выстирать ему рубашку, хотела связать свитер (в итоге связала только шарф, но очень красивый) и, естественно, поделилась последними новостями, касавшимися непосредственно покойного Павла Николаевича — ну, того самого, которого нашли мёртвым на ступеньках крыльца.

— У него с сердцем стало плохо, — рассказывала Валентина Андреевна, обнаружив в лице Домки очень внимательного слушателя. — Человек он был немолодой, а за здоровьем явно не следил, хоть не пил и не курил...

— Тогда почему же у него было такое лицо?

— Испугался, наверное, когда сердце прихватило! — пожала плечами хозяйка. — И, кстати, человек он был какой-то... скользкий. Он мне с самого начала не понравился, да и в полиции по документам выяснили, что он состоял в какой-то секте.

— Секте?

— Что-то вроде "Свидетелей Иеговы", ну или что-то в том же роде. Не люблю всяких сектантов! Знаете, Данила, я считаю так — вера она и есть вера, будь хоть христианская, мусульманская, католическая или буддистская, а всякие там секты — это гнилые отростки, которые не несут никакого добра, а заняты только тем, чтобы дурить доверчивых простаков, посылать их на смерть и отбирать у них имущество! Но суть не в этом, а...

Тут Валентина Андреевна, оглянувшись, понизила голос, хотя никого рядом не было:

— Этот Павел Николаевич явно замешан в каких-то тёмных делишках! Его опознала одна моя соседка: оказывается, он уже не в первый раз приезжал сюда.

— Зачем и к кому?

— Ну, зачем он сюда приезжал, я не знаю, а вот к кому... Раньше этот дом, в котором теперь мы с мужем открыли гостиницу, принадлежал одной семье — очень неприятным людям. Как-то их поймали на мошенничестве, вот им и пришлось продать своё жилище, отдать большую часть денег пострадавшим, а самим купить дом поменьше и перейти туда всей семьёй, а детишек у них было шесть или семь...

— Любящие родители, значит...

— Если бы... Дети ходили в обносках, вечно голодные, по соседям побирались — кто что даст. Потом их, конечно, забрали, но и тут что-то нечисто получилось — по документам у родителей было семь детей — шесть мальчиков и одна девочка. Мальчишек-то видели постоянно, а вот девочку родители почему-то прятали. Наверное, ребёнок родился уродом, вот они и...

— Но девочку в итоге нашли?

— В том-то и дело, что нет. Трясли соседей, родителей... а толку? Соседи про этого ребёнка не знали, а родители... Так и не признались, куда девали малышку. Ну, милиция походила-походила и отстала...

— А при чём тут Павел Николаевич?

— Павел Николаевич... Он часто приезжал к этой семье (они тоже, видать, сектантами были), там собирались всякие подозрительные личности, и кончилось всё это тем, что их разогнала милиция, непутёвую семейку оштрафовали, отобрали у них детей, и они с тех пор даже не высовываются, хотя раньше гонору было больше, чем нужно! И мужик-то лодырь, другой давно бы крышу шифером покрыл, а то до сих пор деревянная и дырявая...

— Деревянная? — переспросил Домка, что-то припоминая.

— Деревянная. А дом-то хороший, высокий — нормальной семье бы такой — он бы как игрушка был!

— Валентина Андреевна, а вы сами когда-нибудь видели их дочку? — непонятно почему волнуясь, спросил домовой.

— Откуда? Я же говорю — прятали они девочку, ото всех прятали! Ну, теперь их, наверно, потрясут насчёт этого Павла Николаевича, потому что, видимо, неспроста он сюда приехал через столько лет!

Хозяйка говорила ещё что-то, но домовой её не слушал: перед глазами стояла маленькая Даша, которую он вчера собственноручно отнёс к тому самому дому, о котором ему только что рассказала Валентина Андреевна. Неужели пропавшая девочка и есть эта самая Даша? Что же, выходит, её где-то держали, но малышка сумела сбежать и вернулась к своим родителям, где её может ждать новая опасность! Она ведь такая маленькая... Постой, но ведь хозяйка говорила, что с тех пор прошло много лет!

Зазвонил телефон, прервав своим звонком и мысли Домки и болтовню хозяйки, которая, извинившись, проворно засеменила в прихожую, где и стоял телефонный аппарат "под старину". Через минуту послышался её удивлённый возглас, а вскоре Валентина Андреевна вошла обратно в гостиную, удивлённо подняв подкрашенные бровки.

— Вы представляете, Данила, их ведь тоже нашли мёртвыми! — растерянно сказала она. — Говорят, сердечный приступ. У обоих...

— У кого?

— Да у тех самых людей, про которых я вам только что рассказывала... Ну, сектантов!

— А, мужа с женой, у которых отняли детей? Сердечный приступ? Как-то странно всё это... Может, их убили?

— Не знаю, молодой человек, не знаю. Во всяком случае, их всё-таки постигла кара небесная за все те издевательства над детьми. Ладно, я пойду, схожу к соседке, она уже должна всё знать!

Валентина Андреевна уже подходила к двери, когда её настиг вопрос:

— А... в том доме больше никого не было?

— Полиция ничего такого не сказала. А что?

— Да нет, ничего... с нетерпением жду свежих новостей!

Хозяйка довольно улыбнулась, вышла за дверь, оставив Домку в тяжких раздумьях.

Куда же девалась маленькая Даша?

* * *

К вечеру посёлок буквально гудел от переизбытка свежих новостей. От вернувшейся Валентины Андреевны Домка узнал всё: и что у супругов, обнаруженных мёртвыми, были такие же страшные лица, как и у Павла Николаевича, и что в доме у них найдены стопки книг сектантского содержания, много денег (в том числе долларов и евро)... А ведь жили почти как нищие! Вот и верь после этого людям!

И ни слова про маленькую девочку, которая в прошлую ночь вошла в дом и с тех пор о ней ни слуху, ни духу...

Измаявшийся домовой не выдержал и, дождавшись полночи, крадучись вышел и направился к уже знакомому дому, который встретил его тёмными окнами и наклеенной на дверь, тускло белеющей в темноте бумажкой "Опечатано". Впрочем, когда это останавливало нежить? Заметив открытое чердачное окошко, Домка с лёгкостью взлетел на крышу, скользнул в это самое окошко и вскоре уже стоял в просторной тёмной комнате, в которой находились лишь двуспальная кровать, платяной шкаф и два стула. И всё. Больше ничего и никого. Он разочарованно оглядел убогое помещение с почерневшими отваливающимися обоями, повернулся, и хотел уже было выйти, как вдруг услышал за спиной детский голосок:

— Зачем ты пришёл сюда?

Домовой круто обернулся и увидел маленькую Дашу, которая сидела на кровати, подобрав ножки, и внимательно смотрела на него.

— Дашуля, ты здесь? Ну, и слава... всему. Где же ты пряталась, что тебя не нашли ни полицейские, ни я?

— А я и не пряталась, — спокойно сказала Даша. — Спасибо тебе, что вынес меня со двора гостиницы, сама я вот уже десять лет не могла уйти от того дерева.

Домка не поверил своим ушам. Десять лет? Сколько же тебе лет, девочка? Последний вопрос он озвучил вслух и Даша усмехнулась:

— Сам посчитай. Пять плюс десять — это будет сколько?

— Ты... вампир?

— Нет, что ты. Была бы я вампиром, разве стала столько лет торчать возле того дерева? Хотя... Я же всё это время спала там, под землёй, пока не появился ОН. Тот, кто меня убил.

— Павел Николаевич? — уже начиная кое-что понимать, спросил домовой.

— Он самый. Тебе, наверно, рассказали, что родители прятали меня ото всех, потому что считали меня демонским отродьем?

— Ну, что они тебя прятали, это я знаю. А почему демонское отродье?

— Посмотри на меня! — с горечью сказала Даша. — Разве я похожа на обычного ребёнка?

Домка внимательно посмотрел на девочку — белая, словно снег с горных вершин, кожа (белее даже, чем у него самого), пухлые голубоватые губки, большие ярко-синие глаза в обрамлении неожиданно чёрных ресниц и... великолепные волнистые голубые волосы, мерцающие, словно в них вплели серебряные нити. А он-то грешил на лунный свет!

— И что в твоей внешности плохого? — спросил домовой, с трудом отводя взгляд от удивительных волос. — По-моему, ты очень похожа на Мальвину. Что в этом ужасного?

— Это ты так считаешь, но не мои мама и папа и этот... дядя Паша. Что они только не делали, чтобы я стала выглядеть как простая девочка! Обстригали мне волосы, но они быстро росли и оставались по-прежнему голубыми, обливали и поили святой водой, запирали в подвале и держали на хлебе и воде, заставляя молиться день и ночь... А я-то ведь была обычным ребёнком! Мне было больно и страшно, я плакала и плакала, плакала и плакала... Дяде Коле, что приходил с дядей Пашей и читал надо мной молитвы, чтобы изгнать беса, стало плохо с сердцем, и он умер.

— И тебя обвинили в его смерти и…

— Да, — кивнула Даша. — Дядя Паша сказал, что демон во мне слишком силён и... и убил меня, а потом закопал под тем деревом, ведь дом рядом с ним раньше принадлежал моим папе с мамой...

— Так ты столько лет ждала...

— Я была слабой и напуганной и поначалу не могла выйти из могилы, только наблюдала за родителями и братьями. Видела, как уехал дядя Паша, потом родители были вынуждены продать дом и переехать в другой... Об этом мне рассказал во сне братишка и даже показал, как он выглядит. Потом в доме открыли гостиницу. Новые хозяева оказались очень хорошими людьми. Они не стали тревожить старое дерево, и я потихоньку начала выходить по ночам, но уйти в новый дом не смогла. Проклятый дядя Паша набросал что-то вокруг дерева, чтобы я не смогла выйти! И только ты смог вынести меня...

— Стоп, а почему умер дядя Паша?

— Почти год я выходила по ночам и плакала, надеясь, что хоть кто-нибудь выйдет, пожалеет бедного ребёнка... Но люди пугливы и даже то, что малыш бродит один по ночам, не могло заставить их выйти на улицу, поэтому они и придумали про ночную птицу.

— Знаю, мне Валентина Андреевна рассказывала, но я сразу не поверил, так как вполне способен отличить плач ребёнка от крика птицы.

— Валентина Андреевна... — лицо девочки осветила ласковая улыбка. — Она очень хорошая, добрая… не то что моя мама! Мне было очень плохо, а потом появился тот, кто меня убил. Уж не знаю, зачем он вообще сюда приехал и как осмелился войти в дом, где убил ребёнка! Но я ждала, и всё-таки дождалась, когда эта... тварь выйдет на улицу и показалась ему. Как же он испугался! Хотел уйти, а ноги отказались ему служить. Я немного полюбовалась его ужасом, а потом заплакала.

— И он умер?

— Не сразу. Он пробовал сопротивляться, пробовал читать молитвы, но если душа черна как смоль, то никакие молитвы не помогут

— А на следующий день пришёл я и... Ну, Дашка! А если бы при попытке отойти от дерева мы оба погибли?

— Прости... — виновато сказала девочка, так похожая на сказочную Мальвину. — Я сначала и не думала... Но ты так похож на обычного человека!

— А ты думала, что у домовых огромные когти и хвосты? — развеселился Домка. — Сказок перечитала?

— Откуда? — горько сказала Даша. — Нас этим не баловали...

Да, какие уж сказки в семье религиозных фанатиков... Дети и куска хлеба не всегда видели, не то что книг...

— Я тебя отнёс к дому твоих родителей, и ты убила их, да?

— Их убила нечистая совесть! Они рыдали, каялись, но было поздно!

Совесть их убила... Какая уж там совесть, подумал Домка, ведь до той ночи эта сладкая парочка спокойно жила и в ус не дула! Это возвращение маленькой дочери, которую они убили десять лет назад, довело их до смерти. Страх разоблачения и месть мёртвой — вот причина гибели! Но к чему разубеждать Дашу?

— И что ты теперь собираешься делать? — поинтересовался он. — Может, пойдёшь к Валентине Андреевне? Хотя... ты же не можешь ходить днём.

— Ага, чтобы она испугалась одного моего вида? Нет уж... К тому же я никогда не вырасту... Зачем ей вечный ребёнок? А днём ходить я могу, я же не вампир и не призрак!

— Что же, ты останешься одна в этом доме? Не боишься?

— А чего теперь бояться? Бомжей или жуликов? Так я теперь не человек. К тому же, стоит мне только заплакать... сам знаешь, что может произойти!

— Что ж... А не передумаешь? Валентина Андреевна многое повидала и...

Даша рассерженно топнула ножкой.

— Какой ты упрямый! — сердито сказала она. — Я не собираюсь выставлять себя на посмешище! Не хочу, чтобы люди рассматривали меня как диковинную зверушку, понял?!

Всё-таки ты совсем дитя, подумал Домка. Кого в наши дни удивишь голубыми волосами? Сейчас вон как красятся — полный спектр на шевелюре... и губы зелёные, в тон ногтям.

— Тогда прощай! — кивнул он. — Мне, к сожалению, завтра уезжать. Дела, знаешь ли... Может, когда и увидимся вновь, ведь время над нами не властно, да?

— В этом ты прав! — согласилась девочка.

* * *

На следующий день Домка попрощался с хозяйкой, очень расстроившейся из-за того, что её единственный постоялец уезжает так скоро, но всё-таки немного задержаться пришлось, так как Валентина Андреевна решила исполнить данное ею обещание — испечь свои знаменитые пирожки. И испекла, причём великое множество, так что домовой, затаскивая в автомобиль большую корзину, почувствовал себя продавцом в кондитерском магазине.

Даша провожать его не вышла, хотя он, остановив машину возле её дома, пару раз просигналил и, так и ничего не дождавшись, уехал...

...Выполнив всё, что просил Олег и купив всё, что он заказывал, Домка приехал домой и тут же рассказал ему о девочке Даше.

— Странно... — протянул экстрасенс. — В первый раз слышу о подобном существе... Вроде бы похожа на баньши, но... Нет ни капли внешнего сходства, к тому же те изначально духи, а эта была человеком. И не призрак, хотя мертва, и не вампир, хотя вытягивает из своих жертв жизненную энергию.

— Энергетический вампир?

— Вряд ли. Скорее уж дементор, как в фильмах о Гарри Поттере... Своим плачем поднимает из души человека всё то плохое, что он когда-либо совершал и ведь не всякий способен вынести это испытание: груз грехов порой бывает так велик, что сердце не выдерживает.

— Так вот как они погибли... Не выдержали, когда Плакса... Кстати, хорошее название для нового, неизвестного доселе создания!

— Не надо забывать, что она и при жизни обладала этим даром, только тогда он воздействовал не на всех. А вот почему её тело не разложилось под землёй, сказать не могу.

— Может, душа осталась и, чтобы не раствориться, стала питаться силой живых? Пусть даже и крупицами... Много ли надо ребёнку?

— Это всё всего лишь домыслы, не подтверждённые фактами. К сожалению, твоя Даша осталась в своём доме и теперь...

В дверь негромко постучали.

— О, а вот и Машка с Женькой! — усмехнулся хозяин дома. — Видать, уже как-то пронюхали о твоём возвращении... Иди уж, открывай... дамский угодник!

— Блин, я же про пирожки совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Домка. — Женька меня убьёт, если они пропадут без её разрешения... Надеюсь, с ними ничего не случилось.

Он поспешил в прихожую, распахнул дверь и застыл как вкопанный: на пороге стояла... Даша! Встрёпанная, босые ножки в пыли, платьице запачкано.

— Мне стало скучно, а ты меня приглашал в гости! — хрустальным голоском заявила она. — Можно?

— Долго жить будешь! — усмехнулся домовой, придя в себя от неожиданности, и приглашающе взмахнул рукой. — Проходи, будь как дома!

...Что уж дальше говорить? Даша-Мальвина отлично вписалась в маленький клан, осталась жить у Олега, который был покорён её голубыми кудрями и небесно-синими глазами в длиннейших чёрных ресницах. А уж Маша с Женькой... Что ни говори, а всё-таки материнский инстинкт — это великая сила! Платьица, бантики, косметика, колечки, бусики, ленточки, туфельки... Даша, несмотря на то, что по возрасту была подростком (пятнадцать лет, как ни крути!), душой и телом так и осталась пятилетней девочкой, которая в жизни своей не знала ни любви, ни ласки. Не была избалована, и поэтому встречала любой подарок радостным визгом и крепкими объятьями и поцелуями, чему подружки были только рады. Как-то раз взяли её днём с собой на аттракционы. Поначалу Дашка не хотела идти, памятуя о том, как к её внешности относились папа и мама, даже пыталась заплакать, но вовремя остановилась, не желая причинять нам вреда, но Маша и Женя её всё-таки уговорили. Конечно, были изумлённые взгляды и даже восклицания (восхищения!)... и всё!

Поняв, что никто её не считает жутким уродом и демонским отродьем, Даша осмелела и теперь сама то и дело убегает на улицу — поиграть с другими детьми... Да мало ли занятий у "пятилетнего" ребёнка?

Плакать она больше не плачет, но не позавидуешь тому извращенцу, который попытается хотя бы сделать какие-либо поползновения к её персоне или же лично к её друзьям... Для него тут же настанет большой, полный и пушистый песец!