Пепел (джен)

Он просто рассыпался в моих руках. Превратился в черный пепел. Как и все остальные. Но в этот раз все по-другому. Мое сердце рассыпалось вместе с ним. Превратилось в горстку пепла, оставляя после себя темную бездну боли. Он исчез. И от него только горстка черных хлопьев на земле, на костюме, на руках…

Его слова раздавались в ушах, словно он их повторяет снова и снова. Они проносились по бездне, ударялись об ее рваные края и приносили такую боль, что хотелось сжаться в комочек и дождаться, своей смерти…

«Простите»

Это я должен был извиняться! Но я растерялся. Запаниковал. Все вокруг в мгновение ока рассыпались на мелкие частицы. Я сначала не понял, что происходит. Танос победил? И я услышал, как он зовет меня. Сердце остановилось. Я не знал, что говорить. Держал его в своих руках и не мог успокоить. Сколько страха было в его голосе. Надежды на спасение. Но я не мог ничего сделать. Я не мог ни слова выдавить. Я сплоховал. И теперь я не смогу ничего ему сказать. Только пустоте, что осталась после него.

Он пропал. И остался только пепел. Не осталось и меня.

* * *

Я находил, чем заняться. Чинил двигатель. Искал еду. Учил играть в настольные игры Небулу. Иногда она расспрашивала меня о прошлом. И я рассказывал. Вспоминал. Иногда слова приносили острую боль в груди, но она была несравнима с бездной, которую я не затрагивал. Я ждал когда она затянется, покроется ненадежной тонкой пленкой. Но даже она не появлялась.

Мне продолжали сниться сны, где он падает мне на руки с паникой и надеждой, что я все решу, спрашивает: «Я не умру?» И я ему не отвечаю. Он отводит глаза и рассыпается. И руки пахнут сажей, землей и кровью…

Когда было особенно тошно, я садился перед маской своего костюма и записывал послания Пеппер. Я не знал, жива ли она. Я не знал, дойдут ли послания до нее. Но я записывал. Изливал душу. Иногда перед глазами представал ее образ, глаза и улыбка и на мгновение становилось легче. Но только на мгновение. Я не мог себе позволить надеяться на то, что увижу ее снова.

Я ни разу не говорил ей о нем. Включал маску. Думал, что на этот раз скажу ей, что не уберег его. Но слова застревали в горле как тогда. Я застывал и в голове снова всплывали его слова: «Простите». Я выключал запись. Выходил в капитанскую рубку. Опирался на стекло. И устремлял взгляд в Космос. Все покрывалось мутной пеленой. Но я не мог плакать. Слезы не текли. А боль не хотела отпускать. Она не хотела облегчений. Я не хотел облегчений.

Я его не уберег.

* * *

Водный поток ударился о тарелку и рассеял по комнате крупные капли.

Черт!

Зачем они пришли?! Зачем разрушили мое спокойствие?! Зачем дали намек на надежду?! Зачем пустили трещину по бетонному покрытию бездны? Я сумел найти хорошее. Сумел жить дальше. Смирился. И теперь пришли они. И дали надежду. Зачем?

Я ее не принял. Я не хотел потерять то, что у меня есть — жена и дочь. Всю мою новую жизнь. Я не хотел разрушать покрытие бездны. Снова чувствовать этот непомерный груз боли на плечах. Каждую ночь просыпаться от кошмара. Чувствовать запах пепла на руках. Видеть его во всем.

Протерев полки с посудой и стол, я заметил фотографию. Фотографию с ним. Достал ее. Пять лет прошло. Я же смирился. Но почему боль пробивается сквозь преграду? Почему я почувствовал себя предателем? Почему я снова услышал его слова? Увидел его смерть. Почувствовал этот запах. И слезы застряли в горле непослушным комом.

Я не смирился.

У меня есть дочь, и я не хочу ее потерять. Но я уже потерял сына. И разве я не должен его вернуть, если есть такая возможность? Разве я не обязан забыть про боль, что мне принесет разбитая вдребезги надежда, и попытаться осуществить их безумный план? Он не должен был извиняться. Не его имя должно было пять лет зиять на мемориальном камне. Я не смел отказываться от любой, даже безумной надежды вернуть его. Иначе я не мог.

* * *

Он появился. Резко и неожиданно. Я был занят битвой, и не видел его рядом. И он помог мне. Я не мог поверить. Это был он. Целый. И живой.

Я смотрел на него. Слышал его голос. Он говорил. Быстро. Возбуждено. Как и раньше — совершенно безрассудно, наивно и смешно. Он нисколько не изменился…

Непролитые за эти годы слезы подбежали к глазам. Совсем не к месту. Не вовремя. Я сдержал их, но не свой порыв. Я прижал его к себе. Живого! Может слишком крепко. Но мне это было надо. Почувствовать его целого. Почувствовать его запах. Запах живого человека. И сказать:

«Паучок, родной…»

Я знал, что он удивился. Я знал, что для него эти пять лет слились в одну секунду. Но я прижимал его, и бездна заполнилась. Боль ушла. И мир вернулся на свое место. Я вернул своего сына. Моя семья снова цела.

* * *

Я знал, что умру. Я видел это по глазам Стренджа. Я помнил, что щелчок сделал с Брюсом. У меня не было надежды на выживание. Я знал.

Но я так же знал, что спасу всех. Свою Землю. Свою команду. Свою семью. Я не мог больше позволить Таносу уничтожать ее. Я умру, но и он уйдет со мной.

Костюм частично впитывал силу камней, но я все равно чувствовал невыносимый разряд их энергии. Он прожигал мою руку, добирался до груди. До головы. Охватывал нервную систему. Я должен был избавить мир от Таноса. И я это сделал. Меня отбросило. По всему телу прошлась невыносимая боль. Я знал, что умираю, но я видел, что всех спас. Его войско превратилось в пепел. Танос рассыпался.

Перед глазами плыло. Я чувствовал как уходит сознание. В голове путались мысли и мутнело в глазах. Но я увидел, как он подбежал ко мне. Я видел страх в его глазах. Слышал панику в голосе. И слова снова застряли в горле. Я не мог ничего сказать. Не мог поддержать. Он снова извинился. И в горле застрял ком. Я не мог выдавить из себя слова. Я не знал, что ему сказать. Он не был виноват. Но я так и не сказал. Его заменила Пеппер. Я видел, как ей больно, но не мог ничего сделать. Я не хотел умирать. Но у меня не было выбора, как и у него тогда. Я его вернул. Я вернул свою семью. Может пробыл я с ней недолго. Но я ее сохранил. Я ее спас.

Сжимаю руку Пеппер.

— Отдохни пока, — с дрожью в голосе говорит она, прижимая ладонь к моей груди.

— Да…

Я закрываю глаза.