Время листает страницы военной хроники (джен)

— Мы никогда не умрем, — говорил Джеймс в свои шестнадцать, когда на Хогсмид напали Пожиратели.

Они бежали в замок со всех ног, плюнув на попытки бороться, а в спину летели зеленые лучи. Первый декабрьский снег успел превратиться в тонкую наледь, и рядом постоянно кто-то падал. Где-то безумно хохотала Беллатриса, а Сириус думал только о том, что вот-вот кто-то из них поскользнётся и они навсегда останутся здесь, в маленькой волшебной деревне, уставившись застывшими глазами в небо. Сириус больше никогда не боялся смерти так, как в тот день. Паника подступала, крики становились все громче, Ремус нес на руках совсем крошечную для своих лет девчонку в желтом шарфе, заставляя ее уткнуться в шею и не смотреть. Сириус сжимал руку Марлин в своей, буквально таща ее за собой.

Ворота замка были уже совсем близко, когда упал Джеймс. Сириус прикрикнул на Марлин, чтоб не вздумала останавливаться, и бросился назад. Джеймс пытался подняться, но на ослепительно-белом снегу стремительно расползалось красное пятно. Блэк уже никогда не сможет восстановить в памяти то, как они добрались до замка. Многие из них, маленькие и почти уже взрослые, парни и девушки, пуффендуйцы и гриффиндорцы, когтевранцы и слизеринцы, смогли спастись. Было много раненных, погиб только профессор Уотсон — он был магглорожденным. А Джеймс, потерявший не меньше двух пинт крови, был уверен, что они никогда не умрут.

— Мы никогда не умрем! — он поднял свой до краев наполненный Огденом бокал в их последний день в Хогвартсе.

Над замком нависла парализующая тень смерти, в каждом выпуске «Пророка» — длинные списки погибших и пропавших без вести. Они знали, что ждет их за порогом школы: Сириус и Ремус собирались снять маленькую квартирку в магловском Лондоне, Питер отправил матери письмо, что сразу же вернется домой, Лили боялась возвращаться к родителям больше, чем на пару дней, Поттера ждал пустой родительский дом, куда вскоре должна была переехать Лили. И все они уже знали, где встретятся в следующий раз — на собрании Ордена Феникса. И знали, что кого-то с ними уже может не быть. Но Джеймс смотрел на них, в его темных глазах безбашенно скакали черти, он был пьян, но так уверен и повторял:

— Мы никогда не умрем.

Сириус получил свое первое ранение спустя пару месяцев после выпуска. Лили и Доркас промывали сочащиеся гноем раны бадьяном, после Эванс не сдерживала рвущиеся наружу рыдания, и Молли Уизли напоила ее целым рядом зелий. Питера рвало. Ремус и Джеймс просидели на полу у кровати Сириуса всю ночь. Он так и не пришел в себя, ни до, ни после колдомедицинской помощи. И когда сверху раздался первый хриплый стон, Ремуса накрыла истерика. Он зажимал себе рот ладонями, еще более бледными и костлявыми, чем месяц назад. Не было слез и криков, Люпин просто раскачивался в стороны и беззвучно орал. Сказались стресс, постоянный страх и все-таки выживший Блэк. Джеймс влил Бродяге в рот обезболивающее и снова сел рядом.

— Как ты мог сомневаться, Лунатик? — он обнял его за плечи, притягивая к себе, и когда Люпин уткнулся ему в грудь, добавил. — На нем все, как на собаке. Я же говорил, мы никогда не умрем. Не на этой войне точно.

Ремус не чувствовал, как дрожали пальцы, лежавшие на его плече, и не видел блестящих под стеклами очков горячих капель, только слышал уверенность в родном голосе.

Еще через пару месяцев они все перебрались в родовое поместье Поттеров. Так было безопаснее и спокойнее. Редкими вечерами удавалось собраться всем вместе у камина в малой гостиной. Огонь в нем горел даже летом, даже в самые жаркие дни холод пробирал до костей. Марлин куталась в огромный пушистый плед так, что торчал только кончик носа, и всякий раз напомнила этим Ремусу себя на первом курсе. Лили теперь всегда ходила в толстовках Джеймса, незаметно вдыхая его запах, который они на себе хранили. Сириус все чаще согревался чем покрепче, а Ремус фыркал и литрами пил укрепляющий чай. Питер остался жить с матерью — слишком боялся жить в доме чистокровного, впустившего в свою жизнь грязнокровку. Никто не говорил об этом вслух, но все понимали, отчего он отводит глаза на очередное предложение Поттера перебраться в хорошо защищенный дом — Питер не из тех, кто создает еще больше поводов для преследования. Ремус старался не осуждать его, но волк внутри него утробно рычал, когда Питер появлялся на пороге их убежища.

Лили знала, что Джеймсу было спокойнее, когда в огромном родовом поместье он был не один, когда Бродяга громко спорил с Ремусом где-то в коридоре, а Марлин пугала домовиков на кухне очередными кулинарными подвигами. Она знала, что, когда кто-то из них был на задании, Джеймс не мог спать и склонялся по длинным темным коридорам всю ночь. У Эванс часто дрожали руки, но когда он стискивал ее пальцы своими, вопреки всему, горячими ладонями, страх отступал.

Иногда они возвращались с собраний Ордена в полной тишине. И Джеймс сам спускался в погреб, приходя оттуда со старинными бутылками огневиски. Он разливал его по стаканам, и они так же молча пили, не чокаясь и не смотря друг другу в глаза. Времена, когда Лили плакала от бессилия, прошли, и у Марлин уже давно не начинаются панические атаки, когда Дамблдор сообщает об очередных потерях в их рядах.

Они начинают привыкать к смерти, и это пугает больше, чем мысли о том, что завтра кто-то из них станет следующим. Джеймс видит, как Марлин тает на глазах, но держится ради маленькой сестренки, которую вместе с родителями она спрятала под Фиделиусом и которая пишет ей длинные письма каждый день в зачарованном парном дневнике. Он чувствует, как растет в Сириусе ненависть, и как он сдерживается, чтоб не кинуться в самое пекло — потому что здесь его ждут. Джеймс верит, что мягкие улыбки Ремуса, хоть и не часто уже появляющиеся на измученном лице, смогут удержать этих двоих от безрассудства. Теперь в их жизни для него нет места.

А еще Джеймс понимает, что его собственные редкие усмешки насквозь пропитаны фальшью. Но он не один, ему есть ради кого бороться, ради кого продолжать верить. И когда погибают братья Прюэтты, он разливает в стаканы виски и говорит:

— Но мы никогда не умрем.

Родовое гнездо Поттеров взорвали, когда хоронили Дирборна. Это было первое предупреждение. Пожирателей провел кто-то из своих, кто-то, даже единожды побывавший в доме со времен последних изменений в защитном барьере. Кто-то, кто был здесь за последние четыре месяца. Кто-то предал Орден, кто-то предал Поттера, но думать о том, что этот кто-то — близкий друг детства, было тяжело.

Стоя у обломков дома, в котором он вырос, который был его надежным оплотом, Джеймс взял Лили за руку и сказал:

— Не самый романтичный способ, но, может, уже наконец станешь моей женой?

Их свадьба была громом среди ясного неба. И будто не было войны, и за пределами праздничного шатра каждого из присутствующих не ждал страх, будто за спиной не стояли мертвые, которых не успели спасти, все те, кого они уже успели потерять. Джеймс надевал любимой на палец кольцо, а сам думал, сколько крови на его дрожащих от счастья руках. И сколько еще придется пролить, чтобы она смогла засыпать без страха и просыпаться с надеждой.

Теперь они жили вдвоем в Годриковой Впадине, спрятав дом Фиделиусом, а Ремус и Сириус нигде не задерживались дольше недели — на них тоже шла охота. И Джеймсу часто не хватало создаваемого ими шума чтоб уснуть.

В самый разгар свадебного веселья пьяный Сириус подлетел к ним с бокалом шампанского, который вырвал из рук какой-то почтенной старушки со стороны невесты и, обняв их, сказал:

— За Поттеров! И за то, чтоб мы с вами не умерли на этой ебаной войне.

Марлин убивает Мальсибер во время битвы за маггловскую деревушку на севере страны. И в тот же вечер Пожиратели находят ее семью. Джеймс видит малышку Рози рядом с телом миссис Маккиннон. Ее убили Авадой, но она буквально пропитана кровью своих родителей. Жестокость, которой не уподобляются даже звери в самые худшие времена, пришла за Маккиннонами. И привычные слова, в которые он искренне верил, застревают в горле. Ремус опускается перед телами на колени, закрывая им глаза, в которых навсегда остался дикий ужас. Где-то сдавленно рычит Сириус, и Джеймс радуется, что Лили сейчас дома. Что она не знает еще ничего.

И не представляет, как он скажет ей. Лили ждет малыша, их малыша. И маленькая жизнь в обтянутом бледной кожей животике единственное, что радует ее теперь. Она помогает Ордену — теперь она, как профессиональный колдомедик. А сегодня ей не здоровилось, и она осталась дома. Она ждала их четверых, а Джеймса не несли домой ноги. Страх приковал его к полу, на котором повсюду были липкие бурые пятна.

Ремус дергает его за руку, но смотрит куда-то сквозь бешеными черными глазами, и Джеймс берет себя в руки. Сириус сидел у стены, закрыв лицо ладонями, и не слышал зовущего его Ремуса. Лунатик дернул его наверх, и, обняв их обоих за плечи, вдруг хрипло зашептал:

— Обещайте, что не посмеете умереть… обещайте, что мы не умрем.

Беременность Лили совсем истощила ее. На последних сроках она с трудом передвигалась, таким огромным был живот по сравнению с ее хрупким телом. Джеймс был безумно благодарен Доркас, которая навещала ее так часто, как могла. Он, Сириус и Ремус неделями пропадали на заданиях, и он чувствовал себя самым ужасным человеком во вселенной. Он бежал из дома, бежал от жены и их еще не родившегося сына на войну, будто не было хуже Ада, чем в их спальне. Он просто боялся, ужасно боялся ее потерять. Он спрятал дом под Фиделиусом, окружил его сетью самых древних защитных заклинаний, но находиться рядом не мог. Лили бы увидела, поняла, почувствовала, что он больше не уверен ни в чем.

Его хватило на три месяца бесконечной работы в Ордене. Война все набирала обороты, а он уже валился с ног от недосыпа и истощения. Она простила его, милая Лили. Она бы и сама поступила так же. Они были помечены войной, за ними тянулся ее мерзкий шлейф, и меньше всего она хотела пустить войну в их новый дом. В их маленький хрупкий мир.

В день, когда в их спальне Лили родила Гарри, а Доркас вынесла ему маленький пищащий сверток, Мародеры надрались как во времена школьных вечеринок. Сириуса распирало от гордости, Ремус искренне улыбался, когда крошечная ручка сжала его палец. Питер отчего-то не пришел, и Джеймс не смог вспомнить, когда он вообще последний раз его видел.

Доркас помогала Лили с малышом в первые сутки его жизни, и покинула их дом, когда вечером следующего дня новоиспеченная мать уснула. Утром Доркас Медоуз погибла, защищаясь от напавших на нее Пожирателей. Двоих она забрала с собой.

Орденцев начали выслеживать по одному, убивать особо рьяных бойцов. А мир Джеймса и Лили свелся к их домику, маленькому Гарри и ожиданию. Чего они ждали сложно было сказать. Лили жила мыслями о том, что скоро, вот-вот и все закончится. А Джеймс…

Однажды Сириус остался у них на ночь. Ему не спалось. Он нашел Поттера на кухне, тот заснул прямо на столе, рядом с чашкой кофе, к которому так и не притронулся. И во сне он повторял: «не умрем, никогда не умрем». Блэк надеялся, что Джеймс не сойдет с ума.

* * *

Спустя тринадцать лет Ремус и Сириус стояли у могилы, положив под надписью: «Джеймс и Лили Поттеры» огромную корзину орхидей — любимых цветов Эванс. Им не нужны были слова, но каждый в повисшем молчании слышал слова Джеймса, последние, которые он им сказал. И тогда они звучали увереннее, чем в далеком семьдесят шестом.

— Мы никогда не умрем, только не мы.

Смерть пришла за ним через неделю.